«Ого, он охамел! Сейчас я ему всыплю». Как выжить родителям подростка?

Сбегают из дома, курят и хамят

— Всем добрый вечер! Это «Правмир». Меня зовут Валерия Дикарева. Мы продолжаем говорить о кризисах в нашей жизни и о том, как с ними справляться. Взрослеющие дети, подростки — это ого-го какой кризис! Огрызаются, хлопают дверью, а главное, все делают по-своему. Как не прибить подростка? На этот вопрос нам сегодня ответит психолог Никита Карпов. Добрый вечер, Никита! Я так понимаю, что вы про подростков знаете все, хотя у вас своих подростков нет пока еще.

— Своих подростков нет, но мой старший достаточно борзый. 

Не буду утверждать, что знаю все, я просто очень долго с ними работаю — 18 или 19 лет уже, получается. Я все время ошибаюсь, но много видел разного. 

— Когда к вам приходят родители и подростки, вам кому хочется больше всего посочувствовать и почему?

— Сочувствовать — это не очень профессиональная позиция. Я и за тех, и за других, и мне важно, чтобы между родителями и подростками налаживалось. Трудно и тем, и другим. Как подростки не очень склонны замечать, что происходит с родителями и как им тяжело, так и родители пропускают это и думают, что ребенок просто огрызается.

— Бывает так, что подросток сам приводит родителей?

— Бывает так, что подросток — инициатор обращения к психологу. Так, например, я работаю, практически в обязательном порядке начинаю всегда с родителями — получается, он втягивает родителей в это благое дело. 

— Как типичный родительский запрос звучит?

— Плохое настроение, ничего не хочет, перестал учиться — это типичный запрос. Есть запросы второго порядка — у него что-то с самооценкой, не ладится с общением, не может разобраться, кем хочет быть.

— Да, все крутится вокруг этого. А можете какой-то пример самого крутого закидона подросткового рассказать?

— Все закидоны плюс-минус в конечном итоге похожи. Один из таких, когда у 13-летнего мальчика был роман с учительницей русского языка. 

— Ого! Это же статья для учителя.

— Роман теоретический, но…

— Пришли родители с этим?

— Да. Это было в череде того, что с подростком происходило, достаточно безобидное на фоне всего остального.

— Как-то им удалось помочь? В чем была причина того, что с ним происходило?

— С подростками происходит примерно одно и то же практически со всеми — они резко меняются, и их мозг пытается приспособиться к этим изменениям. Его, с одной стороны, бомбят гормоны и серьезный физиологический рост, и некоторые органы не успевают за другими. А с другой стороны, бомбят социальные требования — родители, которые говорят: «Определяйся, кем ты хочешь быть». Учителя, которые повторяют: «Готовься к ЕГЭ». Сверстники, которые требуют определенного формата отношений и соответствия.

И подросток часто находится в раздрае абсолютном. При этом у него меняется структура самооценки, при этом у него еще недостаток абстрактного мышления и временной перспективы, чтобы оценить долгосрочные последствия. При этом у него эмоциональная нестабильность достаточно серьезная. Это все в кучу — то, что происходит с подростками. 

На этом фоне родителей начинает беспокоить учеба или отношения с ними, контакт потерялся, или бардак в комнате. Это такие очень частные проявления общего кризиса, в котором пребывает подросток. 

— Роман с учителем — это тоже частное проявление?

— Да, тоже частное проявление. Так был сформулирован запрос, а на деле кто знает, как происходило. Подростки творят очень разные вещи. 

При этом, если быть честными, я в блоге или на канале периодически родителям предлагаю себя вспомнить в подростковом возрасте. Большая часть говорит в конечном итоге: «Я тут повспоминала, мой вообще ничего». Родители вспоминают, как они автостопом с бутылкой водки ездили через всю страну в 14 лет, или куда они сбегали из дома, где они ночевали, в каких передрягах участвовали, и как они бегали по крышам. Это часто более интересные истории, чем у современных подростков. Современные подростки все-таки более домашние, как ни крути. 

— Если у нас автостоп, то у современных подростков что? 

— Алкоголь, наркотики, курение, нарушение правил, сбегание из дому, но все где-то в пределах своего района обычно, если мы про большие города говорим. У нас как будто задача слушателей напугать до крайности, у кого еще дети не подростки. Не все это делают, не все. Это в достаточной степени крайние ситуации. 

— Мне кажется, не всегда то, что чувствует родитель, та острота момента, которую он ощущает, равны тому, что делает подросток. Я права? Когда мой сын был подростком, мне казалось, это кошмар. А он даже из дому ни разу не убежал. 

— В моменте родителям тревожно, потому что часто на ребенке сосредоточено большое количество ожиданий. У них тоже много изменений произошло — было замечательное волшебное чадо, которое их слушалось, а тут монстр какой-то неуправляемый, прыщавый, вонючий, еще и хамит. Приближается окончание школы, необходимость отпускать во взрослую жизнь, а глядя на него, вообще никак не подумаешь, что он способен выжить. 

У родителей большое количество тревог. Конечно, все, что идет не по плану, эти тревоги усиливает. Но мамы и папы, которые пережили побеги из дома, наркотики, полицию, митинги — они, конечно, сильно легче относятся к тройкам по русскому.

Типичные ошибки родителей

— Это вы прямо в утешение сказали родителям. Я хочу историю вам рассказать, берегла ее для эфира. У мужа на работе была коллега, которая вечером приходила домой и начинала ругаться на своего сына, иногда физически его наказывала. Один раз она замахнулась на него сумкой, он поставил блок рукой, и у сумки оторвалась ручка. Она потом рассказывала: «Я смотрю на эту ручку и понимаю, что ребенок, кажется, вырос, что я больше не смогу так с ним поступать». Она ручку к сумке пришила и его больше не била. Это такое осознание в моменте, яркое. А по каким признакам родитель может понять, что мальчик или девочка выросли? 

— Подростки достаточно ярко показывают. Они просто перестают реагировать на прежний стиль коммуникации. Когда маленьких детей растим, мы для них весь мир, мы определяем правила, мы говорим, что делать. В какой-то момент подростки просто перестают слушать, когда мы им говорим, что делать, или начинают возражать. 

И начинают давить еще сильнее, больше врубать авторитарность, конфликт нарастает, и дальше куча всяких сложностей.

Второй сигнал — родитель меньше знает. В какой-то момент мы осознаем, что мы, вообще-то, мало знаем о том, что происходит у подростка, он сидит в комнате, мы не знаем пароли от его соцсетей и телефона. Это тоже очень важный момент: «Ага, он вырос». 

Или если подросток делится какими-то взрослыми переживаниями про влюбленность, про дружбу, про будущее он задумался — тоже важный момент. Но, к сожалению, может, это кому-то окажется полезным, но родители склонны такими моментами пользоваться как возможностью напихать еще пользы и рассказать, как надо жить — а это не тот момент. Это момент, когда надо послушать и помолчать, и поддержать, и себе намотать на ус, что он подрос и теперь надо как-то по-другому.

— Вы сейчас упомянули несколько типичных ошибок родителей. Можем какой-то список составить — «типичные ошибки родителей подростка»? 

— Давайте. Если мы оскорбления и унижения вынесем за скобки типичных ошибок, это большая серьезная ошибка. 

Не обращать внимания на то, что происходит с подростком, а следовать своему плану, это раз. 

Вторая ошибка — это не поменять стиль коммуникации. По-хорошему, с подростком надо, как со взрослым, взаимодействовать, хотя он, конечно, не тянет, но мы его будем подтягивать тогда ко взрослому возрасту и ко взрослому поведению, если будем с ним общаться, как со взрослым. Если мы общаемся с ним, как с ребенком, то мы его тянем обратно, чего многим родителям хотелось бы в душе. 

Третья — это без уважения относиться к его интересам, предпочтениям, выборам, решениям и так далее. Касается это одежды, музыки, политических пристрастий или выбора вуза.

Мама расстроена, подросток в бешенстве — как быть с требованиями?

— У родителей свои какие-то есть барьеры, которые не позволяют им одобрить TikTok, еще что-нибудь такое, что им не нравится. Как им тогда быть?

— Это очень общий вопрос, не знаю, как быть. По мне, если вы считаете это принципиально важным, готовы биться насмерть и костьми лечь именно за этот барьер — ну, бейтесь. Надо понимать, что ресурсы у родителей очень ограничены и мы не можем биться за все сразу — и за учебу, и за чистку зубов, и за ботинки, и за порядок в комнате, и за приход вовремя домой, и за TikTok, и за музыку, и за то, чтобы ел правильную еду, и так далее — нет у нас такого ресурса. Чаще всего получается, что родители везде по чуть-чуть пытаются, везде получают конфликт, в итоге ничего не происходит, и родитель расстроен, и подросток в бешенстве, что его непрерывно контролируют и заставляют, и дело не движется.

— Надо выбрать что-то одно?

— Мы про требования часто разговариваем с родителями подростков — по сути, это тот возраст, когда меняется структура взаимодействия и количество требований должно сильно сокращаться. Требование — это приказ: то, что я предъявил, должно быть. У меня куча оснований, я буду стоять прямо до последнего. Конечно, желательно, чтобы их было минимальнейшее количество. Часть просто оставлять уже на откуп подростку, а про часть учиться договариваться. 

Но это очень страшно делать, потому что для родителей это означает потерю контроля. Мне кажется, самый отрезвляющий вопрос здесь: сейчас выполняются все ваши бесконечные требования? По факту оказывается, что нет. Если это требование просто отменить, то ничего не поменяется, кроме того, что всем станет спокойнее. 

— Можете какие-то примеры привести требований, и что можно было бы спокойно отменить? Вот где бы вы сказали: «Дорогие родители, отмените вот это, вот это и вот это, и успокойтесь». 

— Все, что касается интересов, можно отменить, если там есть требования. Требования, я знаю, есть такие: не материться в своей переписке с одноклассниками.

Если вы это можете проконтролировать, готовы контролировать, будете контролировать, тогда еще можно подумать. Если не можете проконтролировать, какой смысл тогда?

Отменять смело можно требования, которые и так не выполняются, и никто не умер, очевидно, что это просто бесполезная трата сил, времени и нервов. Конкретные я не назову, у всех разные: кто-то смиряется с бардаком в комнате, выставляет критическое требование, чтобы еда не гнила. Пока еда не гниет, как хочешь. Еда начала гнить — все, вот тебе генеральная уборочка, и сам потом ищи свои любимые джинсы. 

Кто-то отменяет требование, связанное с гаджетами, как ни странно. Я знаю, что это болезненная тема у всех. Кто-то говорит: «Господи, сиди ты сколько хочешь, вот что должно быть сделано…» Если сделано, все — как угодно. 

Критичные требования, на мой взгляд — безопасность и здоровье могут быть. При этом всегда, как ни печально, надо делить на реальный ресурс — вообще, можем мы это требовать или нет. Потому что очень забавно, когда подросток уже 1 метр 80 сантиметров, вольной борьбой занимается, и хрупкая мама про какие-то требования говорит: «Я его не выпущу, если он пойдет гулять». Вижу в красках, если реально они столкнутся в серьезном противостоянии и подросток очень захочет гулять, мама не сможет его физически не выпустить. Ее запрет работает ровно до того момента, пока подросток не сообразил, что маму можно просто переставить в сторону от двери. Я сейчас очень утрированную ситуацию рассказываю, но это то, о чем имеет смысл думать. Требования должны быть подкреплены возможностью их реализации. 

— Я бы не сказала, что утрировано, потому что я недавно в одном сообществе читала, как дочь закрыла маму на балконе зимой.

— Да, так может быть. 

— Отодвинуть маму от дверей — так часто бывает. Что родитель может сделать, если он знает, что ребенок идет гулять на крышу или с какими-нибудь плохими мальчиками или девочками? Мама же не просто так его не пускает, она подозревает, что там что-то не очень хорошее ребенку светит. 

— Я здесь предлагаю обычно разбираться, чего боимся на самом деле. Мы же хотим запретить прогулку, чтобы не случилось чего-то плохого. «Будет пить алкоголь». — «Хорошо. Плохого что? Боитесь вы чего?» — «Потеряет контроль». — «Хорошо. Боитесь чего?» — «Влипнет в историю, попадет в полицию». – «Хорошо. Значит, надо не с прогулкой решить вопрос, а с тем, чтобы он не потерял контроль, или с тем, чтобы вы могли вовремя вмешаться». Мы чуть-чуть другую тогда задачу решаем. 

Соответственно, задача тогда — договориться с подростком. Это очень сложно в моменте сделать. Имеет смысл заранее выстраивать такие отношения, чтобы с ним можно было договориться о том, что по такому сигналу, по такому симптому подросток понимает, что дело неладно и его надо вытаскивать. Он дает маме сигнал, мама его вытаскивает и не ругает, ему ничего за это нет, просто жизнь спасена. В конечном итоге задача наша родительская сделать так, чтобы он дожил до своей самостоятельности, взрослости и дальше уже со своей жизнью разбирался. Эту проблему надо решать. 

С безопасностью, ок, замечательно — где та точка невозврата? И про эту точку, скорее, задумываться и договариваться. Конечно, идеально его в аквариум посадить, тогда он до 18 лет доживет точно, просто он в какой-то момент уйдет, тогда он влипнет вообще во все, что можно, и у него не будет ресурса со всем этим справиться.

Когда за подростка страшно

— А если у родителя такой типичный страх — ребенок уходит в плохую компанию, там будет алкоголь или наркотики, значит, он может стать наркоманом. С этим что делать?

— Этот страх есть у всех родителей. Чтобы повысить шанс, что ребенок не станет наркоманом и алкоголиком, важно в ребенке воспитывать и формировать уверенность, адекватную самооценку, чувство собственного достоинства, коммуникативные навыки, доверительные отношения с родителями — вот это те вещи, которые помогут ему не стать наркоманом и алкоголиком, а не оградить его от всех возможных рисков попробовать. Потому что зависимость возникает чаще всего не на пустом месте. Есть что-то такое психологическое, условно, куда зависимость удачно очень попадает, замещает и закрепляется.

— Бывают еще такие случаи, когда хороший мальчик из хорошей семьи пошел в гости и там попробовал наркотики. У него вдруг пошла пена изо рта, он умер, все разбежались.

— Однозначно, плохое случается, и никто не застрахован. В этом смысле попробовать какой-то наркотик и от него скончаться тут же — шанс не сильно больше, чем быть сбитым машиной, а значительно меньше, я бы даже сказал. Он, наверное, равен шансу получить кирпич в голову, когда мимо строительных лесов проходишь в городе. От этого никто не застрахован, но это не значит, что мы не выпускаем подростка на улицу, он не переходит дорогу, не проходит мимо строек и так далее. 

И запереть дома не гарантирует, тем более. Чаще всего это означает просто отсрочку. Мне всегда таким родителям хочется задать вопрос: «Ок, до когда? Когда вы его отпустите и что тогда будет?»

— Что вам отвечают родители? 

— Родители уходят думать на самом деле, потому что никто себе это не ставит в голове. Чаще всего: «Когда пойму». — «Когда поймете? Что должно произойти? Он станет самостоятельным?» — «Да». — «Как он станет самостоятельным, находясь у вас под крылом? Это невозможно фактически». 

Хороший вопрос для родителей: когда вы перестанете обеспечивать его деньгами? Это прекрасный вопрос. Думая про него и принимая решение, очень много можно понять про свои критерии взрослости, про то, к чему я на самом деле ребенка готовлю. И так далее. 

«Когда сам начнет зарабатывать». — «Сейчас он блог сделает в TikTok, начнет зарабатывать. Ему четырнадцать. Куча таких историй. И что? Вы все, отпустили?» — «Нет, он еще не может». — «Чего не может?» Получается, что все может. Я знаю подростка 15-летнего, у него в YouTube блог, там очень хорошие деньги, снял квартиру, отдельно живет теперь от родителей, не ходит в школу. Все кошмары собрали про нынешних блогеров — и это в одном подростке. 

При этом знаю аналогичную историю, где подросток зарабатывает денег больше, чем вся семья вместе взятая, отдает часть в семью, продолжает учиться, понимает, зачем это ему, собирается поступать. Но блог тоже есть, с которого зарабатывает. 

Разница в том, что в одном случае есть отношения с родителями, они выстроены, и они достаточно доверительные, хотя подросток тоже творил всякое. Получилось так, что у него, условно, есть голова на плечах своя. Он так делает не потому, что родители так говорили, а потому, что он сам решил, потому, что ему давали возможность принимать решения самостоятельно. В другом случае — ни отношений, ни головы, и результат, соответственно. 

Раньше просто слушался, а теперь у него есть личные границы

— Не кажется ли вам, что современным родителям сложнее сейчас? У нас нет монополии на информацию, мы не единственный источник знаний о мире. Наши дети могут зарабатывать больше. У моего сына в школе одноклассник прямо с урока экономики выходил: «Извините, акции упали, надо выйти, решить». Не кажется ли вам, что в этой ситуации мы равны, что ли, своему подростку? И авторитет сохранить сложнее? 

— Это страшная ситуация для родителей, для которых «он от меня зависит» было единственным рычагом. Тогда это страшно, потому что — бац, и он от вас не зависит. Тогда где все остальное? 

Для родителей, которые в какой-то момент начинают выстраивать отношения с подростком как с отдельным человеком, вполне себе вменяемым — это не катастрофа, а повод для договоренности. «Ок, ты молодец, ты зарабатываешь, это очень здорово. Вот как мы видим, что должно происходить. Что ты видишь? Как тебе кажется?» 

Конечно, сейчас родителям сложнее, в том смысле, что требуется больше креативности, больше психологизма и педагогических каких-то знаний и навыков, для того чтобы эти отношения выстраивать. Притом, что в последние пару десятилетий такой тренд на детоцентричность и общую демократизацию воспитания. Родители все чаще слушают своих детей, у детей есть возможность высказаться. От этого дети становятся более независимыми, с точки зрения мышления, более самостоятельными, но при этом все меньше работают директивные инструменты. В этом смысле, конечно, сложнее. 

Командиру взвода проще всего — он сказал, все упали и отжались. Директору IT-компании, где уникальные специалисты, каждого из которых с удовольствием перекупят, потому что они самостоятельные и творческие — ему сложно, он не может сказать: «Упал, отжался». Он должен долго ходить и уговаривать, договариваться и придумывать систему мотивации. Сейчас родители, скорее, не в роли прапорщиков, а в роли руководителей IT-компаний или архитектурных бюро. 

— Да, уже не скажешь: «Только через мой труп». Или: «Сейчас папка придет и даст тебе». 

— Сказать можно, толку-то?

— А родители не слишком ли боятся нарушить детские границы?

— Перекосы есть всегда. Надо понимать, что мы находимся в процессе и он постоянный. Нет такого, что мы зафиксировались, все, поняли правила, теперь живем так. Правила постоянно меняются. Простите, за последние 10 лет вокруг изменилось такое количество всего, что невозможно было за это время выработать новые нормы. 

Все бьются за гаджеты, за соцсети и переживают страшно. Мы еще 30 лет будем переживать, потому что нет у нас статистики, нет у нас представления, что происходит. Никто никогда с этим не жил — с тем, что сейчас любого человека можно найти, с ним пообщаться, и у детей сейчас вообще нет этого порога. Они могут в твиттере Илону Маску написать, и он им ответит. Они родителям предъявят этот твит, пожалуйста. Мы по ходу переобуваемся, ежедневно учимся с этим быть, учимся справляться. Мы — это я имею в виду не только родителей, но и психологи тоже, потому что ни у кого нет готовых ответов. 

Я, как и вы, примерно в то же время вырос, у меня примерно похожие рельсы в голове, как должно складываться, но они сейчас идут в никуда, эти рельсы. Я совершенно не знаю, к чему готовить детей, что у них должно быть. Родители очень мучаются от этой неизвестности, от этой тревоги, потому что все, что мы надумывали себе, оно уже не так, а отказаться очень сложно. 

И мы по инерции продолжаем нашу дрезину толкать по своим рельсам в никуда. Дети лучше нас иногда видят, что это мимо, и нам стучатся, говорят: «Алло, зачем нам то же самое высшее образование, которое не является пропуском никуда?» — кроме квалифицированных профессий — инженер, врач, там понятно. В разнообразное будущее можно прийти и без высшего образования, и родителям очень трудно это признать, и мне в том числе. 

— Очень сложно слышать, когда подросток, будущий взрослый, говорит: «Я тут подумал, зачем мне это высшее образование?» Притом, что он в хорошей школе, уже столько сил вложено, и тут…

— Да, это очень трудно, и это очень страшно, потому что мы в это верили и верим, а тут нам говорят: «Нет». А у нас ничего другого нет в кармане. Да, мы не можем поверить резко во что-то другое, это сложно. Все истории успеха, которые мы видим за последние пять лет, мы тоже в них не можем поверить. Моргенштерн — мальчик 22 лет, который сейчас самый богатый, известный и обеспеченный. Это у нас на глазах все произошло. Реально, это вопрос веры в то, как правильно.

Я часто с родителями говорю о том, что у каждого из нас есть своя концепция, как надо жить. Причем она осознанная бывает, а бывает не очень. Но она точно есть, она нашим воспитанием порождена и опытом. 

Концепция такая — как надо жить, чтобы счастливым быть? Или как правильно жить? У некоторых понятия счастья нет в этой концепции, у них — как правильно. Мы в этой концепции пытаемся детей растить. Откуда нам еще узнать, как? Только исходя из нее. 

Это тот самый момент, когда свою концепцию стоит осознать, понять. Во что я верю, каким надо быть человеком, что делать, чтобы все было хорошо? И честно для себя признать, мой ребенок попадает туда или нет. Потому что бывает так, что концепция на одних людей рассчитана, а ребенок у нас совершенно другой. В этом смысле, очень мучаются родители, чьи дети на них не похожи или по складу характера, или по темпераменту, или по стилю общения. 

Если совсем трудно отказаться от этой концепции, я обычно очень больной вопрос задаю: «Вы сами живете в соответствии со своей же концепцией?» Чаще всего ответ — нет. Родитель занимается важным и полезным делом — идет личностно развиваться и оставляет подростка в покое.

— У нас как раз про «оставить в покое» вопрос в чате от Евгения. Когда вы сказали, что надо убирать требования, он спросил: «Отменить запрет на компьютерные игры? 18 лет сыну».

— На такие частные вопросы я не смогу дать инструкции, которые подходят конкретно человеку, задавшему этот вопрос. Когда меня спрашивают: «Что делать?», я задаю вопрос: чтобы что? Какого результата вы ожидаете? Наше любое решение — это некий инструмент достижения результата. 

Я не знаю, в 18 лет он, может, бросил институт и сидит, круглосуточно играет на мамины и папины деньги — это одна история. Или он учится на первом курсе, нормально учится, при этом он дома ничего не хочет делать, в семейной жизни не участвует, приходит из универа, играет по ночам. Но при этом учится и мечтает накопить денег, свалить от родителей. Но работу не нашел, а родителям это нужно. Всегда вопрос: чтобы что, какого результата вы хотите достичь? 18 лет — достаточно взрослый уже человек. Все люди разные, дети разные. Бывают в 18 — совсем балбесы, а бывают в 14 — очень взрослые. Вообще-то, он еще юридически взрослый, если уж на то пошло, я бы свои решения здесь делил. 

Обычно оставлять или не оставлять компьютерные игры — попытка решить какую-то другую проблему из «мы заберем компьютер, тут он займется полезным делом». Нет, заберете компьютер…

— Так не работает?

— Чаще всего не работает. Задайте себе вопрос, какого результата хочется. Может быть, есть какие-то другие пути? Иногда забрать компьютер вполне себе работает. Почему нет? Но я не могу вам сказать: «Забирайте или не забирайте». Потому что я не понимаю, что у вас происходит. Я на консультациях очень редко говорю, что делать. Не дело психолога давать советы, я чаще задаю вопросы.

Как родителям не взорваться?

— Мне кажется, самое интересное и важное — это смена коммуникации, когда ребенок поменялся, а родитель за ним не успел. Можете какой-то пример из практики привести?

— Сталкивались с этим практически все, когда ты ребенку говоришь что-то сделать, а он говорит: «Нет». И все. И тут у родителей наступает абсолютный ступор. Ребенок не юлит, не выдумывает никаких отмазок, не просит: «Еще пять минуточек». Он говорит: «Нет, не хочу». И смотрит. А родитель начинает воздух ртом хватать, потому что совершенно не ожидал, как такое, вообще, возможно. Это означает — вырос разрыв между тем, как вы ожидали, и тем, как есть на самом деле. И надо отматывать назад и разбираться с тем, как вы общаетесь и чего вы хотите. 

Прекрасная история была у меня. Удаленка началась, и девочка не хотела учиться. Когда мама заходила к ней в комнату и говорила: «Давай мы с тобой будем делать уроки», — она говорила «нет». Садилась у компьютера, и все, ждала, она час могла просидеть — крепкая девочка. Мама в итоге плевала, сдавалась и уходила: «Ладно, сама делай». А сама девочка включала компьютер и залезала во «ВКонтакте» или в игру какую-нибудь онлайновую. Мама приходит, говорит: «Все, раз ты играешь, будешь со мной делать уроки». Девочка говорит: «Нет». И все. Пожалуйста, модель взаимодействия никак не работала в данном случае.

— Этот самый главный вопрос: как не прибить?

— Да, в этот момент у родителей полыхает активно.

— Кто что чувствует в этот момент? Что чувствует подросток, что чувствует родитель, который слышит: «Нет»? 

— На поверхности гнев у тех и у других. Но и у взрослых, и у подростка часто внутри страх. Подростку страшно противостоять взрослому. Надо понимать, что если мы за рамки социальной психологии выходим, вообще в психологию, то в голове у ребенка есть родительские фигуры, они суперважные, суперзначимые, они его основы личности, он на них построен и вырос. Ему в какой-то момент, для того чтобы повзрослеть, надо с ними повоевать, то есть Моська выходит на слона, и подросток в какой-то момент чувствует себя Моськой, а в какой-то момент — страшным драконом, но это в случайном порядке происходит. Он, как дракон, на маму нарычал, а дальше дракон улетел и осталась Моська. Он стоит, набычившись, а внутри у него все дрожит с перепугу. Это нормально. 

У нас, родителей, чуть по-другому — мы находимся в состоянии тревоги за то, что в целом что-то идет не так, и страха, что что-то произойдет не то, но никто не любит бояться.

Еще гнев подкрепляется прекрасной историей, я недавно писал об этом, что мы начинаем биться не за то. Мы приходим по конкретному поводу: «Убери в комнате». А после первого «нет» мы начинаем биться уже не за уборку, а за мифический авторитет, за «кто тут главный». Нам надо его додавить, чтобы мы доказали, что мы главные и нас нельзя прогибать. Это еще добавляет гнева и эмоций. 

Дальше у обеих сторон обиды и чувство вины. Только родители могут пойти переработать его хоть как-то. Мамы, я знаю, сейчас часто могут прийти, извиниться. Подросткам с этим совсем сложно, они же еще плохо эмоции свои называют и ощущают, и они могут еще от гордости и от страха не признаться, что они чувствуют себя виноватыми. Им было бы лучше пойти, извиниться, вместе поплакать, обняться и сделать уроки, но они никогда себе этого не позволят. Кому сложнее, сказать не могу. Обеим сторонам фигово. 

У меня такая здесь хитроумная позиция, что подросток, с одной стороны, взрослый, но родитель как бы взрослее все равно. Поэтому в этой ситуации важно вспомнить, кто тут настоящий взрослый, а кто только пытается. Настоящему взрослому взять ответственность хотя бы за себя и свое состояние.

— Как тогда себя в этом моменте остановить, когда началась уже кровавая битва за власть? Как вспомнить, что я вообще-то взрослый?

— Мне кажется, прекрасный вопрос, который можно себе задать: за что я собираюсь воевать? Это раз. 

Второе — очень важно, перед тем как идти взаимодействовать, произвести чек-ап своего состояния: что сейчас со мной происходит, в каком я состоянии? Потому что часто бывает, что мы идем уже накрученные. Мы пришли с работы уставшие, голодные, тут беспорядок, мы уже раздражаемся, злимся. Идем в комнату и понимаем, что он вообще там не уроками занят. У нас гнев еще поднимается, обида от того, что он пообещал, чувство вины, «как я вырастила такого балбеса». Мы к подростку приходим уже как бомба. 

Хорошо бы, пока мы еще не дошли, себе дать честно отчет: я, вообще, сейчас в состоянии честно разруливать что-то или нет? Моя ключевая рекомендация — если вы не в состоянии воспитывать, если нет ресурса сейчас спокойно что-то делать, то лучше не влезать даже, получите только конфликт и расстройство. Ничего вы не потеряете, если вы не пойдете сейчас и не надаете по ушам.

Мне кажется, самое главное — это фокус на свое состояние, внимание к тому, какой у меня сейчас на самом деле ресурс. 

Вообще, подростковый возраст — это шикарная возможность на себя обратить внимание родителям и собой в большей степени позаниматься, потому что масштаб нашего влияния на подростка небольшой, а энергии еще много, ее бы в благое русло на себя любимого и направить. 

— Вы знаете, в такой ситуации у родителя уже такой контекст, что он уже как будто теряет авторитет, такое ощущение внутри.

— Страх.

— Мне кажется, очень сложно себя поймать, правда. Вот когда летишь как паровоз, и диктует тебе, что делать, не сознание, а что-то другое. Ребенок тебе не подчинился, и все. Планка упала. Что делать?

— В моменте мало каких бы то ни было инструментов, потому что нами управляют эмоции, не голова, и здесь бессмысленно эту голову подключать. Все, что можно делать, имеет смысл сделать до. 

— Понятно. И до подросткового возраста думать о подростковом возрасте тоже имеет смысл?

— Да, конечно. На самом деле все начинается задолго до. В подростковом возрасте мы часто пожинаем плоды того, что происходило. Вот что можно делать до:

— учиться договариваться и выполнять договоренности хотя бы со своей стороны; 

— соблюдать границы;

— поддерживать;

— хвалить;

— развивать в себе эмоциональную компетентность, в речь добавлять названия эмоций, говорить: «Я чувствую это, а что ты чувствуешь?» 

Это то, что можно смело делать до, чтобы потом вам облегчить налаживание контакта. Но еще раз, нет никаких гарантий, если вы все сделали правильно, то все пройдет гладко, такой связи нет, к сожалению. Бывает, что все сделали неправильно, а все нормально.

А что чувствует сам подросток?

— У вас есть какая-то метафора для описания подростка, чтобы родителям донести, что же он чувствует? 

— Я обычно пользуюсь опытом родителя — это что-то, что родителю очень знакомо, это не общая метафора, а такая достаточно индивидуальная, получается. 

Общая — это конюшня, где много лошадей и внутри разгорелся пожар. Дым, огонь, жара, и кони начинают метаться, сшибают друг друга, ломают перегородки, пытаются выломиться наружу — это то, что внутри у подростка происходит. Рациональное — это сторож, который сидит у двери спиной, и ему в спину ворота прилетают, и подгорать начинает, и он бегает, не знает, что делать. Если он ворота сейчас откроет, то его затопчут. Как-то так, такая метафора получается.

— Чудесная метафора, надо запомнить. Вы говорили, что можно вспомнить себя в подростковом возрасте. Насколько помогает? Часто советуют: ты себя вспомни. Вспоминаешь, вспоминаешь, а что-то не помогает. 

— Я не знаю в процентах, насколько это эффективно. Все, что отвлечет вас от ситуации здесь и сейчас, помогает. Вспомнить себя полезно тем, кто дичь творил. А у тех, кто не творил из страха перед родителями, возникает осознание: если творит, значит, у нас более безопасные отношения, он может себе это позволить. Если мы в детстве не могли себе это позволить, мы сразу могли схлопотать или ремня получить, или еще на месяц холодную маму, то сейчас дети в большей безопасности, условно говоря. Или если мы творили всякую ерунду, то «слава Богу, что он всего лишь математику прогулял, и ладно, ничего, не буду ему рассказывать, что я делал». Это помогает.

— Нас как раз спрашивают про эмоции. Как ребенка не обижать, если он буквально на все обижается? В семье принято подшучивать по-доброму, и все было нормально, но однажды перед родителями вырастает дракон, вроде то же самое родители делают, а он психует.

— Подростки могут очень болезненно на подколки реагировать. Прямо часто такие подколки запоминаются. Для подростка это звучит как унижение, может быть. 

Я бы здесь понаблюдал, что происходит. Возможно, там есть доля демонстративной реакции, если подколка супербезобидная, но достаточно часто это реально может задевать, и тут, может быть, стоит временно пересмотреть стиль взаимодействия. Особенно часто так папы отличаются, которые менее чуткие, чем мамы, и они часто в сарказме видят момент развивающий. Совершенно точно это бывает не развивающая история и разрушающая отношения. 

Здесь я сторонник такого подхода родителей.

Очень помогает занять такую позицию ученого-исследователя. Вот у меня такое вылупилось из драконьего яйца чудище невероятное. Ок, нам надо научиться с ним взаимодействовать. Ученый как действует? Он выдвигает гипотезу, потом он придумывает эксперимент, чтобы эту гипотезу проверить. Проводит эксперимент и анализирует результаты — сработала гипотеза, ок, продолжаем, не сработала — ищем новую. 

А мы, получается, каждый раз, когда что-то пробуем, как в последний раз — если это не сработает, то дальше все… Здесь надо спокойнее и гибче, и просто исследовать. Плохо реагирует на шутки? Понаблюдайте, на какие шутки плохо реагирует. Если убрать шутки, с высокой вероятностью, начнет обижаться на что-то еще, возможно, ему надо пообижаться. 

Может быть, подросток не умеет с эмоциями управляться, у него много напряжения, много тревоги, а разрядка происходит в момент конфликта — это единственный для него способ эту разрядку получить, выпустить негативные эмоции, и ему тогда легчает, и какое-то время он спокойнее, и может дальше всю эту дрянь, этот негатив накапливать. Если мы это отнаблюдали, ок, значит, ему надо учиться по-другому с эмоциями взаимодействовать, тогда у конфликтов такой повод пропадет. 

Вообще, спокойная исследовательская позиция, творческий подход, самоирония и немножко винишка для родителей — это прямо хорошая стратегия.

«Почему ты не получил пять?»

— Вопрос от читателей «Правмира». Подросток, девятый класс. Устала от школы, от того, что в нее все время запихивают знания, много предметов и уроков. Учитывая, что темп свой у нее небольшой, времени и потом желания что-то сделать, сходить и посмотреть у нее нет. В свободные минуты хочет только лежать с телефоном, смотреть сериалы или ролики. Вопрос: как раскачать такого подростка?

— Зачем? Главный мой вопрос обычно. Здесь есть ряд особенностей, которые неизменные, например, темп. Темп мышления — это физиологическая особенность, она не очень динамичная, не очень меняется. Ребенок с темпом мышления ниже, чем в среднем по учебному заведению привыкли давать материал, он всегда будет отставать, он всегда будет ощущать свою неспособность, и это убьет мотивацию рано или поздно, потому что он не будет успевать чисто физиологически. Это еще будет фигово влиять на самооценку совершенно точно, потому что у нее не получается, она может даже стараться очень сильно, но просто вот так. 

Я бы, может быть, четче сформулировал для себя цель — не сочтите за рекомендацию, рассмотрите, это один из вариантов. Например, здесь от смены школы/класса вариант до индивидуальной программы. Или по-честному договориться, что эти предметы нам нужны для ОГЭ и дальше поступать, а остальные, ладно, пусть там будут тройки, но мы с тобой договоримся, что сейчас силы выделяем на главное: тут у нас пятерки, тут у нас тройки, и это ок. Может быть, так, но здесь очень зависит от того, чего вы хотите. 

Далеко не всех можно раскачать, не всем быть суперпродуктивными, все успевающими и отлично учащимися, и не всем это надо. Вспоминаем пример про рыбу, которую учили летать (или ползать по деревьям в оригинальном примере). Если рыб оценивать по тому, как они ползают по деревьям, то все будет грустно.

— Довольно частый запрос. Автор этого вопроса и второй задала: как поднять самооценку? 

— Лежит с телефоном на кровати и самооценка — это не всегда связанные вещи. Поднять самооценку — это не значит поднять с дивана. Давайте отвечу на вопрос про самооценку. У родителей главная задача ее не угробить, потому что мы часто это делаем. Унижение — это то, что чаще всего плохо влияет на самооценку. Сравнение, обесценивание результатов и успехов — это то, что мы можем делать, и это пагубно на самооценку влияет. Если хотя бы эти вещи мы исключим, будем уже сильно лучше. 

Надо понимать, что в подростковом возрасте самооценка в меньшей степени зависит от нас, рост самооценки и стабилизация, а в большей степени от сверстников и от собственных результатов. Здесь что мы можем сделать? Мы можем обеспечить надежный тыл — место, где точно любят и хорошо относятся, и точно хвалят, и точно поддерживают. Это дом. Даже если подросток говорит: «Фу, ты мама, ты все равно меня будешь хвалить». Не обращайте внимания и продолжайте хвалить, это не значит, что вам нужно брать флаг критикана в руки и гнать. Критика — вообще плохой инструмент чего бы то ни было. 

Можно помогать, замечать успехи и результаты, но только здесь надо себе голову перестроить и начать замечать самим эти небольшие результаты. Классический пример про самооценку и про результаты, когда ребенок-троечник приходит домой и говорит: «Мама, папа, я четверку получил!» Что ему говорят родители первым делом, как только видят, как вы думаете?

— Я не знаю. Я говорю: «Молодец». 

— Вы молодец! А чаще всего говорят: «Почему не пять?» Потому что для родителей четверка — это не результат. Пять — был бы результат.

— Мне кажется, это старые родители нашего времени. Сейчас современные родители уже всему рады. Я как-то проводила мастер-класс с маленькими детьми, и пятилетний человек не дорисовал свой рисунок. Я говорю: «Почему ты не дорисовал?» Он отвечает: «Маме и так нормально будет. Она меня и так похвалит». Неужели современные родители до сих пор критикуют? 

— Да. Мы просто можем даже этого не замечать, честно говоря. Мы можем наше разочарование показывать, что не такой он, как нам бы хотелось. Не такой он классный, суперский, чуть-чуть не дожал.

Если беда с самооценкой, даже маленькие результаты надо фиксировать и помогать их увидеть, и порадоваться им тоже. Конечно, всем хотелось бы подвигов, чтобы все стали космонавтами и миллиардерами. Но у нас есть тот ребенок, который есть. 

В этом смысле, есть очень показательный пример, если посмотреть на родителей детей, например, с расстройствами какими-то, где подвиг — это когда ребенок сам ложку взял, и это результат. Родители таких детей очень быстро перестраиваются. Быстрее, чем родители детей нормотипичных. На то, чтобы в этом видеть успех. 

— У нас вопрос в чате. Что делать многодетной маме, если отец всегда агрессивно обращается к детям?

— Это очень сложный вопрос, честно говоря. Раз здесь написано «многодетная», у меня есть подозрение о том, что вряд ли получится расстаться с этим папой. Защищать детей, доносить до папы, как важно, как нужно, искать к папе подход. С папами достаточно сложно, они могут непривычным мамам языком разговаривать и непривычные для мам вещи считать важными. Здесь стоит искать что-то, что папа может услышать.

Классический пример: пытаться договариваться, пытаться повлиять, потом пытаться оградить детей, в детях формировать устойчивость, если особо никуда не деться, или разрывать отношения — это классика отношений с агрессивным человеком. Еще раз, в такой ситуации катастрофически сложно что-то рекомендовать, потому что я мало что знаю про происходящее, но общая рекомендация такая.

Все решают родители, а потом подросток не знает, чего хочет

— Еще вопросы про учебу, как же без них? Как мотивировать подростка на учебу, какие методы?

— У меня есть короткий и правдивый ответ, но он никому не понравится: в целом никак, конечно. Давайте такую метафору. Мотивация собственная — то, что мы ждем от подростка, чтобы он сам захотел — это растение, которое из земли пытается вырасти. Пока ребенок маленький, там семечки все в земле, мы их активно поливаем, удобряем, на развивашки всякие водим. 

Потом мы начинаем этот газончик облагораживать. Например, мы считаем, ребенку очень важно на английский пойти. Он, может, рисовать хотел или козявками на стене лепить, а мы его поведем на английский, ему там приходится по часу сидеть — и раз, мы на газончик слой асфальта закатали. Потом ребенок: «Я не хочу на музыку, не нравится мне!» — «Музыка развивает мозг, бла-бла-бла, будешь лучшая скрипка в классе. У тебя талант, у тебя хорошо получается. Давай ты поделаешь то, что мы хотим». Второй слой асфальта! И так далее. 

В подростковом возрасте получается: где-то земелька, где-то росточек пробивается, и несколько слоев асфальта родительских ожиданий и стремлений дать ребенку — это цитата: «база, для того чтобы дальше он мог выбирать». Получается, этой мотивации надо сквозь эти слои асфальта пробиться. Мы знаем, цветочки сквозь асфальт справляются, но для этого надо сверху еще не накатывать быстрее, чем цветок пробивается, чем цветок растет. 

Очень часто подростки ложатся на диван в тот момент, когда они получают силу сопротивляться этому катку и асфальтоукладчику, но еще не чувствуют ничего внутри, они не умеют себя слышать, они без понятия, чего они хотят, но они точно не хотят того, что им предлагают, даже если это отлично, классно, замечательно. 

По сути, этой внутренней мотивации можно только дождаться, если мы про нее говорим. Плюс надо понимать, что до старшего подросткового возраста еще доли мозга недосформированы, и нет еще абстрактного мышления, как мы его себе представляем, какое оно у нас, и нет временной перспективы, которая позволит подростку реально увязать сегодняшние действия с послезавтрашними результатами. На уровне повторить ваши слова, он их уже знает лет пять наизусть, но это знание внутри еще не стало путеводной звездой. 

И выстроить такие отношения, чтобы вы могли задавать хорошие вопросы. Вопросы, которые позволят подростку себя услышать, разобраться, что он думает. И давать возможность пробовать. Наверное, так.

— Я в Москве наблюдаю другую картину. Не одуванчиков, пробивающих асфальт, а капризных роз. Вокруг них все бегают, поливают их и спрашивают: «Что ты хочешь? На каток? Вот тебе лучшие коньки, личный тренер и так далее». А человек все равно лежит. Не то, что он бы хотел быть фигуристом, а ему предлагают бабочек ловить, нет. Ему предлагают все, что он хочет. Получается, мы тоже так убиваем мотивацию?

— Здесь важно разделить. Иногда подростки лежат, потому что нет ресурса встать и непонятно, зачем. Иногда лежат, потому что это самая удобная стратегия получать то, что хочется. Это тоже мы делаем, родители. В конечном итоге, ребенок — это продукт нашего взаимодействия, хотя в нем есть какая-то часть, которая от нас вообще не зависела. На каком-то этапе здорово, если ребенок получает то, что он хочет, через какие-то усилия. Но здесь всегда этот дурацкий баланс — для того, чтобы эти усилия начать прилагать, сила желания должна быть такой, чтобы поднять меня с дивана. Это достаточно сложно бывает найти. 

Совершенно точно я бы прекратил прыганье вокруг. Ок, хочешь? Пожалуйста, встань и иди. Когда подростки повзрослее, им самим нужен психолог, или они так говорят, со схожими задачами, я иногда родителям предлагаю (мы с ними пообщались и согласовали), чтобы подросток мне сам написал и мы с ним договорились о времени, чтобы он свое участие здесь приложил, свою волю и какие-то свои усилия. Это важно. Хочешь? Вставай.

Но здесь придется переждать тот период, пока подросток или не знает, чего он хочет, или продолжает обкатывать привычную модель, выжидая, пока ему все принесут на блюдечке.

— Еще один вопрос из чата. Подросток 19 лет. Кстати, вопрос: как-то по возрастам у вас есть градация?

— Есть.

— Мне кажется, 19 лет — это уже взрослый человек, но хорошо, люди разные. «Подросток 19 лет живет самостоятельно в другом городе, лжет, что успешен и скоро купит квартиру. От того, что реальность не сходится со словами, он уклоняется от общения и помощь не берет. Как реагировать?»

— Помощь не берет, врет. Не вынуждайте врать — не спрашивайте, как дела. Вот и все. Пусть сам разгребает. Если вы готовы помогать, скажите: «Если вдруг понадобится помощь, мы поможем и ни о чем спрашивать не будем». Если вы так хотите. Возвращайтесь просто к отношениям, к разговору не про то, как дела, и без оценки того, что у него происходит. 

— Просто сложная ситуация. Родители видят, что там не все благополучно, а уже 18 лет. Мы же сами им говорим очень часто: «Будет 18, живи как хочешь». Я такое слышала.

— Да, он живет как хочет. Вопрос задайте себе: какая цель? От чего вы хотите спасти или уберечь? Если вы реально видите, что там тяжелые наркотики, клиническая депрессия и надо спасать, значит, вы едете в другой город, берете его в охапку, живете с ним, в рехаб отправляете, идете к психиатру — это одна история. 

А дергать по телефону: «Я вижу, что у тебя не все ладно, а ты молчишь, давай я тебе 5 тысяч пришлю, чтобы я себя почувствовала родителем, а ты себя почувствовал маленьким ребенком, который не справился», — это бессмысленная стратегия. Сделайте так, чтобы он к вам обратился сам за помощью, дайте ему такую возможность. А это произойдет, если он не будет бояться осуждения и не почувствует себя при этом маленьким и беспомощным. 

Скажите честно: «Бывает так, что люди не справляются. Бывает так, что людям нужна помощь, и это совершенно нормально. Я был там, такие штуки творил, и это не смог. У тебя все получается или не получается — это твое дело, твоя жизнь, как хочешь. Я буду счастлив тебе помочь по твоему запросу. Лезть не буду — твоя жизнь». Все. Запрос может быть в такой форме: «Папа, мама, пришлите, пожалуйста, 10 тысяч, ни о чем не спрашивая». Я так и сделаю, пришлю 10 тысяч и ни о чем не спрошу, пока эти просьбы не превратятся в еженедельные.

— Да. Или не увеличится лимит.

— Да-да. 

По-человечески общаться, а не поучать

— Еще вопрос от читателя. «Если у меня нет ресурса, я ограничена, у меня работа, мое обучение, вечером отдохнуть тоже хочется. Иногда кажется, что ребенок заброшен, надо за него уже браться, что-то делать, а время будет упущено. Привыкнет, что родители в своих делах, и будет жить с ключом на шее. Потом скажет: “Мама, где ты была?” Что делать?»

— Давайте ободряющую вещь скажу, это расхожая фраза в интернете: «Как ребенка ни расти, ему всегда будет что своему психотерапевту рассказать во взрослом возрасте про вас и на что пожаловаться». Поэтому да, я сторонник того, что невозможно все правильно сделать. 

Если мало сил, если мало ресурса, если возникает регулярно мысль: пора бы заняться ребенком, значит, он без вас вполне себе справляется. Это хорошо, это замечательно. Значит, вы что-то полезное и важное уже точно для него сделали. Если мало сил, направьте их на то, чтобы просто пообщаться — не воспитать, не направить на путь истинный, а просто пообщаться, дать ему контакт тепла, взаимодействия, и будет вам благо. Если ребенку в таком состоянии сильно будет нужна ваша включенность, он, так или иначе, покажет, запросит.

— Мне кажется, когда просто пообщаться — это у родителей должно быть достаточно много времени. Я сейчас сужу по себе. Когда у меня мало времени, я хочу впихнуть в это малое время максимум полезного, и просто пообщаться не выходит. Я начинаю его дергать.

— Извините, это страшная ошибка — все вывернуто наизнанку у нас, получается. Действительно, родители подростков меньше общаются по времени, и нам кажется, что нужно все успеть и напихать по самое не могу этой пользы. А по-хорошему надо делать все наоборот — в любую минуту по-человечески общаться. Пользы вы уже много не напихаете, уже все, что можно, вы впихнули. 

Польза принимается взрослыми людьми только по запросу. Просто представьте себя, вы приезжаете к маме, и она говорит: «Давай я тебе расскажу, как надо борщ варить». Или: «Давай я тебе расскажу, как надо детей воспитывать». Свою реакцию представьте, и как много вы из этого усвоите полезного? Как будто бы представьте, что у родителей две функции общения: одна родительская — это планирование, менеджмент, контроль, трансляция ценностей, это все, что мы делаем ежедневно; а вторая — чисто человеческая, как раз пообщаться, обменяться впечатлениями, эмоциями и энергией. У родителей подростков это соотношение 90 к 10 в лучшем случае, а то и 100 к нулю. 

Старайтесь, чтобы этих шансов «как человек» было побольше, потому что подростки — колючие ежики. Мы к ним подходим пообщаться в кои-то веки, а они нам говорят: «Фу, отстань!» — уходим. При этом, когда подросток в какой-то момент приходит к нам с какой-нибудь ерундой, как будто бы ежик брюшко мяконькое нам показал, и мы такие: «Ага, открылся! Наконец, у меня накопилось для тебя полезного. А ты уроки сделал? А ты знаешь, что презерватив нужен, если сексом собрался заняться? Ты знаешь, что зубы надо чистить три раза в день? И бла-бла-бла», — напихали ему в самое брюшко. Он обратно закрылся, уполз и понял, что за почесать в следующий раз он не к вам пойдет.

Пять историй о подростках в интернете

— Хорошо. Мы завершаем. Я хотела бы попросить вас рассказать какую-то историю родителя, который был в довольно тяжелой ситуации со своим подростком и как-то креативно и здорово из нее вышел.

— Две истории я расскажу. Одна история — это продолжение про девочку, которая сидела вот так и уроки не делала. Там оказалось, что у нее самый возраст общаться, и ей жестко лимитировали телефон, при этом им наказывали за все что угодно. Она никогда не знала на самом деле, сколько времени телефон у нее будет в руках. Поэтому она жила в ситуации дефицита, в любой момент пыталась залезть в интернет и пообщаться. Хитрила, обманывала, оттягивала, выгоняла маму из комнаты. 

Там мама приняла очень крутое решение, она его, правда, приняла не столько из-за… Может, из-за мудрости, не знаю, но мне кажется, из-за отсутствия ресурса, там был маленький грудной ребенок еще. Она отдала телефон и сказала: «С утра до 11 вечера — железно твое. В 11 забираю — спать надо, а целый день твое, у тебя столько времени. Обещаю, забирать не буду». Две недели девочка проверяла, так ли это, она с утра до 11 вечера сидела в телефоне. Первые дни с боями отдавала, потом спокойно. 

В какой-то момент она поверила, что так будет, что у нее не отберут в любой момент, что у нее есть время и есть возможность этим телефоном пользоваться. Она начала потихоньку учиться, начала потихоньку выполнять другие задачи — у нее пропал этот ужас отсутствия доступа. На тот момент, когда мы закончили, девочка чуть-чуть училась, не феерически, но она начала этот путь, у нее стало что-то получаться. Самое главное, пропало чумовое количество конфликтов из общения, потому что не из-за чего. 

Вторая история про компьютерные игры — это не лично мне знакомый человек, но мне один из клиентов рассказывал. Его друг, руководитель крупного завода, очень переживал из-за подростка своего, который в онлайн-игру играл, прямо по много часов, ночами и вместо всего. Он решил пойти нестандартным путем — не запретить, не ограждать, а пойти и разобраться, в чем дело. 

Потом рассказывает: «Я покопался, я обалдел. Оказывается, у меня сын руководит в этой игре кланом 200 человек из разных стран, и он там делает все то же самое, что я на работе. Он их мотивирует, он их организует. Этих 200 человек надо собирать на рейд, надо ими в процессе управлять, прямо военной операцией руководить, что кому и как делать. Он кого-то поддерживает, кого-то ругает. После боя проводит разбор полетов, раздает вознаграждение, ведет бюджет клана. Определяет, что они покупают, что продают, с кем дружат и с кем мирятся — все то же самое, что я делаю на работе. Потом я поковырялся, посмотрел, сколько зарабатывают в этой игре, и подумал, что, может быть, я не тем занимаюсь с моими управленческими навыками?»

— Да, отличная история. Я знаю еще одну историю, про которую не могу не рассказать. Китайский папа очень переживал, что его подросток все время играет. Он просто зашел туда и всем, кто играл с его сыном, заплатил денег, и они постоянно рушили игру сына. Тот возмущался, возмущался, что прогресса нет, взял и перестал играть, занялся делом. И папа был доволен.

— Странно, что он не нашел другую игру. 

— Да, так тоже бывает. 

— Еще одну историю вспомнил, очень мне понравилась. Я работал с мальчиком 17 лет, 11-й класс, мастер спорта, большой, красивый, президент класса и все на свете. При этом он рассказывал историю, что в 8-м классе все было строго наоборот — он был абсолютно неуверенный, у него не было друзей, ему было трудно с кем-то общаться, плохие отношения с родителями и плохо с учебой. 

Парень рассказал удивительную вещь, что его вытащила онлайн-игра. Он в какой-то игре нашел компанию ребят постарше, ему было жутко интересно играть и достигать результата. Для того, чтобы это делать, ему пришлось научиться общаться с этими ребятами постарше. Ему там навтыкали по башке, в том смысле, что научили жизни, помогли, поддержали в какой-то момент, он приобрел уверенность в себе. Он перенес это в реальную жизнь, получил позитивный опыт, подкрепление, уверенности стало еще больше. В итоге он полтора года в эту игру играл с половины восьмого до десятого класса, и в реальность вернулся другим человеком — это прямо совсем реальная история.

— Здорово. У нас сейчас прямо история за историей. Я сейчас хочу в ответ вам тоже рассказать и всем нашим зрителям. Например, в старшей школе моего сына есть общий чат во «ВКонтакте» на 9-11-й классы. Когда кому-то плохо, они пишут туда. Девушка бросила, мысли о самоубийстве и так далее. Тут же выходит кто-то, может, сами дети, может, психологи под видом одиннадцатиклассников, но идет мощная поддержка. Человеку пишут в общий чат, в личку, спрашивают, утешают, помогают. В общем, я не раз видела, как дети там друг друга поддерживают. 

— Обалдеть! Это очень круто! Поддержка для подростков очень важна, и они часто не запрашивают ее у родителей, это правда.

— И пока мы делились историями, к нам еще один вопрос пришел. Не могу не задать. «Какие методы воздействия в виде наказания за проступки подростков дают результат? Или это индивидуально?» Вопрос наказания. Если он взрослый, значит, ты его вообще не наказываешь, ты же мужа или жену не наказываешь.

— Всегда это очень хитрый вопрос: как наказывать подростка? Я вам верну вопрос: зачем? Что вы хотите в результате? Уверены ли вы, что в результате наказания вы это получите? Может быть, пойти более долгим путем и выстраивать отношения или дать свободу ошибаться?

Классика жанра, если непосредственно на вопрос отвечать — это телефон, интернет. Но я всегда говорю следующее: пожалуйста, думайте о том моменте, когда у вас не хватит физических сил отобрать телефон. Что вы будете делать тогда? Если вы используете такое наказание, значит, в тот момент, когда ребенок сможет не отдать телефон, вы потеряете всю власть, которая у вас была. Потому что вы склонны использовать самый простой метод и на нем строить свой расчет. 

— Жить без наказаний?

— Звучит утопично, но всегда себе честно надо отвечать на вопрос: что я могу на самом деле сделать? Мне кажется, это было бы честно. Ну, накажу, дальше что?

— Спасибо большое за такой продуктивный эфир.

— Спасибо за отличные вопросы. Я думаю, на просторах интернета мы увидимся. Валерия, вам спасибо за такое замечательное ведение эфира.