Образ рая в христианстве и исламе

“В садах услады — толпа первых и немного последних, на ложах расшитых, облокотившись на них друг против друга. Обходят их мальчики вечно юные с чашами, сосудами и кубками из текучего источника — от него не страдают головной болью и ослаблением <…> среди лотоса, лишенного шипов, и акации, увешанной плодами, под далеко раскинувшейся тенью, на берегу текучих вод и средь плодов обильных, не истощаемых и не запретных, и ковров разостланных, и Мы создали им (напар­ниц) творением особым и сделали их девственницами, мужа любящими, сверстницами <…> Для богобоязненных есть место спасения — сады и виноградники, и полногрудые сверстницы, и кубок полный. Не услышат они там ни болтовни, ни обвинения во лжи” (Коран 56.12–19; 28–37; 78.31–35) ¹.

И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего <…> Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов <…> Улица города — чистое золото, как прозрачное стекло <…> Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет <…> Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их. И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков (Откр 21:2,12,21,25; 22:2–5).

Даже при беглом взгляде сразу бросается в глаза кардинальное различие этих двух образов: в противовес коранической вечноцветущей идиллии — апокалиптический образ Града. Причем этот образ свойственен не только Апокалипсису, но и всему Новому Завету — в доме Отца Моего обителей много (Ин 14:2), говорит Господь, и апостолу Павлу, “знавшему человека, восхищенного в Рай” (см. 2 Кор 12:2), пришлось обмолвиться: они стремились к лучшему, то есть к небесному; посему и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом: ибо Он приготовил им город (Евр 11:16). И этот новозаветный образ “града Божия” в свою очередь восходит к некоторым архетипам Завета Ветхого: Речные потоки веселят град Божий, святое жилище Всевышнего (Пс 45:5), и др.; особенно яркие параллели описание апостола Иоанна имеет с 60-й главой книги пророка Исайи, где Господь, обращаясь к Иерусалиму, говорит: И будут всегда отверсты врата твои, не будут затворяться ни днем ни ночью <…> и назовут тебя городом Господа, Сионом Святаго Израилева <…> Не зайдет уже солнце твое, и луна твоя не сокроется, ибо Господь будет для тебя вечным светом, и окончатся дни сетования твоего (Ис 60:11,14,19).

Основная причина различия двух этих образов заключается в том, что для мусульманина Рай — возвращение в состояние Адама до грехопадения ², отсюда и образ садов Эдема: “перво­зданный Рай тождествен будущему Раю” ³; тогда как для христианина достижение Рая не является возвращением в Эдем: Боговоплощение подняло человеческую природу на несравненно более высокую ступень близости к Богу, чем была у прародителей — “одесную Отца”: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий <…> Первый человек — из земли, перстный; второй человек — Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного (1 Кор 15:45,47–49), потому христианин не стремится вернуться в состояние Адама, но чает соединиться со Христом; преображенный во Христе человек входит в преображенный Рай. И единственный “предмет” Рая ветхого, Эдема, перешедший в Рай новый, Небесный Иерусалим, — древо жизни (Быт 2:9; Откр 22:2), только подчеркивает превосходство Нового Рая: Адам был изгнан, чтобы не есть плоды его, жителям же Небесного Иерусалима они вполне доступны, впрочем, не для наслаждения или утоления голода, а для исцеления. По христианской традиции “Листья древа жизни означают тончайшие превысшие и пресветлые разумения божественных судеб. Эти листья будут во исцеление или во очищение неведения тех народов, которые стоят низшими в делании добродетелей” ⁴.

Не считая параллелей с Эдемом, мусульманский образ Рая в целом чужд эсхатологии как Ветхого, так и Нового Завета, и скорее в этом пункте имеет своим источником не христианство, а зороастризм: “У них стоят их ложа разубраны, душисты, подушками полны <…> у них сидят девицы, украшены браслетами, перепоясан стан, прекрасны, длиннопалы, и так красивы телом, что сладостно смотреть” (Авеста. Ард-яшт II.9; 11) ⁵.

Чтобы перейти к дальнейшему, необходимо разобраться, что означает образ города: какое значение он имеет для Библии и почему для изображения Царствия Небесного взят именно он.

Первый город построен Каином (Быт 4:17). Это — подчеркнуто изобретение человека, причем человека падшего. Данный факт как бы подталкивает к негативной оценке самого изобретения: “градостроительство, скотоводство, музыкальное искусство <…> все это принесли человечеству потомки Каина как некий суррогат утраченного райского блаженства” ⁶. Но только ли блаженства? Скорее это все-таки попытка как-то возместить утраченное единение с Творцом, бывшее в Раю. Тот факт, что люди не живут поодиночке или кланами, нельзя объяснить только соображениями экономического характера. Люди стремятся жить вместе, чтобы восполнить для себя то чувство одиночества, которое постигает каждого, кто вследствие греха прекращает общение с Богом. В возникновении городов виден не отход от Бога, но напротив, попытка вернуться к Нему. Первый город построен Каином, но назван он в честь Еноха, который ходил пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его (Быт 5:24). И археологический материал указывает на религиозные причины возникновения первых городов. В пользу этого говорит обилие в древних городах погребений, расположенных прямо среди домов, а очень часто и непосредственно под полом, а также то, что большинство построек имеет явно религиозное назначение; так, например, в древнем городе Лепеньски Вир (нач. VII тыс. до Р. Х.) из 147 построек около 50 были святилищами ⁷… Города возникают словно некое признание собственной падшести и невозможности жить, бытийствовать одному; они безусловно несут в себе некий покаянный оттенок, связанный с переживанием греха, содеянного предками… Именно поэтому Бог, воспрепятствовав постройке вавилонской башни (изобретения человека не просто падшего, но и восставшего против Творца), не воспрепятствовал возведению человеком городов. Человек создает дом, город, используя и обрабатывая тот материал, который дан ему от Бога, и в этом смысле употребление этого образа в Библии применительно к людям — приступая к Нему, камню живому <…> и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный (1 Пет 2:4–5) — скорее всего обозначает, как и в притче о талантах, реализацию человеком Божиего замысла о нем.

Возвращаясь к представлению о Рае, можно сказать, что если сад есть по существу целиком творение Божие, то образ города как создания человеческого знаменует участие человечества в Царствии Божием. Употребление образа города в описании Царствия Небесного означает, что человечество со-участвует в спасении: “нужно, чтобы мы, созданные по образу и подобию Божию, участвовали в пришествии и строительстве Царствия Небесного” ⁸; “Сей город, имеющий краеугольным камнем Христа, составляется из святых” ⁹. В исламе же такое соучастие немыслимо, поэтому естественно употребление флористичного образа — в Коране вообще для обозначения Рая обычно употребляется слово “аль-Джанна” (Сад).

Другое, менее заметное, но не менее принципиальное различие заключается в представлении о том, что есть райское состояние по отношению к человеку. Собственно мусульманский Рай напоминает пансион, где отдыхают выслужившиеся солдаты; все, чем наполнено их райское существование — это наслаждение всяческими удовольствиями, телесными и эстетическими. Это представление также не является самостоятельным и произвольным, оно тесно связано с кораническим представлением о том, чем было наполнено райское существование первых людей: “И Мы сказали: «О Адам! Поселись ты и твоя жена в Раю, и питайтесь оттуда на удовольствие, где пожелаете»” (Коран 2:35). Библия же и о том и о другом учит совершенно иначе. Ни о каком вечном отдыхе, сопряженном с получением тех или иных удовольствий, нет и речи. Господь поселяет Адама в саду Эдемском чтобы возделывать его и хранить его (Быт 2:15), а о жителях Небесного Иерусалима сказано, что они будут служить Ему (Откр 22:3). Пребывание в Раю по Библии неизменно связано с некой деятельностью человека и изображается не как статика блаженного безделья, а как постоянная динамика восхождения от славы к славе.

Представление о рае как о чувственном наслаждении удовольствиями также восходит, по-видимому, к зороастризму: “Спросил Заратустра Ахура-Мазду: «Ахура-Мазда, Дух святейший, Творец миров телесных, праведный! Когда умирает праведник, где в ту ночь находится душа его?». И сказал Ахура-Мазда: «Около головы она восседает <…> В эту ночь столько удовольствия испытывает душа, сколько все удовольствие, испытываемое живым миром»” (Авеста, Яшт 22.1–2).

Можно сказать, что мусульманское представление о Рае изначально и решительно отвергается в Новом Завете: В воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах (Мф 22:30); Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим 14:17). Однако было бы неверным считать, что создание именно этого чувственного представления было не более чем политическим приемом: “завлекательным описанием Рая <…> пророк ислама действовал на пылкое воображение соотечественников и привлекал их к принятию провозглашаемой им религии” ¹⁰. Нет, в нем есть определенная внутренняя логика — эти смущающие христианина образы являются оправданием воскресения плоти с точки зрения ислама. Человек христианской культуры неотступно помнит, что в повседневной жизни он имеет дело с испорченной грехопадением человеческой природой, весьма далеко отстоящей от идеального состояния, тогда как для мусульманина ничего подобного нет: для него его природа идентична природе первозданного Адама, вследствие чего тот преизбыток чувственности, который в христианстве рассматривается как имею­щий на себе печать грехопадения, в исламе воспринимаются как естественный атрибут созданной Богом человеческой природы, почему и не вызывает смущение перенесение его на райское состояние.

Это различие проистекает также из различного понимания назначения человека (в том числе и его плоти) в христианстве и исламе — в Коране от лица Бога говорится: “Я ведь создал <…>людей только для того, чтобы они Мне поклонялись” (Коран 51:56); тогда как по Библии Бог создает людей, чтобы они Его любили: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим (Лк 10:27; ср. Втор 6:5), и чтобы Он их любил: ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин 3:16); и в этой Божественной любви целый человек (то есть во плоти) должен “соделаться причастником Божеского естества” (см. 2 Пет 1:4); в связи с чем и Рай воспринимается как достижение этой духовной мистической цели. Ничего подобного в исламе нет ¹¹, “Законоведческий ислам в полемике с суфизмом даже осуждал идею любви к Богу. Крупный мусульманский богослов XIII в. Ибн Тамиййа писал, что любовь предполагает прежде всего соотнесенность, пропорциональность, которых нет и не может быть между Творцом и Его творением. Поэтому совершенная вера должна выражаться в любви к закону, к установлениям Божьим, а не к Самому Богу” ¹², отсюда и соответствующее бездуховное (в нейтральном смысле слова) понимание Рая.

При дальнейшем рассмотрении привлекает внимание тот странный на первый взгляд факт, что в такой теоцентричной религии как ислам, имеет место столь антропоцентричное представление о Рае. Бог в таком Рае как бы вынесен за скобки, наслаждающиеся предоставлены друг другу и своим наслаждениям; если Бог и появляется, то только затем, чтобы поприветствовать отдыхающих (Коран 36:58) и спросить, не желают ли они чего-нибудь еще. Их отношения хорошо выражены в неоднократно проходящей через весь Коран фразе: “Аллах доволен ими, и они довольны Аллахом. Это — великая прибыль!” (Коран 5:19; 59:22; 98:8).

Христианский же Рай, несмотря на то, что, как мы говорили выше, подразумевает в себе формообразующее участие человечества, строго и подчеркнуто теоцентричен: имею желание разрешиться и быть со Христом (Флп 1:23); желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа (2 Кор 5:8); весь смысл будущей блаженной жизни для христианина заключается в бытии с любимым и любящим Богом и созерцании Его: и узрят лице Его (Откр 22:4).

Это различие продиктовано различием дистанции между человеком и Богом с точки зрения ислама и с точки зрения христианства. Ислам в целом высоко ставит человека: “человек является самым лучшим и совершенным созданием. Человек назначен наместником Бога на земле. Человек — пророк и друг Божий. Человек — сущность Вселенной” ¹³. Но несмотря на это, дистанция между человеком и Богом в исламе несоизмеримо больше, и качество отношений принципиально другое, чем в христианстве: и сказал Сидящий на престоле: <…> Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном (Откр 21:5,7). Бог для христианина — Отец по благодати;–o‘че н’аш, •иже —eс`и на н‘бс‡хъ — взывают каждый день христиане, в то время, как мусульмане произносят: “О Господин миров, Которому нет ровни!”. “Ислам утверждает радикальную недоступность Бога для человека <…> (и потому) отношение человека к Богу мыслится преимущественно в категории «раб Божий»” ¹⁴. Конечно, и мусульманин может сказать, что “метафорически мы все дети Божии” ¹⁵, но для христианина это не метафора: мы приобрели усыновление от Бога через соединение с Единородным Его Сыном, ставшим человеком: посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа (Гал 4:7). После того, как Бог стал человеком, Он оказался очень близок к каждому из нас, близок как личностно, так и онтологически. Слова “сын Бога” в устах мусульманина значат не более, чем “отец Бога”, тогда как для христианина выражение “сын Бога по благодати”, применимое ко многим, имеет вполне определенное значение именно благодаря тому, что христианин знает об одном-единственном “Сыне Бога по естеству”.

Поэтому для христианина, переживающего опыт личного соединения с Богом, немыслимо никакое иное счастье, кроме как вечное бытие с Ним: “скучает душа моя о Господе, и слезно ищу Его. Как мне Тебя не искать? Ты прежде взыскал меня и дал мне насладиться Духом Твоим Святым, и душа моя возлюбила Тебя” ¹⁶, в связи с чем мусульманское чувственное представление о Рае воспринимается им как кощунство, как “продолжи­тельное пребывание в ненасытном безобразном скотоподобном студодеянии, да еще перед Самим Богом!” ¹⁷, как отвержение Божественного дара усыновления. Мусульманское видение Рая потому противно христианству, что в нем находит себе отражение то, что мусульмане, “познав таким образом Христа, не прославили Его как Христа, то есть как Богочеловека и Слово, но истину заменили ложью и уверовали в обычного смертного человека, — речь идет о Магомете, — возблагодарили его и последовали за ним. И это вместо того, чтобы последовать за Богочеловеком и бессмертным и вечным Словом, Тем, Который если и принял смерть, то только для того, чтобы уничтожить смерть (святитель Григорий Палама)” ¹⁸. Мусульманское представление о Рае отвергалось даже не столько из-за самого образа, сколько из-за того, что этот образ логически следует из тех основ богословия ислама, в которых он кардинально расходится с христианством.

Следующее различие затрагивает вопрос о пространственно-временном соотношении Рая. Если в исламе праведники достигают Рая после воскресения и суда (хотя он существует и сейчас), то в христианстве близость человека к Раю обусловлена скорее не хронологически, а личностно: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк 17:21); ныне же будешь со Мною в раю (Лк 23:43). Личностное вхождение в Рай при земной жизни для христианина обязательно: “Кто не постарается достигнуть Царствия Небесного и внити в него, пока находится в сей жизни, тот и в то время, когда выйдет душа его из тела, окажется находящимся вне сего Царствия” ¹⁹; “Царствие же Небесное, находящееся внутри верующего, есть Отец, Сын и Дух” ²⁰. Таким образом, “Рай есть не столько место, сколько состояние души” ²¹, и не только души, но и тела. Рай для христианина есть соединение с Богом, и оно может и должно произойти уже в этой жизни, что и совершается для христианина в таинстве Евхаристии.

*   *   *

Представление о позитивной посмертной участи человека крайне важно для понимания содержания любой религии, и тем удивительнее, что исследователи как правило, обходят его вниманием, тогда как без него лишается смысла все остальное — если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков (1 Кор 15:19). И в исламе именно этим обусловлено то, что в Коране практически нет ни одной суры, которая бы не упоминала о “Садах услады”. Это представление, как лакмусовая бумажка, выявляет саму сущность религиозных воззрений: представление о Рае тесно связано с представлением о Боге и человеке, о зле и добродетели, о самом мире; различия в каждом из этих пунктов в учении той или иной религии отражаются и фокусируются в образе будущей жизни уверовавших. Христиане прекрасно понимали это и потому желающий перейти из ислама в христианство должен в числе прочего отречься от мусульманского образа Рая: “вопрош’енiе: wриц’аешисn ли магомет’анскагu бл’азненнагu —yч’енin —u многож’енствh въ с’ей ж’изни,  —и —u чzвственнhмъ —yслажд’енiи въ ра`и по см’ерти? wветъ: wриц’аюсn, —и —yч’енiе сi`е, къ плотоуг’одiю —изм’ышленное, wверг’аю” ²².

Словарь Правмира — Рай