В 1987 году 20 приходов евангелического движения присоединились к Антиохийской Православной Церкви в Америке. Вскоре после перехода в новую конфессию люди пишут восторженные и просветленные рассказы. А как обстоит дело спустя 20 и 30 лет? Нашли ли ищущие то, что искали?
Его преподобие о. Питер Гиллквист, председатель Департамента Миссионерства и Евангелизма Антиохийской Православной Митрополии и издатель журнала AGAIN рассказывает о своем видении последних десятилетий.
Перевод Евгения Кима специально для портала «Правмир».
Евангелическая Православная Церковь
В 1973 году, когда миссионер евангелического движения Питер Гиллквист в Чикаго вместе с группой последователей основал новую общину, названную «Новозаветный Апостольский Орден» (New Covenant Apostolic Order), чьей целью было возвращение к истокам христианства. В итоге изучения истории христианства, Гиллквист пришел к выводу, что истинным христианством является православие. Духовный поиск и осознание того, что настояще апостольское преемство все же необходимо, привели к тому, что большая часть церкви (20 приходов) в 1987 году присоединилась к Антиохийской епархии в Америке. На момент этого присоединения в ЕПЦ насчитывалось более 2 тысяч верующих, присоединилось к Антиохийской епархии примерно 1800 (все члены ЕПЦ были приняты через крещение).
Отец Питер, расскажите, как все было в 1978 году? Что происходило в ранней Евангелической православной церкви? Кем были ее первые руководители? Помогите нам понять, на что походила жизнь в то удивительное время. Много ли в этом было бахвальства и насколько искренними были цели вашего движения?
Ну, что касается нас, то мы были совершенно искренними. Послужив в шестидесятых годах с такими людьми, как о. Ричард Бэлью, о. Джон Браун, о. Джек Спаркс и о. Гордон Уокер в «Студенческом движении за Христа», в начале семидесятых мы начали искать то, что мы называли Церковью Нового Завета.
Другими словами, мы знали, что хотим быть именно церковью, а не независимой или межцерковной организацией, и мы принялись за изучение истории в поисках той самой Церкви Нового Завета.
К 1978 году мы уже были уверены, что этой церковью была Святая Православная Церковь, Церковь, которую Рим покинул в одиннадцатом веке. С исторической точки зрения нам было ясно, что Православная церковь и была той Церковью, о которой говорится на страницах Нового Завета.
К 1978 году мы создали орден под названием «Новозаветный апостольский орден», который стал основой братства и сотрудничества для тех из нас, кто отправился в этот нелегкий путь.
Мы с самого начала не хотели становиться автономной церковью, поскольку знали, что миру это не нужно, и поэтому решили основать орден. До конца 70-х годов к нам присоединилось довольно много мужчин и женщин, не состоявших, как мы, в «Студенческом движении за Христа», но желавших найти Церковь Нового Завета не меньше нашего.
Вы скучаете по тем временам, по рвению и воодушевлению тех лет?
Честно, нет. Конечно, у нас были счастливые моменты и во времена «Студенческого движения за Христа» и в первые дни существования того, что позже стало Евангелической православной церковью, но без разочарований тоже не обошлось.
Мы все были привержены принципам евангелизма, однако, отправившись в этот путь, мы, несомненно, начали меняться; мы должны были приспосабливать все свои действия под историческую Церковь, в результате чего мы находились в состоянии постоянного изменения.
Приглашать новых людей отправиться с нами в путь, было практически невозможно, поскольку все, что мы могли обещать им, это то, что, в конечном счете, мы будем частью Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. Но из-за постоянных изменений мы не могли просить людей идти с нами до конца. Так что семидесятые были десятилетием, когда мы занимались скорее не евангелизмом, а изучением церковной истории, которая открывала нам полноту этой Новозаветной веры.
Какая идея стояла за журналом AGAIN и издательским домом Conciliar Press почти 120 выпусков назад? Зачем потребовалось выпускать еще одно печатное издание? Каковы были цели?
Все очень просто: нам нужен был издательский орган, который помогал бы учить людей тому, что мы узнавали об этой древней христианской вере. Все начиналось с малоформатной газеты, страниц так на шестнадцать или двадцать четыре, затем это стало больше походить на журнал и, если я не ошибаюсь, то мы начинали с двухкрасочной, а позже перешли на четырёхкрасочную печать.
В этом, собственно, и заключался смысл: суметь перенести на печать то, что мы узнавали сами, для того, чтобы лучше наставлять людей во время нашего путешествия.
Некоторые из тех, с кем вы начинали этот путь, теперь не с вами. Другие, казалось, были заинтересованы какое-то время, но затем уходили. Как вы это объясните?
Это отрезвляет. Один человек, который был очень мне близок, ушел от нас в тот момент, когда мы поняли, что Церковь смотрит на хлеб и вино, используемые в таинстве Причастия, как на истинные тело и кровь Христовы. Этот человек просто не мог принять, что Причастие больше, чем символ. Поэтому он распрощался с нами в конце семидесятых.
Помню, как через некоторое время после этого я читал шестую главу Евангелия от Иоанна, в которой Иисус учит: «если не будете есть Моей плоти и пить Моей крови, то не будете иметь в себе жизни». В конце главы говорится, что «многие Его ученики отошли от Него». Они просто не могли вместить в себя, что хлеб и вино могут таинственным образом становиться телом и кровью Христа. Я думаю, что в случае с этим человеком было то же самое.
Другие ушли из-за страха. Некоторые из тех, кто покинул нас в начале восьмидесятых, говорили: «Если мы станем православными, то нам подрежут крылья, мы не сможем изучать Библию, не сможем проповедовать Евангелие», но это совершенно не так.
Беглый взгляд на то, что мы сделали: мы издали книгу «Православная учебная Библия: Новый Завет и Псалтирь» (Orthodox Study Bible: New Testament & Psalms), а совсем недавно нами был опубликован полный текст Ветхого и Нового Заветов.
К нашей епархии с тех пор, как мы в Церкви, примкнуло более сотни различных церквей и, думаю, тысячи людей обратились в православную веру. Так что, Церковь не обрезала нам крылья, наоборот: чтобы проделать такой труд, мы работали, не покладая рук с благословения наших епископов. Мы рады всему, что сотворил Господь, но, конечно же, печалимся о тех, кто ушел от нас.
Кстати, хочу напомнить кое о чем для ободрения священников и паствы: люди уходили и от Иисуса – взять того же Иуду и многих других. Святой Петр потерял Анания и Сапфиру. Последним посланием, которое написал апостол Павел, было второе послание к Тимофею. В конце Павел говорит примерно следующее: «Димас оставил меня, возлюбив нынешний век», «Александр медник много сделал мне зла», а затем говорит по-настоящему печальную фразу: «один Лука (апостол Лука) со мною». Находясь в Риме под домашним арестом, он имел рядом с собой одного лишь Луку и, несмотря на то, что большое количество его учеников честно продолжали свое дело, некоторые все же ушли от него. Это всегда печально, но, по-видимому, такова жизнь в церкви. Ты выигрываешь много сражений и терпишь всего несколько поражений.
Если бы у вас была машина времени и вы могли отправиться в 1978 год, что бы вы сказали той группе из двух тысяч евангельских христиан, двигающейся на встречу Православию? Если бы вы могли прочитать проповедь, чем бы вы подбодрили их? От чего бы вы их предостерегли?
Заглянуть вперед невозможно, но, как я уже сказал, в 1978 году мы были уверены, что православная церковь – это Церковь, о которой мы читаем в Новом Завете. Мы просто поддерживали друг друга, чтобы никто не сошел с этого пути. В то время были вещи, которые мы уже полностью освоили в соответствии с православным учением, и вещи, о которых мы еще не слышали.
С оглядкой на прошлое, я бы сказал, что сегодняшних неофитов нам нужно учить тому, как устроена православная церковь – есть такое хорошее слово: «экклезиология». Будучи евангельскими протестантами, мы привыкли делать то, что было удобно нам, и наслаждались независимостью. Нашим любимым девизом был: «Никто мне не указ: делаю, что хочу, и верю, во что хочу». Нельзя относиться к жизни так же, если ты православный. Потому что, во-первых, мы все ходим под Господом и, во-вторых, согласно писаниям Бог поставил в Церкви апостолов, пророков, евангелистов, священников и учителей. Другими словами, в Церкви существует власть, и мы подчиняемся тем, кого Господь поставил присматривать за нами, а именно епископам. Еще в 107 г. н. э святой Игнатий Антиохийский предупреждал: «Не делайте в Церкви ничего без ведома епископа».
Должен сказать – именно это труднее всего понять современному христианину: Церковь не какая-то там святая демократия двадцать первого века, это настоящая теократия. Все должно делаться, как апостол Павел заповедовал коринфянам, «благопристойно и чинно». Мы не кучка независимых, разрозненных героев-одиночек. Но повторюсь, понять это – самое трудное для сегодняшних христиан.
Посмотрим по-другому. Если бы вы вошли в эту машину времени тридцать лет назад, переместились бы в настоящий момент и провели неделю в богослужениях, распространении Евангелия, в общем, пожили бы сегодняшней жизнью обыкновенного православного прихода, что бы вы обо всем этом подумали, вернувшись обратно? Так ли вы все себе представляли в 1978?
Ну, думаю, и да, и нет. Да, в том смысле, что в учении Церкви мы нашли догматы и библейские истины, многие из которых мы знали еще, будучи протестантами, а многие из которых нам пришлось переосмыслить в свете Православия. Но мы тогда еще не ушли с головой в культуру – я намеренно использую именно это слово – современной православной церкви. Интересно, что слово «культура» происходит от латинского слова cult или cultus, значение которого – поклонение, богослужение.
Что нас поразило больше всего, так это православное богослужение. Тогда в 1978 году мы нашли догматы и дорогие нашему сердцу истины, но мы были поражены различиями в богослужении. Почти все христиане считают, что богослужение, в котором они участвуют, является «нормальным».
Конечно, в том богослужении, в котором мы принимали участие в 1978 году, было очень много непосредственности, очень мало понимания литургии, но нам казалось это вполне нормальным. Затем, когда мы примкнули к современной православной церкви, мы были поражены тем, насколько сложным, потрясающим, древним и сверхъестественным – да, именно, сверхъестественным – может быть богослужение. Это было самое главное из того, что мы узнали и чего мы никак не ожидали в 1978 году.
Как вы думаете, какой вклад внесла в христианство и, в частности, в Православие Евангелическая церковь?
Себя оценивать всегда очень трудно, к тому же против этого предостерегают как Священное Писание, так и мирские книги. Я бы сказал, что самый ценный вклад, который мы сделали в Православие в частности, и в христианство в целом, это издание «Православной учебной Библии».
Впервые был напечатан православный английский перевод Септуагинты, греческого перевода Ветхого Завета, которым всегда пользовалась православная церковь, и которому отдают предпочтение некоторые инославные христианские деноминации. Уже сам по себе этот текст – дар. Примечания, сопровождающие текст, я считаю, являются значительным подспорьем для православных и инославных христиан.
Кстати, довольно большое количество людей стало православными через чтение «Православной учебной Библии» [Новый Завет, издание 1992 года].
Второе, что нам удалось привнести в Православие, это дух Евангелия. Интересно, что на каждой воскресной Божественной литургии мы поминаем пророков, евангелистов, учителей, мучеников и т.д.
Дар евангелизма в двадцатом веке был по большому счету утрачен православной церковью. И теперь, в двадцать первом веке, этот дар возвращается к нам. Я полагаю, причиной утраты этого дара стали невероятные гонения, которым подвергалась православная церковь, особенно в последние четыреста лет или около того, по большей части от османов, а, если брать примеры из более современной истории, то от коммунистического режима в России, где по самым скромным подсчетам было убито более сорока миллионов верующих. Все это не способствует действенному, активному евангелизму.
Так, когда мы только-только пришли в православную церковь, где-то в конце 80-х, люди говорили: «Евангелизм – это же протестантство». Сегодня в православной церкви вы такого не услышите, поэтому я думаю, что вторым вкладом стало все, что связано с евангелизмом.
Третье — это проповеди, направленные на толкование Библии. По ряду причин таких, как недостаток образования среди священства в некоторых странах Европы, наличие врагов у церкви, желание иммигрантов в США приспособиться к жизни, проповедь фактически перестала существовать. Мне кажется, что в этом вопросе что-то начало меняться. Думаю, мы заново открываем в себе дар проповедничества. Я благодарю Бога за это.
Какие ошибки вы допускали? Если бы можно было все изменить, что бы вы сделали по-другому?
Думаю, мы не очень хорошо разъясняли те вещи, которые знали, будучи протестантами, но понимание которых было иным в православии. Также мы бы постарались как можно скорее попасть под присмотр канонических епископов – тогда мы ничего не понимали и назначали самих себя епископами.
Однако же замечу, что не сделай мы тогда этого, и нас бы сегодня не было в Церкви. Святой Павел сказал: «Мы видим все как сквозь мутное стекло». Если так о себе говорит сам просветленный апостол, то, что уж говорить о кучке парней из «Студенческого движения за Христа», пытавшихся отыскать свою дорогу в православную церковь? Пожалуй, только это можно было бы изменить, хотя, признаться, мы поступали по вдохновенью и поэтому я не знаю, как можно сделать это по-другому.
Еще одно путешествие в машине времени. Допустим, вы улетели в 2038 год. Что вы надеетесь увидеть, выйдя из машины? Что самое лучшее, что может произойти с православной церковью в Северной Америке? Будьте реалистичны, но можете немножко помечтать.
Что ж, то, что я скажу, не шутка. Думаю, лучшее, что может быть, это оказаться вместе со святыми по правую руку от Господа после Его пришествия и принятия нас в свое Царство. Не могу представить что-то более великое, чем это.
Если же Господь не придет до 2038 года, мне бы хотелось в первую очередь увидеть, что богослужение в православной церкви осуществляется на языке Америки, а не на языке метрополий.
Я прекрасно понимаю отчаяние иммигрантов, которые приезжают сюда и не говорят по-английски. Но большая часть богослужений к тому моменту должна быть переведена на английский язык, не только ради инославных американцев, а скорее ради детей православных, поскольку они становятся совершенно беспомощными, когда дело доходит до чужого языка. Это первое.
Во-вторых, я помню, что до того, как мы вошли в православную церковь, но уже знали о ней, шестеро моих детей все еще жили с нами, и мы ездили в отпуск всей семьей по нешироким автострадам.
Мы ездили через маленькие города, а затем возвращались обратно по скоростному шоссе. Когда мы проезжали по узким улочкам тех городков, дети спрашивали меня: «Пап, мы тут уже видели католическую церковь, лютеранскую, методистскую, баптистскую, а где же православная?». На что мне приходилось отвечать: «Дети, здесь евангелизация только началась».
И мне хочется надеяться, что через тридцать лет (если бы могли отправиться туда на машине времени) такие вопросы будут неуместны. Моя цель на 2038 год – расшириться не только в городах, в которых у нас есть церкви: Питсбург, Филадельфия, Кливленд и Лос-Анджелес, но и в тех городах (и, надеюсь, их будет немало), о которых никто и не слышал. Несколько церквей у нас уже появилось и, надо признаться, они очень хорошие, но нам нужно приходить в города с населением от пятидесяти до ста тысяч человек, в которых нет православных храмов, нам нужно создавать общины и наблюдать за их развитием. Это еще одна моя мечта на 2038 год.
Очень давно вы написали книгу «Почему мы не изменили этот мир» (Why We Haven’t Changed the World). Все-таки, почему тому межцерковному движению конца шестидесятых и семидесятых не удалось изменить мир? Вы покинули его, чтобы присоединиться к православному движению. Как вы думаете, Евангелическое православное движение изменило мир?
Оно бы ничего не изменило, если бы не было принято канонической церковью, потому что невозможно существовать в отрыве от Церкви Христа и Его апостолов, и думать, что будешь преуспевать. Да и то, «все, желающие жить во Христе, будут гонимы». Когда я говорю «преуспевать», я не имею в виду состояние непрекращающегося счастья, без дьявольских козней, скорее, это значит, что ты одерживаешь больше побед, чем поражений.
Причиной, по которой эти межцерковные движения не изменили мир, является то, что дар распространения Евангелия, как и все духовные дары, был дан Церкви. Если ты берешь дар Духа и пытаешься заставить его работать вне Церкви, ты сталкиваешься с трудностями.
Мы все прекрасно помним, какие странные вещи и эксцессы случались в харизматическом движении в конце семидесятых и позже. Евангелические движения это тоже не обошло стороной. В дни нашей молодости мы были верны евангелизму, как никто другой. Но нужно помнить, что в семидесятые, пока мы и многие другие пытались заниматься евангелизацией, мир не только не менялся к лучшему, а наоборот, становился хуже, менее христианским. Мы были похоже на отца с множеством детей, которых воспитывают другие люди. Норма – это когда местный приход начинает заниматься евангелизацией, а затем плод этой работы становится частью прихода. В межцерковных движениях такого нет.
Хочу отметить еще одну вещь: сегодня мы не наблюдаем такого массового обращения ко Христу, которое мы наблюдали двадцать один год назад, когда это было единственным, что мы делали. Да и, признаться, это совсем нетрудно убедить какого-нибудь студента молиться Христу за свою жизнь. Через нас проходили тысячи. Но те годы позади.
Я с любовью вспоминаю время, проведенное мной в «Студенческом движении за Христа», хотя общаться продолжаю лишь с некоторыми из тех людей (и благодарю Бога за тех, кто продолжал свое дело). Сегодня мы – православный приход и, несмотря на то, что у нас нет огромного числа новообращенных, в результате нашей деятельности с нами остается намного больше людей, чем в те годы. Так что, в процентном отношении мы впереди, хотя в количественном и проигрываем. Конечно, будучи православными, мы стараемся считать не приходящих, а остающихся. Опять же, можно заставить человека молиться, и не мне судить, искренняя ли его молитва или нет, но сегодня я ищу не тех, кто начинает гонку, а тех, кто приходит к финишу. Для меня это очень важно.
Как вы считаете, повторится ли еще то, что случилось в семидесятых? Думаете, это возможно, чтобы некая группа христиан пришла в Православие и осталась в нем навсегда?
Думаю, возможно. Я говорю людям, что мы научились приводить в Церковь отдельных людей, научились приводить семьи, научились приводить инославные приходы, мы привели в Церковь одну христианскую деноминацию (нашу Евангелическую православную церковь) и я жду с нетерпением, когда мы начнем приводить другие деноминации.
Но пока этого не происходит. Только сегодня я разговаривал с одним православным священником, которого пригласила поработать к себе группа пасторов-традиционалистов из довольно либеральной христианской деноминации. Они составили манифест с требованием: «Либо в нашей церкви меняется то-то и то-то, либо мы уйдем». И это происходит все чаще и чаще.
Вы, наверно, знаете, что от Епископальной церкви отделилась целая епархия, и, как мне сказали, еще две-три епархии готовы к такому же шагу. Так что, может, до того, как мы приведем в Церковь какую-нибудь деноминацию, нам для начала удастся привести епархию, а затем уже и целую конфессию. Сто лет назад многие считали, что самым естественным союзом стал бы союз Епископальной церкви США и Православной церкви. В авангарде этого движения стояли такие люди, как святитель Тихон. Но сегодня, когда Епископальная церковь отдаляется все дальше и дальше от апостольской веры, о которой мы читаем в Новом Завете, эта идея кажется скорее кошмарным сном и вряд ли осуществима.
В некоторых крупнейших деноминациях, в более малых общинах и автономных церквях существует большое количество людей, живущих по Библии, сосредоточенных на Христе, чьи сердца горят желанием помогать неимущим и нуждающимся. Именно эти люди и приходят к нам сегодня, и я бесконечно благодарен Богу за это, но я все же надеюсь, что к Православной Церкви будут присоединяться все большие и большие церковные общины.
Вы упомянули о нескольких епископальных епархиях, отколовшихся от Епископальной церкви. Есть ли какие-то признаки того, что они всерьез настроены примкнуть к Православию?
Думаю, не на этом этапе. Насколько я понимаю, сейчас они пытаются понять, что им делать дальше. Они даже смотрят за границу, например, присматриваются к англиканской церкви в Африке как к возможному варианту организации, под крыло которой они могли бы попасть.
Я написал письмо епископу одной из отколовшихся епархий, в котором предложил свою помощь, но до сих пор так и не получил ответа, что не очень-то меня удивляет. Что ж, я к их услугам, посмотрим, может чем-нибудь это и кончится.
Что бы вы хотели добавить к этому интервью? Какие слова вы бы сказали на прощанье сегодняшним читателям?
Во-первых, я благодарю всех читателей за поддержку, которую они оказывали все эти годы. Отрадно, что журнал, изначально предназначавшийся для небольшой группы энтузиастов, сегодня читают не только сотни и сотни православных в США и по всему миру, но и довольно большая часть людей, еще не ставших православными.
Во-вторых, не унывайте. Господь не прекращает приводить людей в Свою Святую Церковь. Мне хочется видеть, что все больше и больше неверующих обращается ко Христу именно через Православие – этот процесс идет, хотя и медленно.
Помимо этого, я бы хотел сказать еще об одном. В течение многих лет инославные христиане, думая о том, вступать им в нашу Церковь или нет, спрашивают меня, насколько серьезна наша вера. Правда ли мы верим во все это или являемся православными только потому, что наши родители, или деды были православными?
Конечно, каждый православный христианин должен сам ответить на этот вопрос. Думаю, что наибольшую пользу инославным мы принесем, если будем жить полной духовной жизнью. Мы должны быть не номинальными христианами, прославляющими Бога, когда им удобно, но людьми, которые не жалеют себя и, как говорится в конце Великой ектеньи, сами себе, и друг друга, и весь живот свой Христу Богу предают.
Читайте также:
Воспитание детей: Пять практических правил для родителей-христиан