Слушаю сына, а у меня ком в горле
У меня есть сын. Он учится в 6-м классе. Человеку 12 лет. Этот возраст психологи называют началом подростничества (сейчас, правда, возрастная линейка сдвигается к 10 годам). С момента зачатия мы много говорим с Иваном, хотя я чувствую, что он стал тщательней выбирать темы для обсуждения со мной.
Екатерина Сиванова
Я каждый день забираю сына после уроков и отвожу на тренировку. Дорога занимает около 40 минут. И если он не спит или не слушает книгу, то мы болтаем. Естественно, сначала об уроках и о том, что происходило в школе.
Буквально на днях Иван пересказал мне задачу, которую он решал на контрольной работе по обществознанию.
«Ты молодой IT-специалист, живешь в провинции с мамой, которая тяжело больна, и ты должен за ней ухаживать. Тебе предлагают работу в большом городе с повышением оклада в несколько раз и с хорошими перспективами карьерного роста. Какое ты примешь решение?»
Сын рассказал мне о том, какой ответ он дал: «Я соглашусь на предложение и поеду работать в большой город. Изменение моей зарплаты позволит нанять сиделку маме, оплачивать дорогостоящие лекарства и даст мне возможность часто приезжать к ней».
Рассказал и смотрит на меня, вроде как спрашивает: «Что скажешь? Я прав?»
А у меня ком в горле. Но он ведь прав! И я ему сказала, что да, все так, ты правильно решил задачу.
Едем дальше, толкаемся в московских пробках, и вдруг я слышу — всхлипывает мой шестиклассник.
— Иван, что случилось?
— Мама, как же ты одна без меня останешься, еще и такая больная? — разрыдался он.
Кое-как успокоила и стала говорить о том, что я занимаюсь своим здоровьем, что болеть не собираюсь, а если так случится, то у меня есть муж и знание о том, что дети не должны быть рядом с родителями, что лучшее лекарство для любой мамы — знать, что ее ребенок живет свою отдельную от нее жизнь.
«Как я оставлю маму?»
Этот разговор с сыном дал пищу для моих размышлений не на один день.
Ведь я бы в свои 12 лет однозначно выбрала остаться с мамой. И частица «бы» здесь совершенно неуместна, потому что вплоть до моих 40 лет я выбирала «оставаться с мамой». Когда мне было 44, мамы не стало…
В 30 лет я принимала решение о переезде с двумя маленькими детьми к мужу в другой город. И причина, чтобы не переезжать, была: «Как я оставлю маму?» А когда я все-таки поехала, я так толком и не смогла сказать маме о своем решении (поехали вроде как в отпуск, а потом решили остаться). Спустя несколько лет мы перевезли маму в город, где жили.
Если посмотреть на мою историю как на задачу из учебника по психологии и попробовать «поставить диагноз», то речь будет идти об инфантильности 30-летней женщины и об отсутствии сепарации от мамы. Но если смотреть на эту историю, зная все детали моей жизни тогда, то станет совершенно очевидно, что по-другому я себя вести просто не могла. И у меня даже мысли не возникало про «уехать и оставить маму».
Чем же отличаемся мы с сыном, кроме 35 лет разницы в возрасте? Как объяснить его «правильное решение задачи»? Каким образом нам с мужем удалось воспитать человека, который может и умеет выбирать себя?
Жить, не преодолевая
12 лет мне исполнилось в 1985-м. Летом того года в Москве проходил Фестиваль молодежи и студентов. Его символом была «Катюша». Я хорошо помню то лето и себя — высокую девочку с длинной косой. Я была активная, громкая, звучащая, много читающая. Я любила своих родителей до звона в ушах и мечтала о собственной собаке.
В моей жизни все было очень понятно и предсказуемо. Мама — учитель, папа — офицер, я по плану должна была стать или учителем, или врачом-педиатром. Мы жили в Чехословакии. Я была отличницей и председателем совета дружины школы, за мою активную работу я даже была награждена поездкой в Артек.
Я даже в мыслях не допускала жизнь без мамы и папы, а когда нам приходилось расставаться — родители часто отправляли меня к бабушке и дедушке, — я физически страдала. Моя любовь, моя потребность быть с родителями, в основном с мамой, была болезненной (это я сейчас понимаю) и довольно часто вызывала раздражение у родителей. Я слишком чувствовала, слишком близко подходила, слишком много требовала внимания.
Все книги и фильмы, которые я тогда читала и смотрела, были пронизаны любовью к родителям. Помните мультфильм про мамонтенка, который маму искал? А книгу «Старшая сестра» Любови Воронковой? Это хорошие, добрые истории. Но как же было тяжело после них даже подумать, что можно жить без мамы…
Мои родители — дети послевоенного времени, оба родились в 1948 году. Задача детей того времени была одна: выжить. Они выжили, родили детей и стали воспитывать их в системе «надо уметь быть благодарными за то, что нет войны». Как росло и выживало поколение родителей моих родителей, и говорить не приходится: революция, гражданская война, голод, коллективизация, репрессии, Великая Отечественная война.
На молодость моего поколения пришлись 90-е с их разрушением ценностей и формированием непонятного нового.
Но именно мы начали рожать детей, которым надо просто жить, не преодолевая. Их задача просто быть людьми и делать этот мир лучше.
Им не надо выживать, им не надо преодолевать. Действительно, весь мир у их ног.
И именно в этом месте и возникает вопрос о том, как воспитывать новых людей, как донести до них наши ценности, давая возможность выбирать из этих ценностей то, что приемлемо в каждом конкретном случае.
Думаю, что ответ здесь простой, он такой же, как ответ на вопрос: «Для чего я родила ребенка?» Я родила каждого из своих троих детей для того, чтобы дать им жизнь. Всё. Точка.
Когда ответ звучит так, не может быть ожидания, что ребенок положит свою жизнь к твоим ногам. А значит, он станет выбирать себя, уважая и почитая отца и мать своих.