У Сережи полтора года назад обнаружили злокачественную опухоль в головном мозге. После удаления опухоли он прошел несколько курсов химиотерапии и протонно-лучевой терапии. Сейчас Сергей не может стоять, ходить, самостоятельно сидеть и глотать. Желудок не работает. Для того, чтобы жить, юноше необходимо дорогостоящее специализированное питание. Оно вводится с помощью шприца в искусственно сформированное отверстие в кишечнике. Помощь нужна срочно, на период, пока юридическая служба фонда «Правмир» добивается бесплатной выдачи питания от государства.
18-летний Сергей, сидя на коляске, начинает удивленно оглядываться по сторонам.
— Что такое, сынок? — Елена оставляет на кухонном столе недочищенную морковь, вытирает руки и подходит к сыну.
— Ма-ма, не пой-му, что со мной про-и-зош-ло? — Сергей говорит медленно, растягивая и дробя слова.
— У тебя была операция на голове, сынок. Но скоро все будет хорошо. Ты будешь дальше учиться в академии. Ты немного отстал от своих друзей, поэтому придется наверстывать. Школу смог окончить экстерном на «отлично» и тут быстренько все сдашь! Ты же всегда был сильным!
Сергей
— Если бы у Сережи было полное осознание происходящего, уверена, он бы землю грыз, но встал на ноги. Он всегда был целеустремленным, активным, общительным, веселым. Во всем и везде участвовал — сначала в школе, потом в академии. Пел, танцевал, играл в футбол. Правды везде добивался. Очень хотел пойти в армию, в десантные войска, как его дед. На первой медкомиссии ни снимков, ни справки о том, что у него был врожденный вывих тазобедренного сустава, никому не показал… А сейчас вот ни переворачиваться в кровати, ни сидеть, ни есть сам не может. С памятью проблемы. То, что было в школе, четко помнит, а вот после — уже нет. Спросишь, сколько ему лет, — задумается. Потом ответит: «шестнадцать». Я сыну говорю: «Как же 16, если ты уже в академии учился?», — Елена не может сдержать слез.
Головные боли и тошноту списали на гастрит и переутомление
Экзамены за 8-й и 9-й классы Сережа сдал экстерном — за год. В 15 лет поступил в Ставропольский аграрный университет. Там в 2018 году впервые открылся факультет среднего профессионального образования. Обучение было рассчитано на 2 года 10 месяцев. После этого можно было продолжить обучение в том же вузе.
Сережа до болезни
Уже с первых дней учебы Сергей стал жаловаться на плохое самочувствие и головную боль. Сходил по совету мамы в медпункт. Оказалось, давление высокое. Выпил таблетки, стало лучше. Но ненадолго.
Головные боли периодически возвращались. «Может, адаптация, переутомление?» — думал он.
В январе 2019 года, сдав экзамены за первый семестр, Сергей приехал на каникулы домой, в Новопавловск. «Мам, меня тошнит что-то», — признался он. Пошли вместе к районному врачу. Тот направил к гастроэнтерологу. Сергею поставили диагноз «гастрит» и стали лечить. Боль как будто отступила. Но во время летних каникул вернулась снова.
Изучив рентгеновские снимки позвоночника, педиатр уверенно заключил: «Мне теперь понятна причина ваших головных болей. Позвоночник искривлен, в шейном отделе — загиб сосудов. Из-за этого нарушено кровоснабжение мозга».
Операция длилась семь часов
— 25 августа мы должны были везти Сережу в Ставрополь. Начиналось заселение в общежитие. Уже были собраны чемоданы. Но ему с каждым днем становилось все хуже и хуже. 19 августа мы поехали в Георгиевск — на прием к неврологу. Он едва взглянул на сына и сказал: «Вы не завтра, а прямо сейчас должны поехать на МРТ». Мы тут же в машину — и в Пятигорск. Ближе нигде томографа не было, — вспоминает Елена.
Сережа с папой и сестрой до болезни
Сергею сделали МРТ и сразу же озвучили диагноз.
— Услышав слова «опухоль головного мозга», я чуть не потеряла сознание. Сын стоял молча. Без эмоций. Когда мы привезли снимок неврологу, отправившему нас на томографию, тот сказал: «Это уровень не наших региональных врачей». А в отделении нейрохирургии краевой больницы на вопрос: «Вы с этим справитесь?» — просто пожали плечами. Тогда мы все вместе — муж, я и сын — в чем были сели в машину и поехали в Москву. Мы не знали, куда мы едем, примут ли нас в какой-то больнице. Просто ехали. Сутки. По навигатору, — продолжает она.
Увидев, что Сергей едва держится на ногах, врачи одной из московских детских больниц не смогли отказать в госпитализации. Они сразу сделали ему обезболивающий укол и стали готовить к операции. Длилась она семь часов.
— Все это время мы с мужем были в больнице. Потом вышел нейрохирург и сказал, что удалил опухоль настолько, насколько было возможно, чтобы не затронуть мозжечок. Осталась небольшая полоска. Дальше все зависит от результатов гистологии — исследования ткани опухоли. Помню, он еще сказал: «Мое мнение: это зло. Предположительно медуллобластома». Он имел в виду, что опухоль злокачественная.
Не успел Сергей отойти от наркоза, как прямо в реанимации у него случилось кровоизлияние. Врачи снова боролись за его жизнь.
— Через несколько дней пришел результат гистологии: опухоль злокачественная. Я была в таком отчаянии, не знала, как жить дальше, — говорит Елена.
После операции Сергей почти не говорит и не может глотать
Две недели Сергей находился в медикаментозной коме, потом постепенно стал приходить в сознание: шевелить пальцами, открывать глаза, узнавать родных. Из-за трубки ИВЛ во рту он не мог говорить. Питание получал через зонд. На новых снимках МРТ врачи обнаружили у Сергея метастазы в спинном мозге и перевели его в онкологическое отделение. Назначили несколько курсов высокодозной химиотерапии.
Сергей
— Мы с мужем круглосуточно дежурили в палате сына. Ему нужен был уход. Он не мог двигаться вообще. На ночь мне разрешали оставаться в больнице, а муж то к другу уходил, то ночевал в машине. Даже купил себе спальный мешок. Теплые вещи нам осенью привезла из Новопавловска моя мама. Химиотерапию сын перенес более-менее, без рвоты. Может, потому что питание поступало не в желудок, как у других, а в кишечник. Ему после операции наложили еюностому, то есть сделали искусственное отверстие в тощей кишке, куда шприцом вводилось специальное питание.
Помню, мыла как-то сына, смотрю, а в руках — его волосы. Подняла глаза, а у него и ресницы, и брови выпали. Лысенький совсем. Но он и вида не подал.
Не плакал никогда. Выписали нас из онкоотделения только в конце февраля прошлого года. Тогда я впервые за несколько месяцев вышла на улицу. У меня было такое состояние, что боялась даже в магазин зайти. Одичала, — рассказывает Елена.
Протонно-лучевую терапию Сережа прошел в Санкт-Петербурге. Там его состояние стало улучшаться, он начал медленно произносить отдельные слова, а потом и короткие фразы. Домой в Новопавловск он вернулся вместе с родными в День Победы. Нужно было продолжать лечение. Пройти три очередных курса поддерживающей химии.
Сережа с сестрой и папой
— Пока неизвестно, наступила ли у Сережи ремиссия. На последних снимках МРТ видны места, где накапливается контрастное вещество. Но что это — метастазы или какие-то последствия химиотерапии (что вполне возможно), — мы пока не знаем. Ждем консультации в крупном медицинском центре Москвы. Если подтвердится, что у Сережи вторичные опухолевые очаги, тогда назначат новые курсы химии. Если нет, встанет вопрос о реабилитации. Сейчас у Сережи нарушен глотательный рефлекс, он не может есть через рот, поэтому ему необходимо энтеральное питание через кишечник. Специализированные смеси дорогие. Но они жизненно необходимы сыну, — говорит Елена.
Помогите Сергею жить.
Фонд «Правмир» помогает онкобольным взрослым и детям получить необходимое лечение. Помочь можете и вы, перечислив любую сумму или подписавшись на регулярное ежемесячное пожертвование в 100, 300, 500 и более рублей.