Один из последних представителей этой профессии рассказал «Правмиру» об отношении к своим героям, о работе без цензуры и о русской ментальности, к которой он оказался не готов.
Смена профессии совпала с развалом СССР
Первое мое включение в фотографию – это подаренный дедом фотоаппарат «Зоркий». Бурное и эмоциональное увлечение было, увы, недолгим. Позже, уже будучи студентом института и отцом семейства, стал снимать заново. Уже зеркалкой – «Зенитом» – фотографировал дочь, семью.
Владимир Дубровский
Серьезное включение в профессию произошло по инициативе отца на съемках мотокросса. Он работал начальником автошколы в узбекском городе Джизаке и попросил сделать фото для отчета. Получились удачные снимки, их опубликовали в республиканских газетах. Жили мы тогда в Ташкенте. Заработанные на гонорарах деньги оказались сопоставимы с моей месячной зарплатой инженера-электронщика.
Первую профессию я выбирал по звучному названию: электронно-вычислительная техника. Я в этом ничего не смыслил, но звучало красиво. Институт закончил с красным дипломом и страшно собой гордился. Мои мозги работали прекрасно – в теории. Я быстро находил любую неисправность. Но устранять ее, паять тонкие и нежные микросхемы – это оказалось выше Богом данных мне возможностей. После моего вмешательства электронная плата чаще всего становилась непригодной.
Работа инженера не задалась. И, пройдя через сомнения, преодолев непонимание семьи и кучу других обстоятельств, я решил заняться фотографией профессионально. Поставил себе срок – год-два. За это время моя любовь к фотографии и приобретенные в любительстве навыки должны были вывести меня на стезю фоторепортера. Начинал с самого низа – с фотолаборатории. После двух лет работы фотолаборантом – в 1983 году – меня пригласили на должность фотокорреспондента в журнал «Искусство Советского Узбекистана». С тех пор я работаю с фотографией профессионально.
Смена профессии совпала с развалом СССР. Это было и хорошо, и плохо. Счастливая жизнь в Узбекистане закончилась во всех смыслах. С другой стороны, именно в это время я был максимально востребован. Последние годы я работал на иностранные агентства, публиковался в федеральных СМИ. Развал Союза вызвал колоссальный интерес зарубежных коллег ко всему, что происходило в СССР. Работая уже в качестве фрилансера, имея и качественно иные фотографии, и опыт работы, я удачно вписался в новую профессиональную реальность. А царили в ней совсем иные требования, чем в привычной и подконтрольной цензуре отечественной фотожурналистике. В стране давно происходили события, о которых знали немногие, такие как трагедия с обмелением Аральского моря. Я, став независимым журналистом, все время посвятил исследованию этого беспрецедентного явления.
Гигантский театр абсурда
Узбекистан, как и большинство союзных республик СССР, после его развала столкнулся с определением своей национальной государственности. Это был непростой процесс: и с политической, и с житейской точек зрения. В СССР союзные республики были в более привилегированном положении, чем РСФСР.
И первые годы независимости в Узбекистане – это годы экономического становления. Они были непростыми. Прежде многие продукты республика получала из Москвы, даже хлеба на месте не выращивали в достатке – все земли были отданы под посевы хлопка. Возделывали хлопок и в голодной степи, земли которой не были пригодны для земледелия. Для этого строили искусственные поля. Они требовали гигантского количества воды на орошение, что привело к обмелению Аральского моря.
В 1987 году, когда я впервые приехал в Муйнак, я увидел пустыню. Моря не было и в помине. Вся рыболовецкая флотилия стояла на песке. И повсюду были разбросаны баркасы и лодки, ржавые и сгнившие остовы которых будоражили воображение. Рельеф дна Аральского моря в этой части пологий, и море, мелея, не обнажало дно. Просто становилось мелко. Можно было идти по воде, и глубина моря не доходила до колен. А дно обнажилось как-то разом, однажды люди проснулись поутру, а море убежало… Серый песок, ржавые корабли, разрушенные и брошенные дома, рыбозавод, работающий на привозном сырье… Это было похоже на гигантский театр абсурда.
Море унесло с собой благополучие этих мест. Исчезла рыба, перевелись ондатры, водившиеся в заливах в бесчисленном количестве. Даже коровам стало нечего есть, и они жевали целлофан, грызли пустые консервные банки и умирали. Но самая большая потеря – не стало питьевой воды. Та, что была, больше походила по своему составу на рассол из минеральных солей, который невозможно пить без вреда для здоровья. Об этой стороне трагедии мало что известно. Разве только врачам, которые, как могли, боролись с возросшей детской смертностью.
Я много лет снимал Аральское море. И не только сам снимал, приходилось исполнять роль «сталкера» – возил иностранных журналистов в закрытую зону. Мои фотографии публиковались и в отечественных, но чаще в зарубежных СМИ. Репортаж об Аральской трагедии в 1988 году опубликовала газета «Правда». И за него мне присудили первую премию в международном фотоконкурсе, ежегодно устраиваемом газетой.
Неожиданно снимки оказались востребованы правительством Каракалпакии. Фотовыставку о реалиях жизни в Приаралье планировали показать в Верховном Совете СССР и ходатайствовать перед правительством о придании Приаралью статуса зоны повышенной экологической опасности. Задуманному не суждено было свершиться. СССР рухнул, и вместе с ним рухнули надежды на благополучную жизнь.
В семье из пяти детей не было ни одного здорового
На съемку закрытия Семипалатинского полигона меня пригласили организаторы общества «Невада – Семипалатинск». Это было грандиозное событие в мировом информационном пространстве. В город Курчатов съехалась пресса со всего мира. Поездки к местам взрывов, пресс-конференции, на которых представителям власти и военным задавали самые неудобные вопросы в прямом эфире.
Помню, какой-то полковник вместе с сыном купался в воронке от взрыва, на месте которого образовалось озеро, пытаясь убедить журналистов, что вода не заражена и от радиации не осталось и следа.
Масштабы Семипалатинской трагедии можно было понять не по искореженным железным дорогам, штольням и свалкам, а по судьбам людей. Я видел семьи, в которых из пяти детей не было ни одного здорового. Не в традициях казахов говорить о своей проблеме. Когда эти люди показывали мне больных детей, они безмолвно молили о помощи. Я испытал огромное моральное потрясение, работая в этом проекте.
В Курчатове я познакомился с Карипбеком Куюковым. Историю Семипалатинского полигона я решил показать через него. Карипбек родился без обеих рук, с горбом на спине. Отец, пытаясь адаптировать сына к жизни, определил его в ленинградскую ортопедическую клинику, чтобы специально для него изготовили протезы. Однако клиника закрылась, и Карипбеку пришлось поскитаться по стране, прежде чем он, получив образование, вернулся в отчий дом. Несмотря на испытания Карипбек вырос оптимистичным, коммуникабельным, талантливым и легко обучаемым, да еще и самобытным художником.
Свои картины Карипбек рисует, держа кисть или карандаш в зубах, или зажав между пальцами ног. Его творчество востребовано. Сейчас он представляет международный фонд «Атом», созданный президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым. Карипбек ездит по всему миру, выступает с трибун самых престижных общественных организаций, призывая полностью ликвидировать ядерное оружие. И его призывы, аргументированные собственной судьбой, весьма убедительны. Несколько лет назад правительство Казахстана номинировало Карипбека на Нобелевскую премию. Он также является лауреатом Государственной премии Казахстана.
После развала СССР судьба Семипалатинского полигона, а главное – людей, пострадавших от его деятельности, находится в правовом перекрестии России и Казахстана. Такие решения всегда сопровождаются большими бюрократическими церемониями и протяжны во времени. Их эффективность, увы, не высока. А мои публикации все же сыграли небольшую положительную роль. Пусть даже в судьбе Карипбека.
Проект о Семипалатинском полигоне был очень тяжелым для моей души. После каждой поездки я неделями не выходил из дома – приходил в себя. Благо, он не был таким долгим, как Аральский, всего два года я работал в Казахстане. В эти годы судьба свела меня с японским коллегой, Ютакой Сакаи, который увлек своими идеями, и мы надолго переместились в Россию, снимая новый, глобальный фоторепортаж, даже можно сказать, фотоэпопею на тему истории и возрождения казачества в России. Японское телевидение NHK сняло документальный фильм по сценарию Сакаи. Работа с японскими коллегами – это были мои университеты.
Человек, творящий мир
Понятие патриотизма для меня очень интимное. Оно в моем сознании корнями зиждется на истории моей семьи. Это то, что невозможно не знать, и тем более предать. И, кстати, верность моей точки зрения очень наглядно иллюстрируется популярностью Бессмертного полка. Память дедов, погибших на войне, была и остается для меня не пустым звуком. Передо мной не стоял вопрос: уезжать или нет после отделения Узбекистана. Я мог быть гражданином только одной страны – России.
И дело вовсе не в пресловутом «русском духе», менталитет не пиджак, его невозможно снять или надеть, он в крови, в образе мысли, в поступках. В 1994 году я вместе с семьей переехал из Узбекистана в Новосибирск.
После переезда в Новосибирск началась совсем другая жизнь. Оказалось, что русскую ментальность, которую я чтил и лелеял в себе, я не знал до конца. Точнее, я был инфицирован годами жизни в условиях иной ментальности, и без последствий это не могло обойтись. Но все поправимо. Сейчас трудности позади и я рад, что принял верное решение. В профессиональном плане, как мне казалось, я был состоявшимся фотографом. Но мой профессионализм подвергся серьезным испытаниям сибирских коллег, и пришлось пережить период невостребованности. Пара лет жизни в Новосибирске были для меня очень трудными. Впрочем, это хороший опыт и проверка на «вшивость».
У меня не было альтернативы: ничего другого, кроме фотографии, делать не умел. Я должен был состояться как профессиональный фотограф и зарабатывать этим. Не сразу, но я стал востребованным в местных СМИ. Благодаря старым связям и обретенным новым знакомствам я регулярно публиковался в центральных изданиях: журналах «Огонек», «Родина». Меня заметили, и нашлись люди, принявшие участие в моей судьбе. Удачно сложилась и творческая судьба. На одной из выставок, организованных местным отделением Союза фотохудожников России, я встретился с председателем Союза Андреем Баскаковым, с которым нас связывали многие годы дружеских отношений. Мы обнялись и проговорили несколько часов. Возможно, этот факт и открыл мне двери в мир творческой сибирской фотографии.
К 1999 году я имел свою собственную студию, позже уже собственное фотоагентство в структуре большой компании «Фотолэнд». Это были годы динамичной и результативной работы. Работа с реальными заказчиками, с их вкусовыми привязанностями и требованиями органично чередовалась с собственными творческими проектами, которые я не оставлял. Да и не мог оставить – это был аккумулятор моей жизни. Я снимал рыбаков на Оби, тувинских и хакасских шаманов, крестьян в Новосибирской области, пастухов на Алтае.
Волею судьбы сразу после переезда в Новосибирск я встретился с Александром Карелиным. Известным на весь мир спортсменом, очень сильным духом и телом, человеком, сотворившим свой мир, в котором до сих пор благополучно живут его семья, коллеги и друзья. С 1995 года я снимал его и как спортсмена, и как человека, и как политика. Пример его жизни, его воли – сформировал во мне стойкость. Я понял, что не нужно ждать манны с неба и рассчитывать я могу только на свои силы.
В 1996 году на чемпионате Европы в Венгрии, в полуфинальной схватке, Александр сильно травмировал руку. Прогнозы врачей были малоутешительными, а до Олимпиады в Атланте оставалось чуть больше трех месяцев. Подобные травмы опасны своими последствиями, и период восстановления длится не менее года. Но этого года у Александра не было.
Под руководством личного тренера Виктора Кузнецова, тренеров сборной России по греко-римской борьбе Карелин приступил к тренировкам по индивидуальной программе. Мне повезло быть рядом с ним, снимать эту борьбу с самим собой, собственной болью… Можно много и долго говорить о мужестве, о силе воли и целеустремленности. И совсем другое дело – наблюдать это в непосредственной близости, стать невольным участником этого события – важного в жизни Карелина и страны. Ибо третья золотая олимпийская медаль отозвалась еще и званием Героя России. А у меня появился первый сделанный уже в России авторский проект: «Человек, творящий мир».
Не лакировать события и работать без цензуры
Проект, связанный с изданием фотоальбома о Новосибирской области, стал счастливым случаем, когда оказался востребованным мой профессионализм. Без цензорских купюр. Мне позволили снимать, не лакируя реалии жизни села. И это дорогого стоило.
Год мы с коллегой и другом, красноярским фотографом Александром Кузнецовым, путешествовали по области. И честно снимали, снимали и снимали. Без нашего внимания не остался ни один уголок, ни одна сфера деятельности человека. Это было очень круто. Я уже не говорю о том, что пришлось осваивать новую для себя область – работу с фотокнигой.
Во время съемки самое важное – найти с людьми общую тему для разговора. Тогда получаются живые эмоциональные снимки. В каждом человеке есть своя изюминка, индивидуальность. Ее не сразу видно. Раскрыть образ героя – и есть главная цель фотографа. Важно работать в полутонах, как раз там и сосредоточена вся эмоциональная суть жизни. Как и в черно-белой фотографии. Между белым и черным, символичными тонами, есть вся гамма серого, которая и наполняет фотографию основным содержанием.
В Сибири, по сравнению с Азией, где для фотографа просто праздник светописи, очень короткие периоды в жизни природы, когда можно творить, купаясь в прелестях Божественного света. Длительная зима, жесткое и капризное, исключительно с точки зрения светописи, лето. В Узбекистане свет живет своей жизнью, он создает настроение, отражается от поверхностей, создавая иллюзию своей вездесущности. При этом свет способен «сделать» кадр выразительным и ярким. И это сильное подспорье, потому что фотография – прежде всего, светопись.
Проект о Новосибирской области принес мне различные награды на фотовыставках и фестивалях. Многие снимки вошли в фотоальбом «Новосибирская область» 2004 года. Но он произвел в моей душе разрушительную революцию. Я понял, что мои личные человеческие ресурсы: физический, возрастной, интеллектуальный – к сожалению, не вечны. И потратить их только на воплощение в жизнь идей своих заказчиков не рационально. После долгих колебаний я принял решение вернуться в состояние фрилансера. Последние несколько лет я на самофинансировании. Слава Богу, удается снимать свои проекты, путешествовать к своим любимым пастухам. Помогают государственные стипендии, которые я получаю от Союза фотохудожников России. Низкий им за это поклон!
Люди, любимые Богом
Первоначально идея для проекта «Пастухи» была навеяна библейскими притчами. У меня возникло предположение, которое и стало основной идеей проекта, что пастухи любимы Богом. Я намеревался снимать пастухов в разных уголках мира, чтобы показать людей, обласканных милостью Божьей.
Полет моих фантазий споткнулся о финансовое обеспечение проекта. И потому я стал снимать своих героев на Алтае.
Годы работы над проектом изменили мою первоначальную идею. Теперь в проекте «Пастухи» библейские мотивы переплетены с жизнью обычных людей. Неизменным, пожалуй, остается одно: быт людей, ставших героями моих фотопогружений, который иллюстрируется словами молитвы: «Хлеб наш насущный дай нам днесь». И пастухи, и люди, живущие на земле, в гармонии с природой, живут сегодняшним днем и сторонятся суеты современного мира. У этих людей нет маски на лице, нет двойного дна в характере, им чуждо лицемерие. Современные пастухи, как и в древности, – люди, любимые Богом. Поэтому сейчас проект называется «Накануне Рождества».
Новое название проекта – «Накануне Рождества» – расширило сюжетную канву. В нем появились мастера по изготовлению керамики, прикладного искусства, обычные крестьяне, в жизни и быту которых много домашнего животноводства. Они наполнили проект другой жизнью, более разнообразной. Это радует меня как фотографа. Теперь я с удовольствием снимаю национальные и религиозные праздники, обряды и фольклор.
Казахи-пастухи – это потомки древнего племени найманов. И сегодня они хранят традиции предков. Их предки в поисках лучшей жизни и в бесконечной борьбе за нее откочевали на эти земли еще в середине XIX века. Пастухи – люди верующие. Вот только отношения с Богом у них особенные. Можно сказать, что Господь позволяет пастухам общаться с Ним без посредников. Пастухи постоянно меняют стоянки в течение года, путешествуя с отарами по степи. Может быть, поэтому среди пастухов редко встретишь ярых ортодоксов. Повседневная жизнь обычного пастуха однообразна. Как «день сурка». Дни, недели, месяцы пастух проводит с отарой: утром выгоняя ее на пастбище, вечером пригоняя в кошару. Привычный и незатейливый быт. Сюжеты фотографий тоже похожи по своей сути. Только люди, со своей харизмой и индивидуальностью, разнообразят их. И природа – прекрасная во все времена года.
У «Пастухов» много подтекстов, полутонов. Не все меня понимают, когда я говорю про библейскую концепцию этой темы. Некоторым непонятно: зачем я снимаю неустроенных в бытовом плане бедных людей, когда можно хорошо зарабатывать фотографией на коммерческом рынке. Меня привлекает, что пастухи настоящие.
Природа столь же духовна, как духовен человек. Она может выглядеть нереально красиво, и в одночасье превратиться в «золушку», и затаиться в своей первозданной красоте. Природу, как и человека, надо уметь чувствовать. Особенно фотографу-пейзажисту. Я им никогда не был. А теперь осваиваю новые горизонты. Особенно приятно снимать человека в гармонии с природой.
Пастухи как раз живут в гармонии с природой. И это состояние для них настолько естественно, что всех красот они не замечают. Природа, со всеми ее радостями и сложностями – часть их повседневной жизни. И к ее суровым метаморфозам пастухи привычны. Если, не дай Бог, случится суровый катаклизм, у пастухов больше шансов выжить и стать жителями новой Земли.
Поначалу проект «Пастухи» виделся эпохальным трудом, из которого выйдет книга. На деле сначала получилась небольшая выставка. Работа продолжается. У меня еще теплится надежда, что найдутся инвесторы и можно будет привлечь в проект неравнодушных коллег, создать команду из пяти-шести единомышленников. Каждый фотограф может работать в течение года в определенной стране. Тогда итогом могут стать и гигантская выставка, и книга.
Возвращение к своим героям
На моем профессиональном пути возникает много духовно близких людей. И это закономерно. Я люблю своих героев и не умею снимать в жанре «дружеских шаржей», ерничать или откровенно восхвалять.
Делиться любовью – вот главное и в жизни, и в фотографии.
В Казахстане был случай, когда мы заблудились и пять часов ездили по кругу, пока не встретили местного жителя, пастуха по имени Джахан. Добрый и невероятно большой (весит 160 кг), он мгновенно понял, что мы уже несколько часов не пили и не ели. Он напоил нас кумысом, накормил вкусным ужином.
Позже я приехал к нему вместе с Карипбеком. Провели вместе пять незабываемых дней. Уезжали ранним утром, шел мелкий и противный дождь. Прощаясь, Джахан заплакал. И это было неожиданно, не по-мужски. «Джахан, ты что?» – спросил я его. «Володя, ведь я тебя больше никогда не увижу» – был его ответ. И еще добавил: «После нашей встречи останется приятное для меня послевкусие, я его сохраню надолго, как смогу». Его слова изменили мой подход к съемке. Теперь я часто возвращаюсь к своим героям. Дарю им фотографии, общаюсь. Благо, сегодня это не сложно – помогает интернет.
Такой жизнью я живу давно. Не уверен, что хочу пожелать ее каждому – это большой душевный труд. И точно – не привычный многим туризм. Мне безразличны достопримечательности, как объекты созерцания. Гораздо важнее увидеть традиции, познакомиться с людьми, посидеть с ними за одним столом, послушать, как они поют, выпить бокал вина. И, конечно, сфотографировать увиденное.
Фотография открыла мне мир, в котором правит единство духа. Это круг людей, не ограниченных географическими рамками. Скорее общечеловеческими нормами, иногда интеллектуальной близостью. Мои единомышленники могут жить в Москве, Киеве или любом другом городе. Один из них, писатель и поэт Михаил Тарковский, племянник знаменитого Андрея Тарковского и внук поэта Арсения Тарковского, живет в Красноярском крае. Две недели мы общались в его доме на берегу Енисея и до сих пор дружим.
Фотоочерк «Анахорет» о Михаиле Тарковском вошел в мой юбилейный проект «Постижение». Я надеюсь, что в своей жизни постигаю новые духовные грани и сам духовно расту. Чем больше напитываешься от жизни, тем больше уходишь в созерцание, философствование. Особенно это заметно по фотографиям – сейчас стараюсь останавливать мгновения, когда человек погружен внутрь себя.
Фотография – для меня не работа, а образ жизни. Профессия журналиста перевернула мой характер. Я был застенчивым человеком, от которого сегодня мало что осталось. Фотоаппарат стал «ключиком» в мою новую реальность.