В прошлом еще году я писал статью о Розанове Василии Васильевиче, озаглавленную «Фрейд для православных». Ныне получил я на нее гневную реакцию и призыв покаяться. Я-де (вместе с ним — Розановым, разумеется) проповедник разврата или что-то в этом роде. Думал не отвечать. Но уже и один из прихожан пришел с возмущенными вопросами, и значит, отвечать придется. Хотя не хотелось бы. Не хотелось бы очевидное доказывать. Впрочем…
Василий Розанов — оправдан ли?
1) Тексты свои я пишу не для всех. Любой автор рассчитывает на некую читательскую аудиторию, за пределами которой его либо не поймут вообще, либо анафематствуют (с поразительной русской легкостью). Я не пишу только для храмовой проповеди или воскресной школы. Есть наши люди и не стоящие в храме пока. Есть люди читающие и думающие. Им тоже нужно знать, что Церкви, кроме Типикона, еще многое и понятно, и интересно.
Некоторые тексты именно для этих взрослых умом людей. И в отношении некоторых моих, равно и любых других, текстов совет простой. Вы — хозяин. Как с телевизором. Пульт же в руках: не нравится это — ищу другой канал, не нравится ничего — нажимаю off. То есть, не нравится — не читайте. Лично я сам так поступаю.
2) Розанов вовсе не порнограф. Таких последних в его времена уже было море разливанное. Начало «новой эры» пахло потной спальней. Наша же эпоха и вовсе порнографична. Кто хочет спорить, с тем не о чем разговаривать. Внутри этой эпохи Розанов целомудрен. Он благоговеет перед полом, а не проституирует его. Он брак воспевает. Он мещанин, если угодно. Так его многие и называли (А. Ф. Лосев, например).
Но мещанство можно ругать, когда быт налажен, а стремление к Богу заменено ритуалом. Когда же быт разрушен, а стремленье к Богу вообще исчезло, то певец быта превращается в проповедника старой доброй старины: самовара, ягод с чаем, детских пеленок, книжки при керосиновой лампе… Ничего в этом плохого нет, я уверен.
3) Он умен, Василий Васильевич. И он интересен. Сильных у нас все еще много. Мудрых тоже… есть. А вот интересных мало. Сильный говорит: все сломаю. Мудрый говорит: все пойму и объясню. Есть еще «продавцы таблеток от всех болезней», то есть шарлатаны. А интересный говорит иначе: не в лоб и не по лбу, не вправо и не влево, а иначе. Вот это «иначе» и есть жизнь, где не все объясняется и не все ломается.
4) Лосев называл Розанова «половых дел мастер». Это точные и ироничные слова. Бродский как-то назвал его «не мыслителем, но размыслителем». И это точные слова. А о. Андрей Кураев где-то обмолвился, что Розанов — «юродивый русской литературы (или философии)» Вот это совсем правильные слова. Зачем нужны юродивые? — Обличать ханжество и обрядоверие. Зачем они в литературе? — Делать то же самое.
Никто иной, как Розанов, говорил, что в идеале-то у нас сплошь одна святость, только в быту — сплошь свинство. Об этом мы, мол, не говорим, об этом не пишем, об этом и заикаться боимся, потому как святые. Но в быту-то и грязь, и тьма, и полное невежество. Для всего, что с полом связано у нас кроме всемирно известного мата и слов-то нет. А сам трехэтажный мат людям с детства известен. И это не революцией принесено, а задолго «до того как» цвело и пахло, то бишь — смердело.
Не есть ли это обратная сторона завышенных изначально планок, плюс — полное отсутствие ежедневного научения народа? Ну конечно. Это оно и есть. Только кто об этом скажет? В синодальные времена рты всех почти проповедников были залеплены медом. Так сладко было на устах, что диву даешься, как сладость без следа испарилась. Говорить честно могли миряне, да и не все, а юродивые. Вот Василий Васильевич — один из них.
4) Любить — не значит канонизировать. Мне далеко не все в творчестве Розанова нравится. Но любить — это значит на одной странице книжку отбросить, на другой — захлопнуть с гневом, а потом третью открыть и перл найти. Вы не так читаете? Вы хотите, чтоб только по маслицу — по маслицу. А вот прот. Георгий Флоровский говорил, что любого из отцов при сильном желании можно обвинить в ереси. Это при желании, и — отцов.
Кто ж говорит, что какой-то Розанов во всеми прав? Я не говорю. Я только говорю, что он умнее и живее многих. Вот Синод со своей канцелярщиной мучился-маялся с Толстым и не знал долго, что же сказать. А Розанов только пару слов сказал. Толстой, сказал он, гениален, но не умен (во как!). Толстой, говорит, нравственнее нынешнего Синода, но Толстой восстал против всей Церкви, а в ней есть Василий Великий и Иоанн Златоуст, которым Толстой в подметки не годится. Толстой не понял этого и стал врагом Божиим. Все! Гениальное просто. И таких прозрений у Розанова не счесть.
5) Скажут, св. Иоанн Кронштадский писал в дневнике: Господи, иссуши руку писателя Розанова! Знаю. Писал. Я это читал. Но святой батюшка из Кронштадта полжизни положил на борьбу с тем же Львом Толстым. Внимание! Разве после этого и на этом основании исключать Толстого из школьной программы? Разве книги его не экранизировать?
Разве можно теперь обойти молчанием эту целую эпоху в жизни человеческого духа, с его падениями, пропастями, соблазнами? Эпоху, по имени которой, нас весь мир узнает. О, нет. И падения великих назидательны. И их ошибки показательны. И если только на Павла Фивейского смотреть, то марш все в пустыню прямо сейчас, и не сидите за мониторами.
6) Один из полюсов в русской религиозности — это обскурантизм. Запретить! Наказать! На Соловки — псалмы петь! На Валаам — камни носить! И это всегда за что-нибудь второстепенное. Верблюда мы с удовольствием проглотим. Только бы мошку за компанию не сглотнуть, иначе осквернимся. И об этом Василий Васильевич умел ярко и точно сказать.
Если к полу вернуться, то вот Синявский написал «Несвоевременные мысли». Тоже вроде о запретных темах, да откровенно. Но Синявский на фоне Розанова это нашкодивший пацан, который после того, как нашкодил, что-то там понял. А Розанов — мужчина. Без косой сажени в плечах, правда, в очках даже, но мужчина. Его бы сегодня сюда, в мир, где ни один глянцевый журнал без статьи о сексе не обходится, где все кругом повернуты на «ине» и «яне», проникающих друг в друга. Ох, он бы сказал тогда всем этим жрицам Астарты из бомонда и евнухам из княжеских палат! Но не скажет. А другого такого нет. Жаль.
7) Он любил Русь и любил Русскую Церковь. Но любящий не мирится с тем, что есть. Ханжа мирится, бюрократ мирится, потому что любят себя, а не Русь и не Церковь. Любящий ругается, кипятится, ворчит, нервничает и обличает. Если мы любим Русь и ее Церковь, то обязаны, просто обязаны прочесть, понять, через себя пропустить то, что сказали и подумали; написали и предложили для обсуждения лучшие люди Руси. Думающий взрослый человек мимо Розанова пройти не сможет. А, остановившись, многое найдет. Хотя многое и отвергнет, спорить не буду. Даже добавлю — справедливо отвергнет.
Хватит цифр) Я помянул его вместе с Фрейдом, поскольку Фрейд идею Бога выводил из пола. А Розанов, наоборот, пол связывал с Богом. Пол, говорил он, связан с Богом больше совести и ума. С этим не надо спорить, потому что в споре с тайной тайна победит. Пол — великая тайна. И Господь Иисус вынашивался во чреве, проходил родовые пути, Ему перерезали пуповину, Его кормила грудью (а не смесью) Пречистая. Все это выше ума, и это область освященного пола.
Да и слова «отец» и «мать» не самые ли святые? А они ведь из области пола и родовой жизни. Розанов это понимал, а мы нет. При этом мы живем в самую порнографическую эпоху из всех, которые были под солнцем. Солнце ныне не заходит над порнографией в быту и теории, как некогда не заходило над Британской империей. И в это время мы вешаем фиговые листочки и что-то там рассказываем в духе «Низя-а-а. Ай-яй-яй».
Розанов связан с Фрейдом. Ницше связан с Достоевским. Дерзну сказать, что Розанов лучше Фрейда (если слово «лучше» уместно здесь), а Достоевский выше Ницше. Кто хочет анафематствовать Розанова, пусть уж и Достоевского не щадит, потому как и его цензура не жаловала. Достоевский такого наговорил, что в допетровской Руси его бы семь раз расстреляли двумя перстами крестящиеся бородачи. Но если вы от Достоевского откажетесь (или не читали его, что вообще-то позорно для русского), то вы не христианин вовсе. Так вот: Розанов — младшой браток Федора Михайловича. Странненький, юродивый, но браток, причем — родной.
Умерший в Лавре у Сергия, причащенный перед отходом, Розанов ждет общего Суда и вряд ли нуждается в наших спорах о нем. Но мы нуждаемся в комплексном знании о своей Родине и ее выдающихся людях. Иначе мы не исправим ошибок истории, и будет далее то, о чем писал Василий Васильевич. А он писал в частности и о том, что Россия — это пустыня самохвальства и безразличия.
Здесь смерть гения не вызывает ни слез, ни удивления. Все затягивается безразличием так же быстро, как ряской затягивается поверхность болота, только что проглотившего сокровище. Весь ее — России — человеческий набор чаще всего — сонливый лентяй, да анархист с бунтарем, да одинокий святой, убегающий прочь равно как от лентяев, так и от анархистов.
В общем, мне обидно доказывать невинность, оправдывать то, что не требует оправданий и напоминать то, что и так должно быть все время в памяти. Дескать: думайте, читайте, не спешите шашкой махать, учитесь и на чужих ошибках, и на чужих успехах, пытайтесь понять сегодняшний день, чтобы не впасть в иллюзии…
И так далее, и тому подобное.