На просторах нашей сети гордо реет… воззвание к о. Иоанну Охлобыстину о возвращении к священнослужению, по прочтении которого охватило меня какое-то противоречивое чувство. Вроде бы и составитель – уважаемый мною человек, да и цель, вроде как, благая, а подписаться – никак. Перечитал, чуток «вставил свои 5 копеек» в ЖЖ-шных дискуссиях, и решил поделиться своими соображениями с аудиторией Правмира.
протоиерей Игорь Прекуп
Сразу отмечу, что, к сожалению, с о. Иоанном лично я незнаком. Но есть определенные признаки, по которым я смею делать выводы, что, хотя бы отчасти, понимаю его. Может быть, потому что сам художник, а художник бывшим… (судорожный вздох). А может, потому, что знаю, каково быть в запрете после многолетнего служения. Но, думаю, не только в этом дело. Я нутром чувствую его страстное желание оставаться самим собой, не изменять себе, не терять себя, не «прогибаться под изменчивый мир», который лукаво пропитывает церковную среду и протаскивает свои принципы под прикрытием слоганов библейского и святоотеческого происхождения. Предполагаю, что понимаю его нежелание быть тем, кто берется за плуг и озирается назад, а потому должен сначала разобраться в том, что все еще бродит в нем, а потом уж, если Господь сподобит…
Дай Бог, чтобы сподобил! А пока-то, что делать? Не ему, а нам, что делать – нам, которых так остро, судя по отзывам на это воззвание, волнует его судьба? Простите, если мои слова покажутся банальными, но это – единственное, чем мы ему можем помочь: молиться. Просто и честно. Без всяких отягощающих сознание «размышлизмов» о том, надо ли ему было рукополагаться, не надо ли.
© Фото: Иван Куринной , www.rollingstone.ru
Он – священник. Это данность. И рассуждать о том, кто да из каких соображений его рукоположил, да о чем он сам думал – сродни тому, как если человека спросить: «Почему твоя мама аборт не сделала?». Наверное, никто не станет спорить, что такой вопрос не прибавляет сил в преодолении страстей, пороков, заблуждений, и отнюдь не располагает к тому, чтобы прислушиваться к советам?
В самом тексте воззвания этот вопрос как бы и не ставится. Наоборот, обращается внимание на то, что сан уже принят и крест надо нести. Все правильно. Почему же тогда не поднимается рука подписаться под этим? А потому, что вспоминается одна история из, простите, не помню какого именно Патерика о том, как монахи решили помочь одному грешному собрату и привели его к игумену, обличая в грехе и надеясь на то, что жестоковыйность грешника будет преодолена пастырским наставлением преподобного аввы. А в гостях у них был в это время другой духоносный старец. Игумен его и спрашивает, что он думает обо всем этом? Не ручаюсь за дословное воспроизведение, но по смыслу передаю верно. Глядя на братию, исходящую любовью к ближнему в призывах к покаянию, и на непутевого монаха, который, естественно, огрызается, выдумывая себе всякие оправдания, преподобный рек: «Вот, сидел брат наш по пояс в болоте. Пришли другие братья, чтобы вытащить его и… погрузили по самые ноздри».
Вот, как бы нам не уподобиться этим горе-спасателям. «Не навреди!». Этот первейший принцип никто не отменял. Призыв «ну сделайте же что-нибудь!!!», который не что иное, как вопль бессилия, провоцирующий любое действие, только бы ситуация изменилась (по большому счету, неважно в какую сторону) – это очень опасный призыв. Чем лишь бы «что-нибудь», лучше уж ничего. Когда совесть подсказывает, что нельзя сидеть, сложа руки, и, чтобы заткнуть ее, делаешь лишь бы «что-нибудь», чтобы она не зазирала тебя в попустительстве злу, ты рискуешь спровоцировать трагическую развязку, которой удалось бы избежать при ином подходе. А когда, в результате наших экзерсисов, брат сорвется, со скорбью разведем руками: ну, а чего, собственно, можно было еще ожидать от него?.. Мы-то со своей стороны сделали все, что могли.
Что касается переживаний священника, связанных с совершением Таинства и с определенными моментами богослужения, то, думаю, что о. Иоанн сам мог бы многое рассказать, и, уверен, изложил бы это намного убедительнее. И о том, что такое предстояние Богу, и каково не иметь этой возможности…
Я читал это воззвание и, не знаю, может быть, это «перенос», но слова «Что может быть выше и прекраснее предстояния в храме пред Престолом? Что может быть выше и прекраснее произнесения священником слов: „И сотвори убо Хлеб сей честное Тело Христа Твоего”?», «жизнь священника невозможна без регулярного совершения Таинства Евхаристии, без него священник лишается смысла своей жизни и – как итог – самого себя» и т.п. очень болезненно отзывались у меня в душе. Комок к горлу подступал. К сожалению, мне очень хорошо знакомо, каково это, когда давят на больное место, предлагая компромисс, на который не можешь, не считаешь допустимым пойти. А болит страшно, потому что дорожишь тем, чего лишен, чрезвычайно! Но возвращение к священнослужению в данный момент связано с чем-то с ним несовместимым. У кого – что. У одного это определенные заявления и действия, на которые он не считает допустимым идти (или от которых, наоборот, не считает нравственно-допустимым отказаться), для кого-то внутренние проблемы, не решив которые, он не сможет искренне и целостно совершать свое пастырское служение, для кого-то нежелание «служить двум господам» и т.д. – в любом случае речь идет о компромиссе с совестью, на который «упрямец» не считает допустимым идти, потому что главное для пастыря – оставаться человеком. А он чувствует, что, если вернет себе священство лицемерно, через компромисс с совестью, через сделку, то потеряет себя, не будет уже вполне человеком. А значит и пастырем нормальным не будет. Хотя и сможет служить. Но внутренне он будет осознавать свою увечность, свою мертвость, искусственность. Мнимого, бутафорного пастырства человек для себя не хочет, вот и не соглашается.
Думаю, что так оно и есть в случае отца Иоанна. Возможно, есть еще и многое другое, о чем я не подозреваю даже, но, по-моему, это тоже есть. А если так, то его можно обличать в заблуждениях, но необходимо одновременно и поддержать в искреннем стремлении быть «настоящим». Не зазывая к Престолу, как бы подразумевая, что все соображения, препятствующее ему вернуться – ерунда, не заслуживающая того, чтобы на нее обращать внимания и которая нас не волнует, потому что все меркнет перед величием Таинства (а не волнует это нас, на самом деле, потому, что нам до его души просто дела нет). Оно-то так, сияние славы Божией несоизмеримо ни с чем. Только это не значит, что Богу угодно, чтобы Его служитель пренебрегал своей совестью, и приходил на пир «не в брачной одежде». Дайте ему, Христа ради, разобраться с самим собой!
В роли шута Вассиана в фильме "Царь". Слева - Петр Мамонов в роли Ивана Грозного
Что касается соблазнительности его «лицедейского» творчества и проистекающего из него же политического дебюта. Я хочу видеть человека, который, увидев о. Иоанна, будь то в роли шута, будь то в роли доктора Быкова, содрогнулся и после этого в храм ни ногой. Или вот-вот только-только собирался креститься, уже и Символ веры выучил, Евангелие прочел, уже молится, постится, радио «Радонеж» регулярно слушает и для полной святости только родиться свыше Водою и Духом ему не хватает… а вот, посмотрел, увидел актера Охлобыстина по зомбоящику, да как узнал, что это священник!.. – так сразу взял и передумал: креститься отказался, «Радонеж» не слушает, не молится, Священное Писание не читает, а пьет горькую и смотрит «Дом-2». Что-то в этом роде с кем-нибудь произошло? Ну, хорошо, пусть не в столь гротескном варианте, а что-то подобное, когда из-за, например, эпатажности о. Иоанна кто-то веру потерял да перестал в храм ходить? А ведь многие из нас знают немало случаев, когда из-за других священнослужителей или из-за некоторых активистов, которых пастырям контролировать – себе дороже, люди от Церкви в самом деле отпадали или разворачивались с порога.
Да-да, я в курсе, что бесы – это все они искушают, что сами люди порой только и ищут повода, чтобы отпасть, но ведь в Евангелии сказано и о том, что невозможно не прийти соблазнам, и о том, что горе тому, через которого соблазн приходит. Да, поведением о. Иоанна многие соблазняются, впадая в осуждение, злословие и т.п., но кто-нибудь из-за его деятельности отпал от Православия или вообще стал нехристем? Или, может быть, в какую-то внутрицерковную секту впал? Ведь нет же?.. Между тем, сколько на необъятных просторах Русской Православной Церкви таких «чудотворцев», из-за которых люди натурально гибнут? Но они умеют это делать так, что наиболее конфликтную часть «православного люда» против себя не восстанавливают, наоборот, умело ею манипулируют, и скандалы происходят сравнительно редко, а если и происходят, то их в епархии заминают достаточно быстро: кому охота, чтобы о его участке шла дурная слава? И если суммировать, сколько людей реально страдает духовно, а то и физически от лжепастырей, то получится побольше, чем тех, кто негодует против о. Иоанна, сами при этом никуда не отпадая.
Если бы в такой общеизвестной ситуации, было бы, не приведи Господи, издано постановление о лишении о. Иоанна сана, вот это был бы соблазн для очень многих, кто тянется к Церкви, кто жаждет живой, искренней веры и видит в нем человека пусть с тараканами, но искреннего, честного, с какой-то звонкой, без всяких там посторонних фальшивых примесей, порядочностью.
Слава Богу, о. Иоанн, если я правильно понял, отказался от (уж да простит он меня!) авантюры с президентской гонкой. А остальное лучше бы сейчас не трогать. Он ведь не только в шоу-бизнесе тусуется. И духовник у него есть, и с о. Димитрием Смирновым он, как я понимаю, общается. Чего ж мы, отцы, братья и сестры, мешаем тем, кто реально может о. Иоанна плавно и с минимальными потерями сопровождать в его столь непростом жизненном пути? Вряд ли кто-то из нас считает себя «круче» о. Димитрия. В нужный момент они найдут для него и слово утешения, и способ обличения подберут так, чтобы не только не навредить, но именно помочь восстановиться в священнослужении. В нашей помощи они не нуждаются, а вот мы им помешать можем, да. Неужто мы этого хотим?