О том, какими заботами сегодня живёт Марфо—Мариинская обитель, что происходит в крипте Покровского собора и какого содействия хотело бы руководство Обители от московских чиновников, мы беседуем с настоятельницей монахиней Елисаветой (Поздняковой).
Больница или монастырь
— Матушка, расскажите, пожалуйста, что такое Марфо—Мариинская обитель, чем она отличается от обычного монастыря?
— Изначально Великой княгиней Елисаветой Феодоровной Марфо—Мариинская обитель создавалась как совершенно новая форма общежития сестер. Сёстры здесь живут по общежительному монастырскому уставу, выполняют все правила монастырской общины — послушания, общее молитвенное правило. При этом их служение Богу осуществляется в основном в форме служения ближнему.
Традиционно, монастыри широко не занимаются социальной деятельностью. Бывает, конечно, что есть при монастыре богадельня или приют, но все же монастырская жизнь направлена не на благотворительную или социальную помощь.
Монашеское делание — это внутреннее делание, главное дело монаха — молитва и сосредоточенное внимание к себе. В обычном монастыре, как правило, распорядок жизни сестер устроен таким образом, чтобы в ней гармонично сочеталось время для молитвы, труда (послушаний) и отдыха, что позволяет избежать суетности и сохранить внутреннее внимание.
А пациент, какой бы он ни был, — ребенок, взрослый — всегда требует постоянной включенности. При том, что у нас есть и службы, и молитвенные правила, но, если наши дети болеют или что-то случается в их жизни, мы всегда должны быть готовы на это реагировать.
— Закреплен ли статус сестёр Обители в церковных документах?
— К сожалению, из-за революции и политических событий того времени Великая княгиня не смогла довести до конца начатое ею дело по присвоению сестрам обители определенного статуса. Изначально Елизавета Федоровна разработала специальное положение, по которому сестрам присваивалось звание диаконисс. Этот документ обсуждался сначала в Святейшем Синоде, потом было вынесен на решение Поместного собора 1917–1918 годов.
Сейчас мы знаем, что решение комиссии по церковной дисциплине, на которой рассматривался этот документ, было положительным. Но общего решения Собора по этому вопросу так и не было принято, поскольку Собор был распущен досрочно.
— Кто сегодня, главным образом, живёт в обители — сёстры милосердия или монахини?
— Сегодня в обители живут два разряда сестер: есть сестры милосердия, которые изначально здесь и предполагались, есть монашествующие сестры. Все сестры живут одним укладом, хотя есть некоторые особенности. У сестер милосердия, например, более смягченный устав. А вообще они живут все вместе, все сестры следуют правилам монашеского общежития.
При этом сами послушания существенно различаются. Сестры милосердия, как правило, несут послушания именно социального характера — помогают людям, ездят на патронаж, опекают нуждающихся за пределами обители.
Бывает, что в том или ином социальном проекте участвуют и монашествующие сестры, но чаще все-таки их деятельность связана с административными и хозяйственными вопросами. Хотя непосредственно с нашими подопечными они контакта почти не имеют, но бывает, конечно, всякое. Если нужно, на срочный вызов идет любая сестра.
— Различается ли распорядок жизни монашествующих и белых сестёр?
— Распорядок жизни монашествующих сестер более строгий. Великая княгиня в своё время мечтала, чтобы при обители был монашеский скит, куда сестры могли бы удалиться для отдыха и сугубой молитвы, чтобы принять монашеский постриг и подготовится к переходу в вечную жизнь.
Сейчас у нас есть такое подворье в Волоколамском районе, в селе Каменки. Там живут монашествующие сестры, их устав более строгий, чем в Обители: они не заняты социальными проектами, их жизнь полностью посвящена молитве и монашескому деланию.
Сестра милосердия — кто это?
— Как приходят сестры в Обитель притом, что статус сестры милосердия определён нечётко?
— Если девушка хочет уйти из мира, перед ней не встает вопроса — быть сестрой милосердия или монахиней? Конечно же, ей хочется быть монахиней. Необычность статуса сестры милосердия создает определенные трудности. Людям, в самом деле, непонятно, кто это такие. Как результат — белых сестер у нас сейчас на порядок меньше, чем монашествующих.
И всё же некоторые женщины приходят и говорят: «Я бы хотела помогать ближним, я бы хотела заниматься детишками, ухаживать за больными…», — и при этом она желает жить в Обители, ее уставом, то есть, ей хочется более сосредоточенной церковной жизни. Такие становятся сестрами милосердия.
В самом начале каждая сестра сама определяется, кем она хочет быть. В зависимости от этого я направляю ее в то или иное русло. Но в любом случае, поселяясь в Обители, она включается в общежительный монастырский уклад, подчиняется тем порядкам, по которым живет Обитель.
— Кто сейчас в основном поступает в обитель? Сёстры обители — кто они по возрасту, образованию? Москвички или нет?
— Сейчас наши сёстры — это женщины и девушки разного возраста. Понятно, что маленьких мы не берем. Вступление в Обитель возможно с 18 лет. Верхнюю границу Великая княгиня ограничивала сорока годами. Поначалу мы тоже пытались поставить такое ограничение, но поняли, что это не работает.
Теперь женщины дольше сохраняются — так сказать, меньше изнашиваются в течение жизни. И, например, если в пятьдесят лет женщина вышла на пенсию, но еще полна сил, энергии, готова всем помогать, и у нее появилось для этого свободное время, — не дать такой возможности только из-за её возраста мы не можем.
Мы не оговариваем верхнюю возрастную границу, но если вдруг женщина хочет быть именно сестрой милосердия, конечно, описываем ей все трудности, с которыми придется столкнуться. Даже в анкете для приема сестер у нас есть специальные графы, посвященные здоровью соискательниц — например, тому, какие у них есть хронические заболевания.
По образованию наши сёстры тоже очень разные. Нередко отмечаешь для себя, что обращается много людей, окончивших какие-либо факультеты социальной направленности. Может быть, после того, как окончили вуз, они вообще никогда и нигде в социальной сфере не работали, но все равно это им близко и нравится.
Бывает, что приходят сестры со средним медицинским образованием. А бывает, что образование сестер не профильное. Приходят в основном москвички, но есть и иногородние.
— Выходят ли сёстры милосердия из обители замуж, как это было в начале XX века?
— Да, при Великой княгине такое иногда бывало. Но сейчас практика показывает, что у сестры, которая приходит сюда, не имея твердого желание остаться насовсем, ничего не получается. Для нее наши труды оказываются просто неподъемными.
Есть женщины, которые помогают нам в качестве добровольцев. Они не живут в Обители и не связаны никакими обязательствами — просто приходят в свое свободное время и выезжают на патронаж или выполняют какие-то другие послушания. Это своего рода трудничество.
— Сходно ли поступление в обитель с приходом в монастырь? Может ли пришедшая сестра уйти, если не справляется?
— Сестры, которые поступают в обитель с намерением здесь остаться, сначала попадают в разряд испытуемых. И пока они, так сказать, испытываются, то могут передумать и уйти, в этом нет ничего страшного.
Можно даже сказать, что задача сестры состоит именно в том, чтобы за время испытательного срока лучше понять специфику нашего служения. И если посчитает, что это не для нее, это ей не по силам, нужно, чтобы она вовремя ушла.
Есть женщины, которые уходят из состава сестер, но остаются при обители добровольцами; тогда они несут послушание только в том объеме, который, на их взгляд, им по силам.
Помощь нуждающимся, гимназия, детский дом
— Социальное служение обители сегодня очень разнообразно — это детский дом, гимназия, паллиативная служба, школа приёмных родителей и многое другое. Среди проектов обители есть материальная помощь нуждающимся. Как она организована?
— Да, у нас есть служба работы с просителями. У них есть отдельный вход с Ордынки, куда просто приходят люди и просят о чём-то. Как правило, это какая-то материальная помощь в том или ином ее виде — еда, предметы первой необходимости, сложности с оплатой лекарств, коммунальных услуг, оплата какого-то лечения. Кому-то нужно уехать домой, а денег на билет нет. Разные проблемы.
Задачи этой службы — рассмотреть просьбу, выяснить, насколько она обоснована, то есть, насколько реально этот человек нуждается. Потом тем или иным образом постараться помочь.
Понятно, что денег на руки мы никому не даем. Если это лекарства — покупаем лекарства и выдаем их, если продукты — продукты, если памперсы — памперсы. Если нужен билет, то это электронный билет, который не подлежит сдаче; то есть, если его сдают, то деньги возвращаются на счет Обители.
— При Обители есть Свято-Елизаветинский детский дом. С некоторых пор детские учреждения при монастырях — больная у нас тема. Как оформлена в Обители эта работа? Откуда к вам поступают дети?
— Детский дом у нас считается частным, он оформлен как отдельное юридическое лицо и, естественно, подотчетен органам опеки, органам социальной защиты. Дети к нам попадают по-разному: кого-то официально передают из органов опеки, некоторые девочки поступают по заявлению семей, попавших в трудную жизненную ситуацию.
Это очень удобная форма, которая позволяет родителям на время оставить дочку в детском доме, чтобы, например, наладить свои материальные дела, решить какие-то проблемы. Их не лишают родительских прав, и потом они могут спокойно забрать ребенка.
Сейчас у нас постоянно проживает около двадцати девочек; к этому же детскому дому относятся еще два мальчика. Это дети-инвалиды, они живут в отдельном помещении под наблюдением врачей медицинского центра, потому что их состояние требует специализированного ухода.
— Пытается ли Обитель устроить детей в семьи?
— На базе детского дома функционирует Центр семейного устройства. Наша задача номер один применительно к детскому дому — устроить всех детей в семьи. В силу разных обстоятельств это не всегда получается.
Наш Центр, во-первых, занимается с кровными семьями детей, находящихся у нас по заявлению родителей. С родителями, которые лишены родительских прав, тоже ведется работа на предмет того, чтобы все-таки вернуть ребенка в кровную семью. Конечно, усыновители хороши, но все-таки для ребенка и для семьи лучше, когда ребенок остаётся в родной семье.
Кроме того, центр ведет подготовку приемных, замещающих семей, на такую работу у нас есть специальная аккредитация. При Обители действует школа приемных родителей, уже было несколько выпусков. Тех детей, которых можно отдать под опеку, мы передаём в семьи.
Опять же, мы должны понимать, что отдать ребенка в семью — хорошо. Но наша-то задача — не просто отдать, а сделать так, чтобы он там нашел дом, чтобы его потом не вернули, и для ребенка не было бы дополнительной психологической травмы. Поэтому, прежде чем отдавать, нужно эти приемные семьи очень хорошо готовить, а дальше — сопровождать, чтобы эта семья всегда могла обратиться с какой-то проблемой, не оставалась с ней один на один, чтобы могли помочь грамотные специалисты.
— Куда уходят потом ваши воспитанницы? Вы следите за их жизнью?
— Надо сразу сказать: за тот период, что я нахожусь в Обители, еще ни одна девочка у нас не выпустилась.
Есть воспитанницы, достигшие восемнадцатилетнего возраста, и, в принципе, если бы это был обычный детский дом, они бы уже от нас ушли. Но это же наши дети, и сложно представить, как они по одной будут жить в городе. Поэтому сейчас, хотя эти девочки уже учатся в институте, ещё где то, живут они пока с нами.
Думается, что кто-то из них уйдет из Обители замуж. Другие будут жить в положенных им квартирах, но опять же, не одна девочка, а под присмотром либо воспитателя, либо другого взрослого человека — сейчас одной девочке жить в квартире в Москве небезопасно.
Понятно, что наша работа не заканчивается с выходом воспитанниц из Обители. Жизнь наших детей не может закончиться для нас тем, что они ушли, за ними закрылась дверь и до свидания. Наша задача — помочь им встать на ноги, определиться в жизни, чтобы у них всегда было место, куда они могут прийти за помощью.
Памятник архитектуры: проблемы в тендере
— Обитель располагается в центре города. Многие ваши здания — памятники архитектуры федерального значения. Каково это — вести столь активную работу в зданиях с особым статусом?
— Памятник архитектуры — это такое почетное название, которое никакой радости не приносит. Наоборот, то и дело возникают дополнительные трудности: с одной стороны здания довольно старые, с другой — любые работы, изменения планировки, ремонт мы не можем выполнять без разрешения «Москомнаследия».
Невозможность решать самостоятельно проблемы, связанные с ремонтом и другими работами, статус «памятника архитектуры» создает сложную ситуацию. Мы готовы пригласить людей, которые уже хорошо зарекомендовали себя в предыдущих работах, но необходимость согласования с «Москомнаследием» приводит к появлению сторонних организаций, выбранных с помощью тендера. Почему-то это очень часто сказывается на качестве работ.
— В 2009 году в обители была проведена масштабная реставрация. Как бы Вы оценили её результаты?
— На момент реставрации 2009 года Обитель была в плачевном, аварийном состоянии.
К столетию со дня её основания по указанию Мэра Москвы здесь проводилась масштабная реставрация, но проблемы есть. Связаны ли они с недостатками реставрации или просто с приобретенной ветхостью зданий — сложно сказать. Думается, что сейчас надо не искать виновных, а постараться, чтобы все-таки наследие, которое нам доверили, не было утрачено.
— Кто был инициатором публикации «Архнадзора», появившейся в начале января?
— Можно так сказать, что мы дружим с «Архнадзором». Они в курсе наших проблем, поэтому и выступили в нашу поддержку. У них есть замечательные люди, которые нам помогают. Представители этой организации иногда проводят очень интересные экскурсии по Обители, по храмам Замоскворечья. Мы с ними общаемся и приглашаем их, если нам нужна помощь.
Крипта с фресками Корина
— Когда обозначилась ситуация с высокой влажностью в крипте Покровского собора?
— После моего назначения в Обитель в феврале 2011 года ситуация с повышенной влажностью в крипте обозначилась довольно быстро. Конечно, реставрационные работы 2009 года там проводились, но почему избыточная влажность так и осталась — сказать сложно.
— Обращалась ли обитель по поводу этой ситуации к московским властям?
— Мы, конечно, обращались в Департамент (Департамент культурного наследия города Москвы; «Москомнаследие» и «Мосгорнаследие» — названия той же организации — прим. ред.), после чего специальная комиссия составила акт обследования помещения.
Тринадцатого июля 2013 года мы получили письмо из Департамента, в котором сообщалось, что «так как реставрация проводилась в 2009 году, то вопрос об обосновании проведения новых ремонтных работ требует дополнительной проработки. О результатах вам будет сообщено дополнительно».
Сегодня мы получили новое письмо, в котором нас обязали заключить охранные обязательства на пользование объектом культурного наследия. Помимо этого — «своими силами провести инженерно-техническое обследование, силами специализированной лицензированной организации для установления причин увлажнения стен в крипте».
Дело в том, что обследования силами Департамента уже проводились. Особых причин увлажнения найдено не было, а, следовательно, не понятно и то, как их устранить. Сейчас нам предлагается установить все это самостоятельно.
— Какого содействия хотела бы обитель со стороны специалистов и московских властей, чтобы разрешить ситуацию?
— Понятно, что у нас нет денег для того, чтобы полностью осуществить реставрацию тех дефектов, которые есть сейчас в нашей крипте. Поэтому мы бы очень хотели участвовать в конкурсе, чтобы нам выделили бюджетные средства на реставрацию, на ремонт крипты, на качественную гидроизоляцию, чтобы решить проблему избыточной влажности. (Речь идёт о программе Департамента культурного наследия по помощи религиозным организациям в проведении ремонтных и реставрационных работ на объектах культурного наследия религиозного назначения — прим. ред.)
С другой стороны, нам бы очень хотелось, чтобы этим занималась не сторонняя организация, а люди, которых мы знаем, с которыми мы уже имели дело на других объектах. Конечно, это должна быть организация лицензированная, имеющая разрешение проводить работы на объектах, отнесенных к памятникам архитектуры. Вместе с тем желательно, чтобы это были люди, понятные нам, которым мы доверяем, основываясь на предыдущем сотрудничестве.
Если какие-то технические вещи по ремонту мы готовы взять на себя, то остаются вопросы, с которыми самостоятельно, без помощи Департамента, нам справиться сложно. Это реставрация самих фресок. В этом случае реставрация должна быть такая, чтобы сохранился Корин, а не написать все заново.
О том, какие меры следует предпринять для спасения уникальных фресок, рассказывает сотрудник движения «Архнадзор» Евгения Твардовская.
— На мой взгляд, главное в сложившейся ситуации — чтобы все стороны разобрались, наконец, что им нужно делать, и начали действовать.
К сожалению, Департамент культурного наследия до сих пор не сориентировал Обитель в том, какие документы она должна оформить, в каком порядке и в какие инстанции обратиться.
В свою очередь, обитель тоже должна сделать некоторые шаги — оформить охранные грамоты на памятники, собрать пакет документов и вступить в городскую программу реставрации. Понятно, что всё это требует определённых денег, но без этих действий город ничем помочь Обители не сможет.
В свою очередь, мы предлагали Обители услуги независимого архитектора, который мог бы уже сейчас провести хотя бы некоторые работы по удалению плесени с фресок. Однако внятного ответа на свои предложения пока не получили.
Между тем, действовать в сложившейся ситуации надо быстро — ведь фрески Павла Корина уникальны, и они гибнут.
Об особенностях росписи крипты Марфо—Мариинской обители, истории создания и значении фресок Павла Корина корреспондентам Правмира рассказала член союза художников СССР, искусствовед, преподаватель Общедоступного православного университета имени А. Меня и Библейского колледжа «Наследие» Лилия Николаевна Ратнер.
— В 1914 году М. В. Нестеров расписал купол храма Покровского собора Марфо- Мариинской обители, основанной великой княгиней Елисаветой Феодоровной. В это же время Павел Корин осуществил роспись крипты собора, в связи с чем совершил поездку в Ростов Великий и Ярославль, чтобы ознакомиться с фресками соборов и церквей.
В крипту ведет лестница, спускающаяся из южной части храмового четверика. В крипте соединены два помещения — собственно усыпальница, где по мысли Елисаветы Феодоровны должны были быть захоронены сестры милосердия, принявшие постриг, и сам храм.
В храм ведет лестница, украшенная декоративными полотенцами. Храм освящен во имя Сил небесных и всех святых. Стены расписаны процессиями ангелов и свв. Жен, над дверью размещено изображение «Трех отроков в печи огненной», что являет собой прообраз Воскресения. Деисис написан неканонично — изображена Троица Новозаветная, что вполне в духе эпохи Модерна.
Особенно хочется отметить фреску, изображающую трех праотцов — Авраама, Исаака и Иакова, что символизирует Рай, и стоящего перед ними Благоразумного разбойника. Сам Павел Корин назвал свою работу «Путь праведников ко Господу».
Потолок и своды украшены пылающими серафимами, что составляет яркий контраст с голубоватыми ликами ангелов и мафориями жен.
Фрески написаны удивительно свободно, легко и при этом монументально. Пространство стен украшено декоративным орнаментом и замечательной каллиграфией. Фрески поражают яркостью и свежестью красок, несмотря на плохую сохранность. Фрески Павла Корина достойны украсить любой музей мира.
Проведенные в 2009 году реставрационные работы явно недостаточны, да и не доведены до конца. Огорчает равнодушие соответствующих органов к замечательному национальному достоянию.
Самые последние документы и ответы московских чиновников на запросы о ситуации с уникальными фресками можно увидеть в сообществе «Архнадзор».
Справка
В настоящее время в Марфо—Мариинской Обители функционируют:
— Свято-Елизаветинский детский дом для девочек, в котором постоянно живёт более двадцати детей;
— медицинский центр милосердия для реабилитации детей с детским церебральным параличом, при котором открыта Группа дневного пребывания;
— детская паллиативная выездная служба для детей-инвалидов с неизлечимыми прогрессирующими заболеваниями, которая обслуживает порядка семидесяти семей;
— Свято-Елизаветинская гимназия, в которой учится более двухсот пятидесяти детей;
— летняя дача для детей-инвалидов и детей из многодетных семей с родителями на подворье в г. Севастополь;
— центр семейного устройства и школа приёмных родителей
— служба «работы с просителями», оказывающая разовую материальную помощь нуждающимся;
— справочный телефон милосердия, координирующий обращения нуждающихся с профильными службами города;
— организации добровольцев, занятых разными видами помощи — более полутора тысяч человек.
Готовятся к открытию:
— респис (Группа круглосуточного пребывания) для детей-инвалидов с родителями, либо детей-инвалидов — подопечных паллиативной службы Обители;
— богадельня для женщин;
— хоспис;
— детский сад.
Подготовила Дарья Менделеева
Фото Ксении Прониной