— Олег! Слышь, Олег! — сзади слышались тяжелые плюхающие шаги. – Да постой ты, что ли!
— Отвяжись, Витек, иди домой, — проговорил Олег куда-то вперед, не оборачиваясь, не заботясь, слышит ли его приятель. Сырой грязный асфальт, два переулка позади, старые подворотни, еще два переулка – и дома, как каждый день из года в год. Помойки, старый Запорожец без колес, кошки, развороченные клумбы, заброшенная собачья будка.
— Да стооой! — Витек, сутулый, плечистый, в грязной рабочей робе, догнал Олега, за рукав развернул к себе. — Ну ушла она и ушла! Не надо убиваться-то! Как ушла — так и придет! Куда тебе теперь торопиться, а, ну, куда? Ребят не обижай, идем обратно, идем!
— Иди домой, Витек. Лыка не вяжешь. Достукаешься, что и от тебя уйдет, — глухо сказал Олег. И прибавил шагу.
Витек остался стоять посреди лужи по щиколотку. Снова пошел дождь.
Вот и дом. Застройка пятидесятых, кирпич, трещины по стенам, мох на балконах, на крыше выросло дерево. Подъезд, каменный козырек почти обвалился.
photosight.ru. Фото: Алексей Лебединский
— Олег, Олег! — теперь уже женский голос.
Да что ж такое. Отработал честно, оставьте один на один с бедой, дайте отдохнуть. Нет же, опять что-то нужно. Анна Ивановна, мастер, с каким-то старым потрепанным зонтиком, в промокших джинсах.
— Олег, там очень просят, там семья с детьми, ну, пожалуйста, остальные пьяные уже! — на бегу кричала она.
— Да что ж мне — напиться, чтоб вы отстали? — гаркнул Олег. — От меня жена ушла, ясно? Мой рабочий день закончился!
— Олег, ну, пожалуйста, ну, я уже сказала, что придем, — всхлипнула Анна Ивановна. — А вдруг опять нажалуются, ты же знаешь, что собрались зарплату поднимать, кого-то сокращать будут…
— Не бойся, тебя не уволят. У тебя вон на голове радуга целая, будешь вместо картины в конторе, — хохотнул Олег.
Вдруг ему стало жалко Анну Ивановну, с ее мелированной головой, непонятным возрастом и странной привычкой относиться к работе нескольких сантехников как к самому важному в жизни.
— Ладно. Сейчас пойду, адрес давай.
***
Олег поднимался на седьмой этаж пешком, думал. Думал о том, что еще относительно молодой, не самый глупый и никогда не пропивал зарплату, нес домой. Да, выпивал. Каждый день с друзьями. Но ведь не много! И на любимую Риту никогда руки не подымал. И не запойный. Ну, чего ж она ушла-то?
Ну да, да, каждый день с запахом спиртного и ближе к ночи. А утром на работу. И не видели друг друга. Как последние годы прошли — вот спроси, не ответит. Всё катилось колесом. На работу оба, потом домой. Поел вечером, даже не заметив, что на ужин, и на боковую. Она сядет рядом, смотрит в глаза, что-то говорить начинает, а его уже и хмель сморил.
Обстановку квартиры заметил, только когда она ушла. Ритой сплетенные занавесочки — не замечал. Салфеточки вязаные – не замечал. Угловую полочку странного вида — вообще не замечал. Теперь заметил. На ней одна икона осталась. Да, была эта полка, какие-то иконы на ней. Даже не смотрел, Рита поставила — пусть и будет. А теперь стоит одинокая иконочка Богородицы, скорбный лик, скорбные глаза. Такие были у Риты, когда она просила не пить. А еще – когда узнали, что детей у них не будет.
Нет, он знает, что Рита не к кому-то ушла. Сняла у сослуживицы комнату, там живет. Потребовала, чтобы он к ней и носа не казал. Он и не кажет, хотя за нее беспокоится. Хулиганья-то хватает.
Олег с серебряной медалью школу закончил, мог бы учиться. Лень помешала, ничего не хотелось. Учителя говорили: «Олег у нас совестливый». Вот тебе и совестливый, прожил с человеком столько лет и ничего хорошего ей не принес. Не замечал, как шторы с салфеточками.
Важнее-то что было? Ванны прочищать, трубы сваривать? Витька с его анекдотами слушать, а потом до дома его тащить, к зареванной жене и любопытным детишкам, из-за двери на всё это безобразие смотрящим? Уговаривал Витька не дурить, дети же всё видят. Ни в какую.
За размышлениями прошел аж до девятого этажа, остановился только у железной лесенки на чердак. Плюнул, спустился. Постучался в дверь. Дверь открыла молодая женщина с заплаканным лицом. Да что за день такой, всем плохо.
Женщина разговаривала по сотовому телефону, ему только указала на ванну, в которой плавали тазики и желтый резиновый утенок, и вышла. Олег пожал плечами и взялся за работу.
— Да, — плакала женщина в трубку, — да, Оль, представляешь, все анализы уже сделали, и операцию опять переносят! Еще раз перенесут – и заново всё сдавать! Снова ему ручки колоть, опять эту кровь…
— Къёвь, — озадаченно произнес за дверью ванной детский голос. — Къёвь!
В проём сунулись две детские мордашки. Старшему мальчику было лет шесть, младшему — года три.
— Дядя, а что ты делаешь? Ванну чистишь? — спросил старший.
— Да уже почти прочистил. Тебя как зовут?
— Я Максим, а это Матвей, — указал он на маленького. — А тебя?
— Олег.
— А-ег, — произнес маленький. Крупные веснушки, светлые волосенки. — А-ег.
— Всё, хозяйка, принимай работу, — крикнул Олег, выходя. Женщина сидела на стуле, глядела в пол.
— Это… маленькому операцию, что ли? — осмелился он. — Что за операция-то?
— Вам-то что… — хмуро отозвалась женщина. — Сколько я должна?
— Ничего не должны, самой деньги пригодятся.
— Я не бедная! — огрызнулась женщина. Олег понимающе кивнул:
— Может, помочь чем могу?
— Да чем тут поможешь-то, — разрыдалась женщина. Дети притихли. И сказала насмешливо, отчаянно: — Свечку в церкви поставь за нас! …Помощник…
«А почему бы и нет», — подумал Олег, выходя.
***
Наутро он ни свет ни заря направился в ближайшую церковь. Маленькая, недавно построенная церквушка, внутри чисто, несколько икон да пара подсвечников.
Свечку он поставил, а вот в притворе на выходе — задержался. Привлекло красочное объявление: «Приход такой-то, помогите восстановить храм… укажите имена для поминовения…» Олег взял из пачки листок с адресом и пошел на почту.
Аккуратно заполнил бланк перевода. Сумму указал — все, что было в кармане. Наверное, Бог увидит, что у него больше нет, и как-то поможет Матвею. Долго думал над графой для сообщений, написал: «Болеет мальчик Матвей». Поймал себя на том, что задумался над собственным отчеством. Вот еще номер. Клеменков Олег Иванович, а кто ж он еще?
Потянулись серые дождливые дни. Ванны, трубы, унитазы. Анна Ивановна перекрасилась в рыжий, местами все равно получился темно-коричневый, выглядит жутко. Зарплату подняли, никого не уволили.
Однажды в почтовом ящике он увидел конверт на свое имя. И открыл. Это было благодарственное письмо от прихода, которому он пожертвовал денег. Благодарили за помощь, обещали молиться и за него, и за мальчика Матвея. Но Олега поразила первая строчка: «Уважаемый Олег Иванович!»
Сын Ивана. Отец всю жизнь в деревне прожил, на земле работал. Кстати — не пил, и матери Олега из-за этого многие завидовали. Прожили его родители счастливо, душа в душу, и умерли почти в один день. Мама учительницей деревенской была. Варвара Михайловна. Еще молоденькая совсем была, а называли ее — Михайловна. Потому как уважали. И отец всю жизнь для односельчан Фёдорыч был. А Олега отродясь по отчеству никто не назвал. Как-то не называют сейчас. Олег и Олег, как будто мальчиком на всю жизнь так и остался. И президент в новостях по имени, а старенькая врач в поликлинике представляется «Просто Валентина».
Что-то в этом не так. Его Риту тоже все — Рита да Рита. И в сотовом телефоне у нее все Гали, Маши да Наташи. Участковый — Михаил. «Алло, Михаил? Тут мальчишки что-то во дворе взрывают!» И мастер Анна Ивановна очень напряженно смотрит, когда ее по отчеству называют. Я-де не старуха еще. Невдомек ей, что отчество — для уважения.
Так может, потому мы себя и не уважаем, что без отчества называться стали? А? И других не уважаем. Как дети в песочнице: Васька, Машка… Витек…
Олег Иванович. Вот ведь штука какая получается: Олег бы пошел пить с Витьком, а Олегу Ивановичу — не очень туда и хочется.
Звонок. Телефон.
— Олег, ты где, а? Мы без тебя сели!
— Витек, так выходной сегодня, — попробовал отшутиться Олег.
— Олег, ты совсем пропадаешь, как она ушла! Идем, будь мужиком! — кричал в трубку Витек.
— Витек… а тебя по отчеству как звать? — спросил Олег.
— Алексеевич… а чё?
— Так ты Виктор Алексеевич, значит?
— Ну да… слушай, Олег, ты совсем сдурел, смотрю! Всё, не буду я за тобой бегать, захочешь — придешь! — и Виктор Алексеевич в трубке исчез.
Олег вышел на улицу. Впервые за долгое время сырость начала отступать, хотя и солнца еще не было. Покопался в карманах, нашел пачку сигарет.
— Эй, дай закурить! — двое подростков сидели на скамейке, у одного в руках зажигалка.
— Ребята, не надо курить, — сказал Олег и сам себе удивился. Этих мальчишек он часто видел курящими, слова им не говорил, а то и сам просил «огоньку».
— А почему это не надо? — хохотнул один из мальчишек.
— Потому и не надо, чтоб здоровым мужиком вырасти, — Олег сел рядом с ними. — И вообще. Вот тебя как зовут?
— Серега!
— А папу твоего?
— Владимир…
— Вот идешь ты, Сергей Владимирович, усатый дядя, по улице, а тебя мальчик просит: дай закурить! Ты что б сказал?
— Не знаю, — протянул задумчиво Серега. — А так мы и в школе курим, никто ничего не говорит…
— Плохо, что не говорит. Вы в школе что проходите?
— «Горе от ума», а что?
— А что вам про «Горе от ума» рассказывают?
Мальчишки удивленно переглянулись и пожали плечами.
— Вот помните там: Софья Павловна. Или — Александр Андреич Чацкий. А ведь Софье Павловне 17 лет. А Александр Андреич тоже совсем молод, однако уже на работе государственной важности успел побывать, да больно горяч оказался. Думали об этом? А, Сергей Владимирович? Хотя — кто знает. Может, если б их Сонькой да Санькой кликали — тоже бы в подворотне стояли с сигаретой?
Второй мальчик засмеялся.
— Я тоже Александр Андреич!
— Ну, так, Александр Андреич, делом занимайся. Дурное дело нехитрое, курить все могут, а ты попробуй не курить. Думаешь, ты взрослым выглядишь с сигаретой? Не-а. Взрослые думают — щеня ты глупое, еще и сигарету в рот сунул… А вот сделаешь что-то хорошее — скажут: молодец, Александр Андреич, такой молодой, а такой уже умный и самостоятельный.
— Странный ты, дядь, — не сдался Серега. — Ты ж сантехник, а говоришь, как учитель какой.
— Знаешь, — усмехнулся Олег. — Ты вот что попробуй. Захочется что-то сделать — подумай: а я, Сергей Владимирович, это могу сделать? Или это только Серега может, а Сергею Владимировичу некогда глупостями заниматься?
Олег швырнул пачку сигарет в урну, встал и ушел. Мальчишки шептались.
Он шел дальше. В одной из подворотен услышал странный шум. «Какое мне дело», — подумал бы Олег. Но Олегу Ивановичу шум показался подозрительным, и он, проклиная свое любопытство, тихо скользнул в ворота.
Так и есть: трое подростков, вряд ли сильно старше тех, что в его дворе сидят, у стены обступили девчонку-ровесницу, один зажал ей рукой рот…
— А ну!… — закричал Олег и поднял с земли какую-то ржавую трубу.
На его счастье, подростки оказались обычными трусами и бросились врассыпную. Девчонка всхлипывала.
— Живая? — спросил Олег.
— Живая…
— Ну, не реви, а то вон тушь растеклась, прямо на майку капает. Ты их знаешь?
— Нет… не нашего района они вроде…
— Идем, провожу.
Олег проводил плачущую девчонку до подъезда и уже собирался домой, когда его чуть не сбила с ног какая-то женщина.
— Мужчина, осторожнее! — крикнула она. Олег узнал маму Матвея и Максима.
— Как… как здоровье сына? Как операция? — спросил он.
— Никакой операции! — кричала женщина уже на бегу. — Оказалось, что всё лечится, и уже почти вылечили!
— Вот это да, — подумал Олег. — А что, если…
И пошел в церковь.
photosight.ru. Фото: al60
Там он встал у самой большой иконы и стал просить, как мог, чтобы Рита к нему вернулась.
— Олег? — раздалось вдруг за спиной.
Он обернулся и увидел Риту. В платочке, по-деревенски повязанном.
Родное лицо, родной взгляд.
— Олег, что ты здесь делаешь?
— Молюсь, что ж еще в церкви делают? — ответил он растерянно.
— Молишься? Ты??? — по щекам Риты потекли слезы.
Олег положил руки на плечи жены:
— Идем домой… Маргарита Вячеславовна.
***
У подъезда ватага мальчишек прямо на газоне чинила мотоцикл.
— А мы делом занимаемся! — не то в шутку, не то серьезно заявил один из них Олегу.
— Молодцом, Александр Андреич! — и Олег пожал ему руку. – Только смотри, как бы Клавдия Васильевна с первого этажа тебя щами не полила, за испорченный-то газон…
***
Ничего особенного в ближайшие недели не происходило. Разве что погода стала надолго солнечной, а мастер Анна Ивановна вышла замуж. Перед свадьбой она одевалась не в молодежное, а в солидный костюм, а жених уважительно называл ее «Анна Ивановна».
Еще приходили родители девочки прямо в цех, благодарить Олега, что дочку спас. А еще Рита перевезла обратно в дом свои иконочки, и лик Божией Матери больше не казался Олегу таким скорбным. Одну иконочку — такую же, только маленькую — Олег теперь носит в кармане на работу, из-за чего Витек всем говорит, что Олег «маненечко того от радости, что баба вернулась».
А вот участковый Михаил тех хулиганов так и не нашел.