Олеся Деснянская
Я стараюсь не писать о политике. И потому что не сильно в ней разбираюсь, и потому что любое высказывание чаще приводит к конфликту, чем к конструктивному диалогу. Я молчала, но сегодня поняла, что уже не получается. В какой-то момент молчание превращается в согласие, которого на самом деле нет.
И главный мой вопрос к себе сегодня – а с чем на самом деле я согласна? Такое ощущение, что всех моих близких, родных и знакомых разделили такие баррикады как реновация, митинги, действующая власть и многое другое. И это только кажется, что так просто найти себя на этой палитре мнений – по крайней мере, в моем окружении нет никакой однозначности.
Но проблема даже не в других – я сама не могу найти себя на этой карте. С одной стороны, я согласна с противниками реновации. Я очень люблю свой дом и квартиру, тополя под окном и уютные дворики. Здесь я росла, любила и мечтала, и при мысли о том, что это может быть отнято и разрушено, я готова идти и ложиться под экскаватор.
С другой стороны, я часто бываю в кризисных семьях и хорошо знаю, о чем там мечтают люди. О хорошем лифте, чтобы не тащить ребенка с инвалидностью на руках. О расселении, чтобы не жить впятером в одной комнате и вдесятером в двушке. О новом ремонте, потому что сами его никогда не смогут сделать. Их не волнуют расстояние до метро, количество высоток в районе и любимая сирень под окном. У них своя правда, и я допускаю, что то, что представляется кошмаром мне, может стать благом для них. Они не глупее меня, просто у нас разные жизненные реалии.
Еще сложнее, когда речь заходит об отношениях с действующей властью. Моя постоянная боль – социальная сфера, медицина и образование, с уродливыми проявлениями которых я сталкиваюсь в своей работе. Я перестала смотреть большинство публичных мероприятий, потому что сразу начинаю подсчитывать, скольким семьям на этот бюджет можно помочь и скольких больных спасти. Есть вещи, от которых меня трясет – наши психиатрические больницы и психоневрологические интернаты, позорные пособия по инвалидности и детские, отсутствие нормального обезболивания, бесчеловечные тюрьмы и многое другое. И, конечно, я очень хочу, чтобы это изменилось.
А вот дальше вопрос – как это менять? Проблема в том, что я не верю в революции. И очень боюсь гражданской войны. Потому что все, что я об этом знаю из истории – это смерть, разрушения, нищета и боль. Разрываются отношения между людьми. Страдают самые беззащитные – дети, старики, больные, беременные. Те, ради блага которых это все начинается. Когда я была в Париже, то ходила в Консьержери. Там есть камера, где по легенде вначале держали Марию-Антуанетту, а через год – Робеспьера. Я представила его последнюю ночь перед казнью, и мне показалось, что в эти последние часы его жизнь предстала перед ним холодной, бессмысленной и одинокой пустыней. Как мне видится, многие пламенные революционеры этим заканчивали, и я с болью думаю о тех, кто опять пройдет этой дорогой.
А еще недавно я читала биографию Гайдара. Меня не очень волнует был ли он героем или кровавым убийцей, или и тем, и другим. Мне важно, что он был ребенком, искалеченным на всю оставшуюся жизнь. И хотя я верю в право подростков самостоятельно думать и принимать решения, меня страшит цена, которую за это можно заплатить.
Все это приводит к тому, что я пытаюсь идти дорогой эволюции. Я стараюсь построить диалог с властью и постепенно менять все то, что мне претит. Это сложно, и порой от безнадежности опускаются руки.
При этом я еврейка. А значит, очень хорошо помню о том, что бывает с теми, кто «промолчал, пока приходили не за ним». И на уровне мантры – «never again». Вот только о чем это «никогда больше»?
Об унижении и молчании? О революции? О высоких идеях, за которые еще можно умереть, но как же страшно в них жить? О постепенной девальвации человечности, когда «Париж стоит мессы»?
Несколько лет своей жизни я посвятила участию в необъявленной войне – с терроризмом. Там были очень четкие границы – друзья и враги, защита жизней и попытка убийства. Все было ясно и понятно, кроме одного – когда же все это закончится. Однажды начавшись, война продолжается, унося новые жертвы и разъедая души. Я ушла оттуда, потому что устала жить на поле боя и хотела помогать и созидать.
Я больше не хочу воевать. Я не знаю, кто прав во всей той нравственной и гражданской междоусобице, которая нас все больше накрывает. Происходящее пугает меня и заставляет разрываться между правдами разных сторон. Я спрашивала себя: невозможность принять чью-то сторону и выстроить внятную позицию – не страх ли это перед ответственностью? Не трусость ли, в конце концов?
Но, к счастью, для таких как я, существуют добровольцы Красного креста или сестры милосердия. При невозможности выбора одной из сторон остается дорога помощи людям. Любым – вне зависимости от их национальности, убеждений и религиозной принадлежности. Это та дорога, которая открыта в любые времена. Когда нет места диалогу и пониманию, которые для меня так органичны, остается помогать – самым слабым и беззащитным.
И тогда, как говорил Сапковский: «Быть нейтральным – не значит быть равнодушным и бесчувственным. Не надо убивать в себе чувства. Достаточно убить в себе ненависть».
Источник — Фейсбук Олеси Деснянской