Оптина пустынь: годовщина победы

Четверть века минуло с тех пор, как передали Церкви Оптину пустынь. Стремительно пролетели эти годы. Будто только вчера я прочитал в какой-то общесоюзной газете новость о передаче монастыря.

Я тогда работал школьным учителем, знал об Оптиной из очень кратких рассказов своего духовника, — дескать, были там великие старцы-чудотворцы. Толком священник сам ничего не знал, но всякий раз во время рассказа глаза его разгорались и было видно, что это место, безусловно отмеченное особой благодатью, он воспринимает как некий сказочный град Китеж, монастырь мечты, где Небо снисходит на землю и одухотворяет даже умершие души. Попасть в него нельзя. Ибо погрузился наш «Китеж» под толщу советских лет, а все оптинские жители переселились в Небесную обитель, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная».

«Братья Карамазовы» Достоевского и рассказы батюшки соединились воедино, и так нарисовался в моем воображении образ Оптиной: некий таинственный лес, в котором на поляне стоят рубленые приземистые избы, огороженные почему-то сказочным частоколом. В избах полная тишина, едва-едва слышен шепот молитв, потрескивают дрова в печи, полумрак, из освещения — лишь разноцветные лампадки и сияющие горним светом беловласые старцы в белых домотканых подрясниках, восседающие на лавках. На массивных шкапах и резных этажерках лежит множество старинных книг. Все пространство наполняет нежный и уютно-домашний запах ладана. Разговоры тихи и крайне редки, только о чем-то действительно жизненно важном…

Нарисованный моим воображением образ был до такой степени противоположностью окружающей советской реальности, что легче было поверить в его правдивость, чем представить, что когда-то, пусть и не в таком сказочно-идеальном виде, монастырь возродится и его заселят новые обитатели, новые анахореты и пустынники. Еще более невероятным было представить себя свидетелем возрождения обители и пожить в ней в самые прекрасные годы ее существования. И тем не менее чудо свершилось.

Новое мЫшление и Перестройка гигантским железным плугом вспороли десятилетние советские наслоения, открыв миру святыню под спудом. Открылась она в печальном виде: не было монастырских стен, остались лишь отдельные фрагменты. В Казанском соборе находился склад сельхозмашин, и старые трактора и сеялки стояли на грунтовом полу. Камень с пола куда-то исчез — слизала безбожная советская власть и местные жители. Храм Марии Египетской имел лишь четыре стены и одному Богу было ведомо, почему он еще не упал. Не было колокольни, Владимирской церкви и многих других построек. Богослужение велось в малюсеньком, незаслуженно забытом теперь, надвратном храме «Святых врат» на втором этаже. Из главного Введенского собора только-только вывезли токарные станки.

Введенский собор до реставрации

По распространенной в советские времена традиции главный вход в храм был заколочен, а входили в мастерские через боковые двери и специально пробитую в метровой стене дверь в алтаре.
Условно целым было только одно здание — нынешней братской трапезной. В ней разместилась первая гостиница и братский корпус. В прежние времена в трапезной размещался клуб, и стены и потолок были густо покрыты несколькими слоями жуткой советской масляной краски, которой очень любили красить панели в подъездах многоквартирных домов. Тяжелые синие, зеленые и купоросные цвета. Окна заколочены досками, а в толстой стене пробито отверстие для кинопроектора. Почему нельзя было разместить его в центральном окне, почему пробили толстую стену рядом? Понять этого невозможно.

Маленькая металлическая будка киномеханика была устроена на высоте третьего этажа. К ней вела металлическая же лестница. В самой будке в полу местная молодежь проделала отверстие, которое активно использовала для забавы. Клуб был закрыт уже очень давно, ни кинопроектора, ни прочей техники там не осталось и в помине, и местные остроумные молодые люди развлекались тем, что ходили в это отверстие по большой нужде. Им было очень весело наблюдать, как продукты жизнедеятельности их организмов летят вниз с высоты третьего этажа. А если еще и дурака какого-нибудь незнающего притащить и внизу поставить — тогда вообще «ништяк» шутка получалась…

Воспоминания об этой будке лучше всего подходят к описанию той деградации, которая произошла с душами людей за десятилетия безбожия. Пожалуй, это и есть образ ада, когда душа падает вниз, яко глина, вбиваясь в землю. Даже камень может отскочить от земли. Глина не может.

Оптина пустынь, 60-е гг

Прот. Сергий Четвериков в книге «Оптина пустынь» писал:

«Монастырь подвергся уничтожению не сразу… С великой скорбью покидали дорогую обитель оптинские иноки. Последняя всенощная, совершенная в Оптиной пустыни, была 15 июня 1924 года. С тех пор страшная разрушительная работа пронеслась над обителью и кладбищем. Осталось несколько зданий… Скит и все во Скиту уцелело в большей целости, нежели в основном монастыре…»

Паломники, фото XIX в.

Скит. Вот то место, которое я хотел увидеть более всего. Именно тут жили оптинские старцы, сюда приезжали тысячи, десятки тысяч людей со своими бедами, болезнями, смущениями и переживаниями. Сколько слез видели эти стены, сколько улыбок, сколько задумчивых лиц! Скит действительно сохранился лучше всего. Конечно, много погибло мелких «вкусностей»: например, не все знают, что раньше домики скитян были выкрашены в разные цвета — они были желтенькие, зелененькие, голубенькие. Между домиками бежали желтые песчаные дорожки, и скитские трудники каждый день подсыпали местами свежий песочек, чтобы было красиво.

Весь скит утопал в цветах и плодовых деревьях. Десятки сортов цветов радовали глаз жителей и посетителей скита. Птички, пчелы, бабочки — и тишина. Тишина, которую редко встретишь в других монастырях. Про такую тишину говорят, что она звенит. Даже лай собаки у самой стены скита внутри слышен глухо. Загадочная особенность, только в одном месте я встречал такое странное физическое явление. Но самое главное, что всюду, даже там, где жили простые обыватели, чувствовалась какая-то странная сила, присутствовал чей-то дух, добрый, любящий, заботливый. Как будто старцы и не умерли вовсе, но живут рядом с нами и помогают нам — видят, слышат и хранят нас.

Вид Предтеченского скита

Внутренний вид Предтеченского скита (Гольдберг, 1887 г.)

Корпус братских правил

Сейчас многие едут в Иерусалим или на Афон в поисках встречи с Богом. Но Он гораздо ближе, чем мы можем себе это представить. Великое в малом. Он тут, Он совсем близко. Нужно только увидеть тех, кто жил с Ним, служил ради Него, помогал Ему. И радость встречи вас никогда не покинет. Всю оставшуюся жизнь вы будете помнить тот миг, когда осознали, что нет времени и пространства, что мир видимый и духовный много ближе, чем это принято воспринимать, что Небо может спуститься на землю и одухотворить даже мертвые души.

К юбилею принято вспоминать все хорошее и говорить о значении юбиляра. Думаю, что много добрых слов будет сейчас сказано о том, кем стала для нашей страны возрожденная Оптина пустынь, сколько она приняла судеб, сколько утерла слез, скольким людям помогла. Все это так. Значение ее огромно, польза велика, и сотни тысяч людей могут сказать сейчас: «слава Богу, что есть Оптина». Но в эти юбилейные дни я хочу еще помянуть тех, кто не дожил до ее воскресения из мертвых, тех, кто уходил из монастыря в 1918-м и 1923-м. Кто шел во тьму, мрак, окутавший нашу страну, кто видел абсолютное зло, сковавшее, поработившее великую Россию. Кто знает, может, не только старец Нектарий видел грядущее воскресение Оптиной. Может, в это верили многие оптинцы. Их верой, их молитвой, их служением возродился монастырь. Помянем их. «Их же имена ты Сам веси».

Преподобный Нектарий Оптинский

Преподобноисповедник Рафаил (Шейченко)

1949 год, калужская тюрьма. Третий арест отца Рафаила

Преподобноисповедник Никон (Беляев)

70 лет назад, в 1918 году калужские власти приняли решение закрыть все 16 своих монастырей. Делалось это для борьбы с тунеядством, к которому советская власть отнесла и монашество. Вначале поступил приказ переоформить всех монашествующих как работников сельхозартели. Так в Оптиной появился совхоз. Просуществовал он недолго. В журнале «Революция и Церковь» №3/5 за 1920 год мы находим следующую запись:

«Ликвидация черных гнезд. Ликвидирована известная Оптина пустынь в Калужской губернии. В монашеских кельях обнаружено женское белье, гармоники, граммофонные пластинки, кроме того, найдены завещания на капиталы, ранее принадлежавшие монахам и оставленные последними разным девицам».

Предтеченский скит, 40-70-е гг.

Тут необходимо сделать небольшое примечание. Все сказанное в заметке является чистой правдой: женское белье, несмотря на бесконечные уговоры выбросить, собирал старец Нектарий для раздачи приходившим к нему бедным незамужним девицам; гармоники и граммофонные пластинки в Оптиной были делом обыденным, петь любили и умели, а многие очень интересовались серьезной классической музыкой, любили Шаляпина и с радостью ставили для паломников пластинки на граммофонные аппараты с большой трубой. Что до капиталов, то комментарии, думается нам, тут не нужны — деньги текли в Оптину рекой и такой же рекой утекали обратно в руки других паломников и нуждающихся. Так что все правда. Только подана эта правда в лучших традициях атеистической пропаганды, так «искусно» развитой позже.

В другом номере того же журнала находим еще одну запись:

«Из Калужской губернии нам телеграфируют, что на 1 декабря 1919 года в Калужской губернии за исключением двух уездов, не давших о себе сведений, общее количество переданной народу бывшей церковной и монастырской земли — 6984 дес. 1735 кв. саж. Сдано в казначейство 1.084.308 руб. 36 коп., изъятых от бывших религиозных организаций. В губернии закрыты монастырь и 4 церкви».

Голая пустая статистика, льдом обжигающие слова: изъято, ликвидировано. Так все легко и просто на бумаге. А ведь за этими словами судьбы людей. Только в одной калужской области было выброшено на улицу более 4000 монашествующих. 4000 человек. В том числе стариков, старушек, болящих, убогих, немощных. Представьте себе судьбы этих людей. Какими они были?

Козельск. 1920-е годы. В нижнем ряду слева направо: иеромонах Никон (Беляев), иеромонах Геронтий (Ермаков; расстрелян в 1938 г.); стоят: рясофорный монах Кирилл (Зленко;† 1932) и рясофорный монах Родион (Шейченко)

Епископ Онисифор (Пономарев), иеромонах Рафаил, иеросхимонах Мелетий (Бармин) с прихожанами у Благовещенского храма

К месту будет привести еще один документ — бесхитростное стихотворение, написанное кем-то из оптинских насельников (подпись была неразборчива, и я до сих пор не знаю его имени). Судя по стилю, из простецов, но совестливых, оттого-то и особенно несчастных. Он оказался в числе тех, кто лишен был своей душеспасительной обители, а значит и вынужден медленно, мучительно умирать в мире, из которого сознательно ушел в свое время.

Стихотворение помечено 1923 годом, когда власти опечатали последний оптинский храм и стало ясно: Оптины уже нет и больше не будет. По крайней мере очень долго.

Приведу стихотворение целиком.

Правда об упразднении Оптиной пустыни 1923 года

Была прекрасная погода,
Но ничего не веселит,
Лишь плакать и скорбеть велит.
Советская власть церковь запечатала, и не служили,
Отцы и братия сокрушались и тужили.
Вдруг милость оказали
И служить приказали.
В настоящее время служат и поют,
Усердно причащаются и слезы льют.
Это всемирная радость и утешение,
Для всех грешных спасение.
Просили расписаться, чтобы монахи выходили,
Себе место бы находили.
Вторично скорбь и беда —
Оставить Оптину навсегда.
Отец и старец нас оставил,
Сугубо плакать и скорбеть заставил.
Монахи без глаз и без ноги
Просили меня: помоги!
Суббота и другая —
Прости, Оптина, дорогая!
Комиссар сказал:
«Послушники и монахи,
Убирайтесь на своих ногах».
Монахи начали собираться,
Вещи брать и убираться.
Кто остригся в баланжи,
Так благоразумно себя держи.
Кто из тульских цеховых —
С малолетства нет родных.
Старик семидесяти шести лет,
Ни сапог, ни дома нет.
Оптина, дорогая, тихое пристанище, душевный покой,
Не знаю, где еще найти такой.
Она всегда странных принимала,
Кормила и душевно питала.
Должно, мы прогневали Бога —
Вот нам широкая дорога,
Куда хочешь иди —
Нет настоящего пути.
И виноватого не найдешь,
А сам от себя не уйдешь.
Господь вразумляет,
А не умерщвляет.
Аминь.

Замутненному ложными идеями сознанию русского общества, взявшегося строить будущее «счастье», невозможно было услышать тихий плач старого монаха, лишенного настоящего — скромного монастырского благоговейного покоя, о котором мечтал многие годы, и даже простого теплого угла.
До возобновления родной обители никто из оптинцев не доживет. Никто из них так и не узнал, какое Постановление Правительства РСФСР было принято 17 ноября 1987 года. Но повторюсь, это их победа. Христос победил смерть.

Конец 80-х - начало 90-х гг

Накануне великого краха, 31 декабря 1916 года неизвестный мне летописец Иоанно-Предтеченского скита сделал такую запись:

«Оглядываясь назад, мы видим, что истекший год чреват был тяжкими бедствиями и потрясениями для Православной Веры. Карающая десница Божия все еще простерта над нами. Правда, мы молимся и просим Господа о помиловании: храмы Божии по-прежнему отверсты и призывают всех к покаянию и усердной молитве. Но в то же время открыты и театры и продолжают свое разрушительное дело бесчисленные зрелища и увеселения; при этом не прекращаются всякого рода преступления, что были до войны. Причем сама публичная печать внушает населению жить так, как оно жило до войны, как будто бы не было никакого бедствия, совершенно отвлекая духовные очи русского народа от того, что было причиною гнева Божия. Но этого мало. В печати открыто подрывается почитание власти предержащей и поощряется всякое противление ей. Так разоряет левая рука то, что созидает правая. О! если бы мы все прониклись убеждением, что согрешили и прогневали Господа своей жизнью, и смирили бы себя под крепкую руку Божию; что мы, хотя и грешные, но Господь милосерд, любит нас и по-прежнему готов на помощь нашу; что в Нем и только в Нем едином все упование и спасение наше, что Он ждет нашего всецелого к Нему обращения и грозными глаголами совершающегося зовет всех нас, христиан православных, сей новый Богоизбранный Израиль, к покаянию, исправлению и жизни новой добродетельной и святой, неизменно в недрах Церкви Православной пребывающей.

О, Пречистая Госпоже, Приснодево Богородице! Моли за ны Тебе возлюбившаго и рождшагося от Тебе Сына Твоего, Христа Бога нашего подати оставление согрешений, мирови мир, благоплодию изобилие, Императору нашему Николаю Александровичу и наследию Его здравие, на враги же одоление, пастырям святыню, и всему человечу роду спасение. Грады наша и страны Российския от нахождения иноплеменных заступи, и от междоусобныя брани сохрани. О, Мати Боголюбивое Дево! О, Царице Всепетая! Ризою своею покрый нас от всякого зла, от видимых и невидимых враг защити, и спаси души наша».

Конец 80-х - начало 90-х гг

Они победили. Они вымолили. Они показали нам, что может сделать истинная вера. Когда вы приедете в Оптину и будете молиться у мощей оптинских старцев, помяните несчастных мучеников двадцатых годов. Мы не знаем их имен. Для нас они навсегда останутся неизвестными победителями. И помните о том бесовском времени, в котором им довелось жить. Память и молитвы нужны не им — они святы. Это нужно нам, чтобы никогда больше не повторилась трагедия. Чтобы мы праздновали только одну дату возрождения Оптиной — 17 ноября 1987 года.

Конец 80-х - начало 90-х гг

А еще помяните скромную труженицу, которая приблизила победу — Надежду Александровну Павлович. Она много сделала для того, чтобы спасти Оптину от полного разорения. Своей жизнью она доказала силу любящего и верующего сердца. Показала, что может сделать Христианин, даже если он самый простой человек, даже если против его Веры восстало целое государство. Как и оптинские насельники, она не дожила до передачи монастыря Церкви, но она стояла рядом с нами на первых литургиях, с радостью помогала носить кирпичи, красила восстановленные стены. Об этом дне она мечтала всю свою жизнь.

Вода из твоего колодца
Чиста, прозрачна и светла,
Она из недр глубинных льется,
Все отмывая добела.

Но твой черпак давно утерян,
И блещет холодом струя.
Заветные открыты двери,
И перед ними плачу я.

Ну, что ж! Разрушить можно стены
И башни в щебень раздробить.
Но даже щебень драгоценный
Душа не может не любить,

И выплывают из тумана
Сияющие купола…
Ты не свои, ты наши раны,
Как бремя, легкая, взяла.

Все это знаменье иного
И бытия, и торжества,
Под гробовым твоим покровом
Ты ослепительно жива.

Последней служке, неумелой,
Дай прозревать сквозь эту тьму,
К твоей пыли приникнуть белой,
Как будто к сердцу твоему.

1967 год