Действительно, как писал Бродский: «В Рождество все немного волхвы…»…
Я вот почему-то замечаю, что мы какие-то немного другие в эти дни. Да, именно так. Даже те, кто, собственного говоря, все уже отпраздновал и отсалютовал и просто ждет выхода на работу.
Не так уж и много, в общем-то, осталось. В сети потихоньку отгремели бои по поводу нового\старого стиля, хотя кое-где все равно еще — нет-нет, да рванет. Можно понять, наверное, всех. Хотя бы попробовать. И, конечно, грустно, что кем-то и где-то Рождение в мир младенца Христа воспринимается на уровне приложения к новогодней елке. Но грустно не сильно. Ведь это не отменяет ничего.
Потому что Христос рождается в этот мир и для этого кого-то. И было это не когда-то давно, а происходит именно теперь. Поэтому, осознавая это великое чудо, и понимаешь, почему в этот самый момент мы все уже чуть-чуть другие и в чем-то ты сам учишься принимать этих других, потому что и ради них и для них тоже происходит и начинается.
А мне лично очень близка эта дата – 7 января, потому что в ней все как-то светится чем-то удивительным и начальным, как будто прежнего нет, как будто бы изменилось само время и ушедший год – это те самые темные холмы за спиной на закате в древней восточной пустыне. Я выдыхаю усталость и боль прошлых нескольких сотен дней и поднимаю глаза к Небу.
Надо сказать, что у меня этот праздник теперь как-то очень тесно связан с дорогой. Вот уже второй год я уезжаю совершать богослужения Рождества на отдаленные областные приходы. Из города, из храма, где постоянно служу. Да, где-то это приспособленные помещения, да, совсем не так все знакомо и привычно, но какие это потрясающие и удивительные встречи, какие это часы пути, короткие остановки, возможность почувствовать пространство, увидеть зимний закат, посмотреть на мчащиеся в одну и в другую сторону трассы машины. Подумать о людях в них.
В конце всех этих моих дорог – наши местные, областные Вифлеемы, храмы, где уже ждут и готовятся к службе, которая в эту ночь будет особенная. Особенной она будет везде и для каждого. В городе-то проблем с богослужением нет. Можно выбрать храм, в который пойдешь, можно найти тот, который поближе к дому. И еще поразмышлять к какому священнику лучше подойти на исповедь. А там выбора никакого особенно нет. Хорошо, если куда-то назначен и уже едет священник. А какой он этот священник, с каким настроением? Какой храм? Какие в этом селе люди?
Вот в этот самый момент и приходит понимание, что наше обоюдное ожидание – меня в дороге к этому селу и людей в этом сельском храме — не должно стать всего лишь свершением наших личных чаяний друг о друге, а соединиться в радости ожидания иного. В Рождении в этом мире Богомладенца. Именно в Нем и с Ним мы, такие разные, становимся немного другими для себя самих в первую очередь. И чудо Рождества начинается в этой возможности очнуться и хоть немного уйти от себя повседневного и уставшего.
А дары? Да ведь у каждого из нас найдутся свои и золото, и ладан, и смирна.
У меня вот последнего все больше. Но есть немного и царских даров. Это люди. Которым был нужен и смог помочь. Хоть чем-то.
Вот Дениса сегодня встретил. Бродяжничает который год, то пропадает, то появляется. Сегодня окликнул меня, подбежал радостный и немного пьяный. В кармане жестяная банка, а глаза смеются, но не по-хмельному совсем. Увидел, как я беседовал возле храма с молодым человеком, сложным, кстати, с непростой биографией и непонятным будущим. Увидел, а потом подошел и, глядя в пол, полушепотом в сторону странно сказал: «Помилуй его… он босяк, как и я…».
Я аж остолбенел, так, вроде бы, и не казню его, да не гоню. А потом вдруг вспомнил, что миловать же — вовсе не отсрочить наказание, а просто – полюбить. Отдал ему сумку с продуктами. А еще раньше с ним собака была. Им вдвоем было легче. Сейчас без собаки.
А еще завтра хоронить человека. Отпевать нашу старейшую сотрудницу. А когда-то, лет пять назад, я у нас же в храме отпевал ее дочь. И вот теперь сама Антонина Михайловна. Тяжело она уход дочери переживала. Вот и ее время. А месяц назад она меня к себе позвала. Причаститься. До этого все сама, хотя почти и слепая, но приходила к службе. И вот в последний раз все же позвала. Хорошо, что дошел. Как иногда важно понимать, что не в тебе дело, а в Том, Кто тебя к этим людям зачем-то приводит.
А еще очень много всего в эти дни. И, конечно же, это те, с кем мне придется встретиться и о чем-то говорить. И с кем-то молчать. И кого-то проводить. Но пусть их пути будут путями к дому и свету, дарами Младенцу в яслях. И пусть у меня случится эта дорога. В тот самый Вифлеем, где-то в области. Хотя до палестинской пустыни и тысячи километров. Но в эту ночь незримо он будет и здесь. В темном поселке, где на окраине, через поле — старое кладбище, а надо всем этим — огромное небо. Близкое и тем, и другим.
А в небе….
«Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях ребёнка издалека,
из глубины Вселенной, с другого её конца,
звезда смотрела в пещеру.
И это был взгляд Отца.»