Очередь за хлебом

Родные мои! Вот я всех, верующих и неверующих, всех под одну гребенку — всех люблю!

Послушайте, что расскажу. Ночь. Очередь в Тутаеве, и я в этой очереди за хлебом. Давали тогда нам по килограмму или по два, не припомню. Женщина с детишками в той очереди стояла, ребенок у нее на руках, а еще двое за юбку держатся. Открывают магазин, вышла продавщица на порог и говорит: — Хлеба сегодня на пятьдесят-шестьдесят человек, а остальные, которые лишние, не стойте. Хлеба все равно не хватит. А женщина с детишками, она примерно сотая в очереди стоит, очень далеко. Понятно, что хлеба на ее долю с детишками не достанется. А детишки у нее:

— Мама, поедим хлебца-то?

— Поедим, поедим, милые, — отвечает, а слезы у нее при том в глазах;

В той очереди мужчина стоял, научный какой-то, потому что и папка у него под мышкой была, и одет он был не как мы, а поэтому, по-настоящему.

Вижу, подходит он к ней, к женщине-то этой с детишками, и говорит:

— Становись в мою очередь, получишь хлеба!

— А как же Вы?! — спрашивает его женщина.

— Не твое дело, — отвечает, — становись.

Господи! Стала она в ту очередь… А я смотрю и думаю: Господь ведь скажет — не попам, не попадьям, заразам, проходимкам, которые никогда нигде не уступят, — а ему, человеку–то этому из очереди скажет:

— Пойдем, вот тебе Райские врата открыты, заходи! — Господи! А мне-то за что же? — спросит.

— А за то, что голоден был, а ты насытил Меня.

— Господи, да когда?! Я и не видывал Тебя, и не кормил…

— А помнишь, знаешь, может, читывал Евангелие–то? Голоден был, А ты насытил Меня! Бабу-то ту с детишками в очереди за хлебом в Тутаеве помнишь? Это ты Меня накормил, Меня, понимаешь?