«Избивал мать, а я заступалась и тоже получала»
Когда Саше было три года, ее родители расстались. Мама работала швеей. Через несколько лет после развода она познакомилась с мужчиной из Волгограда, который приехал в Санкт-Петербург на заработки, и пустила его жить к себе в квартиру. Саша очень быстро начала звать его папой — он казался «адекватным мужиком» и души в ней не чаял.
Все было хорошо, пока мама с отчимом на выходных не стали выпивать по банке пива. Вроде ничего страшного, думала Саша в свои 8 лет, но за полгода эта банка пива по выходным переросла в бутылку водки каждое утро.
— Сначала они пили и даже умудрялись работать. Потом отчим начал избивать мать, я за нее заступалась, и в итоге получала сама. Там не только сковородка шла в дело: и провод от стиралки, и кружки, и тарелки…
Да все, что лежит неровно, летело в мать, потом — в меня.
Поэтому я старалась бывать дома как можно реже: с утра уходила в школу, потом — на тренировку по футболу, оттуда возвращалась к 11 вечера и ложилась спать.
Выживать приходилось самостоятельно. У Саши была любимая школьная учительница, которую она до сих пор благодарно зовет бабушкой за то, что та отдавала ей канцелярию и еду, а иногда предлагала подработку. «Не хочешь убрать парк? Тебе заплатят 100 рублей за час». И Саша отправлялась подметать листья, сажать деревья, собирать мусор.
На одиннадцатилетие девочки отчим попытался ее изнасиловать: ночью пробрался в комнату и стал раздевать. Она проснулась, резко ударила его ногой и сбежала к знакомым. Поделиться переживаниями с мамой не могла — она не верит в это до сих пор. Рассказывать друзьям о домашних ужасах тоже не хотела и все носила в себе, думая: «Да ладно, я же взрослая, справлюсь сама!»
Однажды отчим сказал: «А давайте переедем в Волгоградскую область, я буду там зарабатывать». Мама согласилась, и семья перебралась в его родной город, но не в дом, а в его «подобие»: крошечная комната, печка, которая практически не топилась, старый диван, на котором невозможно спать, и шкаф.
Потом отчим снова избил мать до такой степени, что она попала в реанимацию. Саше он соврал, что мама умерла, и скомандовал снова собираться в Санкт-Петербург.
Они ехали в поезде два дня. Саша почти не смотрела в окно, все время что-то читала. Выйдя из вагона на Московском вокзале, она обрадовалась знакомым местам. На несколько минут зашли к маме домой, и девочка обомлела: «Вау, квартира. Тут тепло…» А потом отчим сказал ей собрать вещи, отвел в социальную гостиницу по соседству — и вернулся в Волгоград.
«В приюте ели до тошноты, лишь бы побольше запихнуть»
Два дня Саша пробыла в изоляторе, пока сдавала анализы, потом ее перевели в сам приют. В таких учреждениях обычно живут дети, которых только что забрали из семьи или которые не учатся. Она бывала в этом месте и раньше: пересекалась с детьми из соцгостиницы на детских площадках, да и сама как ребенок из пьющей семьи часто приходила туда, в отделение дневного пребывания, делать уроки. Поэтому оставаться было не страшно.
— Я знала, что могу сама о себе позаботиться. Когда у тебя родители алкоголики, другого варианта просто нет. Раньше нужно было где-то добывать еду, тетрадки, учебники, одежду…
У меня и мысли не возникло о том, что, если меня бросили, я не смогу выжить. Смогу!
А тем более, в приюте что выживать-то? Тебя кормят, тебе находят волонтеров, которые приносят одежду, тебе иногда покупают канцелярию. Здесь главное учиться, а для меня это всегда было легко, я любила школу.
Мне повезло: восемь из десяти ребят оказались очень крутыми, они до сих пор общаются друг с другом, у некоторых уже есть свои дети, — продолжает Саша. — А вот двое в группе были агрессивными — с такими страшно находиться рядом. Но поскольку нас было восемь, а их двое, то мы могли в случае чего дать по шее тем, кто всех обижает. Плюс наши воспитатели всегда заставляли нас быть при деле.
В комнате селили по два человека. Условия после волгоградского дома были, по ее словам, шикарные: просторная комната, у каждого своя кровать, свой стол, небольшой книжный стеллаж. Делать уроки можно в отдельном классе. Сначала Саша жила в комнате вместе с Леной — девочкой со сложным характером.
— Нам было хорошо за счет того, что я очень спокойная. Она истерила, бросала вещи, орала на воспитателей — а мне все равно, я просто читала. Я ей не мешаю, она — мне. Остальные с ней ужиться не могли.
Потом Лену забрали в приемную семью, и к Саше подселили новую соседку. Если Лена только кричала, то эта девочка могла подойти и ни за что ударить. Но Сашу она не трогала: «Потому что я могла треснуть в ответ, и она об этом знала».
Кормили в приюте гораздо вкуснее, чем впоследствии в детском доме: давали ровно столько, сколько ребенок попросит. Сашин любимый воспитатель Александр Григорьевич всегда учил, что не нужно брать много, если ты этого не съешь, но и брать так, как будто тебе запрещают, тоже не следует: «Найди, пожалуйста, золотую середину».
— А приучить к этому детей, которые раньше голодали, очень сложно: некоторые были готовы есть до тошноты, лишь бы запихнуть в себя все, что дают, — вспоминает Саша.
Александр Григорьевич боролся с «жадностью» хитрым способом.
— Тебе сколько положить?
— Больше.
— Хватит?
— Нет, еще.
Воспитатель накладывал и накладывал, пока ребенок не останавливался.
— Хорошо. И теперь, пока ты это не съешь, из-за стола не выйдешь.
И вся группа сидела в столовой иногда по 6–7 часов, потому что ребята не могли справиться со всем, что набрали. Но несмотря на строгость, за три года своей жизни в социальной гостинице Саша ни разу не слышала, чтобы Александр Григорьевич повышал голос: он не кричал никогда.
— Это удивительно, потому что его слушали, даже если он говорит тихо. Это уметь себя поставить так надо, чтобы десять детей тебя уважали и не пытались в твою смену сбежать покурить или в магазин. Великолепный воспитатель.
«Ты приютовская, значит, будешь воровать»
Распорядок в гостинице строгий, потому что за детьми всегда присматривает воспитатель. Гулять в одиночку можно только по этажу, а идти на площадку или в школу — «за ручку», независимо от того, сколько ребенку лет. На футбольную тренировку Сашу отпускали в том случае, если тренер придет за подопечной и приведет ее обратно.
— Были минусы, но, если честно, это я придираюсь. Плохих моментов почти не помню. Как для ребенка из неблагополучной семьи для меня там все было классно. Конечно, нет свободы, печально, но зато у тебя есть нереальные воспитатели и крутые ребята, с которыми ты живешь. Не знаю, мне нравилось.
Вместе с группой Сашу водили в театр и на выставки. Компьютер до 13 лет она видела только в школе, а в социальной гостинице был целый компьютерный класс, где разрешали поиграть, и это казалось чем-то запредельным. Учеба давалась ей легко: стать отличницей Саша не стремилась, ей было достаточно «4» и «5». Она много читала — особенно по ночам с фонариком на телефоне, — за что ее постоянно ругали. Нравилось все: от подросткового фэнтези до Пушкина, Гоголя, Ахматовой и Есенина.
— Столько всего мне привила эта соцгостиница… Иногда сейчас просто смотрю на свою комнату и думаю: «Так, сейчас тебя убили бы просто, убери, пожалуйста». Потом иду и убираюсь. Правильные вещи всегда говорили. Социальная гостиница научила быть независимой от мнения окружающих.
Часто слышала от посторонних: «Ну вот, ты приютовская, значит, ты будешь воровать». Нет! И я научилась говорить «нет» на такие неадекватные высказывания.
Из соцгостиницы Сашу хотели забрать в семью ее лучшего друга: мальчика она с детства называла братом, а его родителей — мамой и папой. Но все же уходить из приюта она не захотела: «Мне просто казалось, что это неправильно». Саша полюбила это место. За два месяца она привыкла каждое утро вместе со всеми спускаться завтракать со второго этажа на цокольный, а потом собираться в школу.
Однажды, проходя мимо охраны, девочка остановилась. На диване в коридоре сидела ее мама.
«Вернусь домой, если перестанешь пить»
Саша считала, что мама умерла. Увидев ее, она замерла и с минуту неподвижно смотрела ей в глаза. Мама встала и медленно подошла к дочери, но та испугалась и бросилась на второй этаж, заперла дверь и приставила к ней книжный шкаф. Целые сутки в комнату не мог войти никто, даже соседка. Сашу пытались выманить едой, но она никого не слушала.
На следующий день мама пришла еще раз и рассказала, что после больницы долго не могла найти деньги, чтобы приехать в Санкт-Петербург, поэтому два месяца пасла коров, зарабатывая на билет, и жила у знакомого — отчим ее бросил и сбежал к любовнице. «Поехали домой?» — предложила она. Саша быстро согласилась, но с одним условием: мама больше никогда не возьмет в руки бутылку со спиртным.
Через две недели девочка поняла, что ничего не изменилось: мать по-прежнему беспробудно пила и устраивала скандалы. Саша собрала свои вещи, отнесла подруге кота (он там живет и по сей день), а сама вернулась в социальную гостиницу. В коридоре она встретила заведующую.
— Ой, Сань, ты в гости?
— Нет…
— В смысле?
Услышав историю о пьянстве, женщина бодрым тоном сказала: «Ну ладно, что стоять. Поднимайся наверх, твоя комната свободна. Будешь учить уроки с мелкими. Тебя две недели не было, мне приходилось это делать самой».
Снова день у Саши начинался в 7 утра. Только теперь после завтрака она была единственной, кто возвращался в комнату на второй этаж. Детей сразу развозили в школу на автобусе, а ее школа была через дом: Саша туда ходила либо с медсестрой, либо — так как обычно медсестры ленились — самостоятельно. Все уезжали, а Саша поднималась наверх, забирала свой рюкзак и до начала уроков шла к маме, еще раз завтракала чем-нибудь вкусненьким, например, жарила себе яичницу, и потом уже отправлялась в школу.
— Вообще, так делать нельзя, но я думала, что об этом никто не знает. Естественно, все знали. Но мама не уговаривала меня вернуться навсегда, ей было спокойно одной.
Саша по-прежнему была в подвешенном состоянии. Социальная гостиница не дает ребенку полное гособеспечение, а добиться денег от пьющей матери даже на шариковую ручку — проблема. Жить дома Саша тоже не могла.
Единственным выходом был детский дом, но для того, чтобы ее туда поселили, маму и папу должны были лишить родительских прав.
Когда девочке исполнилось 14 лет, она сама попросила заведующую помочь ей доказать опеке, что мать не способна ее содержать из-за алкогольной зависимости. Опека сдалась только через полгода, Сашу ожидали три судебных заседания. Одно из них она запомнила особенно, потому что отвечать на вопросы судьи ей пришлось, когда мама сидела в зале — папа ни на одно заседание не пришел. Говорить правду было больно — Саша боялась обидеть самого близкого и одновременно самого далекого ей человека. Девочку трясло от страха.
— Ты бы хотела остаться с мамой?
— Нет.
— Почему?
— Я не смогу учиться, будет нечего есть.
— Хорошо, а с папой осталась бы?
— Нет.
— Почему?
— У него нет времени на меня, он работает.
— Спасибо за ответы.
«Моей группе достался самый неадекватный воспитатель»
После того, как Саша формально стала сиротой, ее отправили в детский дом. В отличие от маленькой соцгостиницы, там жило около 90 человек. Ее встретил знакомый воспитатель Алексей Владимирович — раньше он работал в приюте. Вместе они поднялись наверх.
Первая сцена, которую увидела Саша, ее потрясла. По этажу из душа бежала девочка в одном полотенце и орала на весь коридор: «Алексей Владимирович, свалите отсюда!» Минут 15 она сушила голову, а потом выскочила снова: «Это новенькая? Ее к Снежане, пожалуйста, поселите». Саша вспомнила свою соседку, которая уехала в детдом раньше нее, и ужаснулась: «Ну только опять не к Снежане… Я с ней уже жила, хватит».
Потом Алексей Владимирович отвел воспитанницу обедать в фаст-фуд и рассказал, что правила в детдоме серьезно отличаются от тех, что были в приюте. Здесь можно было гулять одному, не сообщать воспитателю о каждом шаге и раз в три месяца получать новую одежду и канцелярию. Есть тоже разрешали не по расписанию: если попросить, повар оставлял обед или ужин к тому времени, когда ты вернешься. А возвращаться дети могли в зависимости от доброты воспитателя: кто-то требовал быть в комнате к 20:30, а кто-то не возмущался, если задержишься и до полуночи.
— Сначала я почувствовала свободу. В основном, из-за того, что не надо отчитываться, куда я иду и зачем. Наконец-то можно выходить за территорию! Я только начала учиться в педагогическом колледже на учителя начальных классов, а это еще добавило самостоятельности. Правда, его я так и не окончила. Не справилась…
В приюте денег никто не давал, в детдоме Саша стала получать 610 рублей как школьник, а потом и стипендию от колледжа — 1200 рублей. «Скажу честно, обычно они тратились на сладости», — смеется она.
— У меня были постоянные проблемы с воспитательницей группы, я ей не очень нравилась, и она часто ко мне придиралась. Попила чай, помыла кружку и поставила ее не в буфетный ящичек, а к себе на полку, и вот: «Неблагодарная, не можешь запомнить, куда ставить кружку?» Или, не знаю, пришла не в 20:30, а в 20:35. «Ты что, времени не видишь? Будильник ставь, если такая тупая. Завтра никуда не пойдешь». Но это редкий случай — один неадекватный воспитатель на весь детдом. К сожалению, он достался моей группе. Страдали все дети, не только я. Редко общались с ней нормально.
Так Саша провела три года, а потом попала в соцгостиницу для выпускников детских домов, где осталась еще на шесть месяцев. Дальше начиналась та самая «взрослая жизнь».
«Плиты нет, кровать отвратительная, а летом жила без холодильника»
«Ничего непонятно, но все интересно», — вспоминает Саша то время. После выпуска у Саши были 100 тысяч, которые положила на книжку бабушка, но они улетучились за несколько дней — Саша купила фотоаппарат, телефон и ноутбук. В детдоме не учили, как выживать на ту сумму, которая у тебя есть, поэтому Саша и до сих пор быстро тратит зарплату, так и не купив то, что нужно в быту.
Она переехала к подруге, затем — к двоюродной тете. Девушка общается с мамой, но редко: отдала ей свой старый телефон, показала, как пользоваться соцсетями, и теперь звонит по видеосвязи в WhatsApp. Возвращаться к ней домой не хочет: «Далеко, да и нет желания. Могу найти еще тысячу отговорок, почему я не поеду к ней». С папой она созванивалась последний раз на его день рождения.
В июле 2020 года Саше позвонили и сказали приезжать смотреть квартиру. Через две недели она получила ключи.
— Детский дом торжественно подарил мне самую крутую кровать, которую только нашел у себя. Она абсолютно отвратительная, спать невозможно, у меня синяки были.
Девушка с трудом привыкала жить самостоятельно, потому что даже варить гречку в первую неделю — испытание. Вода выкипала, каша постоянно то сгорала, то недоваривалась. То же самое было с макаронами и рисом — его Саша не умеет варить до сих пор, сколько рецептов ни присылали бы друзья.
Новый вызов — записать показания счетчиков: где они находятся и что это вообще такое, девушка не знала. Когда разобралась, нужно было искать компанию, чтобы подключить Wi-Fi. Узнать, какие Саше полагаются пособия, — отдельная история, потому что в документах она не разбиралась вообще. В детдоме все документы хранятся у социальных работников, и дети иногда даже не понимают, какие документы у них есть, а каких нет. Следующий квест называется «прикрепись к поликлинике».
— Это было сложно, потому что там на меня смотрели как на дурочку. «Нам нужен полис, а не СНИЛС». А я не видела разницы между полисом и СНИЛСом. Стандартная проблема всех выпускников. Еще ты не умеешь стирать (никто не объяснял, что цветное белье и белое нужно закладывать отдельно), не умеешь гладить (особенно чтобы не спалить тонкие ткани). Ну вообще ничего не умеешь, все всегда делали за тебя.
Теперь Саша все-таки научилась готовить, но, правда, у нее нет плиты, и она все делает в мультиварке. Недавно тетя отдала ей хорошую кровать. Сейчас у нее в квартире есть книжный стеллаж, шкаф, стол в комнате и стол на кухне. Холодильник тоже появился несколько месяцев назад, а первое время, летом, жила без него. Стирает вещи она у соседа — свою стиральную машину пока не подключила. Зато Саша завела себе кота по имени Хаос и устроилась на работу продавцом-консультантом в алкомаркете, откуда вскоре собирается уходить.
— Ухожу я оттуда, потому что платят отвратительно мало, а требуют отвратительно много. Нет четкого графика, а за полмесяца мне пришла зарплата 5300. И смешно, и грустно. Поэтому я сейчас ищу другую работу и планирую поступить в университет на документально-проектного фотографа, окончить его и уже потом планировать семью. Но вообще не люблю загадывать наперед. Как идет — так и хорошо. Обычно я не жалуюсь на жизнь, у меня все классно и круто.