Про общину в Териберке
Община в Териберке официально возникла в 1998-м году по инициативе местных жителей. Тогда местные православные вышли на владыку Симона, на тот момент – епископа Мурманского и Мончегорского, и попросили благословения на возрождение прихода. Приехал епископ, собрал собрание, увидел искреннее желание людей и дал им благословение на регистрацию прихода храма иконы Божией Матери Тихвинская. А потом сам окормлял его до 2005-го года.
Община на тот момент была небольшая, потому что в 2005-м году Териберка находилась в невероятном упадке. Когда в 2005-м меня назначили туда настоятелем, передо мной была страшная картина: в надежде сдать металл местные жители жгли кабели, а их жёны брали благословение и опухшими руками по ночам перерабатывали краба – работали на браконьеров. Пили все.
Да, Бог в душе был, но община была маленькая; это были избранные, нравственно способные люди, искренне пекущиеся о своём посёлке.
Появление в селе священника жители потом восприняли нормально. Потому что до того очень активно повалила секта: начали петь свои песни, раздавать журнальчики, устраивать собрания – окутывать людей. И в селе пошло разделение: «Ты принимаешь от них гуманитарку – ты продаёшь родину!» – «Я принимаю, потому что мне надо кормить детей! Пусть он нас спасёт, ваш Сергий, – тогда будем слушать его. А так – у нас дети, поймите нас правильно».
Сектанты хотели сделать в Териберке свой душепопечительский центр. Они создают фонды, проникают в семьи, в администрацию, отмывают деньги – всё по схеме; такой центр уже есть у нас в Зеленоборске. При этом выбирают удалённые места – не Мурманск, не город.
А Ловозеро стало на полуострове центром Свидетелей Иеговы. И там постоянно граждане США, постоянно конференции. Дошло до того, что теперь уж и судьба тамошнего прихода в Божиих руках.
Цель сектантов – военнослужащие, они подходят через оленей, подбираются. Баптисты ещё ладно, я говорю про те секты, которые разработало специально ЦРУ, у которых задачи подобраться к нашему оружию, к нашим секретам.
Когда начались их активные действия по регистрации общины в Териберке, епископ принимает решение, отправляет меня туда и даёт указание: «Сынок, единственное место осталось на нашем Кольском полуострове, куда сектанты ещё не дошли, но уже собираются. Давай, всё». С тех пор там нет секты, и не будет, пока я жив.
Териберка: вчера и сегодня
Неофициально Териберка существует более тысячи лет; там было становище. По летописям – лет восемьсот. Когда-то здесь шли портовые отношения со Скандинавией, Данией, была торговля, проходила дорога. Очень удобный выход в море был, поэтому когда-то Териберка была первая, её знали все, а сейчас она стала последняя.
Когда в 1916 году основали Мурманск, было два проекта, как вариант – развивать Териберку. А официально поселению там – тридцать пять лет. Расцвет Териберки был в 1960-х годах – тогда там жило три с половиной тысячи человек народу, был колхоз, рыболовецкая артель.
В последние годы население посёлка сократилось до тысячи двухсот, может быть, меньше. В основном, пенсионеры, кроме них ещё человек шестьсот. Люди уезжают в Мурманск, в Североморск, приезжие – на свою родину. Ждут жилья, программы переселения, в основном по области.
Странное дело, но посёлок признан неперспективным. Там пасутся две-три баржи, остальных выгнали. А когда спустили аквалангиста, увидели на дне несколько этажей краба.
Заселили нам когда-то камчатского краба. А теперь, мы смотрели эти съёмки: просто дно, водоросли все поедены, краб ест друг друга. Люди плачут – рыба не заходит. Прибрежный лов запрещён, только промышленный. И вот две баржи ловят его не спеша – на соседнюю Скандинавию.
Местных жителей за лов половину пересажали, у второй половины поконфисковали лодки, дали условно; люди боятся.
Я подходил к властям тоже, говорил: «Ребята, я вообще североморец, с города человек. Я себе ни гараж, ни баню, ни дачу строить не буду, а хочу вам построить здесь храм. Мне разрешите ловить?» – «Нет». – «Ну, что ж, – говорю, – я умею ждать».
Про назначение в Териберку
Когда назначали в Териберку, я сам проявил инициативу. У своего управляющего архиерея я иду по отдельной сетке – для спецтяжёлых таких поручений.
И вот было – в посёлок, где семьсот человек, отправляют двадцатипятилетнего священнослужителя с двумя ляльками: старшей – год и десять, младшей – три месяца. И красавица-жена. Нас приезжает четверо, ни зарплаты, ничего: «Вот здесь вам гречечка в баночке, вот здесь вам борщик, ещё тёплый, ешьте, не разговаривайте, батюшка, остынет».
На месте стоит часовня — двухэтажное приспособленное здание, бывший жилой дом, без окон и дверей. Жить там же в храме.
Месяца через три остался один. Жена ушла – родители забрали: «Мы не для того за тебя замуж отдали. Ты обещал, что они не будут голодные». Тяжело было, только из-за этого. Ребёнка покусал комар, какой-то вид малярии. Младенец весь в волдырях – жена тут же с плачем в такси и уехала. Я их не видел восемь месяцев.
Ничего, потихонечку, Бог услышал мои молитвы. Месяцев через пять, когда семья уже распалась, я приехал в Мурманск – искал печати для выпечки просфор. Денег на транспорт не было, добирался на попутках, потом часами бродил по городу.
Вдруг останавливается машина, и из нее с объятиями выскакивает мой бывший начальник – настоятель Мурманского Свято-Никольского кафедрального собора отец Александр Козачук, у которого я два года был диаконом. Привез к себе домой, отогрел, накормил, выслушал, утешил. Рассказал, что его назначили настоятелем строить храм в соседний Североморск. Архиерей поддержал нас, и назначил меня туда же штатным священником с оставлением в должности Териберского настоятеля.
Всё, пошла зарплата, дали квартиру, жена вернулась. Наладилось и там, и там, хотя и два прихода в ста двадцати километрах, ну, ничего.
В самой Териберке мирским чином идут службы согласно календарю, в субботу-воскресенье, регулярно. Два раза в месяц приезжаю на службу и если что-то надо срочно: крестить, при смерти, отпевать. Поэтому получается где-то раз в неделю я там. Когда там был «Газпром», мотался чаще, почти жил на трассе, убил три машины. Надежды были…
Про «Газпром»
Дело в том, что в окрестностях Териберки нашли месторождение газа. Пришёл «Газпром», собирали собрание, буклеты, планы – начинали строительство газоконденсатного завода. А ещё дочернее предприятие «Газпрома» обещало построить храм под ключ, если настоятель представит документы на участок и проектную документацию.
Через два года документы мы принесли, а в помощи нам отказали, объяснив, что строительство завода на неопределённый срок приостановлено. Так мы и остались с землёй и проектом на руках. Брошенные, и за десять лет никто не помог. Вот это я понять не могу.
Земли под храм там шестнадцать соток, оформлено пока на сорок девять лет, после строительства храма можно будет оформить собственность.
Землю я два года оформлял – а она оформляется три месяца; дошёл до Москвы. Оформить удалось только благодаря генерал-полковнику Жукову, племяннику легендарного маршала. Я с ним разговаривал и попросил помощи – всё, на следующий день вопрос сразу решился: «Приезжайте, что же вы сразу не сказали…» Ну, как не сказал? Я попросил просто для Церкви пятнадцать соточек в этой многомиллионнокилометровой тундре. Было и такое.
Проект храма есть – это оказана платная услуга. Проект стоил семьсот двадцать тысяч. Ну, с этим ладно, благодаря тому, что адекватным оказался проектировщик, и волей Божьей мы стали с ним духовными братьями. И, между нами говоря, Владимир Александрович Елисеев, ООО «Строительство и проектирование», простил мне этот долг. Теперь наши матери дружат и наши дети; так люди друг друга обрели.
Но представьте: когда «Газпром» мне отказал, год я хожу с этим долгом, реально переживаю, болит сердце, давление скачет, дома траур…
Про людей
Люди там прекрасные, они другие, я таких людей не видел, они удивительные.
Все люди удивительные – они на 90% состоят из воды, полжизни спят, другую половину – грешат. Но эти особенные, какие-то более целостные, простые существа: «Да, нет, вода, ешь, пей». Долго не доверяют, но, полюбив однажды, будут прощать тебе все, и жизнь отдадут за тебя. Я даже не могу объяснить.
Первые годы они меня не воспринимали – просто «молодой», двадцать пять лет. Меня это задевало, тяжело было, но я очень быстро переключился. А позже, когда «Сергей», как они называли, начал что-то для них делать, то потихонечку уже пошло.
Пытался сделать казачий сектор при приходе, чтобы могли сами себя защищать. Собрал всех мужчин, но они меня не поддержали: «Ничего нам не надо». Полезли в поединки, но я их сразу успокоил. Увидели силу, я и говорю: «Сопляки вы, не можете защитить ни своих жён, ни матерей, вы просто щенки», – провоцировал уже, чтоб поняли.
Просто собрал всех мужчин посёлка, точнее, тех, кто пришёл. Там был конфликт, и я говорю: «Почему вы в моё отсутствие принимаете журнальчики от секты? У меня есть информация. Я вам говорил такого не делать? Говорил». – «Кто ты нам такой?»
Всё, после четвёртого напавшего и скрученного человека ведём переговоры, всё хорошо. Драки там не было особой, там их успокаивали сразу. Последнего держу, говорю: «Ну, вы долго тут будете, я вам что – террорист, что ли?» – «Всё, всё ясно, всё понятно!»
Я же являюсь одновременно духовником Североморской Федерации смешанных единоборств. Вечерами на ковре с дагестанцами идёт проповедь исламскому миру, отсюда заточенность на победу – этого не учли в Териберке.
Спорт принес добрый плод не только в Териберке, но и в Североморске. Была такая напасть: там в частях царило вымогательство – с каждой зарплаты русские кавказцам платили мзду. Даже Особый отдел не мог справиться – помог Господь.
Оказывается, срочникам шла с гражданки огромнейшая поддержка по линии землячества. А тут – я попадаю в тренировочный зал. Организовали турнир «Битва за Север», на который приезжал сам Александр Емельяненко. А ещё на турнир приехал мой старый друг – двукратный чемпион мира Ратмир Артурович Теуважуков. В итоге с землячеством получилось очень серьёзно поговорить.
Всё, в одно утро вымогательство в воинских частях прекратилось. Дедовщина – да, я туда не лез, это не мои дела. Возможно, это тоже нужно пройти. Ну, что – срочник в памперсах, со жвачкой, с серёжкой пойдёт защищать меня и вас, что ли? А вот в борьбе с вымогательством добились мы успеха, но это было отдельное и долгое наше приключение.
А в Териберке раньше пили, когда шторм был. Когда шторма не было – ловили. А теперь ловить нельзя. И выпивка – это у поморов не протест, не депрессия, а это такое состояние души – впадают и чего-то от Бога ждут: «Ну, Ты видишь, что я делаю?»
Это люди у Бога на особом счету находящиеся, я не раз убеждался. Туда даже немец не зашёл в Великую Отечественную, как-то так хранит их Господь удивительно.
Про то, что нужно сделать для Териберки
Первое: сегодня мало верить – нужно ещё и защищать свою веру. Сегодня, на 2015-й год, в мире ситуация религиозная такая, что все страны давят на нас, чтобы мы приняли венчание однополых браков – ни на что другое, именно вот это.
Ну, в связи с этим, раз уже тронули венец и святое место – будем защищать. Будем защищать и вести за собой людей, как в 1380 году Пересвет победил Челубея, и за ним армия победила всё прочее – Куликовская битва. Точно так же, Пересветы были, и будут всегда.
Что нужно сделать? Очаг святыни, который нужно защищать, потому что Пересвет есть, а защищать нечего. Будет очаг – будет защита. Пойдёт защита – пойдёт симпатия Божия, пойдёт жизнь, пойдёт уклад: у-клад, около клада, клад. А очаг – это храм.
Второй шаг: вернуть лов местным жителям – люди должны вернуться на воду. Семьи должны кормиться. Рыба уходит в Мурманск, в Мурманске она всегда. С Териберки она, правда, уходила в Москву, на царский стол.
Третье: туризм. Я раньше не впускал это. О Териберке мало информации, мы не впускали никого. Потому что вместе с туристами придёт шлак, придёт безнравственность, придёт грязь, вирус зла. Пусть они пьют ацетон, но они мои родные, больные, хромые, убогие.
Но теперь уже пошло такое, что, пожалуйста, пусть приходит туризм, мы уже отучили всех врагов оттуда. Пусть приходит официальный туризм, хороший.
Там уже и рыбалка есть, и дайвинг, но пока это кустарно: ночевать у местного жителя на кровати — пять тысяч, под кроватью – две четыреста. Когда есть уже гостиница и всё прочее…
Грибы, ягоды, пожалуйста. Морской ресурс – это же не передать, это йод, ежи – сколько можно сделать для онкологии, сколько лекарств.
Про Андрея Звягинцева и «Левиафан»
Фильм я начал смотреть, но дальше там уже нецензурщина пошла – мне нельзя видеть. Если бы начальство мне поставило задачу… Сейчас вы уже сто шестнадцатая меня про фильм спрашиваете, я чувствую, что попрошу благословения у владыки посмотреть этот фильм именно в плане мелочей, чтобы с людьми: «А помнишь тот момент?..» А так-то смысл ясен: Церковь якобы благословляет власть на беспредел и на достижение своих целей именно через те слова, что «вся власть от Бога».
Мне было это сносно, мы умеем терпеть, принимать укорения. Если я неправ – скажи мне, я извинюсь; нельзя стать сильным, не осознав, что ты слабый. Но если это надругательство какое-то – ведь в чём весь тест, весь лакмус — в послевкусии после фильма.
Сейчас пройдёт год-два-три и станет ясно, в чём была цель фильма: «Оскар», тщеславие, детская душевная травма, как Владимир Ильич в 12 лет на исповеди снял крест, и стал таким вот. И сейчас даже земля не принимает его, а был ведь из верующей семьи.
То же самое: я ведь режиссёру оказывал помощь. Персоналу по моей команде местные жители носили антиквариат для декораций. Я там лидер, духовный и народный, и убедил съёмочной группе не препятствовать, а помогать. А они нас обманули, дав клятвенное обещание, что это фильм про батюшку и матушку, что фильм о добре, и кощунства с надругательством там нет.
Помощь мы оказывали, разрешали возле наших святынь фотографироваться. Пока не знаю – десять копеек даже не дал. Не позвонил – спасибо не сказал. Я умею ждать – я написал ему ВКонтакте: так и так, дружище, я вот тот, который тебе помог.
Потому что их могли просто не пустить местные жители. Настрой уже был такой: появился этот Звягинцев после «Газпрома», люди обмануты: «Почему мы подписывали вам, разрешили загрязнять экологию, а вы нам подарили только по пуховику, по куртке?» – и тут он появился. Создалось впечатление, что один другому передал эстафету.
У тех обида на меня, что я оформил землю там, где они не хотели. И приходят другие, и сценарий такой, где Церковь унижена.
И это при всеобщей ситуации, что НАТО обступило границы, уже жжёт костры, базы, мы все окружены. Притом, что Америка говорит: мы давно не боимся России, мы пока ещё боимся Руси. Притом, что только за веру люди пойдут под пули, потому что мироточивая икона им гарантирует, что человек – это «чело, предназначенное для вечности». При всём этом идёт непонятное безбожие, отбитие веры у граждан России.
Должен быть выход – кульминация, вторая часть. Или пусть реабилитируется, пусть поможет в храме, никто не против.
Фото: Ефим Эрихман
Читайте также:
- Епископы и левиафаны
- Козлиная песнь от Андрея Звягинцева
- «Левиафан»: против церкви… или за нее?
- «Или, Или! Лама савахфани» – почему в «Левиафане» нет места Богу?
- Левиафан. Честный фильм о Боге и вере