1. Поездка — некоторые детали
Поездка в Англию в середине 1995 года была для нас с матушкой совершенно неожиданной, и много возникало препятствий для того, чтобы путешествие это вообще состоялось. Порой проблемы (как организационные, так и чисто бытовые) казались неразрешимыми. Но не оставляло и чувство, что если цель поездки по преимуществу духовная (а именно встреча с владыкой Антонием ставилась на главное место), то надеемся, что есть “на то и Божья воля”, а тогда и преграды будут преодолены. Для краткого примера, чтобы не отвлекать читателя от самого предмета рассказа, приведу историю с переездом из Калининграда в Варшаву, — в Варшаву просто потому, что билеты на самолёт до Лондона из пределов литовских, где я тогда служил, были приобретены заранее именно из польской столицы. И вот нас с матушкой, тоже по причинам формального характера (пересечение границы и т. п.) на автомобиле доносят на огромной скорости до Калининграда, и остаётся каких-нибудь 30 минут до отправления автобуса на Варшаву — таким образом, единственный шанс успеть на самолёт ещё есть. Шанс есть, а билетов в кассе нет. И лишнего не попросишь. Есть, правда, два забронированных последних места, и, “когда на то Божья воля”, выкупать их никто не приходит, и они достаются нам. Должен сказать, что по виду это самое неяркое чудо, сопутствовавшее нам тогда во всём этом памятном и дорогом сердцу путешествии. О более же ярком считаю нужным здесь умолчать — опять же, чтобы не отвлекаться.
2. Первая встреча на лекции
Прилетаем в Лондон, квартируемся, узнаём расписание в православном соборе… Заходим в собор Успения Божией Матери и Всех Святых в самом центре Лондона, в районе Найтс-бридж. Без одной минуты пять Владыка вышел проводить лекцию на английском языке — можно сказать, с английской же пунктуальностью (назначена лекция была на пять часов). Эта по видимости ничтожная деталь часто мне вспоминается: миссионер и с англосаксами должен быть как англосакс. Мы бы, наверное, не огорчились при каком-нибудь десятиминутном опоздании, а они огорчились бы. Потому надо сделать всё со своей стороны, чтобы мелочи нас не разделяли… По окончании лекции мы подошли к Владыке под благословение и сказали, что хотели бы побывать на епархиальной конференции в Оксфорде, не дерзая, однако, обращаться к нему с просьбой о какой-то личной беседе. Надо сказать, что эта первая встреча уже оставила яркий след в памяти; прежде всего поразила сама личность. Вот человек на тебя смотрит, словно желая узнать, что для тебя сделать и как тебя любить. Он берёт тебя за руку, и ты совершенно в плену — в плену этой братской, дружеской в самом высоком смысле и одновременно отеческой любви. Владыка готов, кажется, здесь и сейчас по максимуму помочь, поддержать всячески. Вот мы ни о чём особом не просили, а он просто взял на себя организационную и материальную сторону нашего пребывания на той конференции. Об этом первом впечатлении речь ещё будет, потому перейду сразу к воспоминаниям о визите в Оксфорд.
3. Епархиальный съезд
Как и всех участников и гостей епархиальной конференции (можно иначе говорить — съезда), нас разместили в одной частной католической школе, в здании которой проходило всё — читались и обсуждались доклады, заседали секции, и здесь же в одном из залов проводились богослужения. Конечно, сам владыка Антоний участвовал во многом. Он высказывал своё отношение к докладам, некоторые с ним открыто не соглашались, всё было очень по-братски и без тени чинопочитания. Владыка приходил и на семинары по секциям. Тогда ещё русских прихожан в Сурожской епархии было меньшинство. Мы выбрали единственный семинар, где обсуждались проблемы миссии в русскоговорящей среде. И эту секцию посетил Владыка. Как раз тогда, помню, я задал вопрос о том, как донести до прихожан красоту и богатство православного богослужения. Ответ Владыки тогда для меня был более чем неожиданным: надо войти в жизнь того человека, который в тебе нуждается — вот Богом тебе поставленная задача.
Запомнилось и участие Владыки в общих трапезах. Он, кажется, успевал подойти к каждому столику, с каждым, кто здесь был, что-то немногое, но обсудить, сам создавал атмосферу деятельной любви. А людей было немало — не меньше трёх сотен.
Помнится, мы встретились там с одним нашим московским знакомым. И впервые услышали о владыке Антонии явно недоброе, мол, цену он себе знает. Нам, честно говоря, всё виделось, и сейчас видится, иначе. Не знал Владыка цены себе, он знал бесценную цену каждой человеческой души и искал, как к этой душе проявить любовь.
4. Ещё одна встреча и вдохновляющий опыт
Следующая наша встреча с владыкой Антонием была в Лондоне: у входа в собор ждали прибытия Грузинского Патриарха. Позже на том богослужении (была всенощная под Вознесение Господне) Патриарх Илия Второй и владыка Антоний приветствовали друг друга речами (Патриарх говорил по-русски и по-грузински, а владыка Антоний — по-русски и по-английски). Тогда ещё из приветственной речи Грузинского Патриарха мы поняли, как дорог Владыка и какую высокую цену имеет его наследие для вселенского Православия. В самый праздник литургию в соборе возглавлял владыка Анатолий (Кузнецов). Мне довелось сослужить. Помнится, я тогда после входных молитв стал робко искать для себя облачение (что непросто в незнакомом тебе алтаре, где не было, прямо скажем, идеального порядка). Моё смущение заметил один английский священник и сказал: “Не удивляйтесь — у нас здесь миссионерский храм”. Первым, кто осуществлял идею миссии, обращённой к людям и потому до известной степени оставляющей без внимания внешнее, — был сам владыка Антоний. Прежде всего, он был во главе — в смысле известных слов архимандрита Софрония (Сахарова), сказавшего, что Церковь подобна перевёрнутой пирамиде, и кто во главе, тот больше всего на себе и несёт. Христос, Который несёт на Себе абсолютно всё, — Вершина этой пирамиды, и чем ближе человек ко Христу, тем больше он несёт. Владыка Антоний реально нёс на себе свою епархию и не только её. Настрой его души был подлинно аскетический: действительно монах до мозга костей, действительно нестяжатель. Он получал крайне низкое жалование, которое сам себе поставил. Когда ему приходилось выходить (а Владыка нечасто покидал свою келлию в соборе), то внешний вид его мог шокировать окружающих: потёртый такой костюмчик, да и шляпа не первой молодости… Мне впоследствии рассказывали, как владыка Антоний отправился причащать одну бабушку, которая жила где-то далеко от Лондона. Доехать туда средств у него не было, но хватало денег на транспорт до парохода и билет на пароход. Что он делает? Он подъезжает к пристани, садится на пароход, и там, на пароходе, проводит лекцию. А как обычно делают в подобной ситуации: шляпу переворачивают и собирают денежку. И благодарная публика бросала — кто сколько мог. И так он доехал до этой бабушки, её причастил, потом вернулся обратно. Конечно, думать об этом как-то немножко стыдно. Если сравнивать свою жизнь и его, мы, наверное, чаще всего катаемся, как сыр в масле, — а как далеки, увы, от образа пастыря, обрисованного Владыкой… Пастух с овцами в пустыне так же уязвим и беззащитен, как они. Его отличает одно — он душу готов за них положить… Но всё-таки мне кажется, что более существенное свойство поразительной личности владыки Антония — не столько обличать, сколько вдохновлять. Есть известный случай, описанный в замечательном фильме Валентины Матвеевой “Встреча”, посвящённом жизни Сурожской епархии и её предстоятеля. Это история с выкупом храмового здания на Найтсбридж, того самого, в котором православные молились более 20-ти лет… Владыку вызвали в мэрию и сказали, что здание будет продаваться. Владыка немедленно ответил: “Я покупаю”. Ответ не вдохновил чиновника, и он заметил: “Но я же вам не сказал, за какие деньги”. — “А мне всё равно, — сказал владыка Антоний, — у меня нет ни единого гроша за душой”. Англичанина, знавшего цену деньгам, такой ответ тем более не убедил, но оставалось время для окончательного решения. И вот Владыка обратился к прихожанам, чтобы они делали всё, что могут: благотворительные базары устраивали, продавали домашнюю утварь, ценности, пекли на продажу пирожки. А когда этот источник был полностью исчерпан, Владыка обратился с воззванием в “Таймс”, и многие люди стали присылать небольшие суммы, чисто в западной традиции благотворительности: понемножку, но в разные нуждающиеся инстанции. И таким образом собрали не только нужную сумму, но даже больше. К тому же Англиканская Церковь захотела на этом подзаработать и вызвала архитектора, чтобы оценить собор. А он, между прочим, находится в самом престижном районе Лондона, где цены на недвижимость запредельные. Найтсбридж — это как наш Арбат, я думаю. И что интересно, оценка архитектора оказалась более милостивой, чем изначальная. Сначала храм оценили в сто тысяч фунтов, а потом в итоге надо был собирать всего-навсего восемьдесят. Всё же полегче. Собрали эту сумму, и даже хватило на приходской дом. Это дерзновение Владыки вдохновляло многих людей на серьёзные поступки, на которые никто бы не мог рискнуть, если бы не знал, что есть такой владыка Антоний и что он это совершил. Пример, думаю, замечательный, — действительно, всё доверено в руки Божии.
5. Би-Би-Си
Еще в Оксфорде на упомянутой конференции ведущий религиозной радиопрограммы “Би-Би-Си” (она называлась “Воскресение”) отец Сергий Гаккель пригласил меня на беседу. Я говорил о том, какое впечатление произвела на меня Англия, Сурожская епархия и, в частности, епархиальный съезд. Но в конце беседы отец Сергий задал мне, я бы сказал, тяжёлый вопрос. “Вот вы встречали архиереев в России, и вы знаете, вы видели, какое общение у нас в Сурожской епархии, — сказал он, — что вы скажете, сравнивая то и другое?”. Хотя вопрос этот и по форме, и по сути может показаться провокационным, он во мне пробудил нечто иное. Просто захотелось сказать всё, что я думаю о владыке Антонии. Я ответил так, как видел (повторю сказанное выше): “Это чудо: человек на тебя смотрит, словно желая узнать, что для тебя сделать и как тебя любить. И возникает ответное стремление…”. О большем тогда говорить было нельзя, а сейчас — можно: будем утешаться, укрепляться тем, что нам дарован был апостол нового времени, что нам даровано было с ним общаться и его слышать. Достаточно взять произвольно любую его книгу и прочитать — и мало найдётся, наверное, христиан, у которых эта наугад взятая книга не вызовет никакого душевного движения. Мне кажется, что Владыка оставил о себе память и своим образом жизни, и образом видения каждого человека. Потому на той конференции он и подходил к каждому и для каждого находил слово. Действительно — раб рабов Божиих… Отец Сергий оказал мне тогда великую милость, позвонив Владыке и испросив для нас с матушкой час личного с ним общения. Дело в том, что Владыке невозможно было дозвониться по тому телефону, который висел в соборе. Он вёл тихую молитвенную монашескую жизнь и, наверное, на общение выходил только с определёнными людьми из весьма и весьма узкого круга. Это не означало недоступности, ибо на лекциях и после богослужений для желающих было много возможностей с ним пообщаться… А тогда… Владыка назначил время встречи, мы с матушкой подошли к этому времени, и он сам открыл нам собор, и мы сидели в уголочке и беседовали…
6. Личная встреча
Начало беседы меня как-то расстроило, потому что он стал спрашивать, как мы живём, что у нас происходит. Я подумал: “Владыко, я не для этого сюда приезжал, чтобы вам рассказывать, как мы живём и что там у нас. Я хочу вас послушать, впитать всё, что только смогу”. А он спрашивает, я вынужден отвечать и при этом думаю: “Всё как-то не так”. Потом пронзает мысль: значит, такая воля Божия, а ты слушай между строк, что он скажет. Может быть, не так много, но что-то очень важное. За этим же ты ехал? За этим. Ну, тогда давай на послушании строй эту беседу. Так и получилось. И конечно, прошло каких то десять минут, и первое разочарование прошло. Надо сказать, что владыка Антоний был пастырем для пастырей. Такое особое у него было служение. И он находил слова, которые именно священникам надо слышать и претворять их в свою жизнь. Владыка привёл два примера. “Он хотел быть сельским священником, — сказал он об одном известном, заметном священнослужителе, — а потом его за уши стали тянуть вверх”. Больше ничего Владыка не прибавил, именно потому, что его собственная жизнь — это было как раз не за уши вверх, а схождение вниз. Недаром он говорил, что пастыря от паствы отличает только одно: он готов за неё жизнь положить. Идеал пастырства, как обрисовал его владыка Антоний. Другой пример. В одном городе в России он говорит прихожанам: “У вас такой замечательный священник, почему вы с ним не общаетесь?”. Прихожане отвечают: “Владыко, если мы с ним будем общаться, то его от нас далеко-далеко ушлют. (Это были шестидесятые годы, и таких примеров тогда было немало.) Поэтому нам не надо с ним общаться, нам достаточно с ним молиться”. И владыка Антоний так резко повернулся, как сейчас помню, и сказал: “Это высшая марка для священника, когда с ним не надо общаться, а с ним достаточно молиться”. И когда я это услышал, я понял, что не зря были преодолены эти тысячи километров.
Ещё Владыка поделился проблемами своей епархии. Он сказал, что англичане думают, что голод — это хороший аппетит. И в этом заключается главная трудность духовного окормления этих замечательных, искреннейших в своих стремлениях и действительно сделавших серьёзный нравственный, религиозный, духовный выбор людей. Но плоть остаётся плотью; и традиции, в которых они выросли, были воспитаны, конечно, связаны с исторической судьбой их страны. Ведь войны, терзавшие тело несчастной Европы, в меньшей степени касались Англии. Она практически участвовала во всём, но тем не менее не было таких жертв, такого тотального разрушения, какие претерпели практически все европейские страны (про Россию и говорить не приходится). Что такое глубинное, всенародное страдание, англичанам неведомо. И владыка Антоний, который был и сам по себе человек высокого аскетического настроя и хлебнул в своей жизни всего, чувствовал это как проблему. Но поразительно, скажем от себя, как он подходил к этой проблеме, к её разрешению. Он просто сиял своей чудной улыбкой, которую можно запомнить на всю жизнь. Ко всем подойдёт, всем какое-то слово скажет, какое-то утешение доставит душе, какой-то вопрос обсудит — и каждый человек чувствовал, что он очень нужен. На самом деле Владыка просто создавал атмосферу, и благодаря ему все вдохновлялись, порой не осознавая, что им дано такое чудо, такой архипастырь. Он очень глубоко чувствовал своё истинное положение. Он сказал как-то: мы в эмиграции узнали Христа-изгнанника. То есть он понимал, что все поприща своей жизни должен проходить со Христом. Как в Евангелии говорится: “Кто идёт с тобой одно поприще, иди с ним два”. Этот “Кто” — Христос. Если человек это чувствует и переживает, и осознаёт как ответственность, то он идёт и одно, и два, и сколько нужно поприщ — но только бы со Христом. И где бы он ни оказался, Христос с ним… Я в той беседе, помнится, повторил свой вопрос, с которым обращался к Владыке ещё на епархиальной конференции, — как делиться с людьми тем, что ты сам пережил. Хотелось что-то уточнить. Так получилось, что в своей христианской молодости я остро пережил богослужение. Некоторые богослужебные тексты настолько врезались в память, что давали силы в ответственные минуты жизни, и очень хотелось (так представлялась мне в какой-то степени пастырская миссия) делиться этим с прихожанами. Ответ Владыки был столь же твёрд. Он вообще не стал обращать внимания на все эти переживания, на всё то, что ты сам почувствовал: это, можно так сказать, твой личный язык общения с Богом. Владыка сказал, что надо войти в жизнь своего собеседника, надо прежде всего понять, чем он живёт, и тогда откроется, что ты можешь дать, чем ты можешь поделиться. Это никогда не может быть раздаянием милостыни сверху вниз, это именно соучастие, сопричастность жизни другого человека. Вот так сам он воспринимал людей. Поэтому когда он говорил, каждый думал: “Это лично мне”. Получалось, что, приобщившись к скорбям, страданиям, переживаниям других людей, он так расширил своё сердце, что всё, что он ни говорил, относилось как бы ко всем…
7. Один давний и два последних урока
Приближаясь к завершению этих воспоминаний, припомнил я и фрагмент из малоизвестной беседы митрополита Антония с учащимися МДА в 60-е годы (в числе тех учащихся был один знакомый мне почтенный священник, передавший слова Владыки). Надо хоть совсем малое время, но каждый день, — говорил Владыка тогда, — побыть в тишине с Богом. Вы можете ехать в электричке, смотреть в окно и не видеть ничего, и быть с Ним… Замечательный призыв, мне кажется, особенно в нашей ничем (даже и молитвою) не развеваемой суете душевной.ннтонийвший слова владыкикомый мнеоды.лоизвестную бе наследия,которое оставил владыка. иальной конференции.
В заключение хотелось бы приложить ещё два чудных урока, данных владыкой Антонием совсем незадолго до смерти. Уроки эти — не только для детей и священников, но для всех, имеющих уши слышать…
Один известный в России иконописец был у владыки Антония в гостях со своими детьми, и Владыка стал рассказывать им историю из своего детства. “Когда я учился во французской школе, — говорил он,— то меня как-то родители повели в зоопарк. Я был восхищён обезьянами. Тем, как они прыгают с ветки на ветку, какая это свобода, какой полёт”. Как раз в то время в школе задали тему для домашнего сочинения: “Кому бы вы хотели подражать?”. И будущий владыка Антоний, тогда Андрей, написал сочинение, что он хотел бы подражать обезьянам. И объяснил почему. А на следующем уроке учительница объявляет: “Дети, среди нас есть идиот”. Андрей очень неловко себя почувствовал: “Кому-то будет сейчас тяжело о себе такое слышать”. Пока он так думал, учительница продолжала: “И этот идиот — русский”. Андрей совсем смутился, потому что он знал, что в классе всего двое русских — он и ещё один мальчик, который очень плохо учился. Вскоре выяснилось, что речь идёт не об этом мальчике, а о нём самом. И, резко развернувшись к детям, Владыка говорит: “Дети, не бойтесь быть похожими на обезьян, Бог даст — будете архиереями”.
И, наконец, хронологически последняя проповедь владыки Антония — это беседа на Рождественском говении 2002 года, за восемь месяцев до смерти (опубликована в его книге “Пастырство”, изданной в Минске). Там он говорит, что прежде, чем просить прощения у Бога, надо Бога простить. Как глубоко, и какая правда в этих словах! Мы не получаем совершенного прощения потому, что всё, что происходит в нашей жизни, не принимаем благодарно из Божьих рук. Мы как-то терпим, переживаем, мы страдаем, но мы не принимаем всего как дети из рук любящего Отца. И вот если простота и сила этих его слов отзовётся в наших сердцах, если мы их поймём и всей своей жизнью на них ответим, то, думаю, это будет самая большая радость для владыки Антония.