О том, как попал на телевидение
— Я всю жизнь, начиная с сознательного возраста, мечтал быть режиссером. Терпеть не мог работу в кадре. Мне хотелось быть за кадром, чтобы командовать, создавать что-то такое. Начитался в детстве много литературы о русском и зарубежном старом кино. Я представлял себе, что такое режиссер и старался идти по этой линии. Но со временем понял, что это не мое дело. Правда, понял это поздно. Почему ушел из театра? Я проработал положенные два года в московском Театре на Таганке. Это был небольшой районный театр драмы и комедии. Но я был разочарован работой, после малого театра районный театр разочаровывал меня по всем статьям. Актеры были замечательные, работы было не много, не очень интересной. И через два года я решил попробовать себя в режиссуре на телевидении.
У меня были подготовлены несколько режиссерских разработок, сценариев по моим любимым произведениям Чехова, Куприна, Мопассана, Твена. Я показал Сергею Петровичу Алексееву — главному режиссеру Центральной студии телевидения — и предложил свои услуги с вопросом «Нельзя ли мне поработать у вас режиссером?» Он посмотрел и сказал: «Конечно, можно. Но для того, чтобы стать режиссером, надо поработать помощником режиссера, потом ассистентом режиссера, потом режиссером третьей категории, потом второй, первой и если покажете себя, тогда вы будете режиссером-постановщиком». Я спросил, сколько на это уйдет лет? Он ответил: «Лет 25». А мне на тот момент было тоже 25 лет и я решил, что к 50 добьюсь цели. Начал работать помощником режиссера в музыкальной редакции. В это время у нас впервые за советское время прошел Международный фестиваль молодежи и студентов. Со всего мира к нам приехали юные посланцы. Действительно, это было хорошее время. Штатного диктора тогда не было на телевидении, приглашались наши коллеги с радио. Вообще не было ТН — теленовостей, а были ПИ — последние известия, как на радио. И приглашались дикторы радио, они прекрасно исполняли свою работу, как положено, перед микрофоном. Но им надо было платить гонорар, а студия была не очень богатая. Телевидению еще не такое серьезное уделялось внимание. И решили завести штатного.
Скриншот программы «Время»
Я выхожу из студии, а режиссер Сергей Александрович Захаров встречает меня и говорит: «О, пойдем. Через два часа у тебя эфир, мы уже с радио дикторов не вызвали». У меня ноги стали ватными. Я говорю: «Я ничего не умею, ничего не знаю, что делать?» Он сказал «Я тебя за два часа всему научу». И вот я вышел через два часа. У меня есть фотография этого страшного момента, которую я называю «За секунду перед расстрелом» — глаза навыкате, волосы дыбом. Ну что-то такое «провякал».
О профессии
Называлась наша профессия «дикторы», но мы выполняли не просто дикторские обязанности. Многие из нас были и журналистами, и корреспондентами, и репортерами, и ведущими постоянных рубрик — по вопросам, в которых были компетентны. Светлана Жильцова, например, потрясающе знала английский язык, вела уроки английского, и ее даже приглашали поработать на Би-би-си, в Лондон, вот такое у нее было замечательное произношение. Аллочка Данько была врачом по образованию и вела «Мамину школу». Сейчас, к сожалению, мало кто помнит их имена, но каждая из них представляла из себя интереснейшего человека. Хочу вспомнить и Юру Николаева, который до сих пор востребован. Он вел потрясающие передачи музыкального направления, они были очень популярны. Музыкальные программы, детские. С детьми всегда хорошо общался, не сюсюкал, мог найти общий язык, но при этом все равно он назывался диктором.
Еще до прихода Горбачева, еще в 60-х годах прошлого века, в программе «Время» наши друзья-соперники-журналисты решили избавиться от дикторов. Почти целый год программа шла в исполнении журналистов, но, правда, к концу 1968-го года все встало на свои места. А с приходом нового председателя Гостелерадио Сергея Григорьевича Лапина (возглавлял советское телевидение с апреля 1970 по декабрь 1985 года — прим. «Медузы») начался такой культ дикторов, что дальше ехать некуда. Это был период так называемого застоя. Может, этим можно объяснить то, что, когда произошла третья русская революция (как я ее называю) 1991-93 годов, профессию дикторов вычеркнули из нашего лексикона. Дикторов заменили телеведущие, журналисты.
Дикторы Центрального телевидения Игорь Кириллов и Нонна Бодрова ведут программу «Время». 1977 год.
О том, как хотел все бросить и уйти
Однажды, когда я хотел бросить все и уйти с программы «Время», наш председатель Гостелерадио Сергей Лапин порекомендовал мне приобрести впервые выпущенное на тот момент полное собрание сочинений Салтыкова-Щедрина. Я так и сделал. Многоплановость и мудрость, заложенная в языке этого автора, полностью изменила мое отношение к профессии. Главное, что я вынес из его произведений: «человек говорит об одном, думает другое, а произносит третье». С этой формулой я стал относиться к официальным сообщениям, которые мне приходилось зачитывать. Я стал стараться находить в них то зерно, ради которых они создавались.
О доверии
Мы играли роль с точки зрения политической, как вы говорите, или — идеологической. Конечно, диктор — это не просто профессия, это должны были быть люди, которые могли бы грамотно, убедительно, искренне доносить очень важные вещи. Те вещи, что составляли суть той жизни. Конечно, у нас была, может, несколько упрощенная роль — чтобы мы передавали не свои идеи, а идеи партии, идеи руководства страны. В этом заключался смысл. А потом это все сошло на нет…
Сейчас вы видите, что ведущие политических, информационных программ читают текст, который утвержден или даже написан самим выступающим (это не имеет значения) по суфлеру. Суфлер играет положительную роль — в том, чтобы соблюдать хронометраж, но, к сожалению, он снижает естественное, человеческое, свойственное каждому в его артистической природе. Поэтому такого живого, сопереживающего глаза, тональности мы уже не чувствуем. А вы заметили, что темп речи сейчас убыстрился? Ни во Франции так быстро не говорят, ни в Испании. Такое ощущение, что мы стали совершенно нерусскими людьми, ведь русская речь подразумевает раздумье, второй план, паузы…
Фото: Владимир Астапкович, ТАСС
А тогда перед зрителями были люди, которым можно доверять, верить, которые были искренни в том, о чем они говорят. Приведу такой пример. Однажды мы с моей партнершей в программе «Время» работали не на кремлевскую часть, как мы ее называем, а на «Орбиту» номер 1, то есть на Камчатку, Чукотку… И у нас было сообщение, что в Соединенных Штатах Америки произошло землетрясение, погибло много людей, несколько тысяч. Это было эмоциональное сообщение, но моя партнерша к этому отнеслась не то, чтобы формально, но с таким холодом, как будто где-то в курятнике погибло сто цыплят. И до чего же был внимателен зритель того времени! Она получила очень много писем. Мы думали, что вы — хороший, добрый человек, говорилось в них, а вы так отнеслись к тому, что произошло в Америке; пусть мы не дружим с Америкой, но ведь погибли женщины, дети, старики… Вот что значит правильное отношение к тому, что ведущий, диктор или комментатор говорит. Важно не просто нести информацию, а все-таки быть человеком, который вместе с вами сопереживает то, о чем вам рассказывает. Констататоры фактов и есть дикторы.
Я не хочу критиковать молодое поколение ведущих, но многие из них как раз напоминают Диктора Дикторовича и Дикторину Дикторовну, тех, что работают на вокзале: «С пятой платформы отходит поезд номер семь, Москва-Бердичев».
О цензуре на телевидении
У меня был страшный момент 1 сентября 1983 года, когда был сбит корейский «Боинг». Пришло сообщение, с которого и надо было начинать выпуск программы «Время». Честное, открытое сообщение о том, что это была наша ошибка, командования ПВО данного округа. И вдруг, буквально когда уже шла шапка программы «Время», прибежал выпускающий редактор Виталий Мирошников, белый как полотно. Он выхватил у меня этот текст и дал мне совершенно другую страницу, тоже ТАССовского материала — на первый пришло эмбарго из ТАСС. За то время, что шла шапка, я успел посмотреть только начало материала, как нас учила Ольга Сергеевна Высоцкая, и конец. У меня даже на какую-то секунду замерло сердце. Все было наоборот! Все было абсолютно наоборот! Другое совершенно сообщение! И настоящую правду об этом эпизоде, не очень приятную, зрители узнали только через тридцать лет. Вот такие бывали случаи. Но что делать, такое время было.
О любви
Мы с Ириной родились в одном родильном доме, жили и играли в одном дворе… Вообще-то я дружил со всеми тремя сестренками — Ириной, Татьяной и Наташей. Но с Ириной у нас появилась определенная симпатия друг к другу уже в старшем школьном возрасте. Поженились мы после войны, когда были студентами. Объединило еще и то, что у нас были близкие профессии: она работала звукорежиссером в «Останкино». Нам с Ириной всегда было о чем поговорить. Эту женщину я любил всю жизнь (Ирина Всеволодна Кириллова умерла в 2004 году — Прим. ред.).
Самым строгим моим критиком была Ирина. Ох, как она меня корила! Она же знала все мои крупные, средние и мелкие недостатки. Работа на телевидении нас настолько увлекла — как в болото мы зашли, из которого нельзя выйти. Может быть, нам надо было больше внимания детям уделять. Особенно младшему ребенку. Сыну, который рано ушел из жизни.
О самых счастливых минутах
Таких минут… Очень много. Не только минуты, но и годы даже! Молодость… Рождение дочери, которой сейчас уже пошел шестой десяток. О сыне уж я не говорю — большая радость была. Когда набегают минуты слабости, воспоминания обуревают, то очень многое вспоминается. Обидно, что так все быстро прошло… Но жизнь была замечательная. И я не жалею ни о чем.
По материалам «Медузы»*, «Мир 24», «Телепрограммы», ТАСС
* Издание «Медуза» включено в список СМИ-иностранных агентов