Прошел ровно год с того момента, как из каждого новостного «утюга» донеслось: отныне бить жену — не преступление! На самом деле закон, который назвали «декриминализацией домашнего насилия», был не совсем о том, но кто в наши дни читает дальше заголовка. За этот год мы узнали о множестве трагедий, произошедших «за стенами» семьи, вплоть до жестоких убийств, отрубания рук, истязаний.
По статистике МВД, за девять месяцев 2017 года полиция зарегистрировала 164 тысячи правонарушений по фактам нанесения побоев (это административное право), но только 7 тысяч случаев расследовались как преступления (а это уголовное право).
О том, что закон не достиг своей цели, сейчас говорят даже главы силовых ведомств. Так, в декабре 2017 года свое разочарование декриминализацией побоев выразил министр внутренних дел Владимир Колокольцев. Оказалось, что суды по 116-й статье КоАП (о побоях) практически никогда не прибегают к самой суровой мере административного наказания — аресту. Предпочитают штрафовать. «Это не в полной мере отвечает целям наказания, — отметил Колокольцев. — Зачастую штраф не является серьезным сдерживающим фактором, а когда речь идет о близких людях, накладывает на семью еще и дополнительную финансовую нагрузку».
Сейчас, в феврале, схожую с МВД позицию выразил и глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин. По его мнению, декриминализация побоев усложнила ситуацию с домашним насилием. «Года полтора назад был внесен — хотя мы были против — закон о домашнем насилии, — напоминает Бастрыкин. Исключили, я так понял, эту тему из уголовного законодательства? Вот, мы уже пожинаем насилие».
Как изменилась ситуация с домашним насилием за этот год и что нужно, чтобы ее действительно повернуть к лучшему, мы попытались разобраться с людьми, для которых такие трагедии — часть ежедневной работы.
Не вздумай идти к ментам
Участковый полицейский и две уставшие женщины — представитель опеки и комиссии по делам несовершеннолетних — идут на свой обычный вызов. Соседи жалуются, что в одной из квартир постоянно плачет ребенок. Усталая молодая женщина открывает дверь.
— Друзья пустили на время пожить с ребенком, — у Елизаветы М. короткие волосы, круги под глазами и прописка на другом конце Москвы. На руках кудрявая годовалая девочка: при посторонних — не плачет, а только прижимается к маме. Комната в целом достойна фильма ужасов: обои в углу висят клочьями, часть старого паркета отвалилась и лежит кучкой, у стены ряд каких-то коробок… Диван есть, и то хорошо.
Муж Елизаветы, на 23 года старше нее, распускал руки. Если не в духе — берегись: от затрещины жена отлетала в другой угол. Когда стало понятно, что это не случайность, муж и вправду бьет и будет бить дальше, когда от очередного удара у Лизы появились синяки под глазами, затошнило и закружилась голова — она решилась бежать. У друзей оказалась временно ненужная комната, без ремонта, но хоть какая-то крыша над головой.
Обе чиновницы кивают, смотрят невесело, сочувствуют даже. И пишут акт о том, что ребенок содержится в ненадлежащих условиях. Предупреждение — матери. Один раз предупредят, два, а там обязаны ребенка забрать. Потому что в таких условиях девочке не жизнь — так гласят государственные нормативы.
— А куда нам деваться, — Елизавета тихо заплакала. — Работы нет, образования тоже, дочке до сада еще два года. Уходила — он вслед кричал: мол, не вздумай идти к ментам, они теперь в семейные дела не лезут.
В обывательском сознании — бить жен и детей разрешили
Год назад — 7 февраля 2017 года — вступил в силу закон «О внесении изменения в статью 116 Уголовного кодекса Российской Федерации (в части установления уголовной ответственности за побои)». Теперь домашнему дебоширу не грозит судимость — правда, только за первый зафиксированный факт избиения и только если не нанес домочадцам никакого вреда, кроме боли и унижения. Если имеются травмы или если избиения продолжаются — это по-прежнему сфера уголовной ответственности. Многие восприняли норму ровно так, как муж Елизаветы: государство разрешило!
— За этот год статистика показала, что уменьшилось количество людей, привлеченных к уголовной и административной ответственности за домашнее насилие, — рассказал «Правмиру» Андрей Изотов (фамилия по его просьбе изменена), сотрудник столичного ГУВД, ранее несколько лет работавший участковым. — Конкретных цифр пока нет, но вот, например, прокуратура города приводит цифры по всем возрастным категориям преступников. Налицо снижение, и одна из наиболее вероятных причин этого снижения — как раз декриминализация домашнего насилия. Дело в том, что статья 116 УК РФ, наказывающая за побои, одна из самых распространенных по числу возбуждаемых дел. Таких случаев на «земле» очень много, сотрудники их любят, потому что процент раскрытий огромный, «палки рубят» на них легко и с удовольствием. А теперь первичные побои в семьях не идут по уголовной статье, вот статистика и просела. Речь о сотнях случаев в год в одной только Москве.
— Что касается конкретных случаев — у нас за 2017 год уже было несколько смертей, — говорит Елена К., член комиссии по делам несовершеннолетних одного из московских районов. — Например, был труп женщины.
От чего умерла — неясно, но регулярно ходила в синяках, муж сильно избивал. Вполне возможно, что избил в какой-то момент до смерти. Хорошо, ребенка до этого успели забрать, он при этом не присутствовал. Да, как обычно, алкоголь и, как обычно, судимость в анамнезе.
Еще один случай. Отец, мать, двое детей. На сей раз он не уголовник, а ровно наоборот: полицейский. Бьет, регулярно. Сломал ребенку палец. Жене тоже, кажется, периодически достается. Что происходит, когда травмы детей уже невозможно не замечать и заводится дело — административное, конечно? Его, это дело, закрывают: дети сами, никто не виноват. Хотя и дети говорят, что папа побил, и их мать говорит на первом опросе то же самое.
Зато составляют другой протокол — по статье 5.35 КоАП: ненадлежащее исполнение родительских обязанностей. На кого? Конечно же, на мать: не обеспечила, не повлияла и так далее.
— Из-за распространенной формулировки «декриминализация домашнего насилия» в обывательском сознании отложилось однозначно: разрешили бить жен и детей! — говорит Андрей Изотов. — В результате и заявлять никто не идет — на что заявлять, если наказания нет? Хотя наказание, конечно, есть, просто изменился его вид. А бить домашних от этого не стало более законным и моральным делом.
Фото: Craig Sunter/Flickr
Пошла в полицию — живи в страхе за детей
Заявлений в полицию по поводу домашнего насилия — действительно куда меньше, чем могло бы быть. «Женщины и дети, которых реально прессуют дома, не способны написать заявления — их воля парализована прессингом, — констатирует действующий участковый Северо-Западного округа Москвы. — Очень мало инструментов, которые бы занимались поиском таких людей. Детей в школах видят учителя, а взрослых женщин никто не отслеживает. Если и заметят, то всем наплевать».
А даже если воля и не парализована… Заявлять в полицию попросту боятся. Потому что у государства практически нет способов воздействовать на ситуацию «по-хорошему». Только наручники, только полиция. Мало кому хочется сразу все ломать, признается участковый.
Есть и еще одна проблема, пожалуй, даже более значительная.
«У нас при домашнем насилии женщина, если обращается за помощью, переходит в категорию “людей в трудной жизненной ситуации”, — отмечает Елена К. — И вся государственная машина, вместо того, чтобы ей помогать, обращается против нее. То есть пошла в полицию — живи в страхе не только перед мужем, но и перед опекой: того и гляди, отберут детей. И все по закону!»
Правда, и до закона о «декриминализации» было не слаще: первый же случай рукоприкладства мог сделать «пьющего-бьющего» мужа и отца — уголовником. А в российском обществе наличие судимости автоматически означает конец нормальной жизни и невозможность сколько-нибудь приличного трудоустройства. «Эта уголовно-правовая мера по своему характеру очень репрессивная, — комментирует Андрей Изотов. — Именно поэтому за первичный случай такого рода ответственность сделали административной. Дали шанс одуматься».
— Судимость, то есть реальные перспективы ее получить за первый же случай, может быть, останавливала бы насильников, — спорит с этой точкой зрения Елена К. — А сейчас за побои предполагается штраф. Откуда он будет выплачен — из семейного бюджета? — прекрасно! Он заплатит деньги, вернется домой — будет вести себя лучше? Смешно!
Поэтому, говорит специалист по работе с несовершеннолетними, жертвы домашнего насилия часто действительно не жалуются. Терпят до конца, иногда в буквальном смысле. Пока в живых не остается один, тот, кто избивал остальных. Жила, например, на юго-западе столицы семья: папа, мама, бабушка, двое детей. Папа бил всех — и никто никогда с заявлениями не обращался, и сделать поэтому ничего было невозможно. Потом мама и бабушка умерли — одна от болезни (хотя как знать, ведь в синяках все время ходила), другая от старости. Отец остался с детьми. Их отбирали дважды: один раз папа бросил пить и убедил, что ему можно доверять. А во второй раз — уже окончательно, когда он гонялся за детьми по дому с ножом. Старшему из детей было в тот момент 11 лет, и жизни без насилия в семье он просто не видел.
— После декриминализации побоев стало намного хуже, — отмечает Алена Попова, общественница, основатель фонда «Человеческий капитал» и сети взаимопомощи женщин W. — Без защиты — а штраф в размере пары неправильных парковок это не защита — остались женщины, дети и пожилые люди. То есть основные группы жертв насилия. За этот год мы получили убитых девчонок в городе Лебедянь; отрубленные руки Маргариты Грачевой, которая пыталась защититься от мужа при помощи полиции. Множество женщин не убиты, но сами вынужденно совершили убийство, обороняясь от насильника.
Фото: athensmagazine.gr
Запретите ему приближаться
Что же делать? Тысячи людей в тюрьмах — плохо, они же, но на свободе и с развязанными в отношении домочадцев руками — еще хуже. У тех, кто по роду службы постоянно сталкивается с подобными случаями, есть несколько предложений, которые повторяются из разговора в разговор.
Во-первых, жертве домашнего насилия, обычно это женщина, или ребенок, или оба вместе, нужно надежное убежище, где можно «переждать грозу». Сейчас такие убежища теоретически есть, но в Москве, например, чтобы в него попасть, женщине нужно оформить медкнижку, сдать множество анализов, флюорографию… и еще иметь московскую прописку! Основной задачи — дать убежище быстро и без формальностей, пока домашний насильник не продолжил свои «упражнения» на близких — такие учреждения не выполняют.
— Нам не хватает центров медиации, где можно было бы постараться при помощи психологов разрулить проблему, но при этом в полной безопасности, — предлагает Андрей Изотов. — К сожалению, у государства все методы довольно грубые, полицией и решетками мы мало что можем здесь сделать.
Второй элемент защиты от семейного насилия — так называемые охранные ордеры: за рубежом (например, в США) суд может вынести постановление о запрете одному гражданину приближаться к другому. Сам факт приближения уже составляет правонарушение, и по этому поводу можно вызвать полицию. Такие ордеры часто применяются как раз в случаях домашнего насилия — до выяснения всех обстоятельств ради безопасности пострадавших обидчику запрещается с ними контактировать.
— Я несколько раз пыталась добиться такого решения от отечественного суда, — рассказывает москвичка Яна Гончарова. — При том, что у меня было три документально зафиксированных случаев побоев от бывшего мужа, суд ничем не мог помочь мне: такой меры обеспечения в отечественном законодательстве просто нет.
Кроме того, если дело доходит до заявления, было бы справедливо, чтобы не женщина с ребенком вынуждены были бежать из дома куда придется (а муж-насильник оставался бы дома — по прописке), а наоборот: виновный удалялся бы из семьи.
Так, по крайней мере, жертвы насилия не будут наказаны дважды, говорит Елена К.
Четвертый пункт, который мог бы облегчить проблему в долгосрочном плане, стратегически — это государственные вложения в образование и профессиональную переподготовку для женщин, сидящих дома. Одно дело, когда у жены, которую бьет муж, имеется профессия — она может самостоятельно существовать, она материально независима. И совсем другое — когда несчастная (многие из страдающих от домашнего насилия женщин не имеют даже законченного среднего образования!) полностью зависит от мужа и свекрови. Еще несколько лет назад в Москве подобные программы были, но сейчас правительство города на них экономит: в центрах занятости говорят, что подобных программ нет и не предвидится.
А может, это она его лупила
Но возвращать уголовную ответственность за первичные побои в семье не стоит, уверен Андрей Изотов. «Побои вообще остаются статьей, которая, по-хорошему, уголовной не является, — поясняет криминалист. — Экспертизы там не проводится. В уголовном производстве пытаются доказать причинно-следственную связь: что не просто имели место побои, но они повлекли последствия. В случаях побоев, когда никаких следов не остается, экспертизы не проводится. Все голословно, все за закрытыми дверями, если есть свидетель, то один — а то и нет свидетеля вообще. Она написала заявление: “Он меня побил”. Сняла побои — например, следы синяков на руках. А может, это она его лупила, а он схватил за руки, чтобы она перестала? Но доктор фиксирует факт, и этого достаточно, чтобы привлечь к уголовной ответственности». К тому же существует и административный арест — он также способен вразумить и временно изолировать обидчика.
…Детский плач в квартире на пятом этаже прекратился так же внезапно, как начался. Елизавета, хрупкая женщина, в запущенной квартире друзей продержалась ровно месяц: два визита участкового и органов опеки показали, что разговоры об «отобрании» ребенка — не шутки. По всей вероятности, вернулась к мужу, больше ей было некуда. Пока о ней и дочке сотрудники опеки ничего не слышали. Впрочем, если бы случилось самое страшное, наверное, узнали бы. О трагедиях в подведомственной области специалистам всегда сообщают.
Алена Попова: «Бьемся за этот закон с 2012 года»
Алена Попова. Фото: fedpress.ru
Охранный ордер — единственный пока раз в истории отечественного правосудия — был недавно выдан Зюзинским судом столицы: в отсутствие предусмотренного процессуальными кодексами протокола судьи вынесли решение, запрещающее мужу, виновному в избиениях, приближаться к жене. Большинство судей не настолько отважны, и поскольку право в России не прецедентное, радикально улучшить ситуацию способен только новый закон о предотвращении домашнего насилия. Который, возможно, вскоре будет внесен в Госдуму.
— Первая новация закона — сам термин домашнего насилия, — рассказывает Алена Попова, один из авторов законопроекта. — Это позволит вывести из тени огромный массив преступлений. Масштабы его понятны из отчетов Росстата, согласно которым в России 16 миллионов жертв насилия. В то же время МВД говорит, что в 2015 году зарегистрировано 50 тысяч таких случаев.
Вторая важная новация законопроекта — тот самый охранный ордер. Запрет на приближение к человеку может быть выдан либо полицией — немедленно и до суда, либо судом — на любой срок и с правом продления. Отменить действие ордера может не только суд, но и сам пострадавший — если решит, что его жизни и здоровью уже ничего не угрожает.
— До последнего времени против таких ордеров выступал Конституционный суд, — рассказывает Попова. — Они говорят, что мы не можем ограничивать право на свободу перемещения. Сейчас же мы, с участием судей КС, определяем так: мы никакую свободу не ограничиваем, мы не даем преступнику завершить преступление. Ведь 40% историй домашнего насилия, к сожалению, заканчивается трупами с одной или другой стороны.
Если дело дошло до охранного ордера, то у обидчика, которому его выдали, возникает еще одна обязанность: пройти особые психологические курсы. Не посещать их — тоже уголовно наказуемо. Это типовой протокол, сопровождающий охранный ордер, и подобные модели действуют уже в 127 странах мира — включая сопредельные Белоруссию и Казахстан.
Наконец, третий важный момент нового законопроекта: все дела по домашнему насилию из частного обвинения переводятся в частно-публичное или полностью публичное. Частное обвинение означает, что от преступления страдает только конкретный человек, но не общество. Суд по делам частного обвинения для пострадавшего недешев — нужно нанимать адвоката, государственный защитник не предусмотрен. А вот насильнику — по 51-й статье Конституции — такой защитник положен. Публичное обвинение — другое дело: там защищаются интересы общества в целом, поэтому жертве насилия издержки нести не придется.
— За закон уже сейчас собрано 263 тысячи подписей, получено положительное заключение большого количества экспертов-криминалистов, — говорит Алена Попова. — Через полтора-два месяца мы надеемся внести его в правовое управление Госдумы, после чего будет рассмотрение в профильном комитете по делам женщин, семьи и молодежи. А затем уже официальные три чтения, Совет Федерации и подпись президента.