Почву для протеста образовательные власти готовили долго и со вкусом. И, кажется, добились своего
Еще с весны было понятно, что катящиеся снежным комом перемены в российском образовании рано или поздно приведут к тому, что разрозненные протесты против них обретут какое-то новое качество. Власть тем временем не дремала и исправно подливала масла в огонь. Кажется, добилась своего.
Еще с весны было понятно, что катящиеся снежным комом перемены в российском образовании рано или поздно приведут к тому, что разрозненные протесты против них обретут какое-то новое качество. Власть тем временем не дремала и исправно подливала масла в огонь. Кажется, добилась своего.
Почву для протеста образовательные власти готовили долго и со вкусом: тут вам и закон об НПФ — нормативно-подушевом финансировании школ, тут вам и попытки перекраивать школьную систему Москвы, объединяя школы, детсады, библиотеки в загадочные новообразования (разумеется, по просьбам родителей и педагогов). Тут и электронная запись в кружки, в ходе которой внезапно выяснилось, что записаться можно на четыре часа занятий в неделю и не больше. Родители начинают протестовать только тогда, когда лично их начинают прижимать: когда детей в школах и детсадах переводят на дорогое и невкусное привозное питание; когда в уютной обжитой школе вдруг увольняют директора, уходит половина педагогов, зато приходят дети из соседней школы и начинают колотить местных… Вот тут родители рисуют плакаты и выходят на пикеты. Минувшим летом московских родителей раскачали-таки до коллективных протестов, и многие школы от объединения отбились; теперь их задача — выжить при НПФ.
Объединиться с кем попало
Осенью до чтений в Госдуме добрался новый законопроект об образовании, в котором государство сняло с себя чуть не все обязательства и гарантии учить население бесплатно хоть чему-нибудь, кроме программы средней школы. Ее бы тоже отменили, наверное, но сперва надо отменить Конституцию. Зато в средней школе тоже пообещали платные услуги. Общественность забросала Госдуму письмами с требованием внести поправки в законопроект, вал обращений на несколько дней вывел из строя думскую электронную приемную, обсуждение сдвинули на 11 декабря… Ждем.
Введение НПФ, выгодного для крупных центров образования, и исключение из нового закона положения об особом статусе гимназий, лицеев и т.п. оказалось фатальным для малокомплектных школ. Перед ними встала дилемма: или срочно объединиться с кем придется (возможно, растеряв специфику и коллектив), или гордо разориться, или ввести платные услуги. Большинство малокомплектных школ — это те, что работают с особыми категориями учеников: от школ надомного обучения и коррекционных школ до гимназий и лицеев, входящих в московскую топ-десятку.
Новая модель, на которую стали принудительно переводить московские школы, имитирует инклюзивную модель, принятую, например, в Финляндии или Штатах: все дети с особыми потребностями должны получить возможность учиться по своим образовательным траекториям в крупных учебных центрах. Фокус, однако, в том, что в России сейчас действует принципиально иная модель работы с особыми потребностями: для каждой их категории — свои спецшколы. У этой модели есть свои плюсы (сильные физматшколы, например) и свои минусы (в основном в области коррекционного обучения).
Но отменить ее и в одночасье перевести страну на другую — это все равно что с завтрашнего утра ввести по всей России левостороннее движение. Старая модель развалится прямо сейчас, а заработает ли новая — еще неизвестно.
Поэтому несколько московских школ, гимназий и лицеев, работающих с одаренными детьми, написали петицию президенту и премьеру с требованием закрепить за школами, которые учат детей с любыми особыми потребностями, особый статус, разработать для них нормы финансирования и приостановить непродуманный эксперимент по слиянию и поглощению школ. Петицию за пару дней в начале декабря подписали три тысячи человек — от ученых, заинтересованных в молодых научных кадрах, до родителей детей-инвалидов. Петиция немедленно спровоцировала множество публичных дискуссий о критериях одаренности, методах ее выявления, механизмах контроля над спецшколами, о том, наконец, стоит ли вообще государству выделять деньги на одаренных детей: всем поровну — справедливее. По-хорошему, все эти дискуссии следовало вести до принятия судьбоносных решений, а не после, и решения принимать на основании серьезных исследований: какая модель работы с особыми потребностями оптимальна для страны и почему, как сочетать разные категории учеников в массовой школе, как организовать их грамотное сопровождение, какие ресурсы для этого нужны. Но единственное основание, на котором сейчас принимаются решения в российском образовании, — это максимальное урезание расходов, которое почему-то называют «эффективностью».
Об эффективности
В ноябре государство вылило в занимающийся костер массового возмущения еще несколько тонн горючего, опубликовав результаты мониторинга вузов: более четверти российских вузов и чуть не половина филиалов были объявлены «неэффективными». Вузовская общественность уже на следующий день, 2 ноября, собрала около трех тысяч подписей под требованием раскрыть критерии оценки; раскрытые критерии оказались максимально невменяемыми. Следом грянул скандал с сокращением мест на филфаке СпбГУ, тоже со сбором подписей; скандал потушил ректор вуза Кропачев, объявивший, что сокращения не будет.
Тут же прибежал с ведром керосина министр Ливанов, который одним махом оскорбил практически весь профессорско-преподавательский состав высшей школы страны, фактически обвинив его в непрофессионализме или взяточничестве. И вот тут уже начало разгораться как следует. Профсоюз российских студентов предложил отправить министра в отставку. Инициативная группа Ассоциации преподавателей вузов России обратилась к коллегам с письмом, констатирующим: средние зарплаты преподавателей по стране не дотягивают до 18 тысяч, ректора получают в 15 раз больше преподавателей, в руководстве вузов непомерно раздуты штаты, в трудовых отношениях царит административный произвол. Преподаватели, подписавшиеся под этим письмом (сейчас — около тысячи человек из всех регионов страны), выразили недоверие министру, потребовали введения единой тарифной сетки, введения прозрачной и справедливой системы начисления зарплат и публичного контроля над действиями руководства; главный пафос письма — надеяться не на кого, надо самим объединяться и действовать.
Тянем-потянем
Теперь то в одном месте полыхнет, то в другом. Филфак МГУ выступил с жестким заявлением о разрушении гуманитарного образования в стране. Ассоциация выпускников СУНЦ МГУ нашла плагиат в кандидатской диссертации директора СУНЦ Андриянова; потянули за эту ниточку — размотали колоссальный коррупционный клубок: целую индустрию фальшивых диссертаций, о которой все всегда знали, да как-то никто всерьез за нее не брался. На днях Навальный написал об обнаруженных РосПилом махинациях с госзаказами в барабинском детдоме (Новосибирская область), петербургской школе восьмого вида и воронежском детсаду. Но огромный материк школьных госзаказов — от летних ремонтов до разработки электронного документооборота, от закупки интерактивных досок до готовых завтраков — еще ждет своего вдумчивого исследователя; трудно даже предположить, сколько малокомплектных школ можно содержать на бюджеты, которые тут пилятся.
Тем временем на родительские головы сыплются все новые радости. Декабрьская — запись в московские школы по месту регистрации родителей. Проверьте, не поленитесь, на сайте своего окружного департамента образования, какие школы входят в кластер для вашего микрорайона. Первоклассники из моего дома, например, теперь не смогут пойти в английскую школу под боком, семь минут по пешеходным дорожкам внутри квартала. Их можно отдать только в две школы попроще и подальше: пешком через сложный перекресток, потом автобусом. На сайты окружных департаментов уже посыпались первые жалобы; с 15 декабря начнется запись по всей Москве, родителей прижмет как следует; можно ждать новых протестов.
Декабрьский пейзаж безрадостен: система образования раскачана и нестабильна, а любовно выращенные на ней коррупционные механизмы того и гляди опрокинут ее совсем.
Минобрнауки и московские образовательные власти являют миру редкое сочетание хладнокровной решимости и некомпетентности (в соцсетях это называют «слабоумие и отвага»). Принимаемые решения, кажется, не продумываются даже на полшага вперед. Собственно, все это и вывело тлевшие там и тут робкие очаги протеста на новый уровень: ни на кого не надеяться, объединяться, заниматься независимой экспертной оценкой, останавливать бессмысленное разрушение работающего, распутывать общими силами схемы коррупции, предавать гласности, спасать то живое, что еще осталось в образовании. Сами не сделаем — никто не сделает, ждать уже нечего.