— Владыка, в чем причина конфликтов вокруг строительства новых храмов? Это что—то принципиально новое для Церкви?
— Да, действительно, такие конфликты возникают, и причин тому несколько. Одна из них в том, что в большинстве наших городов сложилась непростая ситуация. Как правило, в любом из них есть исторический центр и новостройки — районы, возникшие в советское время и за последние десятилетия. В исторической части любого российского города было немалое количество храмов. И даже после того, как большую часть церквей уничтожили (в Саратове было взорвано больше половины дореволюционных храмов), в центре хоть что-то да сохранилось. Однако основная часть городского населения живет в районах, которые выросли во второй половине ХХ века и продолжают развиваться сегодня. Там нет храмов, потому что в то время строить их было немыслимо, а теперь очень трудно найти для этого свободное место.
В наши дни строится много нового жилья, и хотя есть нормативные документы, определяющие необходимую инфраструктуру новых микрорайонов, в том числе предусматривающие и строительство культовых зданий, при проектировании, как правило, об этом не вспоминают. И в тех новых микрорайонах, которые возводятся сегодня, точно так же, как в советское время, для храмов мест не находится. И если бы только для храмов!
Это большая проблема для Церкви, и она встала в полный рост именно сейчас, когда у нас появилась возможность строить новые храмы. Ее необходимо решать, потому что совершенно очевидно: когда в микрорайоне, насчитывающем 40, 50, а порой 100 тысяч жителей, нет ни одного храма — для России это совершенно нетерпимая ситуация. Но как решают ее сегодня? Выделяют Церкви под храм участки, которые зачастую оказываются спорными. Какие-то неиспользуемые площадки, пригодные для строительства, в черте города найти крайне сложно.
— И в Саратове, и в Москве, и в других городах противодействие строительству новых церквей осуществляется по единому сценарию. Значит, оно не является «стихийным народным возмущением», как пытаются это представить?
— Конечно же, ни о каком стихийном народном возмущении речь не идет. Тут мы подходим ко второй причине конфликтов, о которых мы говорим: были и есть люди, которые ненавидят Церковь и посвятили свою жизнь борьбе с нею. Первые лет десять-пятнадцать после крушения государственного атеизма они не предпринимали каких-то активных действий, потому что не ведали, что называется, куда выведет кривая. Сейчас они сорганизовались и ведут антицерковную деятельность и в средствах массовой информации, и в соцсетях, и непосредственно там, где планируется или начинается строительство храма.
Кто эти люди?
Прежде всего, это, конечно, сектантские активисты. Почему в свое время Церковь предупреждала о том, что нашествие сект в нашу страну добром не кончится? Именно потому, что предвидела то, что произошло, — разделение народа. Если сектанты приходят в христианскую страну, то для того, чтобы в ней укрепиться, они должны постоянно, изо дня в день, доказывать всем окружающим, что христианство, которое исторически существует на их родине, — неправильное, ложное, что с ним нужно бороться. Наверное, пока это разделение народа не так хорошо видно из высоких кабинетов, но тем не менее оно произошло. А всякое разделение в народе несет в себе серьезные последствия.
К этой же категории «борцов с Православием» можно добавить неоязычников и воинствующих атеистов, которые за последние годы также активизировались.
К ним присоединяются маргинальные политические партии, которые имеют мало шансов на успех, но тем не менее пытаются шуметь для того, чтобы хоть кто-то их заметил. В антицерковных акциях активно участвуют и коммунисты, что, на мой взгляд, сегодня скорее нонсенс. Насколько я понимаю, в любой партии должна существовать внутрипартийная дисциплина. А лидер партии Геннадий Зюганов ратует за традиционные нравственные ценности, всячески подчеркивает, что гонения на Церковь были ошибкой, что компартия давно уже отказалась от такого отношения к Церкви, какое было в советское время. Он сам ходит в храм и не скрывает этого. Тем не менее члены компартии, в том числе депутаты от коммунистов, позволяют себе выступать с антицерковных позиций. Дело доходит вплоть до призывов «ставить попов к стенке», как будто эти люди остаются в 30‑х годах XX века…
У нас в Саратове, к сожалению, в антицерковных акциях отметились справедливороссы. Это вообще выглядит очень странным и говорит о том, что для некоторых политических активистов членство в какой-то партии, партийная программа являются в большой степени условностью.
Вот такая разношерстная, не очень большая, но достаточно шумная компания и устраивает подобного рода обструкции, пытаясь, во-первых, привлечь к себе общественное внимание и, во-вторых, помешать ненавистной им Церкви строить храмы.
Самое прискорбное, что порой эта деятельность находит отклик во власти. Не потому, что кто-то во власти разделяет отношение этих в общем-то маргинальных кругов к Церкви, но потому, что, к сожалению, большинство чиновников больше всего думает о том, «как бы чего не вышло», боится любого шума, любого проявления недовольства, которое могут заметить наверху. В нескольких районах Саратова мы видели, что некоторые представители администрации буквально под козырек брали перед этими людьми при первом же проявлении их недовольства, несмотря на то что у епархии были все законные основания для строительства того или иного храма. Это неправильно.
— Поскольку независимо от места и времени действия в адрес Церкви высказываются одни и те же упреки, мы просим Вас на них ответить. Вот, например, из числа самых распространенных на форумах: «Строительство ведется всегда в парках и скверах. Жителей лишают зеленых зон»; «Пусть строят себе на пустырях, за городом»…
— Сразу скажу по поводу второго высказывания — это не конструктивное замечание, а откровенное издевательство. С таким же успехом можно предложить всех верующих выгнать из города и переселить в гетто. Но мы все-таки живем в государстве, где подобные вещи не считаются нормальными.
Что касается строительства, которое «ведется всегда в парках и скверах»… Как я уже сказал, в тех микрорайонах, которые были построены в советские годы, не предусматривалось возможности строительства храма. Там попросту нет свободных мест, и иногда действительно приходится строить там, где были зеленые насаждения. Но это далеко не всегда парки — чаще всего просто пустыри, заросшие тополями и прочими сорными растениями. Для того чтобы построить храм, приходится вырубить несколько деревьев. Но ведь опыт последних десяти лет доказывает, саратовцы могут видеть это своими глазами — вокруг каждого нового храма возникает зеленая зона, по-настоящему благоустроенная и ухоженная, гораздо лучше того, с чем пришлось расстаться при подготовке к строительству. На одно срубленное дерево (повторюсь, в большинстве случаев это выросшие самосевом сорные породы) приходится до пяти, а то и более благородных деревьев, которые высаживаются на территории церкви. Желающих убедиться в этом могу отослать к Троицкому и Духосошественскому соборам, Покровскому храму. Достаточно посмотреть, как благоустроены территории вокруг храмов и старых, и новых.
В последнее время мы стараемся строить в церковных дворах и детские площадки. Они так же, как и скверы при храмах, становятся излюбленным местом отдыха горожан, причем не только прихожан, но и просто жителей окрестных домов, и они благодарят нас за то, что сделано.
— Трудно ли сегодня получить земельный участок под строительство? Вот какой вопрос задает одно из саратовских СМИ: «Почему за последние годы РПЦ беспрепятственно получает в пользование земельные участки в ущерб светским публичным пространствам?».
— Существует определенный порядок получения земельных участков для строительства общественных зданий, в том числе религиозных, и мы их получаем согласно законодательству. Сказать, что беспрепятственно, я при всем желании не могу. Мне очень приятно, что кто-то считает нашу деятельность такой легкой. На самом деле и сложностей, и препятствий, и трудностей очень много. Ведутся длительные переговоры, согласования, одни участки заменяются другими, порой меняются границы участков. Это очень долгий процесс. Никакого ущерба «светским публичным пространствам» при этом я не вижу.
— Еще вопросы из статей и комментариев к ним: «Построили маленький храм — этого достаточно, все равно большую часть времени он стоит пустым» (речь идет о временном храме); «Ради чего в последние годы в Саратове строится множество церквей, которые даже в Рождество и Пасху посещает небольшое количество граждан, в то время как новых детсадов открывается на порядок меньше при наличии огромных очередей, а другие бюджетные учреждения и вовсе “оптимизируются”?».
— Я не знаю, в каких храмах бывал на Рождество и Пасху автор этого вопроса, и бывал ли вообще. Во всех наших храмах на Рождество, на Пасху, на Троицу, в другие большие праздники, да и по обычным воскресным дням народу всегда очень много.
Люди, которые пишут такое, кажется, даже и не подозревают, что есть определенные часы, когда в храме совершается богослужение, на которое собираются люди. И есть время, в которое богослужения нет, тогда и храм не заполнен. Кроме того, в будни на службах людей гораздо меньше, чем в воскресенье, просто потому, что большинство наших прихожан сегодня — это работающие люди среднего возраста и молодежь.
Тем, кто задает такие вопросы (если они действительно искренне верят в то, что пишут, а у меня есть в этом большие сомнения), надо ознакомиться с расписанием храма, прийти на богослужение в праздничный или воскресный день, побеседовать с людьми, которым приходится издалека добираться на службу с маленькими детьми, — и уже тогда пытаться судить о том, нужны новые храмы или нет.
Сравнивать же строительство храмов со строительством детских садов совершенно бессмысленно. Мы строим храмы, потому что это обязанность Церкви. Наш долг — просвещать народ, дать людям возможность прийти ко Христу. А строительство детских садов, стадионов и прочего — обязанность государства, которое это делает за счет тех налогов, которые собирает с населения. Поэтому такие вопросы надо адресовать государству.
— Еще одно, на мой взгляд, характерное высказывание на форуме: «Я поддерживаю всех, кто выступает против строительства очередного храма на бюджетные деньги. В Саратове и так уже построено за государственный счет много храмов, есть где молиться всем желающим. Зачем же увеличивать число церквей в условиях большого долга областного бюджета?».
— Мне трудно себе представить, что есть люди, которые искренне верят в то, что наши храмы строятся на бюджетные деньги. На протяжении последних десяти лет государством несколько раз выделялись средства на реставрацию памятников архитектуры, в том числе религиозного назначения — то есть на те старинные храмы, которые являются достоянием всего нашего народа, не только верующих людей. Никакое новое церковное строительство на бюджетные средства не ведется. Я бы хотел еще раз напомнить всем тем, кому не дают покоя новые храмы: ни одного храма в Саратове и области за государственный счет не построено, и долг областного бюджета здесь совершенно ни при чем. И поверьте, если вдруг по какой-то причине церковное строительство прекратится, долг нашей области от этого не уменьшится. Уменьшению долга может поспособствовать только грамотная бюджетная политика правительства, а не что-то иное.
— Недавно на заседании попечительского совета Фонда поддержки строительства храмов города Москвы Святейший Патриарх так сказал о происходящем: «Тема храмов становится нередко разменной монетой в недобросовестных агитационных кампаниях, направленных на протестный электорат. Как мы знаем, организованные группы разъезжали перед единым днем голосования и вводили целые районы в заблуждение страшилками про покойников, которых будут возить грузовиками на отпевания, про бомжей, которые будут собираться под окнами, про колокольный звон, который будет непременно всех будить и пугать детей».
А в Саратове Вам приходилось сталкиваться с подобными вещами?
— Святейший Патриарх высказался о происходящем исчерпывающе. Да, и в Саратове мы имеем дело с недобросовестными агитационными кампаниями. Аргументы относительно покойников, бомжей, колокольного звона придуманы в каком-то одном месте и без зазрения совести распространяются в разных российских городах. Как-то незаметно наше общество стало воспринимать такие аргументы, которые в здравом уме принять за правду невозможно. Выворачиваются наизнанку, извращаются прежде естественные для нашего народа, нормальные представления. Да, человек смертен, и мы все когда-нибудь станем покойниками. Эту печальную истину нельзя спрятать от детей, да и не нужно. Этому может быть посвящен отдельный разговор. Но в приводимых в подобных спорах аргументах «про покойников» абсолютно всё — вымысел и дикость.
— Надо отметить, что недовольство жителей очень легко раздуть в неблагополучных районах, — там все вспыхивает как спичка… Так кому и зачем это надо?
— Да, люди сегодня многим недовольны, в том числе теми условиями, в которых они живут. Это особенно касается депрессивных отдаленных районов: проблемы ЖКХ, низкий уровень доходов, безработица, преступность. И там действительно общественное настроение — как порох, готовый вспыхнуть от одной спички. А есть люди, для которых разжигание этого недовольства — самая благоприятная среда обитания. Это всякого рода политические организации, которые питаются энергией протеста, мы о них уже говорили. И мне кажется, что вред от их деятельности пока недооценивается.
— Часто ли Вам приходится слышать от людей: «Нам нужен храм. Почему не строят?». И есть ли примеры самоорганизации людей ради строительства церкви?
— Да, очень часто. Когда я только приехал в Саратов, ко мне практически после каждой службы в том или ином городском храме подходили люди, которые говорили: «А у нас храма нет, будут ли строить?». Совсем недавно я получил письмо от жителей поселка Солнечный, которые жалуются на то, что недавно построенный храм во имя Георгия Победоносца уже стал тесным, что его недостаточно для такого большого микрорайона, ведь там живет около 100 тысяч человек. Просят построить еще один, а лучше два храма. Эта просьба жителей поддержана депутатами Саратовской думы. И таких примеров достаточно много. Люди хотят, чтобы поход в храм не превращался для них в какое-то чрезвычайное мероприятие, чтобы храм, куда они могли бы ходить, находился если не в шаговой доступности, то хотя бы не очень далеко. В сельских районах, конечно, ситуация еще острее.
И практически везде строительство начинается с самоорганизации людей, которым нужна церковь. Мы помогаем таким людям: пытаемся найти благотворителей, оборудуем храм в каком-то предоставленном помещении. В сельской местности и в райцентрах большинство храмов сейчас расположено именно в приспособленных помещениях, ведь найти средства на серьезное строительство очень трудно. Мы знаем, как живут там люди, как мало они зарабатывают. Порой для сельского прихода даже содержание храмового здания непосильно. Дай Бог, если пожертвований хватает на то, чтобы оплатить коммунальные услуги.
— Есть ли в Саратове своя программа строительства по типу «200 храмов» в Москве?
— Четко оформленной программы нет, но есть планы, которые постепенно воплощаются в жизнь. Сегодня для Саратова нужно хотя бы 70–75 храмов. Я уже озвучивал эту цифру, и мы постепенно к ней идем.
— Типовые проекты храмов — это хорошо или плохо? Раньше все-таки стремились к тому, чтобы вновь построенный храм не был похож на другие.
— В наших условиях это хорошо, потому что дает возможность построить храм быстрее, чем обычно. Кстати, такое было и раньше: в Российской империи было несколько типовых проектов храмов — на определенное количество людей, для определенной местности. В этом нет ничего плохого, потому что мы ведь не ставим перед собой задачу обязательно создавать шедевры и памятники архитектуры. Наша цель — строить храмы, где люди будут иметь возможность молиться Богу, учиться христианской жизни, и это нужно делать как можно быстрее. Пока мы находимся на этом этапе. Может быть, когда нужда в новых храмах будет удовлетворена, настанет время архитектурных изысков, каких-то новых форм. Сейчас в Москве проводятся очень интересные конкурсы на проекты новых храмов, и там можно увидеть очень интересные вещи. Некоторые из них уже воплощаются в жизнь.
— Согласно европейской традиции, храмы всегда являлись одной из доминант городского пространства. Сегодня это не так: новые церкви, как правило, теряются среди жилых высоток и не имеют шансов в соперничестве с огромными торговыми центрами. Можно ли считать это свидетельством того, что приоритеты в жизни общества поменялись?
— Что поменялось — трудно сказать. Но вот пример: мы строим храм в одном из саратовских микрорайонов. Его возведение началось, когда вокруг еще был пустырь, а сейчас к нему вплотную подходят новые жилые дома — настолько близко, насколько это возможно. Причем план застройки этого нового микрорайона был утвержден уже после того, как нам была выделена земля и дано разрешение на строительство храма. И получается, что храм оказывается даже не во дворах, а в каком-то узком колодце из многоэтажек. От его ограды до стены ближайшего дома остается от силы метров десять. Почему нельзя было сохранить хоть какое-то свободное пространство, предусмотреть, чтобы храм был виден хотя бы с каких-то точек? Но нет, никто не захотел этим заниматься.
Поэтому я не знаю, поменялись ли приоритеты в жизни общества. А то, что градостроительная политика у нас, мягко говоря, оставляет желать лучшего, — это могу сказать с уверенностью.