Тёмные аллеи… помидорные
Оптина Пустынь крупнейший монастырь в России, где одной только братии – сто шестьдесят человек. И это – не считая простых иноков и послушников.
Оптина. Общий вид монастыря
Летом монастырь ежедневно кормит шестьсот человек паломников, а в выходные — до тысячи. И еще есть трудники и подсобные рабочие. Так что обеспечение привычной монастырской жизни – это огромный труд. А сама территория монастыря – многие ли об этом знают? – тянется ещё далеко налево от привычного пейзажа с башенками – по огородам.
секреты монастырского хозяйства
секреты монастырского хозяйства
Мы вышли туда – и немного растерялись. На высоких грядах тесно, словно букеты в ведре, торчали баклажаны («Они дойдут ещё, время есть»), посвечивали боками последние арбузы («маленькие, но очень вкусные»).
В теплице с помидорами («Ну, как же вы с утра-то не приехали? Сейчас мы красные все собрали – некрасиво») коллега случайно зашел не в тот ряд – и потерялся. Ещё бы – ведь высота здешних теплиц – около пяти метров, а кусты, рассаду которых начинают готовить с февраля, а высаживают в апреле, – в два человеческих роста.
секреты монастырского хозяйства
Печки, специальные укрытия, тёплые гряды и популярный ныне капельный полив, воду для которого ветряк накачивает из прудов, а греет в специальной цистерне солнце – все это здесь на вооружении есть.
секреты монастырского хозяйства
Наместник Свято-Введенской Оптиной Пустыни архимандрит Венедикт: Монахи – не дармоеды
«Нужно обязательно восстанавливать сельское хозяйство и промышленность, обеспечить людей работой. И не просто обеспечить – нужно сделать какое-то законодательное положение, чтобы человек работал, потому что самое страшное для души – это, когда человек не работает своими руками.
Буквально, позавчера, на Преображение, у нас на трапезе читалось, как Господь поднимается на гору с учениками. Почему в слове Божием ничего не бывает просто так? Здесь глубокое научение: чтобы увидеть и просветиться светом Божиим, истиной Божией, на гору надобно подняться.
Поэтому наряду с духовным трудом, молитвой, строжайшим образом приводятся завещание и Священного Писания, и святых Отцов Церкви: телесный труд!
Потому в монастыре с древних времен правило: наряду с богослужением, с молитвой, с изучением закона Божия, обязательно телесный труд. Это как два крыла: птица с одним крылом лететь не будет. Убери одно крыло – труд, и без него ничего не будет. Убери другое, и оставь только труд – то же самое, вот такие примеры.
В этом Царство Небесное нудится: ты трудишься телесно, но о Боге не забываешь. Потому и поговорка говорит: «Работайте-работайте, а Бога не забывайте», – что в труде ты должен иметь памятование Божие.
секреты монастырского хозяйства
Если в монастыре монахи будут жить только на подаяние… Один митрополит к нам приезжал и назвал это дармоедством, а дармоеды Царствия Божия не наследует. Подаяние должно идти на церковные нужды: людям обездоленным, нищим, вот на Украину недавно отчислили, помогли.
У нас трудовое послушание – это приблизительно три-четыре часа. Но ещё у насельников есть учеба и службы.
То есть день такой: надо рано встать, где-то до пяти часов, прийти на полунощницу, отстоять, потом на раннюю литургию, потом пойти на трудовое послушание. Ты можешь разделить его и пойти на позднюю, но на одной литургии должен быть обязательно. Затем на учебу, на обед, а после – вечерняя служба. И получается: человек постоянно занят, бездельничать нельзя никак».
Как целуются рыбы
Река Жиздра, на берегу которой стоит монастырь, отличается коварным нравом. Летом – омуты, весной – высокие разливы. Когда-то паромная переправа была возле самых нижних ворот монастыря, и река регулярно подтапливала монастырские огороды. В наше время, чтобы защитить эти территории, пришлось строить дамбу. Так была отвоёвана земля под подсобное хозяйство, да слегка изменились очертания прудов, которые, если верить старым литографиям, были у монастыря и в начале XX столетия.
На берегу пруда стена камышей, узенький мосток, на котором мы едва умещаемся втроём, дальше блестит вода.
– А теперь я вам вот что покажу, – говорит провожающий нас инок. – Держите кусок хлеба и опустите руку в воду.
Дальше началось такое, что и не знаю – было бы лучше, если б предупредили, или нет.
К поверхности моментально поднялись десятки маленьких рыбок и начали ощутимо прихватывать губами намокающий кусок и мои пальцы. Когда в эту толпу малявок вклинилась из глубины тёмная спина длиной в полторы ладони, я опасливо выпустила хлеб и вцепилась руками в доски мостка.
– Да не бойтесь, у них же зубов нет!
С трёх зарыбленных небольших прудов монастырь получает за лето две с половиной тонны карпа, карася и толстолобика. Теоретически при нынешней технологии можно довести до трёх тонн. Если технологию сменить, возможно было бы выращивать больше, но рыба будет жирная и не такая вкусная.
Ответственный за прудовое хозяйство с энтузиазмом показывает систему фонтанных аэраторов. Со стороны кажется, что фонтан на пруду – причуда сумасшедшего ландшафтного дизайнера, а это просто технология: выбрасываясь вверх, вода насыщается кислородом. Зимой тот же аэратор способен пробить лед в полынье. Это важно – на зиму пруды до конца не спускают – в них остаётся часть молодняка.
секреты монастырского хозяйства
Потом мы долго рассматриваем разные разности – то прежний аэратор, который, наоборот, закачивал воздух на глубину, но уж больно много жрал электричества, то какую-то хитрую современную машину, которая позволяет чистить пруды, не спуская воду.
Но вообще-то нужды монастыря – это тонн тридцать, так что рыбу докупают со стороны.
Помидор цветокоррекции не подлежит
Есть в монастыре и своё небольшое стадо, и лошади. Но навоз из конюшни и коровника расходуется в основном на теплицы. В огородную землю больше попадает солома да ил из прудов.
Огороды у монастыря обширные – вместе с теплицами занимают около двадцати гектаров. Морковная ботва тянется вдаль, а окончание свекольной полосы – и вовсе пропадает из глаз.
Увидев монастырскую свёклу, наш фотограф – городской человек – застывает в изумлении. Я этот сорт давно знаю и люблю – за компактность на дачной грядке.
А вот над очередным помидорным кустом («Вообще-то мы в открытом грунте давно не сажаем – болеют. А тут чего-то решили») мы в изумлении застываем оба. Плоды на нём по цвету больше напоминают то ли шоколад, то ли чуть недозревший баклажан. Наконец, фотограф отмирает и клятвенно обещает цветокоррекцию к снимку не применять.
Всё, что вырастает на овощных грядках, монастырь съедает сам. Из огородных даров бывают излишки разве что капусты и картошки.
Кстати, многократно описанные паломниками 90-х оптинские картофельные страдания, когда трудники просто не успевали убирать с поля клубни, вывороченные картофелекопалкой из борозд, давно остались в прошлом.
Теперь у обители есть аж два картофелеуборочных комбайна – польский (за случавшиеся поломки сосланный теперь в резерв) да немецкий. Так что уборка, к которой приступят на неделе, полностью автоматизирована. Правда, остаётся ещё сложная сортировка – на неё нанимают рабочих.
На своих восьмистах гектарах пашни – что-то в собственности, что-то – в аренде, – монастырь сеет пшеницу, гречиху, ячмень, горох, овёс и медоносы для пасеки. Мелют зерно на собственной мельнице, и даже мука разных сортов здесь производится. А вот имеющиеся бункеры для хранения зерна монастырю давно маловаты.
секреты монастырского хозяйства
Так что приедете в Оптину – имейте в виду: и хлеб, и пироги, и каша, и просфоры – всё это здесь своё, выращенное.
Свой виноград тоже есть, правда, его совсем немного и кагор из него, понятно, не делают.
Яблони и груши попадались нам буквально на всяком свободном месте. А после того, как я ехидно подумала, что при таком уходе выросла бы, наверное, и пальма, тут же наткнулась на пальму у входа в братскую трапезную. На декоративную, в кадке.
Наместник Свято-Введенской Оптиной Пустыни архимандрит Венедикт: Слово «продавать» – не монастырское
«У нас есть ещё полевое хозяйство, надо ехать пятнадцать километров в полевой стан, там около восьмисот гектаров земли. Мы только сейчас собрали урожай.
Но, конечно, это расходы: надо зарплату, надо горючее, ремонт, запчасти. Стоимость одного только комбайна громадная, и он лишь года через два-три оправдает себя. Но мы землю-то не оставляем: мы за ней ухаживаем, удобряем, и удобряют наши коровки при помощи лошадок, которые навоз развозят. Пять лошадок фактически заменяют три грузовых машины и трактор. Наши лошадки – громадные тяжеловозы. Как они нам помогают! Работают сейчас шесть, еще две малышки растут, и еще одна должна быть скоро привезена, её ещё дрессировать надо.
По милости Божией, в прошлом году, когда с картошкой был везде неурожай, а у нас с площади, где обычно собирали совсем мало, вышло четыреста тонн картошки. И мы жертвуем – ветеранам, инвалидам. Они кровь проливали – как можно их оставить? В школы, в больницы отсылаем. В Лавру – в семинарию и академию: наши там учатся, нужно чем-то компенсировать.
Конечно, без штатных рабочих, одной братией, не обойдешься, приходится брать на работу, оплачивать. У нас есть трое или четверо из числа братии, которые могут работать на комбайне, но мы собираемся еще послать на обучение.
Миряне приходят на работу, но в корпусе братии никого мирян нет, сюда не то, что мирян, даже того, кто хочет в монастырь, не поселят. Его в корпус могут поселить только тогда, когда разрешат носить подрясник, а это не скоро; а в простой одежде его не поселят, у них отдельные места, гостиница.
Выращивать, чтобы продавать? Даже само слово «продавать» какое-то не монастырское. Для нас, монахов, достаточно хоть себя содержать и кому-то помочь. А остальное время – на Закон Божий, а то получится один труд, одно крыло.
Продуктов хватает только на содержание самой братии. Допустим, огурцов мы собрали, делаем засолку. Как мы будем их куда-то продавать? У нас не получается, это непосильно.
Да, наш монастырь большой, хотя очень много сложностей; такие проблемы, которые и не знаешь, как разрешать. Например, проблема с пассажирским транспортом: сюда обыкновенного, рейсового автобуса из Козельска, чтобы по часам ходил, по расписанию, нет. И нам приходится содержать автобазу.
Мы должны иметь автобусы, чтобы за рабочими поехать в Сосенский, привезти их в Козельск, в другие места. И паломников тоже возим, потому что городская маршрутка не справляется. А на одно горючее в месяц уходит миллион, не считая ремонта. Скажите, как покрыть такие расходы? Летом людей приезжает много, но вот сейчас осень, людской поток спадает, а за одно электричество приходится в месяц платить пятьсот тридцать тысяч. А еще ведь за газ.
Монастырское хозяйство – это типичный колхоз или совхоз, коллективное хозяйство, и оно себя очень хорошо оправдывает. И мы видим, что люди, которые здесь трудятся, становятся благоразумными.
Безбожие, которое было раньше в колхозах и совхозах, – поганая вещь. А если бы этим не травили людей, то жили бы, вели бы себя прилично, одевались бы прилично.
А то в Москву придешь и не знаешь, выйти ли из машины. Подбегают к тебе: «Благословите!» – то ли он в плавках, то ли в трусах, и крестик висит. Спрашиваешь: «а почему ты в таком виде?» – «А что, нельзя?» – вот и весь ответ. Как будто не знают, совесть не говорит. И как с этим бороться? А за это ведь гнев Божий.
Но трудиться всё-таки в таком виде нельзя. Нужно надеть спецовку, привести себя в порядок, – и человек другой становится, и жизнь другая.
Вместо завершения
Мы сидим на полевом стане, смотрим на золотую стерню, пьём крепкий монастырский квас. Уборка зерновых закончилась, картошки – пока не началась. По случаю этой паузы наёмных рабочих на стане нет и, по сравнению с людным монастырём, здесь тихо.
Братия показывает нам передвижной, переделанный из вагончика, храм и уговаривает остаться на вечернюю службу. Остаться хочется, а заодно – заснять красивейший местный закат. Но нам ещё ехать до Москвы.
Стан спрятан на опушке, но между громадных лесных деревьев вдруг находим несколько молодых груш – братия посадила. Тоненькие деревья увешаны плодами (и здесь начинается то же самое). И я сижу – и перебираю в голове всё увиденное и услышанное за день.
Из выращенных в прошлом году четырёхсот тонн картошки сами съели только двести. То есть, при желании монастырь мог бы выйти на местный сельскохозяйственный рынок как заметный производитель.
А ещё он обеспечивает рабочими местами: летом – комбайнёров, зимой – подсобных рабочих. Для области, где, несмотря на расположение и климат, обработанные поля чередуются с зарослями трёхметрового борщевика и молодых берёз, да то и дело попадаются заброшенные фермы – дело очевидно нелишнее.
Хотя, понятно, что всё это – кормить, строить, обеспечивать работой – совсем не главное дело монастыря.
Фото: Иван Джабир
Словарь Правмира — Монастырь, монашество
