Если зайти в подворотню обычного с виду дома, миновать несколько железных дверей, пройти по двору, где ходят коты и растут на песке ромашки, вы попадете в древний замок с зубчатыми башнями. Еще двери, еще дворы, коты, цветы, каменный коридор, наполненный ласковым запахом горячего хлеба… Стоп. У последней двери нужно ждать дежурного. Скоротать время можно, изучая огромную картину «Пасхальный Крестный ход на Соловках. 1923 год». Вы в Бутырской тюрьме, она же – следственный изолятор № 2.
Дверь ведет к тюремному Покровскому храму, построенному, как и тюремный замок, в конце ХVIII века Матвеем Казаковым. Храм тоже был когда-то памятником архитектуры: изящная ротонда на четверике, куда вели крытые переходы изо всех отделений тюрьмы. Узники (слово «заключенный» здесь не любят) стояли на балконе, слушали службу. Внизу молился народ с воли. Камеры днем не запирались, а войти в церковь мог любой желающий – не то что сегодня. Исповедовались и причащались узники в камерах, куда приходили священники.
В 1918 году храм закрыли, пять лет спустя разорили и начали активно перестраивать. Молодая советская республика остро нуждалась в помещениях для своих врагов. Купол снесли, соорудили перекрытия, разбив церковь на три этажа, снаружи пристроили камеры.
– Сюда люди попадали после суда, – объясняет старший священник храма, главный специалист отдела организации работы с религиозными организациями ЦНТЛ ФСИН России протоиерей Константин Кобелев. – В коридорах сидели, когда их допрашивали, пытали. А здесь проводили последние дни перед отправкой в Бутово, на Соловки, Колыму… Все новомученики Бутырские (нам известно 219 имен) прошли через эти камеры. Представляете, какая была здесь крепкая молитва, когда они стояли перед открывшейся им судьбой?!
Сонм новомучеников
На южной стене храма – много небольших икон с изображением новомучеников. Присматриваюсь: многие сюжеты вижу впервые, да и вряд ли где-нибудь еще увижу. Пока не началась исповедь (здесь, под иконами – аналой), отец Константин рассказывает мне о некоторых.
1918 год. Первые новомученики Бутырские: епископ Селенгинский Ефрем, протоиерей Иоанн Восторгов (расстреляны на Ходынском поле), Николай Варжанский. Икона «Изъятие церковных ценностей». На ней – воспротивившиеся беззаконию протоиереи Василий Соколов, Христофор Надеждин и Александр Заозерский, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин Сергий Тихомиров.
Священномученик Василий Иванов, староста двух московских храмов, изображен с иконой царя-страстотерпца Николая.
– Он очень долго сидел, его пытали, уже и следователя его расстреляли, никак не могли обвинение предъявить, – объясняет отец Константин. – Наконец, решили провести повторный обыск и нашли в квартире маленькую фотокарточку царя. Кузнец Василий сказал, что является монархистом – и был расстрелян.
Вот священномученик Георгий Извеков, духовный композитор. Расстрелянная в 37-м на Бутовском полигоне мученица Татьяна Гримблит, которая организовывала помощь заключенным и ссыльным.
Мученица Татьяна Гримблит
– Наши столпы Церкви писали ей: «Спасибо за носочки, но еще большую ценность представляет для меня Ваше письмо. Я готов был отчаиваться, а Вы меня поддержали». Кстати, – отец Константин немного меняет тему, – тюремное служение – дело очень сложное, тут может быть много искушений. Волонтеры здесь крайне нужны, но если хотите этим заниматься, непременно нужно взять благословение у духовника – на переписку с узниками, например, сбор помощи, проведение каких-то занятий. Сейчас идет речь о том, чтобы в каждом викариатстве назначались ответственные за тюремное служение мирян – буквально на днях мы обсуждали это с владыкой Арсением.
Когда Христос улыбается
А вот образ священномученика Владимира Амбарцумова – тестя протоиерея Глеба Каледы, настоятеля Покровского храма в Бутырке в 1992-94 гг. В этом году исполняется 25 лет, как здесь была отслужена первая литургия после гонений.
– Отец Глеб оборудовал храм наверху, на третьем этаже, – вспоминает отец Константин. – Установил первый иконостас. А потом он скончался. Очень быстро сгорел. Отец Глеб выступал за отмену смертной казни, ходил к смертникам в «шестой коридор».
– А вы ходите туда?
– Если позовут. Они передают просьбы через сотрудников. А так трижды в год мы совершаем обход всех камер. На большие праздники – дарим подарки. Три раза в неделю в храме проходит служба.
– Желающих много?
– Очень. В тюрьме находится 2500 человек, свыше тысячи из них исповедуют православие и пишут заявления на посещение храма.
Ждать очереди приходится месяцами. Больше половины из тех, кто приходит на службу, исповедуются и причащаются.
Несколько лет после смерти отца Глеба Каледы храм пустовал, а в 2003 году началась реконструкция.
– Сначала мы расширили алтарь, – рассказывает отец Константин, – а потом начали ломать перекрытия – и храм снова стал таким же высоким, каким был прежде.
На архиерейской службе в день освящения нового иконостаса
Викарий святейшего Иринарх, председатель Синодальной комиссии по тюремному служению
На потолке – Господь Вседержитель. Обычно строгий, здесь Он смотрит на нас, вниз, снисходительно и даже, мне кажется, с улыбкой. Спрашиваю отца Константина о необычной иконографии. Он усмехается.
– Здесь и так хватает строгости, вам не кажется? Роспись стен производила артель из Владимира. Управились за каких-то несколько месяцев. Те иконы, которые мы осматривали вначале, создавались 10 лет – и стали прекрасным подспорьем для художников. На стенах и сводах можно увидеть повторение этих, уже тщательно продуманных, образов и сюжетов.
За что судят Максима Хохлова?
Главная святыня храма – икона Пресвятой Богородицы «Неупиваемая Чаша». В конце каждой службы перед ней служится молебен. Ведь огромное количество преступлений совершается в состоянии алкогольного опьянения. Отец Константин рассказывает:
– Сейчас я защищаю человека, который попал в неприятную историю, связанную как раз с тем, что он в первые дни нового года продолжил его неумеренную встречу.
Речь – о Максиме Хохлове, дело которого уже приобрело достаточно широкую огласку. Пытаясь вытащить своего уснувшего собутыльника из вагона метро, Максим достал из наружного кармана его куртки телефон, который уже готов был выпасть, и сам позвал на помощь полицейских. Сейчас его обвиняют в попытке кражи.
– Абсурд видят все, кроме судьи, – говорит протоиерей Константин. Он приводит на заседания суда полный зал своих прихожан, которые молятся о восстановлении справедливости. Почему священник так уверен в невиновности Максима? Тайна исповеди.
Фото: А. Болмасов / patriarchia.ru
В завершение разговора я спрашиваю отца Константина об изменениях, которые произошли за годы существования возрожденного храма в Бутырке.
– Узники больше не боятся говорить на исповеди о своих грехах, знают, что священник никогда не нарушит тайну. Говорят о том, чего никто не знает, о страшных деяниях, не имеющих срока давности. Изменения касаются и сотрудников. Если 15 лет назад мне говорили: «Что вы с ними возитесь? Вы бы видели их уголовные дела!», то сейчас мало кто считает, что здесь сидят только виноватые.
Любовь, сострадание поселяются в тюремных стенах. Иначе не может быть – ведь перед всеми нами есть пример новомучеников, которые страдали здесь ни за что.
Очень важно изменить отношение к узникам и в обществе. Вот как мы потолки тут в свое время ломали, такую же реконструкцию в людских душах провести. Мы молим об этом наших покровителей – новомучеников Бутырских.
Екатерина Савостьянова