Детдом, общежитие, тюрьма, улица
— Некоторые каждый день приходят за новой одеждой. Вон видите, за ботинками пришел. Он и вчера приходил, и завтра придет. Молодой, а не работает. Здесь забирает ботинки, а потом их либо продает…
Подходит высокий худой пожилой мужчина в синей куртке и тростью указывает на очередь перед пунктом выдачи одежды. Люди выстраиваются друг за другом вдоль белого вагончика с зеленой крышей. Таких вагончиков в «Ангаре спасения» несколько, в них расположены душевые, прачечная, склад с одеждой, парикмахерская, кабинет соцработника, медпункт и рабочие места других сотрудников «Ангара». Вагончики установлены по периметру квадратного двора, в центре которого вскопана большая клумба, где пока еще ничего не растет.
Ежедневно в «Ангар» приходят более ста человек. Кто-то проводит здесь весь день до закрытия. Некоторые приходят, только чтобы поесть. Кому-то нужна одежда. Одновременно тут обычно собираются около 60 человек. Большую часть времени люди сидят в синей палатке-шатре. Внутри нее — несколько рядов пластиковых стульев, на которых можно подремать. На входе в палатку уже накрыли столы: выставили баночки с быстрорастворимым пюре. Скоро обед.
— Я считаю, что нужно так делать. Выдавать бомжу справку о том, что он бомж. Чтобы он мог в любое место, как это, прийти и получить помощь. Но до этого соцработник должен выяснить, что он и правда бомж. И одежду выдавать по этой справке. Записывать в журнал: если вчера приходил за ботинками, то новые получишь через неделю.
К одежде мой новый знакомый относится трепетно.
— Недавно взял чистую рубашку, — показывает мне ярко-голубой воротник. — Еще футболку сменил. Ходил в ней три недели, и спина стала чесаться. Побоялся, вдруг вши.
Пожилого мужчину с тростью зовут Борис. Ему 66 лет, из них более 30 он живет на улице. На ладонях и пальцах рук слезает кожа.
— У меня недавно была двусторонняя пневмония. Видимо, слишком много антибиотиков кололи, — он задирает штанину и показывает, как шелушится под коленом кожа на правой ноге.
Борис родился в Самаре. Жил в детдоме, с шести лет начал сбегать оттуда, но его всегда возвращали. После детдома уехал в Москву, поступил в институт культуры в Химках и жил в общежитии. Отучившись, он уехал в Тульскую область, куда его направили работать в сельском Доме культуры.
— Там была комната, куда сносили все старое оборудование: магнитофоны, колонки, гитары. У меня была зарплата в 120 рублей, мало было, и я без спроса продал все это. За это меня посадили в тюрьму. Когда вышел и стал искать работу, мне отказывали. А когда стал искать какой-то помощи, мне говорили, что мы сидевшим не помогаем. Жилья не было, работы не было. И я стал жить на улице.
13 лет назад на Курском вокзале Борис встретил Анатолия. Он родился во Владимирской области. Когда мать умерла, брат выгнал его из дома. За кражу Анатолий попал в тюрьму, а когда вышел, продолжил жить на улице. Сейчас ему 33 года. Борис называет его сыном.
— А своя семья у вас есть?
— Да откуда? Не сложилось как-то. Был молодым, мне это не было нужно. А сейчас…
Ночуют они в подъезде в Новогиреево, а днем приходят в «Ангар спасения» поесть и за одеждой. Анатолий все это время сидит на улице на металлической скамейке рядом с палаткой, где выдают еду. Передвигаться он может только с костылем: у него был перелом ноги, но гипс он сломал и снял. Теперь нога сильно болит. Он коротко стрижен, одна половина лица сильно опухла и стала фиолетовой.
— Деньги, которые мы просим у прохожих, мы тратим только на лекарства, — рассказывает Борис. — Некоторые просто покупают то, что нужно, в аптеке. Так даже лучше. На выпивку деньги не трачу, но если кто-то наливает, то не отказываюсь. Отрицать, что могу выпить, я не буду. Еще подворовываю в магазине. То раз колбаски немножко возьму, то хлеба. Никто меня за это в магазине не останавливает. Не сажать же меня в тюрьму за хлеб! Охранники понимают, что я это не от хорошей жизни делаю.
Для бездомного испачкаться — целая трагедия
Сначала «Ангар спасения» был местом, где бездомные могли переночевать. Теперь это центр дневного пребывания: здесь люди могут созвониться со своими родными и близкими, могут поискать, если умеют, в интернете вакансии, восстановить документы. В «Ангаре» можно поесть, получить консультацию фельдшера, взять чистую одежду и помыться в душе.
Недавно здесь открылась и прачечная. Сейчас там установлены шесть стиральных машинок и три устройства для сушки. В течение дня могут постирать вещи до 20 человек. Люди уже пользуются, но ажиотажа нет.
— Для бездомного выглядеть хорошо — очень важно. Чтобы их не выгоняли из транспорта, из каких-то общественных мест, куда они приходят решать свои проблемы. Для них испачкаться — это целая трагедия. Мы с вами испачкались — пришли домой и постирали. А у них дома нет и постирать негде, поэтому они очень дорожат своим внешним видом. У нас есть и парикмахерская. Правда, штатного парикмахера нет, поэтому стригут либо волонтеры, либо сами подопечные, у которых есть навыки, — рассказывает священник Олег Вышинский, сотрудник «Ангара спасения».
Все друзья исчезли
Чаще всего за помощью в «Ангар спасения» обращаются люди 30-50 лет. Большинство из них — это транзиторные бездомные, то есть временные: сложная жизненная ситуация застала их здесь, в Москве, а где-то у них есть родные и дом.
Это произошло с Аннаберды. Ему 23 года. На улице он живет чуть больше недели.
— Многие переспрашивают, когда я говорю, как меня зовут. Поэтому стал называть себя Костей.
Аннаберды родился в Туркменистане, в Москву приехал, когда поступил в институт гостиничного бизнеса и туризма при РУДН. Учеба закончилась, он нашел работу и стал снимать квартиру. «Был администратором в отеле “Лотте”, в “Ритце” делал подбор персонала по хаускипингу, все было отлично, — рассказывает Аннаберды. — Потом у меня умерла бабушка, и нужно было уехать на 40 дней в Туркменистан. Пришлось уволиться с работы. Когда я вернулся в Москву, хозяйка квартиры, где я жил, сказала, что нужно съехать. Дала мне три дня на поиск нового жилья. Денег не было, все накопления я потратил. Так я оказался на улице».
Когда Аннаберды позвонил матери, она сказала: «Я тебе сейчас ничем помочь не могу. Подожди до конца апреля». У друзей он остановиться не может, потому что многие с родителями живут и родители могут не так понять.
— Пока со мной все это не произошло, у меня было много друзей, звали всегда куда-то: «Брат, пойдем погуляем». А потом «пуф» — и они все куда-то исчезли. Бывает, я к ним днем прихожу: искупаться, одежду постирать, в приставку поиграть. Вещи все я оставил у них, чтобы с собой рюкзаки и чемоданы не таскать. Когда я оказался на улице, я стал гуглить, где найти помощь бездомному, и наткнулся на «Ангар спасения». Одежда у меня есть своя, прихожу сюда, чтобы поесть и поспать днем, а ночью я гуляю. Тяжело очень. Мне говорили, что есть ночлежка на станции «Перерва» в Люблино, но я поспрашивал у людей, и мне сказали, что там плохо. Воняет, кровати не дезинфицируют после того, как кто-то там поспал. И я решил, что лучше я буду по ночам гулять, а спать днем.
— В ночлежке на «Перерве» нужно хотя бы раз побывать каждому, — в наш разговор вклинивается мужчина. Он стоял рядом и слышал, о чем мы говорим. — Потому что это как… Вы когда-нибудь видели картины Босха?
— Да, — отвечает Аннаберды.
— Грязь и вонь. Бомжи и больные.
— Конечно, там воняет. Потому что туда приходят те, кто живет на улице. Кому некуда пойти, — в беседу вступает Борис. — И ночлежка, и «Ангар» созданы для таких людей, а не для домашних.
— Ну и вали туда. Тебе там самое место. Кто ты там? Ветеран всех войн…
Спор прекращает Дмитрий, сотрудник «Ангара спасения».
— Мужики, хорош. Что тут за дебаты? Расходимся.
Замуж за документы
— Видите ту блондинку. Это Мария, — ко мне снова подходит Аннаберды и обращает мое внимание на женщину, которая выбирает себе джинсы. — Она в Германии жила и работала, знает немецкий и английский. У нее там дети остались, а она теперь здесь.
Мария идет в мою сторону, пакет с одеждой, которую она взяла в пункте выдачи, рвется. Темно-синие джинсы не помещаются и так и норовят выпасть. Я пытаюсь ей помочь, но она отказывается и аккуратно ставит пакет рядом с деревом.
— Я москвичка, до 2005 года жила здесь, работала фотографом. Когда мне было 18 лет, у меня умерла мама — покончила жизнь самоубийством. Отчим пил. У меня бабушка жила в Германии вместе с тетей. В 19 лет я уехала туда по программе Au Pair работать няней. Поработала пару месяцев и переехала к тете в Берлин. Там я вышла замуж за немца — за документы.
В 2009 году Мария родила сына, но не от своего мужа, а от другого мужчины. В 2010 году с мужем она развелась. Мария хотела второго ребенка, и в 2011 году у нее родилась дочка. Она жила с детьми без их биологических отцов, получала на них пособие, работала. Закончила там среднюю школу. В 2014 году Мария решила начать делать им второе гражданство (российское), чтобы вывезти их сюда. Она всегда хотела вернуться обратно, но отцы не разрешали.
— Год назад отец моей дочери пытался ее отнять, — рассказывает Мария. — Я не состояла с ним в браке, просто захотела второго ребенка и, так сказать, попросила его. Когда дочка родилась, я не вписала его в свидетельство о рождении. У нас с ним был такой уговор. А спустя шесть недель он сам вписался в ее свидетельство о рождении. Начались суды. Биологический отец хотел, чтобы дочка жила с ним и его женой.
В прошлом году у Марии умерла бабушка и тетя. Тогда же умер дедушка ее сына (отец ее бывшего мужа).
— Дедушка вписал моего сына в завещание на дом, хотя и знал, что он ему не родной внук. Мой бывший муж заставлял меня написать отказ. Я этого не сделала — и тут все эти немцы против меня всполошились. Написали на меня всякие заявления, отобрали у меня сначала дочь по решению суда, а потом стали сыном заниматься.
О наследстве узнал биологический отец мальчика и стал искать Марию. Она сдала на время сына в дом ребенка, а сама обратилась в консульство. Там Марии сказали, что по загранпаспорту она может уехать в Москву и там написать заявление в МИД. Мария так и сделала. В середине октября 2018 года она была в Москве, написала заявление в МИД, а потом отправилась в Петербург, чтобы нервы подлечить. 8 апреля 2019 года она вернулась обратно.
— Ни жилья, ни регистрации у меня нет. Мой отчим выписал меня из квартиры, где я была прописана, и запрещает возвращаться туда. Сейчас я живу в хостеле, пока еще хоть какая-то денежка есть.
В «Ангар спасения» Мария приходит поесть и за одеждой.
Что сейчас с ее сыном, она не знает. Дочь живет с ее биологическим папой и его женой. Она хочет их вернуть, но не знает, как самой здесь выжить.
— У меня в жизни много плохого было. Ну, хоть снег не идет.
Кому нужно постирать?
На следующий день я прихожу к 10 утра.
— Кому нужно постирать? — в палатку входит руководитель «Ангара» Роман Скоросов. — Валечка, вы хотели? Пойдемте.
Роман подводит женщину к старшему, который провожает ее в белый вагончик за мобильными душевыми. Прачечная в «Ангаре» открылась 1 апреля.
— Для нас это все тоже в новинку. Возможно, представляется, что все приходят, открывают машинки, вещи туда кладут, засыпают порошок… Но нет. У нас есть старший, который руководит этим процессом. Он спрашивает, кто хочет постирать вещи, сам берет у человека вещи, осматривает их и сам стирает, а потом возвращает их сухими. Пока мы так работаем.
Валентина стирает вещи уже второй раз. Одежду она получила здесь, другую брать не хочет, она ей нравится.
— Я приехала из Иваново. Устроилась на работу в ЖЭК. За мной на Марксистской был закреплен дом, я убирала подъезды. Еще подработку давали: дворником работала.
— А почему в Москву приехали?
— В Иваново, во-первых, платят мало и не всегда выплачивают вовремя зарплату. А я еще и в таком возрасте, мне 58 лет. Уже стараются не брать на работу. А здесь взяли.
— А где вы жили?
— В общежитии, когда устроилась на работу, дали. Документы потеряла, когда поехала в Иваново оформлять пенсию, чтобы получать не только социальную, когда не хватает трудового стажа, а именно за отработанное время.
Оставшись без документов, Валентина обратилась в «Ангар спасения». Сейчас ей их восстанавливают.
— Когда получу их, поеду в Иваново, оформлю пенсию — и опять в Москву, снова работать. Почему нет? Пока здоровье позволяет.
В Иваново у Валентины остались собака и кошка. Семья ее здесь, в Москве.
— Со снохами я не нашла общий язык. Мне мама всегда говорила: «Жена всегда победит свекровь». Получилось так, что они победили. С внуками я общаюсь, но жить с ними не могу.
— А внуков у вас много?
— Первый сын был женат пять раз. Младший сын женился недавно. Так что у меня девять внуков и три внучки. У сыновей разница в возрасте — девять лет. Вроде братья, но что-то не складывается. Общаются только потому, что их жены общаются.
Мимо нас проходит сотрудник «Ангара» Алексей.
— Алексей, я могу покушать?
— Конечно.
— Я пойду покушаю, пока одежда стирается, хорошо? Вы не голодная?
Любовь — это забота
Валентина скрывается в палатке, а я подсаживаюсь на металлическую скамейку вроде тех, что стоят в коридоре в поликлинике, к мужчине в кожаной фуражке. В руках у него отвертка с разными насадками. Он перебирает их, пытаясь подобрать нужную, чтобы починить очки.
— Интересные у вас очки.
— Складные, да только сломались. На клей бы посадить, — показывает мне сломанную дужку.
Пока мы греемся на солнце, я узнаю, что его зовут Александр. Отчаявшись починить очки, он прячет их в маленький чехол, а тот — в один из многочисленных карманов своей куртки.
Александру 63 года, он живет в городе Бельцы в Молдавии. В конце марта он приехал в Нижний Новгород, чтобы повидаться с сыном, который должен был выйти из тюрьмы. На вокзале в Нижнем Новгороде у Александра украли деньги и телефон. У узбеков на рынке он нашел работу: разгружал товар и помогал по мелочи. Спал на том же вокзале, где его обокрали. Спустя восемь дней он смог накопить деньги на билет в Москву. Сына на тот момент уже депортировали в Молдавию. До того, как сесть в тюрьму, он проживал на территории России нелегально.
— Когда я приехал в Москву, я сделал себе табличку: «Помогите вернуться домой». Просил милостыню у Храма Христа Спасителя. Мне подсказали, что можно обратиться за помощью сюда. Я здесь первый день сегодня. Сказали, что купят мне билет домой.
Он поправляет фуражку с надписью FAR. Позже я узнала, что значат эти буквы — Революционные вооруженные силы Кубы (исп. Fuerzas Armadas Revolucionarias de Cuba). А пока не выдержала и спросила:
— Откуда у вас такая фуражка?
— Когда я служил в Сирии, я познакомился с кубинцем. И мы с ним обменялись фуражками.
— А как вы в Сирии оказались?
— В 75-м году я ушел в армию. Учебку я проходил в Петербурге, а потом нас увезли в Чехословакию. Я был разведчиком. Оттуда нас отправили сначала в Югославию, а потом в Сирию.
В 77-м году служба закончилась.
— Перед дембелем нам командир, хороший был мужик, сказал: «Сделайте себе наколки — тогда вас больше трогать не будут».
— Что он имел в виду?
— В горячие точки не пошлют. По наколке легко вычислить. Я набил себе имя жены, — Александр закатывает рукав, и я вижу на левой руке, чуть выше запястья, полинялую голубую надпись «Иннушка». — Моя первая любовь. Мы с ней еще в школе вместе учились: она в восьмом классе, а я в десятом. Сейчас ждет меня дома. Вы вот можете одним словом сказать, что такое любовь?
— Сложно так сразу ответить. А вы можете?
— Конечно. Это забота. Ведь если заботишься, значит, любишь.
Спустя полчаса после нашего разговора Александру купили билет. Он вернется домой.
Фото: Ефим Эрихман