1.
Слово за поминальным столом в день памяти отца Александра (вторая половина 1980-х — начало 1990-х годов)
Велико и животворно христианство! Велико и животворно Православие!
Христианство, Православие и Церковь Православная содеявают из человека новую тварь, животворят его, сотворяют новым человеком.
Таким новым человеком во Христе стал отец Александр, придя к Церкви и приняв Таинство священства.
В моих воспоминаниях добрый и отзывчивый человек, преподаватель школы, чуткий семьянин приобретает новые качества, становясь священником.
Одно из первых воспоминаний о нем связано с посещением семьи отца Александра, жившей тогда за городом, в Валентиновке.
Помню его заботливую супругу и маленькую дочь — Леку1 — Ольгу. Помню — неясно — пришедшего с работы Александра Андреевича, подвижного, живого, приветливого человека. Дальше — встречи в очереди к исповеди у нашего духовного отца (отца Агафона2) с матерью Леки, ее переживания за мужа, молитва за его вхождение в Церковь — и как-то очень скоро (на самом деле прошли годы) — известие о посвящении Александра Андреевича во священники. Это были светлые годы патриаршества Святейшего Патриарха Алексия I, светлая служба его в кафедральном Елоховском соборе, хиротония Александра Андреевича — и вот мы все, любящие его и его семью, торопимся получить его первое благословение. Отец Александр радостен, встревожен, с любовью и вместе с робостью смиренно благословляет нас.Это было 10 марта 1946 года.
Отец Александр Ветелев
Дальше помню его служение в Новодевичьем монастыре. Отец Александр очень тонок по своим переживаниям — он очень радостен, даже возбужден, ко многому еще не может привыкнуть: душа его во всем ищет подлинности первых веков христианства, его искренности, величия, простоты.
Помню батюшку в годы его служения в храме преподобного Пимена. Здесь он уже успокаивается, входит в среду священнослужителей. Помню скромную его комнатку в маленьком домике при церкви, где живет вся его семья. И, наконец, церковь Знамения Божией Матери около Рижского вокзала, где находятся мощи святого мученика Трифона, где батюшка служит долгие годы.
Всегда живой, вникающий в совершающуюся службу, всегда отданный ей всем вниманием и душой. И такой же отзывчивый, точно встрепенувшийся перед каждым вопросом и просьбой обращающихся к нему — всей душой, всем существом, с живым откликомучастия, внимания к вопрошающей душе.
Вот здесь — вслужении, в общении с молящимися отчетливо усматривалась та благодать Церкви Христовой, которая преображала то, что было в естестве, в существе отца Александра. Его чуткость и внимательность приобретали качества бесценные, облекали его силой, поставляли его молитвенником за людей, их утешителем, участником в скорбях.
Как духовник отец Александр был очень терпеливым, вдумчивым, милостивым. Он никогда не торопил исповедь и беседу, которая проходила в его небольшой комнате с зажженной лампадой перед образами. По интеллигентности своей батюшка не допускал, чтобы перед ним стояли на коленях. Мы сидели на стульчике или на небольшом креслице и беседа наша неспешно продолжалась. Батюшка был милостивым и снисходительным пастырем. Только один раз за многие годы он горячо вспылил и был не согласен с моим поступком.
Особенно было дорого участие батюшки Александра в тяжелых жизненных скорбях. Здесьбатюшка часами терпеливо выслушивал скорбь сердца, входил в психологическиеособенности происшедшего, тихо и даже с нежностью сострадал — и по возможности утешал. Лично мне удалось перенести большую жизненную скорбь только благодаря тому, что я неоднократно, опять и опять изливая боль своего сердца, приходила к батюшке — и так смягчалось мое страдание, я устояла. Я знала, что со мною и за меня переживает светлая душа батюшки. Здесь спасало прежде всего Таинство — исповедь, здесь искренняя забота и тонкая психология батюшки как человека целила, давала силы именно благодаря тому, что батюшка облечен был благодатью священства. И крепка и верна была эта помощь именно силою Христовой. И помогла выжить, укрепиться душою, обрести ровность и тишину.
Очень памятны и дороги сердцу дни памяти дорогих усопших близких, которые освящал своим присутствием батюшка. Он не оставлял этих дней памяти даже тогда, когда только что возвращался из Академии. И тут же, приехав, делился впечатлениями, связывая рассказ свой с памятью поминаемых родных наших — чаще матушки моей, которую он лично знал.
Нам было дорого вэти вечера, что батюшка слушал музыку брата, посвященную ушедшей, — и тоже всем сердцем принимал в ней участие. Брат никогда не забывает и не может забыть этих памятных вечеров. Без батюшки Александра они носили уже другой характер. Здесь была личность батюшки как человека, но особенно — как служителя Божия, пришедшего скромно, тихо, чтоб утешить, совершить панихиду, освятить поминальную трапезу, внести в нее дух глубокого христианского мудрования.
Особое чувство испытывали мы, когда разговор заходил о событиях текущей жизни. Здесь батюшка был неописуем. Он много читал (выписывал большое количество газет и журналов), был хорошо осведомлен об обстановке в стране. Многое из высказываний и предположений отца Александра оказалось правильным и сбывалось на наших глазах.
Батюшка много писал по богословским вопросам. Его очень интересовало сочетание науки и религиозного мышления. Батюшка писал о Литургии, ссылаясь на первоисточники. Очень почитал мнение замечательного богослова Николая Кавасилы.
Отец Александр очень любил природу. Об этом мы особенно отчетливо узнали, когда знакомились с его письмами семье из его поездок. О природе Божией батюшка мог говорить очень долго и многообразно. Мог описывать большие тонкости и сдвиги, происходящие в мире Божьем в тот или иной период года. Воистину батюшка Александр научил меня особенно, по-живому любить деревья, находить силу и стояние души в этом отношении к миру Божьему. И цветы любил. Каждый венчик, каждый цветик понимал, как бы обнимал своей любовью.
Мы все помним батюшку в скромном домике нашего последнего старца отца Исидора в Петушках. Батюшка подолгу оставался в келии нашего больного, уже лежащего на одре батюшки Исидора. Подолгу исповедовался батюшка старцу, выходил из его келии всегда глубоко взволнованным, как бы обновленным, как бы получившим глубокие откровения, указания к жизни духовной.
Таким же живым участником был отец Александр при погребении скончавшегося батюшки Исидора — всегда устраняясь от первенства, всегда в глубоком переживании, всегда в истинном чувстве живого присутствия помощи смиренного старца Исидора.
Духовный же тихий облик сохраняет отец Александр и на всех памятных днях, в честь его совершаемых. Он чаще вслушивается во все высказывания своих друзей, которые, например, развернулись в день празднования его восьмидесятилетия, вспомнит только некоторые характерные выражения и слова знаменитого отца Павла Флоренского (о котором был разговор за столом), вспомнит некоторые мнения и трактовки знаменитого богослова — и опять смиренно участвует в трапезе вместе со всеми собравшимися — так, будто праздник этот совершается не в его честь, не в его восьмидесятилетие. Тогда же за столом присутствовали и его ученики, духовные дети, которые потом принимали сан, становились священниками. Многих уже и нет на этом свете из тех, кто составлял эту славную застолицу.
Смиренно, в духе отец Александр переносил свои тяжелые операции. Еще жил, трудился, скорбел и радовался, перенесши их и оставшись в живых, но и заметно слабел, часто тяжело дышал, но претерпевал и это. И так же смиренно возлег он на свой смертный одр и предал душу свою Господу.
Не печалью, а тихой радостью было проникнуто торжественное его отпевание в Новодевичьем монастыре, продолжавшееся многие часы. Духовной радостью, упованием и надеждой было проникнуто собрание его духовных детей, учеников и друзей в часы этого светлого церковного последования. С той же тихой радостью обнесен был одр почившего отца Александра внутри обширного трапезного храма Новодевичьего монастыря.
В светлые тихие дни июня почил наш сострадательный отец и пастырь, друг и печальник, светлая и откровенная душа человека, познавшего путь Божий, отдавшего друзьям своим и пасомым душу, силы и все бытие свое.
Отрадно приходить к могилке отца Александра на Ваганьковском кладбище, открывать ему свои болезни и скорби, прося помощи, терпения, разума в перенесении их.
Вечная память, светлое радование душе приснопамятного раба Божия, служителя Престола Божия, поборника светлых стезей Христовых в жизни нашей отца Александра!
2.
Слово в день 20-летия со дня смерти отца Александра (1996 год)
Дорогие отцы, дорогая Лека, дорогие духовные дети отца Александра!
Я начну так: Слава святой Церкви, слава Богу, слава Божию Промыслу!
За что? За то, что человек таких редких душевных качеств, прекрасный учитель, необыкновенный знаток детской души, наш дорогой (тогда еще Александр Андреевич) вдруг был призван Святой Церковью на пастырское служение.
Что основное было в батюшке? — Это была любовь, очень нежная, очень тонкая, почти материнская. Батюшка любил не только Бога и людей, но и весь мир Божий. Он так любил природу, что можно было учиться у него, как любить каждый распускающийся цветок и как любить дерево, которое помогает в тяжелую минуту жизни перенести скорбь. Он знал так глубоко различные направления науки, что мог подсказать мне, человеку с определенным направлением образования, как построить мне последнюю научную работу — книгу об иммунитете. Он очень радовался, что я ее пишу: “Да, иммунология — это замечательно! В иммунитете все будущее. Ведь это же сопротивляемость организма!”3. И книга эта вышла под его благословением. Я подошла к нему в церкви мученика Трифона, и он благословил, как говорится, обеими руками. А потом дома мы подробно разбирали тему этой книги.
Слава Богу, Сердцеведцу нашему, что такого тонкого, изящного, такого необыкновенного человека, такого замечательного преподавателя (о чем имеется у Леки прекрасное свидетельство его коллег), — человека, который любил детскую душу, любил своих товарищей, любил природу необыкновенным образом, Господь призывает стать священником. И он идет у нас на глазах. Почему у нас на глазах? Потому что я была духовная сестра его супруги, и мы вместе с ней вздыхали о том, чтобы Господь привел Александра Андреевича к Церкви, потому что он еще работал учителем.
И у нашего духовного отцаархимандрита Агафонамы стояли вместе в очереди, вместе вздыхали об Александре Андреевиче. И вот через несколько лет Александр Андреевич идет на хиротонию. И вот мы присутствуем в Елоховском соборе на Таинстве рукоположения в иерейский сан Александра Андреевича, очень смиренного и очень боязливого. Все это было ему неизвестно. Ко всему он подходил как ребенок: осторожно, робко, смиренно, и поэтому это было особенно трогательно.
Таким образом, хочу повторить свою основную мысль: Слава Богу нашему, слава нашей святой Церкви, что такой редкий человек, с такими редкими духовными дарованиями, каким был Александр Андреевич, с таким тонким психологическим чувством человеческого горя и человеческой правды и того, что красиво в жизни, — со всем этим он вошел в Церковь и внес в свое делание богатство своей души. И потому у него было так много людей на исповеди.
Мне было дано очень давнее участие в праздниках этой дорогой для меня семьи. Помню день, когда я сижу рядом с Кириллом Владимировичем — замечательным доктором (который позднее стал священником). Я его побаиваюсь немножко. Мы сидим вместе, справляем 80-летие отца Александра, и все мы радуемся.
Помню Коленьку: “Коленька, Коленька”, — он другого имени не имел. На наших глазах вырос отец Николай, и мы все переживаем его духовный рост шаг за шагом.
А отец Геннадий! Простите, дорогой отец Геннадий. Но помню эту комнату, помню 1970 год, год кончины Святейшего Патриарха Алексия I. Вы, ученик Духовной академии, сняли на пленку похороны Святейшего и показывали ее нам. Я помню Вас как тоненького, худенького мальчика, который покорно слушал батюшку, был у него на послушании, который в то же время интересовался всем новым и мог во все это новое вникнуть.
Ну, а мне хотелось бы закончить вот чем: я неисправима в своих привязанностях к тем, кто сделал нас церковными людьми — это наши старцы. И батюшка отец Александр, твой папа, Лека, мне дорог именно тем, что мы с ним вместе выходили из келии батюшки Исидора, нашего последнего старца, простого, не искусного, может быть, в науках, но в то же время прошедшего большую школукакдуховный сын старца иеросхимонаха Алексия — великого старца Зосимовой пустыни. И свою строгость, свое понимание он вложил во всех нас, оставшихся от батюшки Агафона, в свое большое духовное стадо.
И вот мы приезжаем к батюшке Исидору в Петушки, ждем очередь на исповедь. Ждем-пождем, ждем-пождем, и, наконец, выходит отец Александр. У него ручьи текут из глаз. И вот такого я его помню и люблю.
Духовная связь со старчеством питает души, перерождает их, делает их новыми4. Старец из грешника может сделать святого через свое руководство. И то, что отец Александр при своей премудрости, при тонком образовании, при своем большом опыте педагога и т. д. пошел к этому простому батюшке отцу Исидору насыщаться его духовной мудростью — это для меня все.
Еще батюшка отец Александр очень любил нашего батюшку Зосиму — молодого монаха Зосимовой пустыни — очень тонкого, очень нежного, большого друга батюшки Агафона. И он тоже имел большое значение для отца Александра.
И батюшка, таким образом, для нас дорог живой связью со старчеством. А сам по себе он — воплощенная любовь, которая нас животворит.
И спасибо нашей дорогой Леке, которая берет на себя вместе со своими друзьями большой труд, благодаря которому мы видимся в эти памятные дни два раза в год и вспоминаем нашего дорогого, незабвенного, неповторимого батюшку, который так и останется в нашей памяти.
Публикация А. Беглова
1Домашнее имя Ольги Александровны Ветелевой (*1923).
2В схиме — схиархимандрит Игнатий (Лебедев), прославлен в лике священномучеников. — Ред.
3Будущее показало горькую правоту отца Александра: сейчас серьезную угрозу здоровью несут различные болезни, связанные с нарушением иммунитета, в том числе и самая страшная болезнь — СПИД (вирус иммунодефицита человека). — Ред.
4—итатели, знакомые с трудами схимонахини €гнатии, знают, что в ее понимании старчество — это прежде всего дисциплина духовного руководства, основанная на подлинном духовном опыте как наставника, так и его ученика. тот взглЯд далеко отстоит от столь распространенного сегодня восприятия старца как некоего пророчествующего витии, призванного лишь обличать, сокрушать, поражать учащихся и никогда не могущих дойти до познаниЯ истины (2 ’им 3:7). — А. Б.