Саша: «Мы можем познакомиться с нашим ребенком?»
Когда я была студенткой медуниверситета, занятия по детским болезням проходили в республиканской клинике. Там, в ординаторской стояла кроватка, в которой лежал девятимесячный белокурый малыш. Помню его имя до сих пор – Сережа Белоусов. Он узнавал меня по шагам в коридоре, каждый день радовался мне. Я не знаю, как так вышло, но точно могу сказать, что всего за неделю занятий я его полюбила. Мне было 23 года, я жила с родителями. Конечно, моего желания усыновить Сережу они не поддержали. Я очень надеюсь, что в итоге Сережу усыновили и он вырос настоящим мужчиной.
Через несколько лет я вышла замуж за самого лучшего для меня человека. Мы действительно очень любим друг друга, но забеременеть не получалось, не было даже вразумительного диагноза. Я сама работала врачом в детской реанимации, мимо меня прошли столько детей из казенных заведений! Я хотела усыновить ребенка уже на втором году нашей с мужем совместной жизни. Но мой любимый муж, все наши друзья и родня противились усыновлению.
Шло время, родителей, за которыми я ухаживала, не стало. Мы сходили в клинику ЭКО и там вынесли окончательный вердикт: я никогда не смогу быть биологической мамой. Это был 11 год нашей семейной жизни. Неожиданно для меня локомотивом в процессе усыновления стал мой муж. Первым собрал нужные бумаги, сам повел меня в органы опеки – я только его догоняла. Мы были настолько готовы к родительству, что не захотели ждать в очереди новорожденного малыша, а решили усыновить ребенка до 5 лет.
Когда мы наконец-то собрали все бумаги, пришли с направлением в Дом ребенка. Руководитель отдела усыновления показала нам на мониторе компьютера первую фотографию и муж закричал: «Это же я в детстве!» Мы тут же побежали знакомиться с нашим Сашей.
В Доме ребенка нас встретили очень странно: «А… вы к этому (назвали по фамилии)?». Вышли воспитатель, врач и дефектолог. И все в один голос начали нас разубеждать: «У него поражение нервной системы, у него аутизм, он — инвалид по заболеванию нервной системы». Я молча листала его историю болезни, в которой не было ни одного медицинского доказательства тому, что мне говорили. Задала только один вопрос: «Мы можем познакомиться с нашим ребенком?».
Думаю, мысленно эти доброжелатели повертели пальцем у виска, но мальчика нашего к нам привели.
Боже мой! Такой заморыш на тоненьких ножках… В свои 3,7 года он весил 12 кило и говорил всего пару слов: свое имя «Шаша» и «амолет» (самолет – до сих пор самая любимая игрушка). Он уселся за стол и начал нам демонстрировать, как он умеет складывать паззлы. Дрожащими ручонками. Так хотел нам понравиться! Я тогда еле слезы сдержала. Это был ОН — наш сын!
Мы подписали согласие на усыновление и начался месяц ожидания, страдания друг без друга и подпольных свиданий – в Доме ребенка был карантин по гриппу. Один раз даже ползли на четвереньках за сугробом, чтобы нас не увидела главный врач!
Со счастливого дня, когда суд принял решение, что мы едем домой все вместе, прошло полтора года. Они вместили много удивительных событий, в том числе и нашу эмиграцию в Австралию. Сегодня наш сын говорит на двух языках, он лучший ученик в подготовительной школе по компьютерам, у него потрясающее воображение и музыкальные способности! Как мы жили без него все эти годы? Конечно, процесс адаптации нельзя назвать шоколадным. Мы учились быть родителями, сын учился доверять нам…Но любовь способна справиться с любыми трудностями.
Наташа: «Ну, если вы такие сумасшедшие – приезжайте»
У нас с мужем был план – немного погодя удочерить девочку. Только все случилось не так и не тогда, как мы рассчитывали. У Бога Свои планы и они – самые лучшие!
В группе «Дети ждут» я регулярно делала перепост размещенных новых фотографий. Безусловно, просматривала фотографии всех деток, но без какого-либо «прицела». Так же случилось и 7 февраля 2013 года, когда я в новостях увидела фотографию нашей Наташи и меня «накрыло» — это ОНА. Наша ДОЧЬ! С фотографии смотрела я в детстве. Мой муж всегда мечтал о девочке, которая будет похожа на меня, я–то в глубине души надеялась, что она всё-таки будет похожа на папу.
Увидев фотографию, я обрадовалась и… испугалась одновременно. Поездка в Россию из Австралии, где мы жили по временной визе, не входила в наши планы ни по временным, ни по финансовым критериям. Муж был в отъезде – и это дало мне немного времени. Я помолилась Богу и сказала себе: «Покажу фотографию Наташи мужу, если он скажет сразу нет (а так он делает часто, когда я напираю на него «танком»), то я даже не буду уговаривать его и успокоюсь».
Возвращается муж, мы ужинаем и его спрашиваю – можно я просто одну фотографию покажу? Показываю, Наташа, из Санкт-Петербурга. Реакция мужа сразила наповал: «Это же НАША дочь!».
Я попыталась еще раз «дать задний ход». Помолилась на ночь и говорю: «Бог, если эта девочка точно от Тебя, то дай мне еще одно подтверждение».
И в ту же ночь я вижу красивую темноволосую молодую девушку с вьющимися длинными волосами, сидящую за компьютером. И слышу четко: «Это ваша дочь Наташа – в будущем».
Проснулась. Реву. Мужу рассказала сон. А он удивленно так: ты что еще сомневалась? Давай, дорогая, узнавай, какие документы отсюда нужны и дуй с сыном в Россию. Я подъеду чуть позже – для сбора бумажек. Должен же в семье еще кто-то зарабатывать.
За двадцать дней собрали всю нужную информацию, списались с опекой Питера и Уфы, города, откуда мы приехали. Забрала сына из школы, пять недель только успел проучиться, полетели за нашей Наташей. Мы были уверена, что она нас дождется – даже ее распечатанную фотографию показывали друзьям и родственникам как фотографию нашей дочери.
Март 2013 года, Дом ребенка
13 марта 2013 года мы с сыном приземлились в Домодедово, а на следующий день уже были в опеке. Нам рекомендовали тщательно скрывать наше место жительства, поскольку на «иностранцев»-усыновителей введен запрет. Но шила в мешке не утаишь – сын разговаривал только на английском. По документам мы были еще российскими гражданами – и заключение о возможности быть усыновителями получили к концу апреля.
В опеке Санкт-Петербурга люди были очень добрые и отзывчивые, они посоветовали позвонить главврачу Дома ребенка, где жила Наташа. Звоню, спрашиваю про здоровье девочки. И Главврач начинает перечислять ее диагнозы и говорить, что в будущем нам гарантирована дружба с психиатром. Умственная отсталость. Задержка развития. Органическое поражение головного мозга. Астигматизм и что-то еще незначительное. На мой вопрос «И это всё?» она покрутила пальцем у виска и сказала: «Ну, если вы такие сумасшедшие, то приезжайте».
Сразу после этого узнаем – на Наташу выдано направление другим потенциальным усыновителям. Тот, кто через это проходил, тот знает, что чувствуешь в такой момент! Как будто бы сообщили: вашу дочь у вас украли… Нам оставалось только терпеливо ждать до 6 мая, когда кандидаты в родители Наташи написали бы согласие или отказ. В глубине души, где-то очень глубоко, я верила, что они откажутся. Бог не мог нас обмануть!
С нашей дочерью мы познакомились 6 мая, после тихого часа. Наташу заранее привели в кабинет педагога-дефектолога. Когда мы зашли туда – сказать, что мы были поражены, значит, ничего не сказать. Такая маленькая, с волосиками сухими соломкой и отводит взгляд. «Звереныш» затравленный. И дефектолог старательно делает акцент на её недостатках: вот видите, не умеет делать то и то, в глаза не смотрит… Правда, через несколько минут нашей первой встречи Наташа, глядя мне глаза в глаза, коснулась своим носиком моего лица, что дефектолога очень удивило.
Девочка выглядела настолько непривлекательно, что даже муж начал сомневаться… Спросил меня, когда мы вышли из дома ребенка: «Любимая, ты уверена?». Я ответила, что не люблю отступать и Бог испытаний не по силам не дает.
Было бы лицемерием сказать, что мы увидели дочку и растаяли как эскимо на палочке. Мы реально смотрели на вещи и понимали, что нам предстоит много работы впереди. Прежде всего, над собой. Что понадобится масса терпения и любви, чтобы эта душевно израненная девочка оттаяла и расцвела. И мы готовы были взять на себя эту ответственность.
На второй день мы написали согласие на удочерение – опека ликовала! Документы оформили очень быстро, а пока мы с Наташей гуляли. Это было для меня настоящим испытанием, Наташа – девочка-танк, у нее всегда своя повестка дня. Чуть пытаешься в другое русло – начинает истерить, падать на землю, истошно кричать. Вот только моя мама рассказывает, что я была в детстве точно такой же, без всякого неблагополучия.
Кстати, и внешне Наташа была похожа на меня. В Доме ребенка меня воспринимали как одумавшуюся биомаму, смотрели косо. Нянечки, нахмурив брови, спрашивали – вы мама Наташи? Я улыбалась и говорила, что да, я буду ее мамой.
17 мая мы забрали нашу дочку из учреждения. Педагоги говорили, что когда мы вместе с Наташей выйдем за его пределы – дочка, мягко говоря, расстроится. Как только мы начали покидать квартал, центром которого был Дом ребенка, Наташа начала извиваться ужом и истошно кричать. Я держала ее крепко, чтобы не уронить – она вцепилась зубами мне в плечо, прокусила руку через шерстяной свитер. Я воплю от боли, сын и муж с ужасом на меня смотрят. Она кричала от страха перед никогда не виденным в жизни метро, маршруток, множества людей.
Я в метро плакала от сочувствия к дочери – их ведь абсолютно верно называют марсианами. Они выходят за стены учреждения как на другую планету.
Вечером – два часа истошного крика в такси, в аэропорту, множество советов от любимых соотечественников, как справляться с детскими капризами. В Уфе трудностей было больше, чем достаточно: сын ревновал, муж должен был ехать в Австралию работать, я металась по учреждениям с двумя маленькими детьми.
Я свои ощущения в период адаптации Наташи могу описать, как ощущения человека, с которого сняли кожу. Боль вызывало даже «дуновение легкого ветерка». У дочери оказался очень сильный характер и ярко выраженные лидерские качества. К сожалению лекции Петрановской, в которых она говорит и о типах деток из учреждений, я прочитала позже, а тогда просто действовала интуитивно. Слава Богу за моего мужа и друзей, которые поддержали меня в этот очень непростой период!
Теперь многие трудности уже позади. Не могу поверить, что мы прошли через это: до 20 истерик в день, желание дочери сидеть в ванне с водой практически круглосуточно, «зверский аппетит» и много чего еще. В общей сложности мы провели в России и Украине, где жили у моего брата в ожидании австралийской визы на дочь, без одной недели год. Известие о том, что мы получили визу, догнало нас в поезде Одесса-Уфа. Муж прислал смску ранним утром. Дети спали, поэтому я просто сидела и молча плакала от счастья.
Мы ехали домой.
Читайте также:
Как живут русские дети-инвалиды в США?
Письмо американских родителей детям, оставшимся в России
Невероятная история про Анюху, Ренатика и отказ в усыновлении
Успели до закона. Как живет русский ребенок-инвалид в американской семье?