Светлана Красовская
Нынешняя дискуссия о новой редакции ФГОС по литературе затронула помимо прочего еще один важный аспект образования – профессиональный стандарт учителя-словесника. Очень внятно и недвусмысленно высказался по этому поводу в своем интервью доктор педагогических наук, профессор кафедры методики преподавания литературы МПГУ (главного педагогического вуза страны) Сергей Александрович Зинин.
Кому, как не ему, судить о профессиональных качествах учителей-словесников, ведь он тот, кто формирует в них эти самые качества. Интервью о новой редакции ФГОС по литературе, безусловно, было ответом оппонентам на критику этого документа. К его созданию Сергей Александрович, надо полагать, имеет прямое отношение, поскольку именно он неоднократно выступает его самым последовательным защитником, обнаруживающим знание мельчайших деталей.
Не будем пересказывать уже набившие оскомину аргументы. Остановимся на том новом, что прозвучало из уст профессора, учителя учителей именно здесь. На том новом, что заставило отложить все более интересные дела и сесть за ответ.
Откуда берутся учителя, на разум которых нельзя рассчитывать
С.А. Зинин не согласен с оппонентами, считающими: «Всем учителям необходимо предоставить возможность самостоятельно составлять рабочие программы на основе примерной». Он возражает: «Не все учителя к этому стремятся»; «Учитель должен иметь возможность работать по твердой программе, а не сочинять каждый год свою».
С этим нельзя не согласиться: действительно, к самостоятельному «программотворчеству», да и к собственной стратегии преподавания стремятся не все. Заметим, это утверждение не противоречит мнению оппонентов. Почему бы не сказать: учителя должны иметь возможность работать по готовой, не ими составленной твердой программе – или самим составлять программу на основе существующей примерной?
На это у С.А. Зинина есть ответ, который трудно назвать уважительным по отношению к учителям, то есть коллегам по профессии: «Мы не можем рассчитывать на разум учителя и верить ему на слово, что он сделает все как надо». Значит, литературе учат люди, которые в большинстве своем не готовы к самостоятельному планированию образовательных результатов, не способны оценить конкретные социокультурные, этнические обстоятельства, индивидуальные особенности учеников; не знают «золотого канона»?
Какая-то горькая правда в этой констатации есть. Но откуда берутся такие учителя? Правильно – из педагогических вузов. И задает образовательную планку, выстраивает профессиональный стандарт головной педагогический вуз страны и кафедра методики преподавания литературы, на которой работает уважаемый профессор Зинин.
Получается, что новый ФГОС с жестко прописанным начальственной рукой распределением так называемых дидактических единиц по классам юридически закрепляет в качестве нормы низкий уровень профессионализма.
Естественно, при этом люди самостоятельные, думающие и творческие выдавливаются из профессии.
Но учитель, не готовый самостоятельно составлять программу, и при вариативности ПООП (примерные основные общеобразовательные программы) обеспечен образцами рабочих программ – их предоставляют учебники, которые выбирают школы. Напомним, что рабочие программы на основе ПООП составляют не только учителя, но и авторы учебников.
Фото: Kirill Kiselev / Flickr
Им так легче контролировать
И вот тут уместно будет перейти к следующему аргументу С. А. Зинина в пользу новой редакции ФГОС. На вопрос «Почему именно сейчас возникла необходимость расширения обязательной части списка и сокращения вариативной?» он отвечает: «…Наше образование, пребывающее в зоне непрерывного реформирования, находится в достаточно плачевном состоянии (прежде всего, это касается отсутствия единого образовательного пространства)». Опять, оказывается, вся беда в «непрерывном реформировании» и отсутствии «единого образовательного пространства».
Этот аргумент так часто повторяется, что пора с ним, наконец, разобраться. Судя по откликам коллег из разных регионов, подавляющее большинство школьников нашей страны учится литературе по трем учебникам – В. Я. Коровиной, В. П. Журавлёва, В. И. Коровина («Просвещение»), Г. С. Меркина, В. И. Сахарова, В. А. Чалмаева, С. А. Зинина («Русское слово») и Т. Ф. Курдюмовой («Дрофа»).
Все они созданы по программе, которая была получена в наследство от старой советской школы. В. Я. Коровина, Г. С. Меркин, Т. Ф. Курдюмова были авторами учебников по литературе уже в 1970-х годах. И, кстати сказать, закрепление произведений по классам в предлагаемой редакции ФГОСа сделано именно на основе этих учебников, что легко проверить и что не удивляет.
Очень немногие школьники учатся по учебникам Б. А. Ланина («Вентана-Граф»), И. Н. Сухих («Академия»), В. Ф. Чертова («Просвещение»), Г. В. Москвина («Дрофа»). Увы, уже давно никто не учится по Бунеевым, несмотря на то, что эти учебники были любимы учениками и учителями. Так что объяснять «плачевное состояние» преподавания литературы отсутствием единого образовательного пространства, мягко говоря, не стоит. Очевидно желание, чтобы все осталось как есть. Или даже как было.
Зинин, не стесняясь, проводит параллель с крепостным правом: «На всю жизнь крепь, и Юрьева дня нет, чтобы можно было перетащить произведение из одного класса в другой. Это инициатива министерства. И министерство, и государство в этом заинтересованы, потому что иначе невозможно проводить контроль».
Вот они, главные заинтересованные инстанции, – министерство и государство. Им так легче контролировать. А главный контролер у нас – Рособрнадзор и ФИПИ (Федеральный институт педагогических измерений). А за ЕГЭ по литературе в ФИПИ отвечает г-н Зинин.
Но поле его деятельности должно стать еще шире: «Контроль только на выпуске, в рамках ЕГЭ – это очень мало, потому что к этому времени ребенок уже уходит из школы, и мы оказываемся перед фактом, констатируя низкий уровень его знаний. Поэтому, конечно, нужны регулярные срезы, чтобы можно было фиксировать недоработки и влиять на качество обучения предмету».
Иными словами, нужны так называемые ВПР (Всероссийские проверочные работы), созданием и продвижением которых сейчас занимается главное контролирующее ведомство. Все учителя знают, какой урон образовательному процессу наносят беспрерывные подготовки к ВПР и сами проверочные работы; знают, что обучение скатывается к натаскиванию, чтобы конечные показатели качества сошлись с запрашиваемыми.
Сюжет о «культурном принуждении»
В результате анализа интервью выстраивается такая цепочка: примерно одни и те же люди готовят в высших учебных заведениях учителей, не способных к творческому подходу, анализу конкретной ситуации, самостоятельным ответственным решениям; внушают этим учителям мысль, что необходимо всех детей страны учить одинаково, одному и тому же – а чему именно, решат они, те самые люди; они же придумывают, как дальше проверять работу ими же подготовленных несамостоятельных учителей, потому что только регулярной проверкой, считают они, и можно как-то подгонять этих нерадивых учителей, «влиять на качество».
Необходимо отметить, что с С. А. Зининым согласны далеко не все, полемика вокруг новой редакции ФГОСа разгорелась нешуточная. Против – СПбГУ, РГПУ, НИУ ВШЭ, РГГУ, ИРЛИ, «Гильдия словесников», та часть (пусть не очень многочисленная) профессионального сообщества, которая считает самостоятельность и ответственность фундаментом профессионализма; за – Минобр, МПГУ, ФИПИ и по крайней мере 15 тысяч учителей, подписавшихся за поддержку нового ФГОС (правда, есть сообщения об административных ресурсах, которые подключались для того, чтобы оказать поддержку высокому начальственному решению).
В интервью С. А. Зинина есть еще много интересных сюжетов. Сейчас мы ограничимся одним, но очень важным. Назовем его сюжетом о «культурном принуждении». Профессор неоднократно использует в своих выступлениях этот термин или синонимичный ему «чтение по принуждению»: «Причин (нежелания читать. – Авт.) много, и здесь нужны разнообразные инструменты.
И один из стимулов – «культурное принуждение», формирование ценностных основ образования. Один из таких стимулов – более твердые предметные требования, которые фиксируются в соответствующих документах».
Словосочетание культурное принуждение – оксюморон.
Посмотрим на семантические поля, сформировавшиеся в русском языке вокруг главного слова в этом словосочетании – «принуждение»: «принудительные работы», «принудительное лечение». Все они имеют отношение к формам наказания. Теперь, с легкой руки филолога и доктора педагогических наук С. А. Зинина, мы можем иметь «принудительное чтение» и вообще «принудительное образование».
И напрасно г-н профессор ссылается на антиутопию Оруэлла, доказывая, что вариативность и разнообразие приведут к «заведомой сегрегации и селективному образованию», в результате чего «одни будут управлять обществом, а другие будут просто сырьем для его воспроизведения». Все, кто читал антиутопии, помнят, что стремление государства уравнять всех граждан на деле оборачивается уравнением в бесправии.
Фото: Kirill Kiselev / Flickr
Чему я стараюсь научить своих учеников
В заключение хочу порадоваться за себя, что С. А. Зинин не был моим учителем; что мои учителя научили меня читать и понимать прочитанное, научили любить литературу, не прибегая при этом к принуждению; научили любить учиться и привили привычку к этому. И именно этому я стараюсь научить своих учеников – не бояться, а любить, не отступать, а справляться и нести ответственность.
Во всем мире за редким исключением вроде Северной Кореи (теперь вот, после рассказа С. А. Зинина, и Израиль меня стал тревожить) взят курс на индивидуализацию образования, на формирование гражданина как личности, индивида, готового принимать быстрые адекватные и самостоятельные решения.
Получить этот образовательный результат можно лишь при условии, что и учителя, обучающие детей, будут самостоятельными и ответственными личностями.
Если мы хотим быть нормальным государством, мы должны воспитывать в своих гражданах не умение подчиняться без мысли, а, напротив, умение выдвигать инициативы, создавать новое, увлекая за собой мир.
Доктор филологических наук
Лицей НИУ ВШЭ
Светлана Красовская