Журнал обращен, во-первых, к членам епархии и другим православным в Великобритании. Они нуждаются в постоянном возрастании в вере и предании Православия, в научении, которое позволит им ясно и осознанно свидетельствовать о Православии в том мире — большей частью вовсе не-христианском, — в котором они живут. Во-вторых, существует большая и все растущая группа христиан, которые сознают, что между христианами различных традиций должно быть глубокое общение ради осуществления христианского единства. Журнал стремится внести свой богословский и духовный вклад в дело такого общения. Наконец, в-третьих, журнал учитывает то множество людей, которое интересуется если не Православием как таковым, то основоположными религиозными и духовными вопросами; у Православия есть что о них сказать.
Будучи изданием епархии Русской Православной Церкви, журнал публикует в первую очередь материалы, идущие из недр русской традиции. Он стремится дать представление о современном состоянии Православной Церкви, ее проблемах, внутренней жизни, взаимоотношениях с другими Церквами, с государством, о проблемах Православия в Западной Европе и на Ближнем Востоке, а также в регионах, где ранее присутствие Православия не ощущалось (Африка, Южная Америка и др.). Журнал регулярно сообщает о текущих событиях в поместных Православных Церквах и дает обзор новой православной литературы на английском языке.
Редакция предлагает читателям “Альфы и Омеги” публикацию тех материалов “Сурожа”, которые касаются практически неизвестной в России темы — жизни православных общин в далеких от нас странах. Публикация будет продолжена в следующих номерах. Тексты публикуются с незначительными сокращениями.
Православная церковь в Чили
Православие появилось в Чили, как и в других странах Латинской Америки, в конце XIX в.; первыми православными христианами, приехавшими туда на жительство, были арабские эмигранты из Палестины. В течение первой четверти XX в. прибыло много других, из Сирии и Ливана, а позже — из Греции, Турции, России и Югославии. Первая православная община возникла в Сантъяго в 1909 г. под названием “Православное общество Востока”. Но развиваться православие в Чили начало только после прибытия Илии, митрополита Тирского и Сидонского (Диба), посланного в Южную Америку патриархом Антиохийским Григорием III.
Когда прибыл митрополит Илия, православное богослужение совершали просто в комнате, приспособленной под часовню. Вскоре, однако, началось строительство здания, которое стало собором Святого Георгия в Сантъяго, первым православным храмом в Чили. Собор Святого Георгия, расширенный в 1947 г. и реставрированный в 1967 г., до сего дня остается главным центром Православия в стране.
За последние десять лет произошло многое. В 1962 г. митрополит Илия удалился на покой, и его заменил назначенный патриархом Феодосием VI митрополит Мелетий (Суэйти), архиепископ Буэнос-Айресский. Он часто покидал ради Чили свою кафедру в Аргентине и посещал чилийские православные общины. В 1965 г. он освятил в честь Успения Божией Матери еще один храм, в Вина-дель-Мар, который был построен объединенными стараниями арабских и греческих верующих.
В 1967 г. стараниями митрополита Мелетия в Чили был назначен митрополит Афанасий (Скафф), остававшийся на своей должности до 1970 г. и много сделавший для обновления духа Православной церкви; он способствовал переводу литургических текстов на испанский язык.
В 1970 г. патриарх Антиохийский Илия IV назначил доктора богословия Хосе Элиаса управляющим Православной епархии в Чили. При его руководстве Церковь достигла еще больших успехов, и в 1972 г. чилийский парламент санкционировал официальное признание Православного архиепископата в Чили. Это был значительный шаг вперед, приобщивший чилийскую Православную общину к жизни страны.
Новый храм в Сантьяго был освящен во имя Богородицы патриархом Илией во время его визита в Чили в 1978 г.; приход был официально открыт в 1979 г. Он очень деятелен: организованы женский кружок, служба общественного призрения, молодежная группа, воскресная школа и большой хор, регент которого транспонирует византийскую музыку для испанских текстов.
В настоящий момент в Чили более 70 тыс. православных, из которых 10 тыс. — чилийцы по рождению; 9 священников, из которых 5 — чилийцы, и 15 церквей и часовен. Несмотря на то, что подавляющее большинство верующих — почти 60 тысяч — палестинцы, сирийцы или ливанцы, большая часть общин испаноязычна и принадлежит к архиепископату Чили под омофором Антиохийского Патриарха. Имеется также греческий приход и два русских (один — Московского Патриархата, а другой — Зарубежной церкви). Этот последний уже 15 лет содержит сиротский приют, в котором под присмотром маленькой общины монахинь нашли пристанище около 50 чилийских девочек.
Среди православных общин, которые были учреждены за последние десять лет, можно упомянуть общину св. Елены в Ла-Гранха, св. Анны в Санта-Роса, святителя Николая в Ранкагуа, общину Богоматери в Эль-Мансано и Благовещения — в Падуэле. В соборе Святого Георгия в Сантъяго служат три священника. В иных приходах уже есть постоянные храмы, а другие располагают для богослужения лишь временным пристанищем. Имеется десять собственно чилийских общин, которые состоят в основном из сельскохозяйственных или фабричных рабочих; они очень бедны и обслуживаются только тремя священниками, хотя в каждой есть катехизатор.
В своем служении малоимущим чилийская Православная церковь построила и содержит в районах своих приходов шесть школ для малышей, три начальные школы, сиротский приют, который находится в ведении Общества сирийских женщин, две больницы и богадельню. Но самое заметное достижение — это Фонд святого апостола Павла, организация, которая осуществляет руководство и финансирование семи центров социальной поддержки в пригородах и кварталах бедняков в Сантъяго. Эти центры обеспечивают христианское воспитание и обучение более тысячи детей дошкольного возраста, а также бесплатное питание для них три раза в день; готовят они и квалифицированных воспитательниц для малышей. Кроме этого, в прошлом году Фонд открыл сельскохозяйственную школу в Эль-Мансано, фермерском районе вблизи от центра страны.
На континенте, где подавляющее большинство населения — римо-католики, укорененные в латинской традиции (по последней переписи — более 90%), всякое свидетельство Православия осуществляется, естественно, в экуменическом контексте. Лекции о Православии зачастую читаются в католическом университете Чили и других учебных заведениях. Православная церковь сотрудничает с различными вселенскими организациями, которые поддерживают богословский диалог; в основном это — Вселенское братство и Движение примирения; участвует она также в различных общественных мероприятиях, проводимых Организацией Христианских Церквей. “Православная церковь Чили, — заявляет один из ее руководителей, — твердо избрала путь укоренения в этой земле, где жить ей определено Богом. Проявляя пастырскую заботу о потомках эмигрантов, а также ради вселенского свидетельства, она намерена использовать в своей литургической деятельности именно испанский язык. Православных сейчас можно найти повсюду — в промышленности и торговле, финансах и политике (включая министров правительства), в университетах и т. д.”
Нельзя говорить о Православной церкви, не упомянув при этом чилийское православное молодежное движение, играющее такую важную роль в том духовном обновлении, которое переживает Православие в стране. В каждом приходе православного храма имеется группа молодых людей, которые встречаются как регулярно, так и по общинным надобностям. Эти молодые люди помогают при катехизации, организуют приюты и сестринское служение, формируют группы алтарников, составляют учебные программы по теме “Вера и традиция православной Церкви” и работают в рамках этих программ, а также ведут любую другую работу по заданию общины. Молодежная группа прихода церкви Богородицы в Сантъяго с обширной программой социальной и благотворительной помощи принимает на себя роль “старшинства” по отношению к другим приходам, помогая им организовать свою работу, содержать приюты и мастерские. Но основной целью этого прихода остается углубление понимания самими прихожанами Православной веры и церковной жизни, что находит свое выражение и в просвещении других приходов с помощью лекций, дискуссий, учебных групп.
(Павел Тучков, “Sourozh”, № 12, 1983)
Зарождение православной Церкви в Гане
История православных христиан в Гане началась около 50 лет назад, когда группа африканцев встретилась с православным верующим. От него они узнали о православной Церкви, история которой берет начало от первых апостолов, и решили сами стать православными. Но они сделали это по-своему: они просто объявили себя таковыми! У них не было никаких контактов с Александрийским Патриархатом, под омофор которого подпадают церкви Африки, не было и контактов с другими православными Церквями: община была “независима и автокефальна”.
Самое странное состояло в том, что ни один из членов этой общины не был даже крещен! Это относилось и к священнослужителям, и к человеку, который взял на себя роль епископа: никто из них не был ни крещен, ни рукоположен.
В 1977 г., когда митрополит Ириней занял кафедру епископа Аккрского, он сразу же обнаружил этих самодеятельных “православных” и вскоре убедился в их искренней готовности больше узнать о своей вере и полностью воцерковиться. Митрополит сумел направить четверых из них обучаться богословию. И вот два ганца поехали в Грецию, а два других — в Соединенные Штаты. В то же время он последовательно укреплял связи с этими “православными”, чтобы их первоначальное решение воцерковиться принесло плоды. Конечно, решающим фактором стала деятельность первых четырех ганцев-богословов.
Прошло несколько лет, прежде чем в начале 1982 г. окружная комиссия совместно с митрополитом Иринеем выработала внушительную программу официального принятия этих “православных” в лоно Церкви.
15 сентября 1982 г. митрополит Ириней приехал из Яунде (Камерун), своей обычной резиденции. Греческая церковная организация “Апостольское служение”, которая постоянно оказывала будущей Церкви практическую поддержку, была представлена о. Феоклитом Циркасом.
Первый шаг состоял в том, чтобы узаконить, в каноническом смысле, членов “духовенства”: их первых предстояло окрестить вместе с семьями и обвенчать, если это было необходимо. Во время литургии 15 сентября был рукоположен первый диакон, и в тот же день было крещено в свою очередь более сотни прихожан.
На следующий день, 16 сентября, еще раз отслужили литургию, во время которой были рукоположены священник и еще один диакон. И таким образом в течение последующих дней продолжались литургии, крещения и рукоположения. Число крещеных было так велико, что в последний день, 19 сентября, два священника затратили на причащение мирян почти полтора часа. Всего было крещено более тысячи человек. Этих новых членов Церкви будут окормлять четыре священника и три диакона, из которых двое завершают изучение богословия в Греции.
Главное — в том, чтобы продолжить это дело: углублять религиозное наставничество, заботливо пасти новообращенных православных. Для их духовного роста особенно нужна поддержка компетентных и опытных миссионеров: община все же еще очень слаба. И если духовное наставление столь важно для того, кто недавно стал христианином, то как же необходимо оно для тех, кто еще только готовится к крещению!
В действительности нужны не только миссионеры, но и специалисты сельского хозяйства, учителя, медсестры и даже квалифицированные фермеры и животноводы. Помощь, которую смогли бы оказать такие специалисты, бесценна.
Не окажется ли среди вас, наши читатели, тех, кто пожелал бы принять наше приглашение поработать на благо этой новой православной Церкви?
Ириней, митрополит Аккрский и Западноафриканский Яунде, Камерун: P.O. Box 949, Yaoundе, Cameroon Republic (“Sourozh”, № 16, 1984.)
Доклад о работе православной молодежи в Гане
SYNDESMOS (Всемирное объединение православной молодежи) — вероятно, самый дальновидный орган Православного движения сегодня. В нем молодые люди всего мира свободно сотрудничают, работают вместе для Церкви так, как это невозможно во многих других организациях. Общей темой своей деятельности в 1981—83 гг. СИНДЕСМОС избрал девиз “Единство и миссия”, и в рамках этого проекта двое молодых финских православных были командированы в Гану. Отчет об их работе красноречиво повествует о перспективах и сложностях, с которыми они столкнулись.
СИНДЕСМОС послал нас в Гану на три недели помочь новой православной общине в Гане развернуть работу среди молодежи по примеру молодежных организаций в Финляндии. Мы обучали молодежь деятельности на национальном, региональном и приходском уровнях, включая, например, подготовку руководителей клубов и организацию лагерей.
Начало.
Наша поездка была утверждена в конце мая 1982 г. У нас было очень мало времени на подготовку, но мы старались. Мы начали с изучения Африки и многое узнали из книг. Мы подготовили материал об организации и функционировании клубов в Финляндии, который получили от Финской Ассоциации православной молодежи (ONL), и перевели на английский. Работа была трудной, потому что мы не знали, чего от нас ждут в Гане.
Кроме того, мы были подготовлены к тому, что книжное знание не всегда адекватно. Мы сразу это отметили, когда прибыли в Гану. Мы получили кое-какую информацию о культуре Восточной Африки, но традиции в разных частях Африки различны; поэтому мы не знали, чего нам ждать, и наша поездка была прыжком в неизвестность.
В Гане мы сразу столкнулись с большими надеждами на нас; здесь у людей были точные планы того, что мы намереваемся им сказать. К несчастью, приступить к работе нужно было немедленно, времени у нас не было, так что вначале у нас было лишь слабое представление о местной культуре. Удачно, что наш первый хозяин хорошо знал западную культуру, обычаи и образ мыслей, так что наше сотрудничество развивалось успешно, — по крайней мере, нам так казалось.
Наша программа была хорошо организована, и мы смогли посетить каждую православную общину, а их сейчас в Гане одиннадцать. Мы заметили, что в каждой из общин, в каждой деревне — свои обычаи и привычки, и люди разные. Хотя наше знание английского языка нельзя назвать превосходным, нам удалось довольно хорошо пообщаться с людьми.
В некоторых местах нас специально приглашала местная исполнительная комиссия молодежной организации, но чаще нам приходилось выступать в храме после службы; в таком случае присутствовала почти вся община. У нас был переводчик, потому что не все понимали английский. Теперь английский преподают во всех школах, но не все его знают.
Вопросы, которые нам задавали, касались большей частью богословия, потому что люди в деревнях не получают никаких разъяснений в этой области. Учителей не хватает. Несмотря на это, местные комиссии с большим интересом отнеслись к организационным программам и к подготовке лидеров.
Посещение общин
Мы приехали в Гану 3 августа 1982 г. поздно вечером. В аэропорту Аккры нас встретили представители Организации православной молодежи.
Сначала мы поехали в Ларте, по ганским масштабам, город средней величины. Мы оставались там три дня и каждый день выступали в церкви, рассказывая о лагерях, клубах, организациях и церковной жизни в Финляндии; особо говорили об ответственности крестных родителей.
В Домиабре, маленькой деревушке, мы столкнулись с проблемой. Мы рассказывали о православии и о клубной работе, но оказалось, что деревенские общины все воспринимают по-другому, не так, как в городах. В тот же день мы продолжили наше путешествие и поехали в Аким-Бреман, другую деревню.
В Афранси мы приехали 8 августа. Это довольно большое селение недалеко от Аккры, столицы страны. Афранси — это центр православных общин в Гане, место, как кажется, оживленное. Молодежная организация там хорошо организована и деятельна; они собирают деньги для церкви, организуя, например, концерты и футбольные матчи и работая на фермах.
В Афранси мы встречались с местной комиссией, что было удачей, потому что мы больше смогли рассказать о лидерстве, об организационных задачах и т.п. А людям в церкви мы рассказали о Финляндии, о нашей церкви и о клубной работе, и это было тоже хорошо, потому что простым людям нужна иная информация, не та, что активистам, — по крайней мере, на первых порах. Однако нам хотелось бы еще встречаться с этими людьми, хотелось им рассказать о многом…
Одина Огуна, Акропонг, Абодом — все это были небольшие общины, но один из старейшин в Одина Огуне был православным, и это, конечно, сыграло свою роль.
Формена — одно из лучших мест на нашем пути. Это маленькая деревня, но община в ней очень сильная и просвещенная. Атмосфера была очень теплой. Формена может стать важным центром Православной церкви Ганы, потому что в ней есть храм, который каждый год посещает множество людей. Планируется также учредить там Православную ассоциацию учащихся.
Интересные деревни — Гьямра и Эссаман. В Гьямре всего несколько православных, но послушать нас пришла вся деревня, так что мы не могли не рассказать им о СИНДЕСМОСе и о Православии. Мы объясняли, что значит быть православным христианином. Вождь этой деревни очень заинтересовался православной верой, и это хороший знак на будущее, т.к. вождь в деревне — фигура влиятельная.
Последние три дня мы провели в Аккре. Там мы встречались с православной общиной только один раз, потому что принимавшие нас хозяева решили дать нам немного отдыха. Православная община Аккры очень мала, отчасти потому, что в Аккре те же проблемы, что и в других больших городах, — у людей много дел помимо церковных.
Что СИНДЕСМОС мог бы сделать для Ганы
У СИНДЕСМОСа и у всего православного мира много дел в Гане, потому что там множество проблем. К настоящему моменту только у одного человека законченное богословское образование, и большую часть года он работает один. В Гане тысячи православных, но они разбросаны на больших пространствах, и многие не имеют представления о богословии или Православии.
Три человека изучают богословие за границей: двое в Афинах и один в Бостоне; в своей стране они бывают только на каникулах, а большую часть года отсутствуют. Вот почему в Гане так остро не хватает учителей, которые могли бы преподавать богословие, Православную традицию, давать представление об организационных началах.
Хорошо бы основать там миссию, потому что Православная община Ганы поистине в этом нуждается. Конечно, было бы столь же хорошо, если бы больше ганцев могли ездить за рубеж для изучения богословия. Однако это повлечет за собой проблемы, связанные с деньгами, знанием языка, необходимостью надолго оставлять дом и семью. Поэтому лучше развивать те возможности, которые есть в самой стране.
У Православной общины Ганы прекрасные виды на будущее. Церковь собирается учредить там семинарию, которая станет центром для всей Западной Африки, но учителей все-таки придется приглашать из-за границы.
Некоторые православные молодежные организации просили о медицинской помощи: им нужны медсестры, лекарства, врачи. Однако они понимают, насколько лучше и проще было бы с собственной православной клиникой, куда они могли бы обращаться за помощью.
Нужен им и учебный материал для клубов и кружков. Однако из-за различий в языке и культуре наши материалы для Ганы не подходят. Тем не менее ганцы говорили нам, что пока они еще не печатают свои собственные материалы, они с удовольствием воспользуются материалами других православных стран.
Проблемы Церкви Ганы сейчас и в будущем
1. Язык. В настоящее время дети обучаются на английском языке, но, несмотря на это, главным для них продолжает оставаться родной язык. Многие пожилые люди не понимают английского совсем или понимают плохо. Тот, кто собирается работать в Гане учителем или миссионером, должен знать местные языки.
2. Старые православные традиции. Из-за того, что православная община здесь очень стара, в ней сформировались ложные традиции, играющие важную роль в общинной жизни. Было бы легче начать обучение Православию заново.
3. Множество Церквей. В Гане множество различных христианских общин. Например, Лартех совсем небольшой город, однако в нем более десяти разных Церквей со своими школами. Люди подчас не понимают, почему Церквей так много.
4. Образ мыслей. В Африке люди мыслят очень конкретно. Поэтому хорошо, что мы там побывали: теперь в Гане знают, что православные Церкви имеются во всем мире, а не только в их собственной стране.
5. Менталитет африканцев. Время мало что значит для африканца. Поэтому бесполезно назначать встречу на определенное время. Час может легко превратиться в три часа или даже больше. Неважно, в какое время человек приходит в церковь. Важно, что он вообще ходит туда.
6. Транспорт. Дорожная система в Гане обширна, но проблем с транспортом хватает. Мало автобусов и такси. Только богатые люди могут иметь свои автомашины, потому что бензин дорог. Православные общины разбросаны на больших территориях, и расстояния между ними огромные. Зачастую приходится многие мили просто идти пешком.
Выводы
В Гане существует Организация православной молодежи, куда входят люди всех возрастов, потому что они отождествляют ее с Церковью. Может быть, для начала было бы не слишком хорошо учреждать несколько организаций.
Поездка много нам дала. Мы многое увидели, у нас остались чудесные впечатления. Мы узнали много нового и надеемся, что ганцы тоже чему-нибудь от нас научились.
В заключение мы хотели бы отметить, что африканцы более религиозны, чем другие народы. Они не стесняются раскрыть свою личную веру, потому что она составляет часть их жизни.
(Сойли Эрни, Пейви Тиайнен, “Sourozh”, № 21, 1985)
Православная церковь на Карибских островах
Православная церковь на Карибских островах, которая находится под юрисдикцией Блаженнейшего Игнатия IV, патриарха Антиохийского и всего Востока, возникла летом 1986 г., когда отец Михаил Грейвз обосновался на Гаити. О. Михаил, бывший англиканский священнослужитель из Нью-Джерси (США), проведший много лет среди англиканского духовенства на Карибах, стал священником Православной церкви в октябре 1978 г. и привел в Православие весь свой бывший приход. Церковь святого первомученика Стефана в Южном Плейнфилде, в Нью-Джерси, была основана о. Михаилом и его прихожанами и живет по сей день под умелым руководством отца Давида Страута, бывшего члена прихода о. Михаила (будучи англиканином, о. Давид учился в Оксфордском университете). По благословению своего епископа, Филиппа, митрополита Антиохийского Патриархата Северной Америки, и с разрешения преосвященного епископа Антония Чедрауи из Мехико, патриаршего викария в Карибском регионе, о. Михаил начал посещать Карибы по несколько раз в году для развития на разных островах миссионерских конгрегаций. После того, как его приход в Нью-Джерси достаточно окреп, о. Михаил стал готовиться к переезду на острова и был отпущен митрополитом Филиппом во временное распоряжение Патриарха.
Работа на островах началась с того, что Антиохийский Патриархат пожертвовал 20 тыс. долларов, что позволило о. Михаилу и второму миссионеру, мирянину из Нью-Джерси Григорию Ландерсу (тоже бывшему англиканину) переехать на Гаити и основать там центр для работы на островах. Деньги были использованы для оплаты дороги, жилья, коммунальных услуг, транспорта и прочих расходов, с которыми сталкивается всякий, кто начинает новую работу в чужой стране. Так, например, следовало уплатить налог в размере 500 долл. за регистрацию, взнос в 350 долл. за права гражданства, еще 300 долл. за услуги адвоката, оплатить депозиты и закладные на дом, перевозку автомобиля о. Михаила из США и т. д., и т. д. Излишне говорить, что первоначальный дар очень быстро растаял, хотя его постарались растянуть почти на два года.
Благодаря любезности друга в распоряжение миссии на исключительно благоприятных условиях был предоставлен большой и прекрасно обставленный дом (квартплата и налоги на недвижимость на Гаити очень велики). В миссии устроена часовня во имя св. Нектария, где проводят дневные службы; кроме того, в доме пять спален, трапезная, кабинет, библиотека, гостиная для приемов и малая гостиная. Все это делает дом весьма комфортабельным и как жилище, и как центр, а поскольку он расположен в горах над Порт-о-Пренсом на высоте 5000 футов, вид из него на Божий мир чудесный. Дом прекрасный, но шкафы в нем совершенно пустые, что создает впечатление монашеского быта, как и должно быть в миссии. В течение пяти лет — три года до формального открытия миссии и два года после этого — о. Михаил окормлял конгрегацию “независимых православных” в Санто-Доминго (Доминиканская республика, расположенная на том же острове, что и Гаити). Эта конгрегация, с церковью Св. Антония Египетского, была формально принята в лоно Православной Церкви в марте того же года, когда остров посетил епископ Антоний. Во время этого посещения Его Преосвященство рукоположил одного из жителей Санто-Доминго, отца Серхио Техада, в диакона и в иерея, чтобы тот служил в церкви св. Антония, приход которой на 98% состоит из новообращенных православных христиан, а все службы идут на испанском языке — языке страны. В приходе есть также полная приходская школа с двенадцатью классами и клиника. В прошлом году в церкви было крещено 385 душ! Другая конгрегация в Санто-Доминго, конгрегация св. Георгия, состоит из греков, арабов, русских и других православных и собирается ежемесячно, а вскоре собирается начать регулярные воскресные богослужения, используя для этого помещение местной англиканской церкви.
Церковь Гаити начиналась точно так же, с регулярных визитов о. Михаила в течение нескольких лет, когда он еще жил в Нью-Джерси. С октября 1986 г. проводятся регулярные богослужения в Петьонвиле, для которых сначала использовали помещение местной римо-католической церкви, а позже — тоже католическую часовню обители “Дочерей Премудрости”. Через полтора года служения во временно предоставляемом здании стало ясно, что Православная церковь на Гаити лишена всякой перспективы, если не обзаведется собственным помещением. О. Михаил начал присматривать какое-нибудь пустующее здание и нашел старый заброшенный особняк недалеко от центра города, в котором живет большинство членов конгрегации. Обсудив возможности использовать здание под церковь с его престарелым владельцем (итальянцем, который многие годы прожил на Гаити), мы получили разрешение использовать здание бесплатно при условии его реставрации. Местная арабская община (фактически, несколько семей) предоставила о. Михаилу 2700 долларов, и он принялся за переделку дома. Друзья о. Михаила предложили ему свою помощь; Роджер Франкс, дизайнер по интерьеру из Лос-Анжелеса, живущий в настоящее время на Гаити, где у него ресторан, спроектировал и перепланировал весь интерьер будущей церкви. Ангелен Филипс, художник из США, написал все иконы для иконостаса и подарил их конгрегации. Там, где нужно было что-нибудь покрасить или требовался физический труд, помогла молодежь, а о. Михаил сам выполнил все плотницкие работы. Новая церковь святого великомученика Георгия открыла свои двери для многочисленной паствы в воскресенье 15 мая. М-р Марра, владелец дома, был так доволен реконструкцией, что предложил занять еще несколько комнат, которые тоже были реставрированы и используются сейчас для детской приходской школы центра св. Георгия. По мере расширения школы ей будут предоставлены и другие помещения. При помощи друзей и знакомых из Соединенных Штатов в будущем году откроется бесплатная аптека.
На других островах в последние годы тоже проводилась большая работа; в частности, в Пуэрто-Рико. Были учреждены миссии на Тринидаде, Барбадосе, Мартинике и Гваделупе; будут они открываться и в других местах, как только появятся средства и рабочая сила. Кроме того, церковь святых равноапостольных Константина и Елены в Гаване, на Кубе, долгое время заброшенная, но еще не разрушенная, будет по мере возможности восстановлена. Ее приход был основан арабскими христианами и многие годы находился под омофором Антиохийского Патриархата.
Подводя итоги, можно сказать, что за последние два года на Карибах — в этом уголке земли, долгое время остававшемся без внимания, — много было сделано для распространения Православия. Это была трудная работа. Здесь уже утвердились мормоны, а свидетели Иеговы есть повсюду. Баптисты, методисты, англикане работали здесь годами, а у адвентистов седьмого дня — церковь в каждой деревушке. Все они дают неточное или неполное представление о христианстве миллионам людей. В то время как протестанты и сектанты старались вовсю, Православие — истинное христианство — пребывает во сне. Но настало время (и давным-давно настало!) и для его утверждения на Карибах, и, при молитвенной поддержке верующих со всех концов земли, свидетельство о Православии будет услышано на этих солнечных островах и принесет плоды уже в будущем десятилетии.
(о. Михаил Грейвз, “Sourozh”, № 37, 1989)
Сообщение и комментарии о работе Карибской миссии
Напряженная обстановка на Гаити
Нечего и говорить, что настоящий выпуск страшно запоздал из-за сложностей на Гаити, которые продолжаются уже больше трех месяцев. Начиная с 29—30 сентября 1991 г. в Республике Гаити большие беспорядки. Военные свергли законно избранного президента страны, и с тех пор здесь царит хаос.
Отец Жан-Бертран Аристид, римо-католический священник (в настоящее время временно отстраненный от служения из-за вовлеченности в политическую деятельность), был всенародно избран в 1990 г. подавляющим большинством голосов избирателей. На выборах присутствовали наблюдатели из ООН, Организации Американских государств (ОАГ)… и даже бывший президент США Джимми Картер! Все эти группы и лица были полностью удовлетворены тем, как проходили выборы и тем, что при этом не было никаких нарушений закона.
О. Аристид был и остается популярным на Гаити священнослужителем, в особенности среди представителей беднейших классов и социально незащищенных слоев. Неудивительно, по крайней мере, для автора этой статьи, что он победил…
Гаити — самая бедная страна западного полушария, и более 95% населения — это люди, у которых ничего нет, совсем ничего! Ничтожное меньшинство на Гаити заправляет страной и экономикой, и делает это с большой выгодой для себя. Эти люди живут лишь ради денег и готовы на все, чтобы заполучить их… даже заплатить военным, чтобы те свергли президента. Люди такого рода не хотят демократии на Гаити, они хотят сохранять здесь диктаторский режим до тех пор, пока можно управлять диктатором.
После того, как на Гаити в течение многих лет в правительстве и политике царил беспорядок, требуется немало времени и большие усилия, чтобы нормализовать жизнь. Президент Аристид пытался это сделать, но силы, выступающие против него, слишком могущественны. Военные боялись президента, потому что сами они занимались только террором и запугиванием людей при полном отсутствии контроля со стороны правительства. Их легко было уговорить на путч — ведь они заботились только о сохранении своего жалованья и своих должностей.
Итак, они устроили путч и прогнали президента… как это делалось много раз. Но на этот раз во всем мире решили, что это им так просто не сойдет. На этот раз ОАГ поставила ультиматум: восстановление законно избранного президента — или полное эмбарго. “Силы, которые сейчас у власти” на Гаити, не поверили, что ОАГ поступит таким образом, и держались твердо. По глупости и упрямству они принесли много горя людям Гаити… и себе тоже.
Но похоже на то, что в этот раз в выигрыше будет демократия, потому что последние известия говорят о том, что президент Аристид назначил нового премьер-министра, и здесь, в стране, все за малым исключением его признали. Это назначение будет ратифицировано раньше, чем вы получите мою статью, и мы все надеемся, что вскоре Гаити вступит на путь восстановления.
И не дайте себя обмануть тем, кто пишет, что ОАГ, наложив эмбарго, задела интересы бедных людей на Гаити. Эти интересы здесь много лет попирались богачами и военными, и от введения эмбарго они не слишком пострадали. Эмбарго направлено не против гаитянского народа, а против военщины и тех, кто финансировал путч.
Большинство не страдает оттого, что нет бензина — у них нет машин и в бензине они не нуждаются. Большинство не нуждается в газе, так как в домах нет газовых плит. Большинство ничего не покупает в супермаркетах, и поэтому их не задевает эмбарго на продовольствие. Эмбарго лишает комфорта и удобства тех, кто к этому привык, но они не могут сказать об этом открыто и поэтому ссылаются на народ, который якобы страдает, и тем стараются вызвать у вас чувство вины. Вот это — то они всегда и делали: использовали бедных, чтобы сделать свою собственную жизнь еще комфортабельнее.
Послушайте того, кто живет на Гаити и знает, а не какого-нибудь журналиста, получившего свою информацию из третьих рук. Мы надеемся, что нынешние “власти” на Гаити получили хороший урок и уйдут с дороги, чтобы дать Гаити возможность занять достойное место в мире. Демократия победит и не позволит военщине свергать законно избранного президента.
Эмбарго скоро будет снято, и мы снова начнем передвигаться… как только у нас будет бензин для машины, и тогда вы увидите, как Православие покрывает большие расстояния на дорогах Гаити, чтобы обратить рабов Божиих, и бедных, и богатых, чтобы донести до них Благую весть о Христе, весть, столь важную в этом грешном мире.
Не забудьте поминать нас в ваших молитвах и думайте о нас, когда пересчитываете мелочь, потому что нужды наши велики.
Бог да благословит вас,
Архимандрит Михаил
“Почему вы не уезжаете?”
На самом деле это очень просто: я не могу! Не могу потому, что здесь мое место, несмотря на все проблемы. Я верю, что Бог призвал меня к этой пастве, и покинуть ее было бы равносильно предательству.
Шесть лет назад я приехал на Гаити, чтобы внедрить здесь Православие и учредить центр, единый для всех Карибских островов. Архиерей (епископ Антоний Чедрауи из Мехико) и другие думали, что я просто сошел с ума, если собираюсь поселиться в этой неустроенной стране… и может быть, они были правы. Сошел я с ума или нет, но я приехал и начал работу по внедрению Православия в этом нетронутом доселе конце земли.
Работа была трудная, но она стоила тех усилий, которые на нее затрачивались, потому что мы многих привели к более глубокому пониманию Христа и Его Церкви. Мы претерпели множество неудобств из-за политической нестабильности и незрелости правительства, но положили начало и взрастили только на Гаити семь приходов и восемь приходских школ. Теперь у нас на Гаити есть два священника и один диакон, а также три катехизатора, и их будет еще больше, после того как весной приедет епископ.
В конце года мы намереваемся привести в Православие двадцать три лютеранских священнослужителя вместе с их паствой. Они принадлежат к той группе лютеранской Церкви, которая ранее была подчинена Лютеранскому синоду США, но затем отложилась от него в поисках более глубокого и более исторически верного исповедания Христа и Его Церкви. Сейчас мы ведем с ними серьезный диалог.
Мы не должны также забывать работу на других островах Карибского бассейна. У нас есть весьма процветающий приход (св. Антония) в Санто-Доминго, где в приходской школе — более 800 учащихся… и ни одного священника! Есть у нас две конгрегации в Сан-Хуане на Пуэрто-Рико, миссии на Тринидаде, Барбадосе, Мартинике и Гваделупе, находится в процессе становления новый приход на Ямайке… Что было бы, если б я уехал?
Сказать по правде, у меня было много случаев искушения, но всякий раз образ Божьего Пастыря заставлял меня опомниться. Я здесь не для себя; я здесь для Бога. Я приехал на острова не для того, чтобы нежиться на солнышке под опахалами прислужников; я приехал насаждать Православие. И, как знает каждый фермер, каждый садовод, успех урожая полностью зависит от того внимания, которое ему уделяется, и от почвы, на которой сеешь. Если фермер уедет или забросит свою работу, растениям трудно будет вызреть.
Хороший пастух заботится о своем стаде… он не убегает, если видит волка, а волков на Гаити, поверьте мне, предостаточно! Если в такой момент я уйду, волки пожрут все, что мы вырастили. Я не могу оставить моих овец.
Но здесь очень трудно. С тех пор, как я живу на Гаити, здесь каждые полгода происходит путч или какие-либо политические беспорядки. Я всегда старался хранить оптимистический взгляд на все такие вещи, но последние события, от которых мы все еще страдаем, приняли наихудший оборот. При этом путче больше беспорядков и больше убийств, чем при всех прежних. Если ни эмбарго, ни ОАГ, ни мнение мирового сообщества не поставят вскоре хищников на колени, мне придется подумать о том, чтобы перенести свою резиденцию на другой остров.
Многое из того, что мы сделали на островах, и в особенности на Гаити, есть результат помощи посетителей островов, которых за те почти шесть лет, что я здесь, было немало. Но к нам больше не едут. Никто не хочет ехать на Гаити. Как можем мы убедить людей “приехать и посмотреть” страну, которая находится в состоянии постоянной смуты, туристские агентства отговаривают людей ехать сюда, а самолеты зачастую вынуждены бывают откладывать рейс из-за очередного политического инцидента?
Кто накормит голодных детей, если я уеду? Кто будет продолжать столь необходимые программы обучения, если я уеду? Кто обеспечит лекарствами нуждающихся, если я увезу свои витамины, аспирин, магнезию в другое место? Кто подаст чашку воды доброй душе, которых так много проходит через Православный Дом ежедневно, и которые жаждут получить глоток хорошей холодной воды? Кто будет собирать поношенную одежду, обувь, теннисные тапочки в США для детей бедных кварталов Петьонвила и Порт-о-Пренса? Кто найдет пристанище для бездомных, посетит заключенных в местной тюрьме, больше похожей на мрачную темницу? Кто сделает все это, если я уеду? Может быть есть и другие пастыри, но они пока что здесь не объявились.
Я думаю, что останусь и буду насаждать, и взращивать, и сеять, и оберегать, пока не придет лучший пастырь.
Так молитесь за нас, друзья мои, и помогите, если можете. Ваша финансовая поддержка очень нужна, и мы заверяем вас, что она поможет многим… многим овечкам, которые нуждаются в пастыре. Самому пастырю немного нужно, но паства нуждается во многом; помогите же пастырю заботиться о своем стаде.
Бог да благословит вас.
Архимандрит Михаил (Грейвз), (“Sourozh”, № 48, 1992)
Продолжение (“Альфа и Омега” № 4, 1995)
Сообщение о яванской Православной церкви
О. Стефан Хедли руководит франкоязычным приходом Божией Матери Всех скорбящих радостей и св. Женевьевы Московской Патриархии в Париже. Во Франции он занимается научной работой, проводя исследования в области христианской антропологии и специализируясь по Юго-Восточной Азии. Он говорит по-индонезийски и по-явански.
Введение
Недавнее зарождение православной Церкви в южной части центральной Явы можно понять, только зная степень духовной жажды индонезийцев и направленность их интересов. Индонезия — пятая по величине страна мира, с населением, приближающимся к 200 миллионам. Демографическая ситуация на острове Ява поражает: на территории величиной с Грецию, да еще большей частью занятой вулканами, проживает 90 млн человек, так что плотность населения на яванских равнинах составляет в среднем 2000 человек на 1 кв. км и является самой высокой в мире. И вот здесь, в самой крупной мусульманской стране мира, в 1989 г. возник живой, настоящий православный приход — и без влияния миссионеров. Мы так привыкли к штампам, описывающим миссионерство из-за рубежа, что забываем о том, что исторически большинство религий распространилось не путем “внешнего” обращения, а благодаря врожденному стремлению к духовной полноте, которое толкает людей оставлять свою землю и веру в поисках более чистых форм того, что дума их не удовлетворяло.
Индонезия — это не Африка или Южная Америка. Тем не менее колониальное прошлое — 350 лет голландского владычества — не прошли для нее бесследно. Ява и другие острова этого обширного архипелага переживают сейчас время постоянного соперничества между верованиями разных этнических групп, которые сосуществуют более или менее мирно. На самой Яве нет преимущественно доминирующей религии, хотя позицию большинства занимают мусульмане. Репутация христианства была скомпрометирована не настолько серьезно, как в других странах, поскольку голландцы ограничивали протестантское и католическое миссионерство, чтобы не вызвать недовольства среди мусульман. Любопытно, что общим результатом этой политики стал для мусульман комплекс некоторой неполноценности или своеобразной ревности к тем немногим христианам, которые после провозглашения независимости достигли высокого положения в армии и правительстве Индонезии.
Конечно, православные на этом архипелаге — почти сплошь аутсайдеры. Если не принимать во внимание неподтвержденную легенду о существовавшей якобы между VIII и XV столетиями несторианской православной Церкви в Баросе, на Суматре, то можно утверждать, что православия в Индонезии никогда не было. Это придает появлению молодой православной Церкви среди соперников в борьбе за сердца и умы яванцев еще больший интерес, так как этот процесс отражает непосредственные чаяния тех, кто искал веру, которая соответствовала бы их сердечным стремлениям. Открытие Православия небольшой группой индонезийцев напоминает появление первых православных Церквей в шести государствах центральной Африки, где люди также искали выражения христианской веры в еще незнаемом источнике, то есть в истинной апостольской Церкви Святых Отцов.
Ясно, что поиск веры затронет многих, но всегда будут люди, которые первыми соприкоснулись с верой в Христа, которая живет в православной Церкви. Таких людей нельзя недооценивать, так как Сам Христос — Человек, чья вера в людей лежит в основе любого общения верующих; с другой стороны, не следует называть благочестием исключение всей и всякой социологии религии из описания зарождения новой национальной Церкви в Юго-Восточной Азии. Почему я говорю — национальной? Потому что православные в Суракарте (или Соло) на юге центральной Явы, которых я посетил в мае—июне 1990 г., определенно чувствовали, что их Церковь должна быть индонезийской. Изоляция огромного архипелага и сильное национальное чувство, которое развилось здесь после того как в 1949 г. была завоевана независимость от Голландии, пронизывают все сферы человеческой деятельности. Этим можно объяснить тот факт, что основатель этой православной индонезийской Церкви, отец Даниил Бамбанг Дви Бьянторо, не искал для себя в этой новой Церкви роли “гуру”, — и никто его к этому не побуждал. Он постоянно советуется со всеми активными членами общины, а они постоянно комментируют и иной раз критикуют его поведение самым дружественным и конструктивным образом. И если далее я буду описывать отца Даниила и его поиски православной веры, то не потому, что считаю его личность доминирующим фактором, а просто потому, что исторически он первым встретился с Православием. Затем, в типично яванской манере, он поделился своим знанием, сообщив его сначала небольшому кругу друзей, а потом — их друзьям. Эту православную Церковь на юге центральной Явы делают такой замечательной именно дружеские связи внутри кружка, члены которого постоянно делились друг с другом каждым новым шагом своей веры в течение того долгого времени, когда один из них — о. Даниил — ездил в Корею, а затем на Афон и в Бостон, пока он, наконец, не был посвящен в сан в Питтсбурге весной 1988 г. Однако еще до его возвращения в Индонезию четыре других яванца начали учиться в той же семинарии, где он получил богословское образование. Необходимая для этой учебы поддержка шла из Америки, от Греческой православной Церкви, куда отец Даниил был направлен отцом Сотериосом Трамбасом, настоятелем православной церкви в Сеуле. Великодушная поддержка Греческой православной Церкви Америки тем замечательнее, что она не была связана с Явой или Индонезией, а просто откликнулась на богословскую жажду яванских студентов.
Конечно, на еще больший риск пошли сами индонезийцы. Они платят высокую цену за свою приверженность православной вере в стране, где никто не имеет представления о том, что такое Православие. На них смотрят с мрачной подозрительностью. Еще больше усугубляет их положение то, что в Индонезии слово ортодоксальный означает “отсталый” и “реакционный” (в России тоже — Ред.), так что если кто-то заявляет, что он ортодокс, то есть православный, то в глазах среднего индонезийца, склонного считать всех христиан “кафирами”, то есть неверными, язычниками, такой человек клеймит себя как отсталого и неразумного консерватора. О Византии и русском христианстве здесь ничего не слыхали. Утешение этих очень молодых православных индонезийцев состоит не в ободряющей дружбе тех немногих, кто осмеливается пускаться по неизведанной дороге новой веры к неизвестной Церкви, а скорее в более основательном чувстве удовлетворения от того, что они нашли и переживают веру, которая для них полностью выражает истину Нового Завета в ответ на яванскую действительность конца XX в. То, что они силятся выразить в молитве, в значительной мере основано на библейском откровении. При литургической полноте православного выражения святоотеческой христологии привлекательность Православия неудивительна, тем более что культурной экологии Юго-Восточной Азии, а в особенности — бывшим мусульманам, присуще понимание того, что ритуализм является не истинной религией, а реминисценцией языческих суеверий. Индонезийцев привлекает тринитарная экзегеза Нового Завета, претворенная в молитвенную жизнь Церкви. Это можно понять как чистую жажду Богообщения, но, как признают они сами, они нуждаются и в ясном, последовательном и четком выражении христианской веры в словах. Словесная последовательность интеллектуальна и философична, и это — не привилегия одной только европейской культурной традиции. Яванцы владеют не только схоластикой; у них есть и собственный подход, связанный с древними космогоническими креационными мифами о творении как “написании мира”. Бог (то есть Аллах, поскольку этот термин не ограничивается рамками ислама) творит, говоря; это — древнейшее яванское воззрение, подкрепляемое в теогониях индуистов и буддистов понятием слова (vak) и, конечно, мусульманским понятием фирмана (= логоса), который творит, когда его произносит Божество. Эти теогонии (в данном случае “написание мира”) проникают друг в друга, а не образуют исторические наслоения. Мусульманская терминология обнаруживается во всех контекстах: в христианском, балийском индуистско-буддистском и в чисто яванских туземных верованиях. Ясно, что христианское откровение логоса легко вписывается в этот ряд. Яванские христиане горячо исповедуют Предвечное Слово Божие, отождествляемое в Евангелии с Мессией, Помазанником, Христом, тем более, что эта вера накладывается на местный культурный фон, включающий идею творения при помощи речи.
Иностранного наблюдателя больше всего поражает не только богословская глубина этой веры (иман), но и то, как она преломляется в народной религиозной практике. Например, секты, называемые здесь кебатинан, выстраивают свою синкретическую философскую традицию, произвольно включая в нее заимствования из психоанализа, из западной и восточную философии, и вплетает все это в чисто яванскую традиционной интуицию, которая определяет ценности, ведущие к личному спасению. Назовем еще надписи на амулетах с использованием мусульманских молитв, или надписи на теле дьявола в кукольном театре теней, сделанные для того, чтобы изгнать демонов из человека с несчастной судьбой, — все это основано на вере в могущество написанного слова[1]. Упрощая, можно сказать, что в стране мусульманского большинства книга, Божественное слово Бога, записанное раз и навсегда, не нуждается в дополнительной аргументации для того, чтобы ее приняли на веру. Однако слово Божие требует разъяснения, должно быть переработано в молитву ради более совершенного понимания источника Откровения, богословия Нового Завета. Эта необходимость усугубляется явным дефицитом хороших книг о христианстве и общим низким уровнем образования, что не следует путать с неграмотностью или недостатком врожденного интеллектуального любопытства. У яванских христиан вы зачастую найдете гораздо более глубокое понимание веры, чем, скажем, в Британии или во Франции. Здесь реально присутствует жажда богословия, но часто столь же реальные условия выживания в бедной тропической стране еще усугубляют островную изоляцию и сопутствующий ей провинциализм, тем самым усиливая эту жажду, но не указывая направления поисков. В такие моменты и возникает синкретизм, который, говоря языком культурологии, весьма показателен, но, по человеческому разумению, таит в себе опасные противоречия.
Чтобы понять такую страну, как Индонезия, надо жить в ней. Эти общие вводные замечания, может быть, помогут читателю уяснить движущие мотивы яванцев с их древними культурными традициями в сложный постколониальный период, когда правила сохранения самобытности зачастую в значительной степени нарушаются. Мусульманская нетерпимость — это всегда повод для озабоченности среди христиан. Однако для стороннего наблюдателя, чья жизнь вне опасности, удивительно то, что стремление мусульман укрепить свою веру основано на тех же самых категориях. Не исходя из способных исказить суть агностических посылок молодого яванского Православия, полезно провести социологическое сравнение его и других религий: опоры (алиран), то есть вертикальная межклассовая солидарность, основанная на общности религии, открывает путь среднему классу, терпимость которого играет двойственную роль в отношении тех личных духовных поисков, которые привели к созданию первого индонезийского православного прихода.
Изначальный круг
Во введении уже указывалось, что недавнее зарождение православной Церкви на Яве не было заслугой какого-либо одного основателя, а скорее стало результатом того доброго приема, который был оказан узким кругом друзей человеку, побывавшему за рубежом, Бамбангу Дви Бьянторо, который вернулся в сане священника, став отцом Даниилом. Конечно, важно рассказать о поездке отца Даниила в Корею, на Афон и в Бостон, но в равной мере важны и те пространные письма, — настоящие богословские трактаты, — которые он посылал домой, на Яву. Они обсуждались и подвергались критике со стороны его знакомых, в особенности из числа участников евангелического семинара в Джокьякарте, где три студента, Маналу, Лазарус и Викаксана (младший брат Бамбанга) проходили подготовку к миссионерской деятельности. Автобиографический набросок, который передал мне отец Даниил, приобретает свое настоящее значение именно на общем фоне духовного познания. Приведем его сжатое изложение.
“Я родился 27 августа 1956 г. Моя мать была родом из Моджокерто, на востоке Явы. Во время второй мировой войны мой отец скрывался у родителей моей матери, будучи рекрутом от этого района. Тогда и произошла их свадьба. Отец происходил из аристократической семьи центральной Явы, а мать была крестьянкой. Отец оставался в армии и после войны, вплоть до ухода на пенсию. Он не был так привержен исламу, как мать. В семье отца многие принадлежали к кебатинан, то есть к мусульманским сектам. Я воспитывался в семье матери, ходил в деревенскую школу, но учился и в мечети. Я научился читать Коран и посещал школу, где он изучался. Наша деревня находилась в пригороде Моджокерто; отчим работал в автобусном парке.
Самые ранние религиозные воспоминания связаны у меня с вопросами, которые я задавал Богу, когда родители разошлись. Мне казалось, что только Бог может мне помочь, и то же самое говорил дедушка. Я ревностно совершал шолат (пять дневных молитв) и читал Коран, но при этом ощущал пустоту и не находил Бога, которого искал. Ислам — хорошая религия, но он не находил отклика в моем сердце, когда я посещал ближайший молитвенный дом.
Имя моего отца было Пуджи Сламет Сетьявардайя, а матери — Лили Асмияти. Общество других детей хотя и повлияло на меня, но гораздо меньше, нежели дедушка и бабушка. Оба они в детстве были очень важны для меня. В нашем доме был Коран и сборники исламских текстов, книги на яванском языке, написанные арабским письмом. Старики не умели читать латинский шрифт. Мне, ребенку, они рассказывали интересные истории, например, о сотворении ангелов, о том, как великий ангел всякий раз, когда ходил купаться на озеро, создавал других ангелов из капель, падавших с его крыльев. Мой дедушка любил вайянг, яванский кукольный театр теней, и по вечерам я ходил смотреть представление с другими ребятами. В том, что я любил, я был первым. Позже я наделал множество картонных кукол для вайянга и устраивал представления для детей. Мне это нравилось. В другом я отставал. Испытывая ностальгию о прошлом, я часто совершал паломничества к могилам известных людей, посещал расположенные невдалеке в Тровулане руины эпохи Маджапахита, яванского королевства XV в.. Не знаю, рассказы ли на меня так действовали, но я ощущал там эффект присутствия. В каждый день очищения в конце рамадана — месяца поста — дедушка обычно брал меня в большую мечеть в Моджокерто. В шесть лет я начал учить Коран.
Каждый год в школе я получал первую премию, которая вручалась на торжественной церемонии. Того, кто шел вторым, всегда целовали родители, а я не жил с родителями и всегда был один, никого со мной не было. Родители моей матери были неграмотными (могли читать только арабское письмо), но родители отца — совсем другое дело: они умели говорить по-голландски! Но отец уезжал на Суматру, хотя потом он вернулся в Джомпонг (восточная Ява, недалеко от Моджокерто). На востоке Явы люди более открытые, не такие чопорные, как на центральной Яве, откуда был родом мой отец и его семья. Я очень гордился своим происхождением и тем, что знал своих предков. Семья моей матери не могла этим похвастаться, что породило во мне конфликт социальных ценностей.
Я должен был окончить школу в 18 лет. Когда мне было шестнадцать… расскажу, как начались мои встречи с христианами. Дедушка обычно говорил мне, что христианство — ложная религия. Так учат мусульман и по сей день. И мне, еще ребенку, дедушка рассказывал, что когда человек крестится, священник дает ему что-то, что называется вода христиан, но я не понимал, что это такое. Ее наливают в бутылку, берут домой, брызгают на пищу или пьют. И если не-христианин что-либо из этого съест или выпьет, он будет вовлечен в христианство волшебством воды. Я боялся этого. Мой дедушка хотел также отвадить меня от общения с христианами. Он говорил мне, что если христианин умрет, то не будет принят матерью-землей, потому что он кафир, язычник. Вот почему христианам так трудно умирать. Их надо сначала удушить, потом распять, и только потом хоронить. Я был запуган и не понимал, как это можно быть христианином. Впоследствии улем, то есть мусульманский руководитель, сказал, что Христос не был распят. Все эти обычные мусульманские доводы привели к тому, что я вырос в ненависти к христианам, не понимая, кто и что они такое. Мне они казались чрезвычайно чуждыми.
Затем однажды, в первый год моего пребывания в старших классах школы, я встретил мужа моей бывшей учительницы, тоже учителя. Я не знал, что они оба стали членами Восточно-яванской протестантской церкви. Он пришел ко мне. Зная, что ребенком я был очень религиозен, он хотел поделиться со мной своей новой верой и начал рассказывать об Иисусе Христе. Я стал спорить с ним, а он сказал, что Бог только в образе Человека мог с нами общаться, иначе у Него не было бы никакой точки соприкосновения с человечеством. Я ответил ему так: веришь ли ты, что Бог един? Я — верю, и если Бог един, а становится человеком, то небеса пусты. Кто же правил миром эти тридцать с лишком лет? Нет, это не так! — Бог един, но Он имеет в Себе три лица, — Отец, Сын и Святой Дух. — Это что такое? — спросил я его. — Это уже трое! — Позволь объяснить тебе, — сказал он. — Я учитель, но я и отец и муж. — Да, но передо мной сейчас только учитель, — возразил я. — Вы не можете быть тремя… Конечно, он использовал не подлинно православное объяснение, а прибег к аргументу савеллиан[2]. Я сказал ему, что относительно меня он не может быть мужем, отцом и учителем, так что этот аргумент не подходит, и Иисус Христос не мог быть в одно время Отцом и Сыном; Ему надо было быть либо Тем, либо Другим. И вот на это учитель, г-н Котамси, ответить не мог, а я сказал ему: г-н Котамси, вот почему явился пророк, — потому что вы, христиане, исказили религию пророка Исы (то есть Иисуса). Вы из одного Бога сделали двух богов, и человеческое существо стало у вас Богом. Раньше, чем за вами закроется дверь, вернитесь к исламу, а если не так, то на это в Коране сказано: “ваша религия для вас, а моя — для меня”. Я не хочу верить в то, во что верите вы. — И с этим я его выпроводил. Я был горд тем, что смог победить христианина на его же территории; это укрепило мою веру в ислам. И больше я о христианстве не вспоминал. Этот случай подтвердил, что все, что говорил мой дедушка и что рассказывал мне улем, было верно, а христиане заблуждаются.
Однажды, несколько месяцев спустя (а я больше не встречал г-на Котамси), я совершал вечернюю молитву, когда вдруг увидел какое-то свечение. Я держал на коленях Коран. И свет был так ярок! Я увидел существо из света, и оно выглядело как человек. Он был очень красив, возрастом примерно как я сейчас, около тридцати четырех. Волосы у него были вроде каштановые. На нем было белое одеяние. Он не был похож на яванца. На его груди был какой-то свет, и я не мог говорить, не мог рта раскрыть, не понимал, что со мной. Я его не слышал, но чувствовал. Он заговорил со мной по-явански: если хочешь быть спасен, следуй за Мной. Я не мог ответить, разве что мысленно, потому что губы мои не шевелились: кто Ты? — Я — Иисус. И постепенно свет растаял: сначала уменьшился, затем исчез совершенно. Я не знаю, сколько это продолжалось, может быть, несколько минут. Но еще долгое время я не мог говорить. Я боялся, что меня сочтут сумасшедшим, старался сохранить спокойствие, и долгое время был очень смущен, а потом начал думать: кто это такой, Иисус Христос? Не есть ли это тот же Человек, о Котором мне рассказывал г-н Котамси? Почему это случилось со мной, когда я молился по-мусульмански? Ведь я читал Коран!
Когда Он явился во второй раз, я снова ничего не говорил; это было мгновение, подобное вспышке. И только третий случай действительно убедил меня. На этот раз я не видел никаких призраков. Я читал Коран, третью суру, аят 45[3]. Я читал его сотни раз, и ничего не происходило, но в тот вечер, в то время как я читал аят: “Вот, сказали ангелы: “О, Мариам! Вот Бог радует тебя вестью о слове от Него, имя которого Мессия Иисус, сын Мариам, славном в ближнем и последнем мире и из приближенных”[4]… Что поистине поразило меня, так это то, что Иисус Христос был назван “Словом от Бога”, Словом от Него Самого. Что есть слово? Слово — это мои слова. Мое слово, конечно, едино со мной, оно происходит от моего размышления. Так я начал думать о себе. Если это так, то слово рождается из моего рта, когда оно уже есть у меня в уме, так что по аналогии я могу сказать, что мой ум забеременел словом, а рот рождает его в форме звука. И если это так, то Иисус Христос есть Слово Бога и должен быть внутри Самого Бога, хотя Он и отличен от Него. Мое слово может быть названо сыном моего разума, рожденным ртом. Если Иисус Христос — Слово Бога, Он может быть назван Сыном Бога.
Так я рассуждал сам с собой. А как быть с Духом? Да, во мне есть дух, без духа я не мог бы жить. Тогда Рух Кудс[5] есть дух Бога таким же образом, как дух во мне — мой дух. Он отличен, но составляет одно. Значит, христиане правы! Это было для меня большим откровением. Я заплакал от счастья. Это было, как будто мне открылась тайна. Так вот почему уже так давно я молюсь по пять раз в день! Я никогда не знал Бога, потому что не знал Его Слова. Общаться с другими людьми я могу только при помощи слов; люди понимают меня через слова, которые я произношу. Если Слово — это Иисус Христос, я должен верить в Него, чтобы знать Бога более близко, лично. В конце концов в тот вечер я решил побольше узнать о христианстве. На это ушло три месяца. Единственный христианин, которого я знал, был г-н Котамси, и я пошел к нему. Он удивился, увидав меня после того, как я прогнал его. Я рассказал ему, что со мной случилось, думая, что он мне не поверит. Но он был счастлив; он сказал мне, что в Моджокерто есть церковь. Это яванская церковь (Восточно-яванская протестантская церковь), не голландская. Это стало для меня первым опытом: я вошел в церковь.
Когда дедушка узнал, что я вошел в церковь, он очень рассердился. И бабушка тоже. Я боялся ходить домой. Я молился и постился, прося помощи у Бога (заметьте, что так поступают в минуту опасности все яванцы). Я так боялся дедушки! Однажды я набрался духу и пошел домой. Дед окликнул меня. Я думал, что он сердится, и был готов спорить. Но он ничего не сказал. Я пришел с занятий, мы сели рядом. Он спросил: Почему ты стал христианином? — Я не стал им, — ответил я. — Зачем тогда ты ходил в церковь? Пойдешь ли ты снова в мечеть? — Нет! — Ты не христианин и не собираешься больше ходить в мечеть? Что ты хочешь этим сказать? — Я все еще мусульманин! — Как же так? — Дедушка, скажи мне, что означает быть мусульманином? Что значит это слово? — “Подчиненный”. — Если таково значение этого слова, то теперь, после того, как Иисус Христос умер за мои грехи, так что я уже не должен зарабатывать себе спасение своими собственными добрыми делами, я должен подчиниться Богу за смерть и жертву, принесенную за меня, за мои грехи. Вот почему я “подчиненный”, но не Мохаммеду, а Христу. Я все еще “подчиненный”, совершенно подчиненный. — Он был удивлен: кто сказал тебе все это? — Никто… — мне было не по себе: всего несколько дней, как я христианин, и уже вовлечен в спор. Вспоминая об этом, я думаю, как все это было удивительно”.
После окончания школы Бамбанг три года путешествовал и преподавал Библию на Яве, Суматре и других островах. Он избрал служение апостола. Будучи свободным евангелистом, он выказал педагогический талант, прекрасное знание Библии, но чувствовал, что отсутствие настоящего богословского образования ему мешает. На некоторое время участие в протестантском харизматическом движении дало ему ощущение, что он достиг большей глубины, но постепенно он осознал, что в Индонезии нужно дать серьезный ответ на притязания многих церквей на истину. В Соло (Суракарта, центральная Ява) он основал харизматическую молитвенную группу под названием “Силоам”, члены которой разделяли многие его увлечения, если не все. На протяжении всех его последовательных поисков апостольской церкви они сохраняли с ним связь, — с этим молодым человеком, который уже устал от того, что был самоучкой, и всерьез жаждал источника семитской христианской традиции, воплощенной для него в христианстве Среднего Востока. Почему яванское христианство должно быть таким кальвинистским, или, наоборот, таким пятидесятническим и харизматическим? Объединенная сила протестантского и мусульманского предубеждения была достаточно велика для того, чтоб он никогда не воспринимал яванскую католическую церковь как достойный объект познания.
В конце концов, Бамбанг поехал в Корею в международную студенческую семинарию. Она испытывала большое влияние своих спонсоров, американских пресвитериан, и значительной по размеру церкви Кореи (40% населения Южной Кореи — христиане). По контрасту с Индонезией, где церковь посещает всего 3% населения, это давало новые ощущения. Оказавшись в Сеуле без денег и без достаточного знания английского языка, Бамбанг не представлял себе, как он попадет в семинарию, где требовалось и то, и другое.
Каким-то чудом, после того, как он провел без пищи и без сна целую неделю, Бамбанг был спасен совершенно незнакомым человеком, который понял, насколько ему трудно. И снова он пустился в неизведанное, зная только, что хочет найти Бога вне своих собственных горизонтов, и таким образом сумел порвать с ограниченностью провинциальных представлений о христианской вере. Когда он вернется на Яву спустя годы, он будет знать, что и за рубежом оковы провинциализма могут затруднять общение между христианами разных рас. У Индонезии нет монополии на провинциализм, и уж во всяком случае она имеет то достоинство, что подозревает его в себе.
Поступив в эту межконфессиональную семинарию (Азиатский Центр богословских исследований и миссионерства), Бамбанг засел за изучение английского языка и за чтение. Вскоре он понял, что существуют важные различия между учением отцов Церкви и пресвитерианским богословием, а также между латинской римо-католической и греческой святоотеческой богословской традицией. Изучая Евсевия, он впервые понял, как палестинская Церковь стала греческой, а читая св. Иоанна Дамаскина, почувствовал, что наконец-то ясно осознал, чего же ищут яванские христиане. В одном книжном магазине в Сеуле он нашел книгу епископа Каллиста “Православная церковь”[6]. Эта книга побудила его задуматься о той основанной русскими церкви с куполом-луковкой (корейцы называли ее “большеголовой), которая находилась через улицу, напротив студенческого общежития. Приход окормлял тогда (и окормляет сейчас) о. Сотериос Трамбас. С помощью английского и корейского языков (которые Бамбанг тогда изучал), о. Сотериос постепенно разъяснил все недоразумения, таившиеся в сердце и уме молодого яванца. В 1982 г. он начал изучать греческий и древнееврейский, а в 1983 г. окончил семинарию. По совету о. Сотериоса он написал письмо греческому епископу Новой Зеландии (который должен окормлять всех православных в Индонезии) с изложением тех причин, по которым его привлекла православная Церковь. Среди них на первом месте в письме фигурировало то, что Бамбанг называл “совпадениями” между православием и Явой — экклезиология, посты, использование молитвы Иисусовой, которую он сравнивал с использованием мусульманами молитвенных четок, мистическая цель соединения с Богом. Наконец, 6 сентября 1983 г. о. Сотериос принял в лоно православной Церкви первого яванца.
Хотя к тому времени Бамбанг был готов ехать домой, ему было рекомендовано побывать сначала в Греции, ибо о. Сотериос опасался, что евангелическое прошлое возобладает, как только он вернется на Яву. Так что новокрещенный Даниил отправился в Афины, где шесть месяцев изучал греческий язык. Затем он отправился в монастырь Симона Петра на Афоне, где провел полгода, после чего, выбрав свободное время, написал на двухстах пятидесяти страницах письмо своим друзьям на Яве о вере Никейского Собора, где изложил свое понимание богословия Троицы. Написанное по-явански, это письмо послужило основой рукописи, которая в настоящее время готовится к публикации в Индонезии под названием “Что и Как Православной Веры”. Контакты Бамбанга с греками оказались не такими открытыми, как он на то надеялся. На него часто нападали, забывая о том, что он был один-единственный православный в Индонезии. В Афинах он был дружески принят общиной коптских студентов, которые быстро поняли его исламское прошлое и те проблемы, которые оно порождало. Приходская жизнь в Греции его в основном разочаровала, но он чувствовал, что монашеская молитва очищает ум. “Триады” св. Григория Паламы нашли отклик в его душе, так же, как и “Против ересей” св. Иринея Лионского. Диалектика большей части сирийской и греческой патристики сродни диалектике исламского богословия, в котором принято спорить с читателем или слушателем, чтобы убедить его.
С теми деньгами, которые он заработал в Корее, вещая по радио на Индонезию, Бамбанг мог прожить в Греции еще год. Он написал еще много длинных писем в Индонезию, в особенности к Манулу, Батаку-семинаристу из Йоджья, и перевел литургию свт. Иоанна Златоуста на индонезийский язык. Постоянной проблемой было вхождение в жизнь греческой церкви. Этот яванец с изысканными манерами и несколько китайской внешностью не так легко осваивался в Греции. Для многих греков, в конце концов, вставал вопрос: где эта Ява. Нелегко быть десять лет за границей и обнаружить, что твои братья и сестры по православной Церкви не могут тепло принять тебя только потому, что не понимают, откуда ты родом. Тем не менее, строй православной литургии и других церковных служб теперь стал выражать для этого новообращенного то, что раньше привлекало его в догматическом богословии.
О. Сотериос помог Бамбангу вступить в контакт с митрополитом Силой, архиепископом греческой диоцезы в Нью-Джерси (США). В 1984 г. он прибыл в Бостон для обучения в семинарии Святого Креста. Многие из тех, кого он встретил в Америке, с подозрением относились к его намерениям. Идея расового и экономического превосходства Америки заставляла их думать, что Бамбанг приехал лишь для того, чтобы осесть и наслаждаться красотами американской жизни; они и представить себе не могли, как он жестоко тоскует в разлуке с родной яванской культурой; ведь на их карте мира не нашлось места для 90 миллионов яванцев! Бамбанг обрел утешение, переводя в одиночестве традиционным яванским стихом стихи из церковных молитв и отправляя все больше писем на родном языке первой группе катехуменов в Индонезии, — дальние странствия не лишили его широкого круга друзей.
В Бостоне Бамбанг опять засел за чтение, на этот раз догматики и патристики, и, несмотря на его неважный английский, профессора семинарии научились уважать этого иностранного студента. Его пригласили проповедовать на библейские темы в греческие приходы епархии Питтсбурга, епископ которой, владыка Максим, стал его покровителем и наставником. Именно владыка Максим помог четверым яванцам поступить в семинарию Святого Креста (причем все расходы взяла на себя греческая архиепископия) еще до того, как сам Даниил вернулся в Индонезию. Его письма на Яву принесли свои плоды особенно среди его родственников и друзей по семинарии в Йоджье. Окончив семинарию Святого Креста, Бамбанг поступил в университет штата Огайо на отделение антропологии, чтобы получить степень магистра, но времени на это у него не хватило. Однако во время своего пребывания в Соединенных Штатах он, помимо магистерского диплома по богословию в семинарии Святого Креста, успел написать докторскую диссертацию по богословию для баптистской семинарии в Вифании (Алабама) на тему “Исламский монотеизм и христианская христология”. Основной тезис, развиваемый в диссертации: существование “вечной книги” (то есть Корана) рядом с Богом подорвало исламский монотеизм, и вследствие этого христианский монотеизм — более чистая форма того богословия, которое Мохаммед, как он думал, очищал от еретических влияний. Совершенно очевидно, что доктор Бамбанг готовил себя к вхождению в мир конкурирующих индонезийских религиозных организаций. Даже ученые степени, приобретенные им за рубежом, должны были помочь ему выступать за веру неизвестной на родине Церкви, — веру, которую он собирался разделить с кругом своих друзей, подвергавшихся за десять лет его отсутствия все более сильному влиянию пятидесятников, поскольку эта секта в восьмидесятых годах доминировала в индонезийском протестантизме.
Свящ. Стефан Хедли (Sourozh, № 43, 1991)
Перевод с английского В. Кузнецовой
Православие в Южной Африке — упущенная возможность?
Каковы отношения церкви к миру — к культуре, к этническим проблемам, к экономике и политике? Что должно означать на практике принятие завета Христова “проповедовать Евангелие всякой твари”? Эти вопросы о. Хризостом рассматривает на примере опыта православия в Южной Африке. Ни одна из православных общин, историю которых он описывает, не может быть названа победоносным форпостом православной миссии. Ни одна не донесла истину Христову в свой новый дом. И печальнее всего, что та же история повторяется в православной “диаспоре” почти повсюду.
О. Хризостом, который преподает на факультете истории Церкви в университете Претории, в Южной Африке, и служит в приходе миссии свт. Николая Японского в Йоханнесбурге, опубликовал статью под названием “Размышления о необходимости православной социальной этики в обстановке южноафриканского апартеида” в Saint Vladimir’s Theological Quarterly, 33/1, 1989, pp. 74—80.
В каждом выпуске международных новостей нам постоянно твердят о Южной Африке; имена таких людей, как архиепископ Десмонд Туту и преподобный Алан Бойсак известны каждому не только в Южной Африке, но и во всем мире. Многие знают о сильной англиканской, римо-католической и голландской реформистской церкви в Южной Африке, но лишь очень немногие осведомлены о том, что там есть и православная община. Присутствие православной Церкви по большей части скрыто от глаз как южноафриканцев, так и православных христиан всего мира. Тем не менее она здесь существует, и существует давно — с 1909 года.
А ведь существование Православия в Южной Африке должно привлекать внимание православных христиан других стран. При мысли о текущих политических событиях, о существовании определенных социальных структур поневоле напрашивается вопрос: как живет Церковь в подобных условиях? Как выполняет свою миссию евангелизации? Как относится к южноафриканскому обществу, которое в последние сорок лет формируется в условиях этнического апартеида? Какое будущее ждет Православие в послереволюционной Южной Африке? На эти вопросы нет простых ответов, но я убежден, что их должны задавать себе те, кто живет и работает в Южной Африке, а также те люди за ее пределами, которых не оставляют равнодушными вопросы целостности, благополучия и дальнейшего существования Православия в этой части света.
Я не претендую на полноту анализа ситуации и в то же время не стою на позиции нейтрального стороннего наблюдателя. Как православный священник англоязычной общины Претории и Йоханнесбурга, я нахожусь в самом центре тех церковных, социальных и политических течений, которые предстают результатом комплекса исторических обстоятельств, приведших Церковь и общество к их нынешнему состоянию. Моя непосредственная вовлеченность, без сомнения, определяет мое понимание настоящей ситуации, как и мои представления о будущем Православия в этой стране.
Исторические предпосылки
Церковная жизнь, как и другие стороны жизни, осуществляется не в вакууме, но в историческом контексте, и укоренена в прошлом. Стало быть, прежде чем понять современное состояние, необходимо уяснить исторические предпосылки Православия в Южной Африке.
Православие принесли в страну три крупные этнические группы — греки, русские и сербы. Было также небольшое число православных ливанцев, однако большая часть ливанцев Южной Африки — марониты. Некоторое количество ливанцев, прибывших в страну православными, в конце концов перешли к маронитам, потому что они не нашли такого православного прихода, к которому смогли бы сколь бы то ни было сознательно присоединиться.
Большая часть православных — греческого происхождения, многие прибыли в Южную Африку после второй мировой войны или родились здесь уже после 40-х годов; количество греческих православных в стране почти удвоилось между 1946 и 1951 гг., то есть возросло с 3879 до 7347 человек. Официальная статистика показывает, что к 1980 г. число белых православных христиан греческой юрисдикции возросло почти до 30000 человек. Несомненно, сюда вошли также русские, сербы и ливанцы, но они составили всего лишь небольшой процент, и вряд ли их более 1200 человек. Греческие иммигранты, как и многие другие иммигранты, приехали в Южную Африку в связи со Второй мировой войной в поисках мест с благоприятной экономической ситуацией. Это очень важный фактор, о котором не следует забывать, поскольку, как будет сказано ниже, он в большой степени влиял и влияет еще и на соотнесенность православных с социальными структурами внутри страны.
Однако истоки греческого православия могут быть прослежены гораздо ранее послевоенного периода — они уходят к началу века. Первый греческий священник, о. Артемиос, который был представителем Иерусалимского Патриархата, прибыл в Кейптаун в 1901 г. и был приглашен греческой общиной города служить литургию. В течение нескольких месяцев он служил в помещении англиканской церкви, но в том же году покинул страну. Тогда эллинская община Кейптауна обратилась к архиепископу Афинскому с прошением о постоянном священнике, и в 1902 г. приехал о. Анфимиос Лаппис, который уже в первый год своего пребывания успел построить церковь и дом причта в пригороде Кейптауна, Вудстоке. Церковь на этом месте в настоящее время служит кафедральным собором епископата Доброй Надежды и называется “Греческая православная церковь Святого Георгия эллинской общины округа Кейптаун”.
Вся корреспонденция, касающаяся церковных дел кейптаунской эллинской общины, направлялась как Патриарху Константинопольскому, так и в Священный Синод Церкви Греции, однако именно эта Церковь проявила живой интерес к южноафриканским грекам-эмигрантам, и кейптаунская община была принята под юрисдикцию Афин. Третий священник в Южной Африке, посланный Синодом Церкви Греции архимандрит Маврокордато, приехал в 1907 г. и последующие 5 лет трудился в Капской провинции. После его ухода на покой Александрийский Патриархат прислал временную замену, а затем прибыл архимандрит Афанасиос Катсис от Церкви Греции. О. Афанасиоса описывают как человека, которому принадлежит заслуга преобразования общины в активное этнорелигиозное единство, цель которого — национальное возрождение.
В последующие десятилетия иммиграция привела к возрастанию в стране числа православных греков, в особенности, как уже говорилось, в послевоенный период. Однако политическая нестабильность в Южной Африке в значительной мере ослабила приток иммигрантов.
В 20-е гг. титул Патриарха Александрийского был изменен, и вместо “Папы и Патриарха Александрии и всего Египта” он стал называться “Папой и Патриархом Александрии и всей Африки”, вследствие чего его юрисдикция соответственным образом расширилась. Южноафриканские греческие православные общины стали частью Александрийского Патриархата. В настоящее время в Южной Африке существуют две епархии Патриархата с кафедрами в Йоханнесбурге и в Кейптауне. Эти епархии включают в себя около 20 приходов. Архиепископы и все церковнослужители — греки, родившиеся в эмиграции; что касается священников, то они — либо иммигранты, рукоположенные на месте, либо привлеченные на время клирики Церкви Греции, Кипра или Константинопольского Патриархата.
Тем самым Греческая православная Церковь Южной Африки образовалась как иммигрантская этническая Церковь ради духовного окормления растущей греческой общины. Все последующие восемьдесят семь лет она продолжала трудиться, сохраняя свой по существу иммигрантский характер.
Аналогично развивалась и история двух маленьких славянских православных общин в Южной Африке, русской и сербской. Эмиграция из России осуществлялась в основном в начале 20-х годов, сразу после русской революции. Согласно официальной статистике, в 1921 г. 6495 человек в Южной Африке указали, что считают себя русскими (ср. с греками, которых было только 1291 человек). Со временем это число быстро уменьшалось, так что в 1951 г. русскими называли себя уже только 563 человека. Конечно, это может означать, что русские довольно быстро ассимилировались в Южной Африке, тем более что возвращение на родину становилось для них все менее и менее вероятным.
В 1952 г. в районе Йоханнесбурга—Претории возникла русская православная Церковь. Вполне вероятно, однако, что маленькая, впоследствии распавшаяся русская община уже существовала там раньше, поскольку на городской карте Кейптауна имеется участок, обозначенный как место русского Православного богослужения, хотя, впрочем, на этом месте нет сейчас ни здания, ни каких-либо других следов существования этой общины. В 1959 г. архимандрит Алексий Чернай был прислан Синодом Русской Православной Зарубежной Церкви служить в храме Св. Владимира в Йоханнесбурге; в это время приход использовал часовню англиканского собора. На о. Алексия были возложены также обязанности благочинного всех русских православных общин в южных и центральных районах Африки. К моменту его прибытия в йоханнесбургской общине было около пятидесяти русских и несколько больше сербов. В течение двух лет им удалось приобрести в городе дом под часовню для своей общины. В своих воспоминаниях о. Алексий пишет, что за время его службы в Южной Африке количество русских в приходе постепенно уменьшалось, а число сербов возрастало. В общем и целом он провел в южных и центральных частях Африки почти шестнадцать лет, окормляя свою разрозненную паству и совершая богослужения в зданиях римо-католических, англиканских и протестантских общин. Поскольку число русских сходило на нет, был образован отдельный сербский приход, который окормлялся сербским священником. В 1975 г., когда здоровье о. Алексия ухудшилось, он вернулся в Соединенные Штаты. Дом на Кох-стрит, где находилась часовня, был разрушен, и ее перевели в другое здание, на Фокс-стрит, где она и пребывает по сю пору. Русских православных священников для окормления русской малочисленной общины после о. Алексия больше не присылали. Небольшое “Общество русских беженцев в Южной Африке” все еще существует, и сербский священник по-прежнему раз в месяц по воскресеньям служит вечерню в русской часовне, однако русского православного прихода какой-либо юрисдикции уже нет.
Сербская община, напротив, выросла. В 70-е гг. был прислан священник Сербского Патриархата, и был образован приход в пределах Сербской Православной епархии Австралии, Новой Зеландии и Южной Африки. Вблизи Йоханнесбурга, в Саннингхилл-Парке, были построены церковное здание, зал для приходских собраний и дом причта; с момента образования прихода в нем трудятся три священника, присылаемые из Белграда. Получить статистические сведения практически невозможно, но мне говорили, что в Южной Африке, в основном в Йоханнесбурге и Претории, живет приблизительно двести сербских семей. Число активных членов прихода составляет лишь малую долю от общего числа сербов, и, к сожалению, между общиной и антиклерикальной фракцией сербов идет постоянная свара из-за собственности.
Южноафриканское православие как “диаспора”
Нынешнее состояние православия в Южной Африке тесно связано с греческим, русским и сербским истоками Церкви в этой стране. Как и во многих других частях неправославного мира, Православие появилось здесь одновременно с прибытием этнических общин с их “программой служения”, а не как миссия, направ-ленная на евангелизацию страны. Это означает, что по своему характеру православие в Южной Африке — “диаспора”.
Я полностью согласен с теми богословами, которые с недоверием относятся к применению термина диаспора по отношению к православным общинам вне пределов их исторически православной родины. Говорить так значило бы подразумевать, что Церковь Божия имеет определенную национальную по природе родину и не распространяется на некоторые другие ареалы, такие, как обе Америки, Австралия, Западная Европа и т. п. Могут быть ареалы миссии, но не ареалы “диаспоры”. Богословски неуместно и неправомерно вводить людей в прискорбное заблуждение, толкуя о “православной диаспоре”: такое понимание будет скорее результатом национализма XIX в., нежели плодом того вселенского церковного сознания, которое, как мы считаем, нам, православным, присуще.
И тем не менее с психологической точки зрения мне представляется, что “диаспоры” действительно существуют в различных частях света и, конечно, в Южной Африке. Православные здесь, как и повсюду, зачастую чувствуют себя перемещенными лицами, лишь временно пребывающими в той стране, где они теперь живут, а на самом деле принадлежащими иной стране, даже, может быть, мифической; даже если они никогда и не бывали на своей “настоящей” родине. Я, например, был удивлен, слушая молодых людей, родившихся в Южной Африке, которые говорили о себе как о греках, живо интересовались политической жизнью Греции, но оставались равнодушными к ситуации в Южной Африке. Такое “диаспоральное” настроение имеет огромное влияние на церковную жизнь и на понимание миссии Церкви и отношения между Церковью и обществом. Более того, мышление в категориях “диаспоры” означает, что многие люди, как православные, так и неправославные, чаще всего понимают Православие в Южной Африке как исключительно этническое явление.
Приведу два примера того, как это проявляется. Все действующие греческие церкви, за исключением одной, принадлежат различным местным греческим этническим общинам и существуют в соответствии с их указаниями и под их контролем. Приходов в богословском или каноническим смысле нет, нет и членства в приходе, отличного от членства в эллинской общине. Фактически этнические общины владеют местами богослужения и нанимают духовенство из местного епископата. Насколько мне известно, существует только одна действующая греческая православная церковь, храм Божией Матери Пантанассы[7] в Йоханнесбурге, который структурно и юридически не связан ни с одной из греческих общин. Юридически этот храм — частное сообщество. Есть еще церковь свв. Космы и Дамиана, которая была выстроена греческой православной епархией Йоханнесбурга и Претории и находится в ее непосредственном владении. Однако у нее никогда не было настоятеля и несколько лет она пустовала, а богослужения в ней проводились только по особым дням.
Другим примером того, как проявляется этноцентричность диаспоры, может служить греческая православная община в Кейптауне. Как я уже упоминал, название этой церкви — “Греческая православная церковь Святого Георгия эллинской общины округа Кейптауна”. Это отражает структурную связь между церковью и общиной, на которую я указал в моем первом примере. Спрашивается, может ли не-грек стать членом такого греческого православного прихода? Вопрос этот дейст-вительно был поднят в Кейптауне двумя женщинами русско-бельгийского происхождения, которые регулярно посещали эту греческую церковь, участвовали в богослужении и приобщались Святых таин. Они попытались войти в приход формально, а это означало, что они должны войти в эллинскую общину! Поскольку ни одна из них не была замужем за греком и не имела ни капли греческой крови, в связи с их просьбой возникла дилемма. В конце концов одну из них сделали “почетной гречанкой” (что сильно напоминает мне, как южно-африканское правительство удостаивает японцев звания “почетных белых”). Другая женщина такое предложение отклонила. Что касается “почетной гречанки” русско-бельгийского происхождения, то ей в конце концов было заявлено, что, поскольку она фактически не является гречанкой, то и не обладает правом выступать или голосовать по вопросам, касающимся церковных или иных дел при их обсуждении на собраниях общины. Впоследствии она прекратила уплату взносов в эллинскую общину, после чего ее известили, что в случае ее смерти церковь откажет ей в погребении, если все пропущенные взносы не будут уплачены!
Практика ограничения фактического членства в местных приходах этническими рамками (действительными или воображаемыми) существует почти во всех греческих православных приходах в Южной Африке. Разумеется, каждый может посещать службы и все православные христиане могут приобщаться Святых таин, но фактическое членство в приходе доступно только грекам или тем, кто женат на гречанке или замужем за греком. Исключение представляет одна только церковь Пантанассы, допускающая в свой приход не-греков. Результат воплощения духа “диаспоры” в церковной жизни — возникновение этнических церквей, которые мало заботятся о чем-нибудь ином, кроме обслуживания своего собственного на-рода, будь это русские, греки или сербы. Русский приход, например, просто перестал существовать после того, как вымерло большинство русских. Сербы ведут борьбу за выживание. И только греки в состоянии поддерживать свои общины и даже приращивать их, но только за счет иммиграции.
Этнические церкви почти всегда мыслятся выходящими за границы церковной юрисдикции, и как раз это мы находим в Южной Африке. Теоретически все православные церкви здесь должны принадлежать к Александрийскому Патриархату, поскольку географически он представляет Церковь Африки. Греческие приходы и относятся к Патриархату, но их лишь очень условно можно считать частью “поместной Церкви”, поскольку греки, как и славяне, объединены как этническая организация иммигрантов. Тот факт, что русские находились под юрисдикцией Русской Православной Церкви за рубежом, видимо, не причиняло греческому духовенству никаких неудобств. В 1961 г. Его Блаженство Патриарх Николай VI Александрийский служил Литургию в русской часовне в Йоханнесбурге совместно с о. Алексием и приветствовал появление “первой русской церкви южнее экватора”. В 1985 г., когда я совершал службу в греческом православном приходе Пантанассы, я спросил местного греческого архиепископа, почему сербский приход не входит в его епархию, а подчиняется Белграду. Его ответ был достаточно прямолинеен: “Они — сербы и должны иметь свою собственную церковь”.
Таким образом то, что Православие в Южной Африке сформировалось как диаспора, привело к раздроблению Церкви по этническому признаку, как это и происходит всегда и повсюду в таких случаях, хотя теоретически существует и поместная Церковь — Александрийский Патриархат. Интересно отметить в этом смысле, что недавнее возникновение всеправославной англоязычной общины бы-ло встречено местным греческим архиепископом крайне недоброжелательно именно потому, что это была община не этническая, но привлекавшая своих членов из различных этнических групп. Без сомнения, отсутствие твердого вселенского церковного сознания — это один из самых серьезных недостатков церковного народа, если он воспринимает себя только как “диаспору” и ограничивает свою церковную жизнь этническими рамками.
Церковь и миссия
Человеку, который всерьез воспримет утверждения православных специалистов по миссионерству о том, что по самой своей сути Церковь — это миссия, придется столкнуться с основополагающей богословской и духовной дилеммой, когда он обнаружит, что многие православные общины не проявляют никакого интереса к распространению Евангелия. На это часто возражают, говоря, что православие не занимается прозелитизмом, а обращено лишь к своему народу, который увековечит себя порождением себе подобных. Меньше всего хотел бы я умалить ту чрезвычайно важную задачу, которая состоит в том, чтобы сделать христианами своих потомков и воспитать их в лоне Церкви. Это необходимейший, святой и, можно добавить, тяжкий труд. Однако зачастую даже эта “домашняя миссия” воспринимается несерьезно; скорее приходится наблюдать, как православные несут младенцев крестить, водят их к Святому причастию, пока они еще малы, а по мере того, как они растут, внушают им необходимость сохранять свою этническую самобытность, но не дают им никакого или почти никакого религиозного образования. Я знаю случаи, когда родители берут детей в церковь только по большим праздникам, и то больше потому, что “у нас” (у русских, греков, сербов) так принято. Возможно, это несколько преувеличенные и не совсем справедливые упреки, потому что существует бесчисленное количество православных семей, которые искренне стремятся “евангелизировать” своих детей и воспитать их в истинной вере.
Однако мой опыт в Южной Африке показывает со всей очевидностью, что имеется также бесчисленное количество семей, в которых отсутствует “домашняя миссия”, — забота о введении детей в жизнь Церкви и помощь им в том, чтобы вера, в которую их крестили, воистину стала бы их верой. Когда дети взрослеют, родители зачастую с удивлением и огорчением обнаруживают, что они не желают иметь ничего общего с православной Церковью. Когда я служил в храме Пантанассы в Йоханнесбурге, родители часто приводили ко мне своих детей-подростков с тем, чтобы я их “определил”. Чаще всего эти подростки — не по своей вине — весьма слабо представляли себе Православие, когда их иной раз брали в церковь — тяготились долгими службами, языка которых они не понимали, и предпочитали ходить к евангелистам или уж в чисто сектантские общины. Печальная действительность состояла в том, что их родители приехали в Южную Африку в поисках лучшей жизни для себя и своих детей, большую часть времени и энергии отдавали этим поискам, а между тем просто оказались неспособны передать детям веру.
Вскоре я обнаружил, что эта проблема — не просто результат трудностей переходного возраста. Отток от Православия людей, рожденных в Православии — явление, в которое вовлечены не только подростки, но и взрослые. Я выяснил, что число потомственных греков в Южной Африке — в отличие от греческих граждан или тех, кто говорит по-гречески как на родном языке — возможно, достигает 120000 человек, а выше я уже указывал, что только около 30000 считают себя православными. Если первая цифра хотя бы приблизительно верна, это будет означать, что за последние несколько поколений церковь потеряла около 90000 человек. Многие из них, без сомнения, присоединились к другим исповеданиям, а многие просто отошли от веры и не имеют больше связи с церковью.
Тот вид вероисповедания, который избирают бывшие православные, очень знаменателен. По моим наблюдениям, русские чаще всего склоняются к англиканству. Я встречал некоторых бывших русских православных, которые стали англиканами, но большей частью из-за языка или потому, что у них некоторое время не было священника. Однако если грек покидает Православие, то он, как кажется, отвергает все, что хотя бы отдаленно напоминало бы ему о Матери-Церкви. Количество южноафриканских греков, вступивших в популярные секты типа “Рема” и “Христианский город” (эти две распространившиеся в Южной Африке секты пришли из США), поражает. Когда православные оставляют свою Церковь, скажем, из-за языковых трудностей, и становятся англиканами или римо-католиками, это не может нравиться (и можно привести множество причин, почему им не следовало бы этого делать), но их дилемме можно хотя бы сочувствовать и признавать, что по крайней мере они пытались найти такую Церковь, которую они в состоянии понять (правильно или неправильно) как в той или иной степени близкую к Православию. В этой тенденции можно распознать хотя бы остатки православного церковного сознания. Но когда бывший православный отрекается от Православия в пользу экстремистских протестантских и/или сектантских религиозных группировок, это заставляет думать, что такой человек никогда не исповедовал истинное Православное христианство сколько-нибудь сознательным образом и не хочет иметь с ним ничего общего.
Я думаю, что языковая проблема является здесь главным определяющим фактором (ниже об этом еще будет сказано), но не единственным. Это можно увидеть на примере одного только Йоханнесбурга, где есть грекоязычная секта свидетелей Иеговы и также грекоязычная община “Собраний Божиих”. В самой Греции количество сектантских групп увеличивается, так что ситуация в Южной Африке, может быть, лишь отражает этот процесс. Ключевая проблема в обоих случаях — отсутствие серьезного отношения к “домашней миссии”. Передача традиции должна включать в себя нечто большее, чем просто передачу обычаев и привычек, — она призвана помочь юноше найти внутри Церкви живое, подлинное отношение с Богом во Христе Иисусе и через благодать Святого Духа, что и поможет сделать эту традицию его собственной. Без этого в обществе, пронизанном, подобно южноафриканскому, инославной культурой, Православная вера все более удаляется от повседневной жизни. В конце концов люди осознанно или бес-сознательно приходят к выводу, что Православие — не более чем сложный и красивый комплекс старинных обрядов, имеющих определенную эмоциональную ценность, но никакого духовного значения.
Конечно, миссия Церкви — это нечто большее, чем домашняя миссия по отношению к единокровным близким. Она означает распространение веры вовне, которое, если это необходимо, включает привлечение их в евхаристическую семью крещеного народа Божиего. Восприятие Православия как религии восточных европейцев, тем самым не предназначенной для прочих, конечно, затрудняет его распространение в Южной Африке.
В своем жизнеописании русский священник о. Алексий вспоминает, как, прибыв в Йоханнесбург, он спросил, есть ли в приходе “местные” и люди иных национальностей. И ему ответили: “Если вы имеете в виду черных, то не беспокойтесь. Они нас только обслуживают и очень медленно развиваются. Нет, здесь только русские и сербы”. Можно было бы приписать такое отношение просто желанию разобраться с проблемами прихода и уже потом приступать к евангелизации внешних. Такая интерпретация была бы милосердной: ведь когда возможность евангелизации местных жителей была просто преподнесена русскому православному приходу на блюдечке, он отказался от этой миссии. Община африканцев в Лесото (независимом государстве, полностью окруженном территорией ЮАР), называющая себя “Африканской православной Церковью”, несколько раз посылала своих представителей к о. Алексию, прося его посетить Лесото и принять их общину вместе со священником в Русскую Православную Церковь. Не владея достаточно бегло английским языком и опасаясь, что его связи с африканцами могут привести к потере должности в Южной Африке, о. Алексий отказался что-либо предпринять. Нет сомнения, что “не связываться” посоветовали ему активисты прихода. В результате возможность осуществить эту важнейшую миссию была утрачена, и печальнее всего то, что именно Африканская православная Церковь, которая развилась из южноафриканской ветви в Восточной Африке — в Кении и Уганде — принята теперь в Александрийский Патриархат и представляет в настоящее время будущее Православия в этой части континента.
Я не знаю, обращалась ли когда-либо Африканская православная Церковь к греческой Церкви в Южной Африке; если и обращалась, то, как и в случае с русскими, из этого ничего не могло получиться. Когда я служил в церкви Пантанассы в Йоханнесбурге, я спрашивал местного греческого архиепископа, как нам лучше начать миссионерскую работу среди черного населения. Мне было сказано, что это невозможно, что, не желая потенциальных осложнений в отношениях с правительством, он заверил власти, что его духовенство будет работать только в греческих общинах. Поскольку не было сделано никаких попыток вырастить местное духовенство, южноафриканские епископы постоянно зависят от священников из-за рубежа; следовательно, они не скажут и не сделают ничего такого, что, по их мнению, заставит правительство остановить приток греческого духовенства в страну. Это продлевание ненужной и вредной зависимости от иностранных Церквей (в данном случае — даже не от материнской Александрийской Церкви), это нежелание создавать предпосылки местной церковной жизни с участием местного духовенства было подвергнуто суровой и конструктивной критике на состоявшейся в 1988 г. в Фессалониках Православной миссионерской конференции. Разумеется, эта критика целиком относится и к Южной Африке.
Недостатки миссионерской деятельности сказываются еще больше, чем отказ принимать туземцев (составляющих около 80% населения), распространяющийся и на “чужаков”, белых иностранцев. Люди, которые не являются ни русскими, ни греками, ни сербами, становятся иногда православными, но почти всегда через брак. Вплоть до образования Общества свт. Николая Японского, о котором будет сказано ниже, я встретил в этой стране не более десятка людей, которые стали православными просто потому, что убедились в истинности православного учения. Знаменательно, что к Православию их привело чтение или контакты с православными в других странах, а не церковный опыт в этой стране. Более того, зачастую для людей, не имеющих кровных этнических связей с соответствующими общинами, при их попытках соединиться с Церковью создавали трудности. Служа в храме Пантанассы, я воцерковил бывшего англиканского священника через крещение (в греческом архиепископате Йоханнесбурга и Претории принято крестить заново англикан и других протестантов, а римо-католиков принимают через миропомазание). Другой англиканский священник с семьей обратился с официальным прошением о приеме в православную Церковь к местному архиепископу. Поскольку архиепископ опасался, что воцерковление клирика как мирянина (невзирая на то, что англиканский архиепископ письменно просил его дать бывшему англиканскому священнику приход) может не понравиться англиканской администрации, он направил дело в Александрию на утверждение Патриарху. После многочисленных запросов и по прошествии более двух лет эти потенциальные новообращенные, формально уже покинувшие англиканскую Церковь, все еще томятся в “чистилище”, ожидая вести о том, смогут ли они наконец стать православными!
С недостатком интереса к миссионерской деятельности и с этническим характером приходов близко связана языковая проблема. Почти исключительное использование церковного греческого и церковнославянского языков составляет основное препятствие как для тех, кто родился в Южной Африке, так и для иммигрантов и потенциальных новообращенных. Когда я был рукоположен для служения в церкви Пантанассы в качестве англоязычного священника, это имело целью помочь англоязычным грекам Южной Африки. Число прихожан не-греков возросло, и приход постепенно утрачивал свой узко этнический характер. Однако в политике епархии вдруг произошла разительная перемена. Церковные власти недвусмысленно заявили мне, что язык церкви — греческий, а другие языки могут быть позволены только по “икономии”!
В сентябре 1986 г. группа верующих, около 150 человек, обратилась к греческому архиепископу Йоханнесбурга и Претории с прошением благословить образование англоязычного межэтнического прихода под его омофором. Он не ответил, и ничего из этого не вышло. Однако вскоре после этого более малочисленная группа заинтересованных лиц (некоторые из них были православными, другие хотели ими стать) собралась, чтобы обсудить ситуацию, и приняла решение учредить Общество свт. Николая Японского. Свт. Николай был избран в качестве покровителя Общества, поскольку он успешно внедрял Православие в культурной среде, сильно отличавшейся от его собственной; тем самым он служит образцом православного миссионера “на перекрестке культур”.
Образование Общества преследовало четыре главные цели. Первая — основать православную общину, не привязанную к какой-либо одной национальной культурной традиции, широко открытую для людей разной этнической, расовой или культурной принадлежности. Вторая состояла в том, чтобы осуществить давно назревшую необходимость преподать Православие тем, кто уже стал православным, но нуждается в основах катехизации. Третья цель — проповедь Евангелия среди не-христиан с тем, чтобы независимо от их этнической принадлежности попытаться привести их в лоно Вселенской Православной Церкви. Четвертая цель состояла в том, чтобы дать более глубокие знания о Православии неправославным христианам, и в особенности южноафриканскому обществу вообще.
В 1986 г. я поехал в Америку и был канонически принят в лоно Православной Церкви в Америке. Годом позже Общество пригласило меня вернуться в Йоханнесбург, чтобы стать его духовником. Я получил благословение церковного руководства и направил свои усилия на упорядочение отношений между общиной в Йоханнесбурге и Александрийским Патриархатом, дабы привести ее под омофор местного греческого архиепископа; все это — в полном соответствии с канонами Церкви и с политикой Православной Церкви в Америке, стремящейся к объединению всех православных, независимо от их этнической принадлежности, вокруг одного местного епископа. Это с очевидностью предполагает вселенское сознание иерархов и их готовность служить в ином качестве, нежели “этнархи”.
Общество пытается отрегулировать свои отношения с греческой епархией Йоханнесбурга и Претории и стать англоязычным межэтническим всеправославным приходом под омофором местного греческого архиепископа. Пока что, однако, переговоры не дали никаких результатов. Тем временем община свт. Николая Японского растет и включает в себя верующих из почти пятидесяти семей русского, греческого, ливанского, сербского, африканерского[8] и английского происхождения, которые регулярно собираются на богослужения в маленькой англиканской часовне в Йоханнесбурге. Учебные группы собираются еженедельно как в Йоханнесбурге, так и в Претории, причем туда входят не только члены Общества, но и члены различных православных приходов и неправославные христиане, включая даже священника Голландской реформистской Церкви. Я воцерковил уже упоминавшегося бывшего англиканского священника и его семью, и еще трех взрослых, из которых двое — африканеры, ранее принадлежавшие Голландской реформистской Церкви. В июне 1988 г. Общество отпраздновало тысячелетие крещения Руси, причем праздник привлек и неправославных посетителей, а все событие получило отклик в местной прессе и на радио.
Таким образом, за те 18 месяцев, что Общество существует, оно положило доброе начало, но путь предстоит еще долгий. В южных районах Африки говорят на десяти основных языках, и кроме того, есть еще много мелких групп языков и диалектов. Литургия на английском языке — это только начало. Есть еще много мест на юге Африки, где отсутствует православная Церковь какой-либо юрисдикции. Многие люди там никогда не были христианами какой-либо конфессии. Оче-видно, что Общество, при своей относительной малочисленности, не в состоянии сделать все, что необходимо. Тем не менее оно сделало первые шаги, побуждаемое желанием помочь тому, чтобы Православие обрело свой дом и в южной части Африки.
Перед Обществом стоит множество проблем, и каноническая проблема также должна быть разрешена. Кроме того, существует и финансовая проблема. У Общества достаточно средств, чтобы содержать своего духовника, но нет денег на строительство храма и на дальнейшее расширение миссионерской деятельности. Стыд и позор, что общине православных христиан для того, чтобы пользоваться часовней, приходится рассчитывать на доброту англиканской Церкви, в то время как два места православного богослужения в Йоханнесбурге стоят пустыми — прекрасная маленькая греческая церковь свв. Космы и Дамиана (которую используют для службы раз или два в году) и русская церковь-часовня свт. Николая. Церковь свв. Космы и Дамиана, находящаяся в ведении местных греческих церковных властей, недоступна для Общества, а его просьба об использовании русской часовни была отклонена Обществом русских беженцев в Южной Африке.
Несмотря на все эти препятствия, мне кажется, что будущее Общества небезнадежно и что оно достигнет целей, которые перед собой ставит. Очевидно, ему лучше бы работать в тесном сотрудничестве с греческой епархией. Нас вдохновляют слова нынешнего Патриарха Александрийского, Блаженнейшего Парфения III, который, еще будучи митрополитом Карфагенским, писал: “Иисус Христос все еще говорит нам: «…идите, научите все народы…» (Мф 28:19). Эта задача есть «добрая борьба» (см. 2 Тим 4:7), в которой должны принять участие каждая церковь и каждый христианин. Единственно верный путь для христианина есть путь евангелизации. Без этого наша жизнь пуста и греховна”. Мы надеемся, что Его Блаженство будет конкретно применять эти идеи к Обществу и его работе. Если Общество получит достаточную моральную и финансовую поддержку из-за рубежа, оно сможет помочь в становлении местного духовенства и в образовании туземных общин. Показательно, что, согласно официальным статистическим данным за 1980 г., 51 выходец из Азии, 289 цветных и 1147 чернокожих граждан заявили о себе как о греческих православных (эта широкая статистическая категория включает любого, кто претендует на связь с Православием в каноническом или любом ином смысле). Насколько я знаю, ни один из этих не-белых (а сюда, без сомнения, входят и члены Африканской Православной Церкви) не связан канонически с какой-либо православной юрисдикцией. Общество может оказать помощь этим людям и ввести их в каноническую Церковь.
Если рассматривать будущее Общества более пессимистически, можно предположить, что без поддержки местной греческой иерархии, без постоянного и непосредственного епископского попечения и при изоляции от широкой общественности оно постепенно прекратит свою деятельность; его просто вынудят закрыться. Если это произойдет, здесь будет утрачена еще одна возможность для православной миссии.
Общество и Церковь[9]
Отношения между церковью и обществом порождают самые серьезные вопросы у тех, кто наблюдает за Православием в Южной Африке. Как относится церковь к позиции и структурам апартеида, осуществляющегося в Южной Африке сорок лет под контролем националистического правительства?
Разрешите мне предварить этот вопрос утверждением, что политическая ситуация в Южной Африке не так проста, как многие считают или хотели бы считать. Мне представляется, что большая часть американской и европейской политической риторики относительно положения в Южной Африке наивна, нереалистична, искажена, нравственно лицемерна и скорее является результатом общего чувства вины за колониализм, чем проявлением стремления к подлинной социальной справедливости. Глядя на другие африканские государства, можно даже подумать, что в Южно-Африканской Республике режим более мягкий, чем в других странах. Тем не менее остается вопрос о том, как православная Церковь выполняет свои обязанности перед лицом правительства и того общества, которое оно создало. Как утверждает армянский православный богослов Виген Гуроян, христиане не освобождены от политической ответственности. Постоянно обращаясь к критерию Царства Божия, христиане обязаны, во-первых, разоблачать ложь, распространяемую каждой политической системой и идеологией, утверждающей, что в ней все верно и что государство само по себе есть конечная цель; во-вторых — открывать правду: политические и социальные структуры могут служить Царству Божиему; в-третьих — призывать государство устанавливать справедливые отношения в обществе и между политическими группировками <…>
Не нужно быть сторонником политических взглядов Всемирного совета Церквей или представителем либеральной теологии, чтобы увидеть, что православное христианство Южной Африки в основном не справилось с евангелической задачей социального служения. Если оценивать ситуацию с точки зрения той ответственности Церкви перед государством, о которой говорит Гуроян, то становится предельно ясно, какой огромный разрыв существует между тем, как православные христиане должны действовать во имя веры, и как они на самом деле действуют.
Для того, чтобы понять, как южноафриканские православные христиане относятся к вечным социальным проблемам, следует помнить об их иммигрантском происхождении и статусе. Правительство Южной Африки, естественно, старается задобрить иммигрантские общины с тем, чтобы обеспечить себе их поддержку. Эти общины обычно консервативны или аполитичны и, не желая наживать себе проблем в стране, которая их приняла, изо всех сил стараются сделать приемлемым свое пребывание в новом социально-политическом окружении. Более того, многие православные в Южной Африке, особенно греки, разбогатели. Естественно, что они очень беспокоятся о том, как бы сохранить свой новоприобретенный экономический статус и с опаской относятся к политическим переменам. Все эти факторы вместе взятые побуждают православных греков, сербов, русских и ливанцев искать и получать все выгоды от проживания в белой Южной Африке, уделяя при этом очень мало внимания многочисленным острым социальным проблемам страны. Позиция сохранения политического и экономического “статус кво”, которую занимают православные этнические общины, означает, что они в основном поддерживают правительство и закрывают глаза на то зло, которое творится в обществе.
Епископы и духовенство, насколько мне известно, никогда в своих посланиях пастве не касаются этических аспектов апартеида или любых других социальных проблем. Причиной этого является их желание оставаться “нейтральными”, не дать себя вовлечь в обсуждение “политических дел”. Однако часто они явно заискивают перед правительством. Так, например, в январе 1988 г. архиепископ Йоханнесбургский Павел наградил золотой медалью Ордена Святого Марка (высшая награда Александрийского Патриархата) генерала Иоханна Гетце, бывшего главу южноафриканской полиции, и высказался о нем как о человеке, который перед лицом “сугубых бедствий” выказал смелость и достоинство на благо “нашей любимой страны”. Кроме того, генерал удостоил эллинскую общину Южной Африки “своим уважением и дружбой”. Каковы бы ни были мотивы для подобного награждения, которое получило широкую огласку в газетах и на радио, а также показывалось по телевидению, оно произвело на многих христиан в Южной Африке впечатление скандала. Насколько серьезной оказалась такая “нейтральная”, “не-политическая” акция, видно уже по тому, что Патриарх Александрийский Парфений был вынужден сделать заявление для прессы, в котором указал, что награждение генерала Гетце является актом, не отражающим ни его личного мнения, ни мнения Патриархата.
Более того, православная Церковь не ведет благотворительной работы среди бесчисленных бедняков, неустроенных и безработных черных в Южной Африке, чье экономическое положение во много раз тяжелее, чем положение белых. Отдельные православные христиане, наверное, дают что-нибудь в благотворительные организации. Но по своему опыту я знаю, что нет ни одной церкви, которая учила бы христианскому социальному долгу, и нет попыток со стороны иерархии и духовенства сформировать у верующих хотя бы основы понимания социальных нужд. В стране, где существует такое глубокое неравенство между теми, кто богат, и теми, кто беден или близок к обнищанию, и где расизм встроен в социальные структуры, это было бы чрезвычайно важно.
Такая горестная ситуация означает, что многие православные и неправославные понимают церковь только как духовное учреждение, которое должно удовлетворить религиозные потребности своих этнических членов и меньше всего заботится о том, чтобы стать движущей силой, преобразующей и освящающей всю жизнь и призывающей к покаянию. Другими словами, церковь не готова к тому, чтобы в конкретных условиях жизни в Южной Африке жить по Евангелию Христову и провозглашать Его учение. Не следует заблуждаться относительно того, на ком лежит ответственность за такое положение; нельзя возлагать вину только на южноафриканское правительство. И отдельные церкви, и отдельные христиане обладают достаточной свободой, чтобы выражать свое мнение (до тех пор, пока они не призывают к насильственному свержению правительства — но какое правительство это потерпит?), но православные этого не делают <…>
Конечным результатом этого синдрома является то, что Бог, Христос, Церковь, Таинства, Святые и т. п. стали восприниматься как “вещи”, которыми люди пользуются, чтобы оградить себя от дурных и неприятных событий, но не как реальность, которая заставила бы их пересмотреть как понятия о жизни, так и интересы, заботы и представления, связанные с частной этнической общиной. Религия часто становится просто универсальным амулетом, а полнота жизни во Христе опасным образом отходит на второй план или утрачивается полностью. Людям неприятно сознавать, что церковь предъявляет требования к их жизни и призывает их к переориентации. Им хотелось бы, чтобы церковь действовала как безобидная беззубая бабушка, которая время от времени поглаживает их по головке, говорит им, что они хорошие, уверяет, что все хорошо, благословляет их в “ответственные моменты”, заверяет, что “Бог на их стороне”. То, что у церкви есть что сказать по поводу богатства, бедности, расизма, социальной справедливости и о том, как следует обращаться с прислугой, работниками, зависимыми людьми, чаще всего неприятно удивляет многих православных: это не вписывается в “синдром амулета”. До тех пор, пока не восстановится, по меньшей мере частично, апостольское и вселенское сознание и полнота христианской жизни, православная Церковь в Южной Африке, в силу ее зависимости от иммигрантских этнических общин, будет лишена Благой Вести, Слова Господня, которое она могла бы нести людям и воплощать в обществе, раздираемом расовой ненавистью и социальными конфликтами.
Будущее
В этой статье я не пытался идеализировать Православие или представить в розовом свете его жизнь в Южной Африке. Написанное мной многим покажется мрачным и удручающим, но, к сожалению, это все правда. Далеко не все в православной жизни гладко, но мы не должны отворачиваться от правды, если намерены двигаться вперед.
В своей книге “Евхаристия” отец Александр Шмеман пишет о евхаристическом кризисе в Церкви, и его аргументы убеждают меня, что это так. Я считаю, что налицо также глубокий кризис экклезиологии. Дело не только в том, чтобы внешне привести структуры нашей юрисдикции в соответствие с канонами. Кризис, может быть, здесь и отражается, но заложен он гораздо глубже организационных структур. Он касается вопроса о соборном сознании православных иерархов, духовенства и простых мирян. Мы можем громко заявлять, что мы Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь, но наша конкретная духовная жизнь проявляет уровень наших притязаний, и нам не следует удивляться, что лишь немногие воспринимают нас всерьез. Православие в Южной Африке в его разнообразии этнических масок, с его безразличием к миссионерству, старанием избежать острых проблем, легко можно принять за секту. Следует ли ожидать, что кто-нибудь увлечется им, приняв за полноценное вселенское христианство? Можно привести множество исторических, социологических, психологических и других причин, почему так получается, но все это будут попытки самооправдания, отказа от бремени вины и греха. А нужно нам поступить иначе: признать свою вину и свой грех, раскаяться и стремиться к улучшению нашей личной и приходской жизни. Покаяние — это всегда первый шаг к обновлению.
Если же православие в Южной Африке продолжит идти тем путем, на который стало более восьмидесяти лет назад, то надежды для него в этой стране не останется. Без своей миссии, без своего свидетельства оно не будет иметь значения ни для кого, кроме той горстки экспатриантов, которые держатся за него как за связь с родиной. Что будет с православием и с православными после тех политических и социальных потрясений, которые неизбежно наступят? Будут ли остав-шиеся все так же поддерживать свой этнический социальный клуб, или они поймут, что Церковь принадлежит Христу, Который призывает всех людей к полноте Истины и к новой жизни в Духе? — Бог весть.
Проблеск надежды я вижу в маленькой хрупкой общине свт. Николая Японского. Там, по крайней мере, можно найти зачатки соборного сознания, евангельской вовлеченности в реализацию идеи о том, что все народы и расы призваны в Единую Церковь. И что мне кажется совершенным чудом, так это то, что простые люди, которых их церковь столько раз обижала, находят для себя в Православии нечто очень ценное, что-то крайне важное для них, что-то такое, ради чего они готовы не жалеть своего времени, денег и энергии. Если только этот хрупкий росток общины получит нужную ему для роста и развития помощь, если только дадут ему возможность стать активным компонентом возрастания Церкви в Южной Африке, — тогда, я думаю, эта община сможет выполнить свое важнейшее предназначение: поддержать православное христианство и передать его будущим поколениям страны. Однако никогда не следует опережать промысла Божьего. Его планы не обязательно совпадают с нашими. Более того, надо быть реалистами. Если тоненькое деревце стоит на пути мощного потока, то независимо от того, добрые или худые плоды на нем, оно несомненно будет снесено вместе с другими деревьями, когда на него надвинется снежная лавина.
Действительно ли Православие в Южной Африке — упущенная возможность? На этот вопрос трудно ответить. Да, много возможностей было упущено, и вся история православия здесь — это история ошибок и ослепления. Тем не менее церковь выжила. А будущее есть всегда, потому что есть Бог, Который ведет Свой народ. Задача для нас, живущих в Южной Африке, состоит, вероятно, в том, чтобы даже и не пытаться ответить на этот вопрос, а внимать призыванию Бога и вручить наше будущее в руки Того, “Кто есть, был и грядет”.
(о. Хризостом Франк, “Sourozh”, № 36, 1989)
[1]Надписи на амулетах с арабскими (и псевдоарабскими, искусно имитирующими арабскую вязь) текстами встречаются и в Дагестане, и в Африке; есть свидетельства того, как африканцы просили русских моряков сделать им надпись на амулетах кириллицей, — непонятным и, следовательно, магическим в их глазах письмом. — Ред.
[2]Савеллианство (по имени пресвитера Савеллия) — ересь IV в., утверждавшая, что единая ипостась Божества последовательно проявляется в мировой истории в виде трех энергий: как Отец—Творец, Сын—Спаситель и Святой Дух Животворящий, раздающий дары благодати. Осуждена II Вселенским Собором 381 г. — Ред.
[3] Сура — глава Корана, аят — стих. — Ред.
[4] Цит. по изданию: Коран. Пер. И. Ю. Крачковского. Изд. 2-е. М., 1986, с изменением орфографии собственных имен. — Ред.
[5] Рух Кудс (арабск.) — то же, что евр. Руах Кадош, “Святой Дух”. — Ред.
[6] Bishop Kallistos Ware. “The Orthodox Church”. Эта книга, написанная настоятелем православной церкви в Англии (Вселенский Патриархат) епископом Каллистом Диоклийским, пользуется широкой известностью во всем мире. — Ред.
[7]Пантанасса (греч. PantЈnassa “Царица вселенной”) — чтимая в греческой Церкви икона Богородицы. — Ред.
[8]Африканеры — потомки голландских переселенцев, говорящие на языке африкаанс, развившимся из нидерландского (голландского) языка. — Ред.
[9]Ситуация в Южной Африке теперь изменилась, но эта часть работы о. Хризостома тем не менее представляет интерес, так как в ней он раскрывает свои взгляды на социальное служение православной Церкви. — Ред.