22 февраля исполнилось 40 дней со дня смерти профессора Николая Евгеньевича Емельянова. Профессор Андрей Борисович Ефимов знал Николая Евгеньевича Емельянова более 50-ти лет. Мы попросили Андрея Борисовича поделиться своими воспоминаниями о Николае Евгеньевиче.

«А потом нас всех посадят»

— Андрей Борисович, сколько лет вы знакомы с Николаем Евгеньевичем и как произошло ваше знакомство?

sl_body.prof_Emeljanov_big2

— Мы с Николаем Евгеньевичем знакомы много десятков лет. Я не помню точно, сколько. Где-то с начала шестидесятых годов, значит, пятьдесят лет.

Я тогда учился на мехмате, на следующем, после Николая Евгеньевича курсе, но в МГУ мы не были знакомы. Мы с ним познакомились на Крутицком подворье, в первый год моей аспирантуры. В первый раз мы пришли с Владимиром Николаевичем Воробьевым (Прот. В. Воробьев — ректор ПСТГУ, — прим. ред.), тогда то ли студентом, то ли аспирантом, на подворье, для того, чтобы записаться в студенческое общество «Родина», из которого потом вышло Общество охраны памятников. Там сидел серьезный человек, председатель общества, который стал нам рассказывать, как у них интересно, как у них хорошо, о том, что надо посещать храмы и делать обмеры храмов, надо ездить в экспедиции, и уговаривал нас вступить туда. А в сторонке стоял скромный молодой человек. Председатель говорит «приходите, приходите», а когда он закончил, вдруг молодой человек добавил: «А потом нас всех посадят». Это был Н.Е. Емельянов. Времена были хорошие…

Он был очень активным членом общества «Родина». У него было трепетное отношение к России, ко всему, на чем зиждется Россия– к памятникам и к людям. Это отношение переросло в удивительную, деятельную любовь к Новомученикам.

Потом мы с ним много встречались, общались, ходили в храм, ходили друг ко другу в гости, просто гуляли с ребятами. Они жили в девятиэтажном доме в Новых Черемушках. Наша семья, семьи Емельяновых и Воробьевых очень близко дружили.

Чуть позже он стал ходить в Николо-Кузнецкий храм к отцу Всеволоду Шпиллеру, но нечасто. Я помню, как мы вместе стояли в очереди на колоколенку к отцу Всеволоду на исповедь.

 

— Исповедь тогда проходила в колокольне? Почему? В храме исповедоваться было нельзя?

— И да, и нет. В храме всегда велось наблюдение КГБ и человек, который исповедовался, подвергался опасности. Поэтому отец Всеволод назначал исповедь у себя в кабинете в колокольне, исповедь выглядела, как прием у настоятеля, и не вызывала подозрений. На колокольне было три маленьких помещения, на первом этаже  был кабинет отца Всеволода, на втором он жил, на третьем жил его сын Иван Шпиллер. В воскресение исповеди не было, потому что от множества народа в храм войти было нельзя. В окрестности было только два храма: Всех Скорбящих Радосте и Николы в Кузнецах, а затем ближайший был храм Иоанна Воина уже на Якиманке. На Крещение или на Пасху к храму подойти было нельзя. Он мог очень кратко исповедовать на клиросе. В храме было еще три священника, которые тоже исповедовали. Все было очень трудно, но было много хорошего, и были очень хорошие люди. Например, Сергей Васильевич Чибисов, профессор, зав. кафедрой Военной академии и одновременно монах Серафим.

Это были люди, вышедшие из той, старой, России. Это люди, глубоко верующие с самого детства, которые пережили все, все, что было в России в ХХ веке: одни из тех людей поехали в лагеря и ссылки, а других не взяли. Они стали профессорами или работали еще кем-то, и это произошло по промыслу Божиему, для того, чтобы они могли рассказать нам правду.

Интересно, что они все были беспартийные. Когда я начал защищать диссертацию, то, до этого и после, мне предлагали заведование кафедрой, но было одно условие: вступить в партию. После 17 предложения я уже перестал их считать. А ничего нельзя было сделать: занять научный пост можно было, только вступив в партию. «Старики беспартийные, ладно, путь уж доживают», а чтобы беспартийная молодежь заведовала кафедрой, этого было нельзя.  Их не пускали даже в доктора и кандидат наук.

 

Причастие это лекарство

Николай Евгеньевич Емельянов

Николай Евгеньевич Емельянов

Мы несколько раз ездили в пустыньку к архимандриту Тавриону Батозскому. Это было совершенно особое явление в той советской действительности. В Риге, точнее, под Ригой, около городка Елдово, в лесу был женский монастырек — пустынька от Рижского женского монастыря, в котором жил удивительный духовник — отец Таврион Батозский. (Это тот человек, который участвовал в незаконных, по мнению богоборческой советской власти, выборах нового Патриарха, после смерти святого Патриарха Тихона. Он был посыльным, который собирал подписи епископов. Тогда Патриархом выбрали святителя Кирилла Казанского, но святого Кирилла и всех участников выборов посадили в лагеря, или добавили сроки, тем, еще кто сидел). Он был человек совершенно святой, прозорливый, от которого можно было получить очень много. Мы с ним очень о многом говорили.

Каждый, кто туда приезжал, должен был идти на те или иные работы – «послушания», тогда там можно было жить. У отца Тавриона был такой порядок: он служил литургию каждый день, и каждый день можно было причащаться. Все, кто туда приезжал, причащались Святых и Страшных Христовых Тайн каждый день. Он это называл «лечебницей»: «Вы приехали в лечебницу, так вот лечитесь. Хотите, чтобы жизнь выровнялась, устроилась – прибегайте к этому духовному лечению».

Создание братства Всемилостивого Спаса

Затем начались работы по строительству дачи, дачного домика, для сильно болевшего тогда отца Всеволода Шпиллера. В этой работе участвовали очень многие. Я там был постоянно. Приезжал туда и Коля — Николай Евгеньевич, со своими ребятами. После смерти отца Всеволода Николай Евгеньевич продолжил ходить в Кузнецы.

В начале 1990-го года началась эпопея создания православного детского лагеря. Надо было воссоздать совершенно разрушенный храм на берегу Волги, вокруг которого было кладбище, и подготовить территорию, чтобы создать там летний лагерь. Все делалось в первый раз.

В 1990-е годы, впервые после революции, были разрешены и создавались воскресные школы и православные братства. Было создано братство Всемилостивого Спаса. Произошло это так. В августе 1990 года, на третий Спас была праздничная служба, и после литургии было решено создать  братство. Во главе же братства встал Николай Евгеньевич. Братство взяло на себя несколько общих дел приходов, которые в него входили (в начале братство было межприходское).

Общие дела приходов были следующие. Нужно было издавать и распространять православную литературу, которую тогда разрешили читать (это сегодня трудно представить, но в советское время чтение библии и религиозной литературы считалось уголовным преступлением), надо было создавать гимназию, надо было создавать богословские курсы, которые затем превратились в богословский университет, а сегодня это ПСТГУ, и организовать, упомянутый выше, православный детский лагерь. Мне было поручено издательство и распространение религиозных книг, и создание для этого книжного магазина. Именно тогда и был создан маленький магазинчик «Православное слово», который сегодня превратился в большой магазин христианской литературы.

Для того, чтобы организовать лагерь мы взяли 5 га земли на берегу Волги, (в Тутаеве, между Ярославлем и Мышкиным) и начали приводить в порядок храм. В тутаевском лагере абсолютно ничего не было, положение было безнадежное. Но удалось найти первых благодетелей, появилась возможность приобрести палатки (полученные благотворительно от военных), полевую кухню, и так далее. Так мы поставили лагерь на Волге.

В лагере было введено несколько принципов. Первый – лагерь должен был сам себя обеспечивать – дровами, кухней, посудой. Николай Евгеньевич приезжал туда со своей семьей. Первая смена была очень удачной, а начальником смены был маленький Николай Николаевич Емельянов (ныне священник Николай Емельянов). Все это делалось в той или иной мере с участием Николая Евгеньевича.

 

Главное дело его жизни — Свято-Тихоновский университет и База данных за Христа пострадавших

новомученикиСамыми главными делами жизни Николая Евгеньевича были Свято-Тихоновский университет и создание Базы данных за Христа пострадавших. Он создал Базу данных Новомучеников, это была его идея. Он был профессионал, специалист по базам данных. У него была своя лаборатория и много учеников. Он выбрал из них несколько человечков, православных христиан, и стал вместе с ними создавать эту Базу. У него уже было готово много разных типов баз данных, поэтому нужно было только выбрать уже имеющийся программный продукт, и приспособить для решения этой задачи, так чтобы можно было легко находить сведения о христианах, пострадавших за Христа по разным параметрам: по имени, по территории, например, по городу, по времени ареста или казни, времени хиротонии. Баз данных много, это одно из направлений развития теории баз данных: как сделать базу данных для такого типа информации.

Николай Евгеньевич очень много сделал для этой Базы, сам вводил данные Новомучеников и очень любил рассказывать истории людей, описанных в этой Базе. По его инициативе в Кузнецах каждый день, кроме календарных святых, поминают Новомучеников. Он любил следить за статистикой посещения Базы. Он говорил, как возрастает число обращений, в связи с какими-то событиями. Например, когда избрали нового Патриарха, произошел скачек обращений.

 

Последний в жизни доклад о геноциде христиан в России

Последнее его дело это доклад на Свияжских чтениях, выводы которого он считал очень важным. Летом прошлого года Николай Евгеньевич, для меня несколько неожиданно, выразил желание ехать в Свияжск с докладом. Ехали мы туда поездом, в дороге хорошо пообщались, но я никак не мог понять – зачем он туда едет? Ведь он был очень серьезно болен и ему надо было бы отдыхать. Конечно, там необыкновенная красота: широченная Волга, природа, остров Свияжск, храмы с древними фресками. Но: зачем же он туда едет?

Когда началась конференция, его доклад был посвящен базе данных. В этом докладе он взял международные юридические определения геноцида. Эти формулировки могут относиться к народу, к группе людей, к классу.  Он строго показал, что понятие геноцид может и должно быть применено к гонениям на православных христиан в России в ХХ веке. Итак, из его доклада следовало, что в России проходил геноцид православной части народа. Это было ясно сформулировано и донесено для небольшой аудитории конференции в Свияжске. Тогда я понял, зачем он так стремился туда поехать: это последний научный доклад в его жизни. Мы с Оксаной Васильевной (О.В. Емельянова — жена Николая Евгеньевича, — прим. ред.) пытались успокоить Николая Евгеньевича, говорили, что мы приедем сюда в следующий раз. Ему там было хорошо: святые места, природа, сделанный, наконец, его доклад. Но очень ясно говорил, что больше он сюда уже не приедет – это в последний раз. Этот научный результат был важен для него, именно об этом он думал в последний период своей жизни. Он хотел увидеть, как воспринимаются его выводы о том, что на Руси происходил геноцид христианской части населения.

 

«Как я не люблю, когда здоровые мужики начинают себя жалеть»

Всю жизнь Николай Евгеньевич работал, не жалея себя. В его воспитании, прежде всего в отношении к сыновьям, был один простой принцип, который он так формулировал: «Как я не люблю, когда здоровые мужики начинают себя жалеть». Он не жалел, прежде всего, себя. Это его служение Богу, служение Церкви, служение родине, служение науке, служение семье, все в нем сочеталось гармонично. Это, безжалостное к себе, самоотверженное служение и дало те плоды, которые так для всех очевидны.

У Николая Евгеньевича удивительная семья. У него шестеро детей – три сына и три дочери. Все сыновья – священники, одна дочка – матушка, 29 внуков, все находятся в Церкви. Они все очень дружные.

Николай Евгеньевич со 2 января 2010 года лежал в 5-й Градской больнице, в реанимации. Его жена и дети устроили дежурство рядом с ним  постоянно был кто-то из его детей, а Оксана Васильевна была там круглосуточно, они по очереди сидели, читали Евангелие (до воскресенья прочитали все Евангелие), каждый день причащали его. До субботы он был в сознании, потом – без сознания.

Когда рукоположили всех его сыновей, и мы все вместе куда-то ехали, отец Владимир Воробьев сказал о Николае Евгеньевиче и Оксане Васильевне: «Ну, вот, это наш отец отцов, а вот это наша мать отцов». Так все и стали его звать: «Отец отцов».

База данных «За Христа пострадавшие» http://kuz3.pstbi.ru/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html/ans

Читайте также: Н.Е. Емельянов. Человек Святой Руси, человек – легенда высоких технологий

За Христа пострадавшие в ХХ веке: кровь мучеников – семя Церкви

Данные, полученные делением общего числа пострадавших за веру выпускников университета на число всех окончивших университет в 1880 – 1930-е гг. говорят о том, что самый высокий процент пострадавших дал МГУ (4.5%), СПбГУ (3%), почти столько же у Казанского университета (2,7%).

Сколько репрессированных в России пострадали за Христа?

30 октября – День памяти жертв политических репрессий. Сегодня не праздник, не торжество, а день, когда мы должны сосредоточенно вглядеться в себя. Потому что за свои убеждения и веру миряне и священники гибли в XX веке не где-то, а в нашей родной стране. Если мы не хотим повторения трагедии новомучеников, давайте вспомним историю.

30 Окт 2009 | Николай Евгеньевич Емельянов | Продолжение

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.