Недавно движение «Божья Воля» на круглом столе в Государственной Думе выступило с инициативой полностью запретить аборты. Это вызвало довольно живые дискуссии о том, как мы, христиане, должны соотносить свою веру и свои обязанности как граждан, участников политической жизни.
Тут возникает целый ряд вопросов, которые стоит рассмотреть подробно. Должен ли христианин, будучи гражданином и членом общества, в своей общественной жизни руководствоваться христианской верой? Возможна ли позиция, озвученная каким-то американским конгрессменом, “как католик я против абортов, как конгрессмен — за?”
Секуляристы требуют разделения веры и общественной жизни — будьте христианами, буддистами, кришнаитами и кем вам будет угодно у себя в частных квартирах и в частных местах религиозного поклонения, а в общественной жизни все извольте быть добрыми секуляристами. “Не навязывайте мне свои ценности”, как говорит популярный американский слоган.
Проблема с таким подходом состоит в том, что он как раз представляет собой беззастенчивое навязывание определенных ценностей (секуляристких) и провозглашение их в качестве общеобязательных. Это ничуть не лучше, чем если бы мы заявили “у себя дома можете хоть устраивать кружки по изучению философского наследия Александра Невзорова, а вот в общественной жизни извольте быть добрыми православными христианами”.
Подходя к решению тех или иных общественных проблем, мы неизбежно опираемся на какую-то картину мира, на ту или иную систему ценностей. Нехристиане вправе руководствоваться своими взглядами; и точно так же христиане — своими. Сторонники известного атеистического философа Питера Сингера, например, могут, следуя его взглядам, добиваться декримининализации инфантицида, зоофилии и употребления человечины в пищу; христиане, со своей стороны, могут противиться таким прогрессивным веяниям. Говорить “у нас светское государство и поэтому христиане не должны иметь права голоса” — значит явочным порядком вводить идеологическую диктатуру. Один секулярист — один голос, а вот христианам голосов не полагается, потому как светское государство.
Другой вопрос — должны ли христиане, используя свои возможности как граждан, добиваться, чтобы все остальные жили сообразно христианcкой вере? Нет, конечно. Государство не может сделать людей благочестивыми, а его давление скорее наполнит Церковь лицемерами, чем подлинно обратит людей ко спасению. Покаяние и вера могут быть только свободным актом, ответом на Евангелие, провозглашаемое Церковью, а не актом вынужденным, ответом на законы, установленные государством. Невольник — не богомольник.
Этот вопрос, однако, не стоит смешивать с другим — должны ли христиане добиваться того, чтобы государство придерживалось естественного нравственного закона. Существует заповедь “не укради” — но преследуя воровство, государство не занимается утверждением богооткровенного закона и не принуждает нехристиан жить по-христиански. “Нельзя лишать жизни невинное человеческое существо” — не какое-то специфически христианское откровение; это нравственная очевидность, явная всем людям, всех религий и всех культур, кроме, может быть, некоторых интеллектуальных психопатов вроде того же Питера Сингера.
Ребенок в утробе матери есть человеческое существо; это человеческое существо невинно — то есть не является ни преступником, подлежащим казни, ни вооруженным агрессором, которого можно убить в порядке необходимой обороны. Следовательно, лишать его жизни нельзя. Этот вывод не имеет никакого вообще отношения к библейскому Откровению — и люди, которые его оспаривают, оспаривают не Откровение. Они оспаривают либо то, что ребенок (в утробе, а теперь, все чаще, речь идет и о новорожденных) является человеком, либо то, что он является невинным — его появление в утробе матери без ее желания рассматривается как акт агрессии.
Поэтому, выступая против абортов, христиане не пытаются навязать неверующим свою религию. Никоим образом. Они просто утверждают принцип “все невинные человеческие существа имеют право на жизнь”.
Точно также, когда либеральное общество дойдет до инфантицида — убиения уже рожденных младенцев, за что уже открыто агитируют его наиболее передовые представители, христиане будут выступать против не на основании специфически христианских взглядов, а на основании нравственной очевидности, явной всем людям.
Поэтому целью гражданской активности христиан может и должно быть прекращение практики абортов, и установление такого положения дел, как в Ирландии и Польше, где аборты, практически, возможны только по медицинским показаниям.
Еще один, отдельный от этого вопрос — как именно можно достигнуть такой цели. С одной стороны спектра лежит в вера в то, что “административными запретами ничего не решить”. Если бы это было так, мы жили бы в условиях воодушевляющей ливийской демократии, функционирующей по принципу “один калашников — один голос”. Но мы живем в худо-бедно функционирующем государстве — которое в состоянии провозглашать запреты и добиваться их осуществления. С другой — вера в то, что зло можно побороть, просто запретив его законом. Это тоже, увы, не так — о чем свидетельствует история, например, опыт “сухого закона” в Соединенных Штатах.
Для нашей страны алкоголизм является бедствием, ежегодно уносящим жизни сотен тысяч людей, и приносящим огромный урон. Такая массовая погибель душ и тел не может не вызывать глубокой скорби. Но просто взять и запретить продажу спиртного, при наличии в стране как множества алкоголиков, так и людей, которые просто привыкли пить, значит вызвать массовое самогоноварение с одной стороны, и контрабанду спиртного через все границы, с другой.
Мы живем в обществе, где зло абортов укоренилось не меньше, чем зло алкоголизма — в обществе, где “не только делают, но и делающих одобряют”, где семейные ценности находятся в чрезвычайно бедственном состоянии, поддержка материнства оставляет желать много лучшего, а медицина не ориентирована на сохранение жизни ребенка в утробе.
Поэтому просто взять и запретить аборты не получится. Понадобятся длительные усилия. Работа с мировоззрением людей, проповедь ценности человеческой жизни, укрепление семьи, и — добавлю — на этом фоне постепенное ограничение абортов, запрет их рекламы и другие постепенные меры.
Политика есть искусство возможного. Это искусство добиваться того, что в данной ситуации возможно добиться. Это трудная, кропотливая работа, и людей, которые хотели покончить со злом одним решительным ударом, можно понять. Но одним ударом не получится. Надо будет долго и упорно трудиться, привлекать людей на свою сторону, обращать грешных к покаянию и ободрять праведных, чтобы они стояли за правду.
И более всего — проповедовать Благую Весть о прощении грехов и вечной жизни, чтобы посещаемость церквей у нас была сопоставима с польской или ирландской. И тогда будет реалистичным ввести законы о защите нерожденных детей, аналогичные тем, которые действуют в этих странах.