5 августа был убит священник Павел Адельгейм. В память о погибшем священнике предлагаем публикацию Игоря Петровского, пресс-секретаря Ростовской митрополии.
Вечером 5 августа 2013 года, сотни смс-сообщений и телефонных звонков по всей России сообщали эту новость: «В Пскове убит священник Павел Адельгейм». Мой друг, руководитель крупной телевизионной компании, который первым прислал мне эту злую весть, совсем недавно ездил к отцу Павлу: исповедоваться и поговорить. Надо сказать, что в церковном плане Владимир не подарок: вольнодумец, диссидент, одним словом, «поисковик». У отца Павла был какой-то недюжий талант доносить до такого сложного контингента верующих — «новой интеллигенции», — то, что другим священникам донести не всегда удавалось. И дело было не в правильно подобранных словах, мудрых изречениях, ярких примерах. Тут отец Павел был из разряда простецов: говорил несложно, по-пастырски нарочито. Скорее всего, большую роль играла биография отца Павла, которая сформировала его как священника, духовника, человека. Для многих он был человеком особенным, символом, этаким «Сахаровым в рясе»: к отцу Павлу тянулись не потому, что он говорил как-то особенно, но потому, что за ним стоял опыт лагерей и гонений. И действительно, люди, выросшие на Солженицыне и Шаламове, привыкшие доверять «письмам сидельцев» больше, чем официальным сводкам, искренне тянущиеся к Церкви, но при этом страдающие хроническим диссидентством, ехали к нему со всех концов страны. Он был «кувшином для журавля и блюдцем для лисицы». Порою только из его уст они готовы были принять то, что слышали уже не раз от «местных» батюшек.
Не только «мятущаяся интеллигенция», но и поколения молодых священников и верующих приезжали к отцу Павлу. Ведь что-то по-чегеваровски романтическое, что-то подлинно геройское было в этой личности. А еще в нем было целое небо добра. И какого добра?! Пройти через лагерный ад и говорить, что «от лагеря остались очень светлые воспоминания», отбывать наказание не в бараке с интеллигенцией, репрессированной по 58-ой, а с отпетыми уголовниками, устроившими, в конце концов, «несчастный случай», в результате которого направленный на отца Павла агрегат отрезает ему ногу, — и утверждать при этом, что «никогда в своей жизни не встречал подонков и нелюдей, это просто были несчастные люди», — многие ли так смогут?
Еще одного «сидельца», тоже отца Павла, как-то спросили:
— Батюшка, а отчего Вы такой мягкий со всеми?
— Много мяли в жизни, милочка, вот и мягкий, — был ответ старца.
В личности отца Павла Адельгейма многим виделась ностальгия, которая столь свойственна XX веку, по герою, прошедшему лагерь и пытки, но не сломавшемуся. Такими героями были архимандрит Павел (Груздев), архимандрит Иоанн (Крестьянкин), архимандрит Кирилл (Начис), протоиерей Николай Гурьянов и десятки других священников, которых лагерь не озлобил, как героя «Колымских рассказов», а напротив, научил любить и быть предельно настоящим.
Конечно, кто-то припомнит отцу Павлу критику в адрес высшего руководства РПЦ, кто-то помянет его многолетний конфликт с правящим архиереем. Сразу после известия о его кончине, телеканал «Дождь» не преминул показать «нужное» интервью. Некоторые новостные сайты достали из нафталина все прошлогодние антицерковные байки, снабдив ими новостные сообщения об убийстве отца Павла. На сто процентов уверен, что еще долго эту трагедию будут использовать, чтоб в очередной раз пнуть Патриарха, Церковь, верующих. И вместо доброго слова о добром священнике, придется нам еще долго слушать и читать про «последнего из могикан», храбро выступившего против «кровавой патриархии». Но так хочется сказать: господа, окститесь! Он не вашего рода. Не спешите записывать отца Павла в болотный ряд, возносить его имя на радужные флаги. Вам никогда не понять ту верность Русской Православной Церкви, в сочетании с её критикой, которая была свойственна отцу Павлу. И никогда не понять, почему даже те, кто критиковал самого отца Павла за его назойливое «сутяжничество», с интересом и вниманием прислушивались к его старческому голосу, несогласного с некоторыми моментами современной церковной жизни.
Просто он один из немногих, кто по жизни своей имел право на это стариковское бескомпромиссное «ворчание»: когда расстреляли отца, когда посадили мать, когда в хрущевские гонения не побоялся поступить в семинарию, кода в брежневские 70-е сел в лагерь, когда вышел и снова служил…
Да, он был в чем-то неудобен для церковного начальства, но никогда не покидал пределы Церкви, он был популярен в народе, но никого не призывал к бунтарству, он открыто писал о своем особом мнении, но никогда не строчил кляузы. Отец Павел был верным и Христу и Церкви, и именно ему, больше чем кому-либо из подобных «системных критиков», хочется все простить и у него самого попросить прощения: за то, что нам, кому досталась эта вера не так уж и сложно, не хватило терпения, чуткости и культуры принять его, такого неформатного, но такого доброго, истинного и верного. Наследие отца Павла — предмет церковной дискуссии, а не антицерковных журнальных пересудов.
Вечная память тебе, отче Павле, в вечность к Богу на страстотерпцев Российских Бориса и Глеба перешедшего!