Не будем ссориться и умрем в один день
С будущим мужем мы вместе учились. Я была бойкой девчонкой, у меня всегда было много поклонников, я неоднократно получала предложения выйти замуж, но не торопилась. Я делала успехи в своей будущей профессии, педагоги считали, что у меня в перспективе большая творческая карьера. Мой будущий муж был одним из «поклонников», и я, хотя относилась к нему с симпатией, не особенно выделяла среди прочих.
Мне нравилось всё то, что обычно нравится юности – путешествовать автостопом, танцевать, писать стихи, подолгу сидеть в тогда еще немногочисленных московских кафе, гулять по улицам ночи напролет.
В то время многие из нашей студенческой среды задумывались о Боге, крестились, воцерковились. К этому пришла и я, крестившись в 19 лет, и мой будущий муж, который пошел дальше – по окончании учебы он уехал в монастырь пожить и потрудиться. Там он провел довольно длительное время, больше года, и когда вернулся, показался мне совсем другим человеком.
Теперь это был не легкомысленный юнец, а молодой человек, знавший, зачем и как надо жить. Я слушала его открыв рот и понимала, что он – тот мужчина, с которым я смогу быть рядом в уважении и любви. Да, я влюбилась в него в тот момент, пусть не с первого взгляда, а именно как следует «присмотревшись». Я сознательно хотела, чтобы муж, ушедший далеко вперед меня в церковной жизни, как бы руководил мной и в жизни домашней, мне в моих юношеских метаниях этого не хватало.
Он снова сделал мне предложение, и вскоре мы обвенчались.
Нет слов, чтобы описать наш восторг. Мы – муж и жена. На наших пальцах новенькие, еще сияющие серебряные кольца (мы были слишком бедны, чтоб иметь золотые) Мы так любим друг друга и уважаем, мы никогда не станем ссориться и умрем в один день.
Наши друзья много лет, глядя на нас, говорили, что мы – идеальная пара. Так оно и было при взгляде со стороны, ведь мы действительно никогда не ссорились ни на людях, ни наедине, все вопросы решали добрым разговором, старались помочь друг другу.
Вот он, христианский брак! Казалось бы.
Но вместе с приятным – совместной жизнью, к нам вплотную подошли и все ожидаемые трудности, которые мы, тем не менее, были готовы вместе преодолевать.
Доходы нам Бог пошлет
Прежде всего – постоянная нужда. Почти сразу я забеременела. Наша гуманитарная профессия не предполагала больших доходов, и я с самого начала была готова на очень и очень скромное существование, лишь бы мой муж мог заниматься своей научной деятельностью, а про свои успехи и стремления я забыла.
Даже с огромным животом, когда мне трудно было сидеть, я занималась какими-то скучными ремесленными «халтурками», бегала по урокам, просто потому, что я любила своего мужа и хотела, чтоб ему не было слишком трудно одному содержать семью. Изо всех сил старался и он. Мои заработки были ежедневными, «на литр молока», его – редкими, но ощутимыми. Благодаря моим подработкам он мог подолгу работать над статьей или учебником. Убеждения «доходы нам Бог пошлет» не позволяли ему рыскать в поисках мелких заказов, а я уважала эти его принципы и старалась подстраховать.
Родился ребенок, через несколько лет – другой. Мне не приходилось «уклоняться» от деторождения, так как, видимо, мой организм был и сам настолько истощен, что даже желанная вторая беременность долго не наступала и я ходила к врачам узнавать, всё ли со мной в порядке. «Вам нужно выспаться и поправиться» – говорили мне доктора.
После второго ребенка я уже не прилагала специальных усилий, чтобы забеременеть, и даже была рада, что больше пока не получается – хотя, конечно, была готова родить, если бы Бог послал.
Рожала я в самых что ни на есть обычных бесплатных роддомах, мне и в голову не приходило, что можно себе просить отдельную палату, какие-то особенные условия. Привыкла ко всему относиться по-спартански, аскетически, мне это не причиняло неудобств, а давало одну лишь радость, потому что я делала это для любимого человека.
Из жилья у нас была комната в коммуналке, так уж вышло по семейным обстоятельствам. Дети подрастали, и наши супружеские отношения становились всё более редкими, мы как-то даже к этому стали привыкать. Мы и не спали в одной постели, такой большой кровати нам негде было поставить. Поэтому все наши ласки сводились к каким-то стыдливым и быстрым действиям, когда дети были у бабушки, а это бывало нечасто.
Ночью я всё время боялась, что дети проснутся и испугаются, и в общем-то муж относился к этому с пониманием. Конечно, я мечтала о квартире, где у нас была бы своя спальня, но это было нереально. Даже на съём жилья мы оба не зарабатывали, а я продолжала подрабатывать всегда, без перерывов на «декреты». Муж очень помогал мне с малышами, и, как мне казалось, наша жизнь хоть и полна тягот, но в ней всё как-то правильно, что ли.
Мы постоянно ходили в храм, причащались и причащали детей. Муж настаивал, чтоб я одевалась так, как ему кажется пристойным, например, однажды в сильный мороз он очень язвительно укорил меня за теплые брюки под пальто, я расплакалась, но переоделась.
Говорить о духовном в мужской компании
В общем, мы были эдакой «образцово-показательной» православной семьей. Я, как «положено», перелицовывала старые наряды и донашивала свои еще детские трусы, благо беременность и роды меня не «поправили», а совсем наоборот. Мы за все годы нашей жизни ни разу не сходили вдвоем с мужем в кафе, в кино, не ездили в путешествия – только в деревню, чтобы вывезти детей. На няню денег у нас тоже не было, ну то есть их, наверное, можно было найти, но муж считал, что это совершенно ни к чему.
Нашим праздником был храм по выходным и редкие визиты дружественных молодых семей, многие из которых уже обзавелись и большим числом детей. Мне все эти люди были приятны, с кем-то я дружу и сейчас. Хотя с улыбкой вспоминаю, как одна юная мама наставляла меня кормить ребенка грудью, преклонив колени, лицом к востоку и с молитвой.
Впрочем, муж иногда уходил в гости без меня, это считалось нормальным – он идет в мужскую компанию, говорить об умном, духовном, жена дома с малышами. Расстраивало и пугало меня только то, что он имел обыкновение, увлекаясь там общением, не отвечать на мои звонки даже поздно ночью. Это заставляло меня сильно волноваться, и, куда деваться, – муж приходил иногда и под утро в таком состоянии, которое только подкрепляло это волнение. Но я не подозревала его ни в чём дурном, просто переживала за то, как он доберется до дому.
Свои личные контакты с подругами и уж тем более с друзьями я ограничила совершенно. Как-то я бежала куда-то по улице, как всегда торопясь, и встретила одного из своих бывших «поклонников». Он был рад нашей встрече, хотя, как мне показалось, посмотрел на меня с каким-то сожалением, но позвал меня посидеть с ним в кафе. И я тут же отказалась! И не потому, что нужно было спешить. Я могла бы уделить ему полчаса. Но мне показалось тут же, что это будет как-то нечестно по отношению к мужу, вот какая я была, как сейчас хочется сказать – идиотка!
Муж очень хотел машину, мы стали копить, я вкладывала туда не меньше своих заработков, чем он. Машину, конечно же, купили ему. Мне не приходило в голову, что я могу сидеть за рулем и иметь свою собственную машину – не мужа, а свою. Да и денег у семьи на машину для меня не нашлось бы никогда.
Однажды научная деятельность моего мужа принесла неожиданный успех. Его пригласили поехать в Италию на профессиональную конференцию и почитать там лекции. Это было невероятно лестно, я просто раздувалась от гордости за него. Мне казалось, что вот теперь всё переломится, муж станет известным профессионалом, у него будет много интересной работы. Он улетел в эту командировку, а когда вернулся – оказалось, что произошло нечто, что навсегда изменит нашу жизнь.
«Со мной были только совместные тяготы»
В этой поездке он встретился с девушкой, вернее, теперь уже молодой женщиной, с которой он когда-то учился в школе и, видимо, был влюблен. Но мало ли кто в кого был влюблен в детстве. Эта девушка пригласила его к себе в гости, на итальянскую виллу, где она жила с богатым мужем, он прожил там несколько дней, она катала его на своей красивой машине по горным дорогам, они слушали музыку, ездили в рестораны.
У него были несколько дней радости, и эта радость была – не со мной. Со мной были только совместные тяготы.
Он рассказывал мне об этом взахлеб. Просто задыхаясь. Говорил мне о ней каждые пять минут. Как она одета (он перечислял марки и стили – я и не знала, что его это может интересовать), как она круто водит машину, какой комичный у нее муж, но зато отлично зарабатывает, какая она ухоженная, смотри, какая у нее прическа, какие локоны, смотри, какой славненький у них малыш, вот он, на руках у няни, смотри, смотри…
А вот картины, которые она пишет, она такой талантливый художник! Нет, не продает их, просто пишет по вдохновению!
Его не смущало ни то, что эта девушка запросто носит брючки в обтяжку, густо красится, по всему его рассказу явно готова изменять своему мужу – всё это вызывало в нём отчего-то не отторжение, а неосознанный восторг.
Он о ней говорил день и ночь, а я молчала. Я понимала, что происходит. Если бы можно было описать мое состояние как кадры из фильма, это бы выглядело, как будто тщательно выстроенный замок внезапно превращается в песок или золу и осыпается, и разносится ветром. Внутри меня разрасталась пустота.
Это не была ревность. Это было внезапное понимание того, что всё, что я пыталась делать для нашей «идеальной семьи», было абсолютно не нужно. Неправильно.
Я заходила в нашу убогую ванную комнату и смотрела на себя, на свои тусклые волосы, на синяки под глазами, на неухоженные руки, которые никогда не научатся так ловко крутить удобный кожаный руль… на растянутый двумя беременностями живот. Я стыдилась себя.
Я вспомнила, какой я была еще несколько лет назад – веселой девчонкой, путешественницей, заводилой, поэтом, чьи стихи цитировали – кстати, вот уже много лет я больше не писала стихов.
Я поняла, что жила по неким правилам, которые не были правильными. Я давно стала для своего любимого человека мебелью, чем-то таким удобным и никаким. Нищета и ненужное смирение сделали нас подпорками друг под друга, но не более того. Мы перестали цвести друг для друга.
Я тогда почему-то не стала пытаться поговорить с ним об этом. Наверное, это было бы нужно. Я даже не пошла с этим на исповедь, и вообще я стала всё чаще и чаще уклоняться от служб и относиться к ним как-то формально.
Фото: guru.orsk.ru
Как будто у меня была обида на Церковь за то, что она меня, глупую, как-то жестоко обманула. С того момента начался мой постепенный, но ставший в будущем очень радикальным, период отхода от Церкви. Я продолжала быть верующим человеком, но разочаровалась в церковных традициях.
Мне ведь тогда не было еще и тридцати лет, а я была опустошенной, усталой, измученной женщиной.
«Ему не нужна смиренная православная жена»
Я жила и молчала, и что-то во мне неотвратимо менялось, а муж этого не замечал. Ему вообще было как-то не до меня, он подолгу сидел за компьютером, на мои вопросы отвечал как-то «мимо», не находил времени для детей. Наверное, можно было жить и дальше, вероятно, мы пережили бы этот кризис, и сейчас опять выглядели бы если не счастливой, то «правильной» семьей.
Но всё кончилось тем, что вскоре и я влюбилась. Так часто бывает – пережив обиду, получаешь искушение обидеть самому. Тогда я этого не понимала и бросилась в это приключение с головой, как мне казалось, просто чтобы почувствовать себя нужной и красивой.
Это был тот самый парень, с которым я не пошла когда-то в кафе. Он нашел меня и, видя мое состояние, стал пытаться меня вытащить. Для начала он сделал вот что, удивительно – он откопал мой старый, еще студенческий рассказ и опубликовал его в журнале! «Почему ты перестала писать? тебе нужно писать!» – твердил он, и я ужасно захотела снова ощутить, что можно работать не только ради бесконечных заработков, но и просто ради счастья творчества.
Фото: 4geo.ru
Он стал приглашать меня на мероприятия и в рестораны. Я вела себя дерзко – просто звонила мужу и говорила, что задержусь, вспоминая, кстати, как он нередко позволял себе задерживаться у своих друзей. Теперь «хулиганить» начала я.
Помню, как вначале я странно чувствовала себя среди веселящихся, красивых людей. Как во сне. А потом научилась быть одной из них.
И самым ужасным, как ни странно, оказалось то, что мой муж, понимая, что я, вероятно, где-то ему пусть не плотью, но всей душой изменяю, вдруг заново очаровался мной.
Ему не нужна была смиренная православная жена. Ему была нужна красивая строптивая девчонка. Та, которую он когда-то, в беззаботном студенчестве, полюбил.
Как-то утром он отвез детей на занятия (а я дрыхла после очередного открытия очередной выставки или чего-то такого) и вернулся домой с букетом цветов. Положил их мне на подушку.
И я заплакала. Потому что это были первые цветы за всю нашу жизнь после свадьбы.
И вот что страшно – они мне больше были не нужны.
Я сломалась, и починить всё это было, наверное, можно. Но мы были такими, в сущности, неопытными и глупыми.
Мы взяли на себя непосильную ношу безрадостной жизни, нам кто-то зачем-то внушил, что надо так, но мы не потянули. Чтобы жить без особых мирских радостей, нужно быть уже очень крепким духовно, иметь радость иную – а мы были просто славными юными идеалистами, и мы сломались.
Бедные, некогда счастливые, юные, бестолковые. Мне правда ужасно жаль.
Потом было еще много всего, о чём даже не хочется вспоминать. Того, что подталкивало наш брак к его концу, и этот конец настал. Я сама не осталась с тем человеком, скорей всего потому, что подсознательно я понимала, что именно он разрушил мою семью. Хотя в чём-то я ему благодарна. Он вернул мне меня.
Ампутированный брак
Мы с бывшим мужем стали абсолютно чужими людьми, и даже живем в разных городах. Он всё-таки стал известным специалистом в своей области, и я считаю, в этом немало усилий той девочки, которая с пузом бегала по урокам, чтоб он мог спокойно заниматься своим делом.
У него другая семья, в ней один ребенок. Мне кажется, его жена очень славная и у них всё хорошо, ну, со стороны по крайней мере. Я вижу их фотографии в соцсетях, они оба современно и модно одеты, много путешествуют вместе, у них есть няня.
О наших общих детях он вспоминает мало и неохотно, все финансовые потребности их воспитания легли на меня. Я вполне самостоятельный человек, с работой и заработками у меня, можно сказать, сложилось. Не в последнюю очередь благодаря тому, что я так и не стала только домохозяйкой, а находила профессиональные контакты, которые в какой-то момент и выросли в возможность нормальных заработков. Да и времена изменились, и дети уже в том возрасте, когда они не требуют постоянного присутствия мамы. Жаль, конечно, что творчески работой своей мечты мне так и не пришлось позволить себе заниматься.
И, кстати, я отлично вожу машину, ухоженными ручками крутя руль.
Мне, если честно, очень жаль того брака. Это был мой единственный настоящий брак, с верой в то, что это – на всю жизнь. Где именно и в какой момент там «что-то пошло не так» – я даже не могу сказать. Наверное, там, где, как в недавнем нашумевшем наставлении для юных жён, я намазала ему бутерброд чуть более толстым слоем икры. Кабачковой. И перестала в его глазах быть женщиной.
У меня до сих пор что-то болит в том месте, где этот брак ампутирован. Я с тех пор, несмотря на возникавшие серьезные отношения, сердцем не могу решиться на семейную жизнь. Боюсь ответственности, боюсь того, что снова всё рухнет. Как говорят психологи, у меня на брачную тему «травма».
Из всех наших знакомых православных семей того времени, кстати, более-менее счастливыми можно назвать только те, в которых юная мама могла себе позволить время от времени выйти из дому, купить себе нарядное платье просто так, оставить детей с няней, выспаться, наконец. Там, где у таких молодых мужа и жены была отдельная спальня. Там, где они имели возможность вместе путешествовать и ходить на прогулки и в кафе, и не только «тяготы друг друга носить», но и делить какую-то простую житейскую радость. Сами ли они так сумели организовать свою жизнь, помогли ли родители – но фундамент их отношений был замешан не только из нужды.
Многие расстались. Уходили жёны с пятью детьми, уходили мужья от очередного новорожденного. Спустя годы я поняла, что церковный, «правильный» брак – это совсем не залог брака христианского в идеальном понимании. И я не берусь никого судить.
К моей большой радости, я нашла себе приход и духовника, с которым я могу чувствовать себя членом Церкви, не пытаясь изобразить из себя что-то, чем я, в сущности, не являюсь.
Быть воцерковленным человеком и оставаться самой собой. Это очень большой дар от жизни.
Может быть, когда-то я встречу и того мужчину, с которым можно будет жить, чем-то жертвовать, но не терять себя.
А может быть, и нет.