16 июля исполнилось сорок дней со момента гибели протоиерея Петра Шака. О. Петр служил в Вятке, до недавнего времени был настоятелем крупного собора и доверенным лицом умершего в январе митрополита Хрисанфа. 7 июня о. Петр был найден повесившимся в своем собственном доме. Следственные действия в связи со смертью о. Петра еще не закончены, но поскольку уголовное дело по статье «убийство» не возбуждено, то можно с уверенностью говорить о том, что произошедшее – самоубийство.
Отец Петр Шак
Вятку это событие потрясло. Реакция в интернете была бурной. Но очень быстро тема угасла, и обсуждение сошло на нет. Еще попыталась подняться слабая волна, когда «Комсомольская правда», спустя месяц после самоубийства, опубликовала предсмертную записку о. Петра, но к этому моменту, похоже, интерес к вятской трагедии был уже полностью исчерпан. Ну повесился и повесился священник, мало ли… С кем не бывает.
Меня всегда удивляла короткая память церковного сообщества. Вот, казалось бы, служит священник, видный, маститый, хороший проповедник и чуткий духовник. На него завязаны тысячи людей, в его компетенции миллионные вопросы. Но что-то случается – перевод в другое место, болезнь, смерть – и память о нем проходит в какие-то считанные месяцы. На его место приходит новый настоятель, тоже проповедник и духовник, и… – и свято место не бывает пусто.
Что это? Что за этим стоит, за этой забывчивостью, за этим свойством церковного сознания? К чему эти уроки беспамятства? Чтобы священники не забывали смирять своё гордое «я», понимая, что церковная жизнь движется не человеческой одаренностью, а Божественной силой, и каждый из нас – лишь слуга Господа, один из многих? Или для того, чтобы не забывали, что мы мелкие шестеренки в неумолимом механизме большой «системы», которая с легкостью сбрасывает изношенные запчасти по мере производственной необходимости?..
Сколь громким был резонанс в интернете в первые дни после самоубийства о. Петра – столь же глубокое молчание после. Официальное заявление? Коммюнике? Эпитафия – пусть с необходимым осуждением самоубийства?
Нет.
Мне кажется, что этим молчанием церковное сообщество отказалась от о. Петра. И мне кажется, что необоснованно.
Как минимум потому, что – до своих последних минут – о. Петр не был плохим священником. Он не был ни раскольником, ни еретиком. Он не был ренегатом, извращенцем или маргиналом. Более того, как это ни покажется парадоксальным, он был – не то, чтобы хорошим – подходящим для своего места священником. Плохой священник не мог быть правой рукой митрополита, плохой священник не был бы настоятелем собора в течение почти двадцати лет. Все десятилетия служения протоиерея Петра Церковь принимала его служение, принимала и поощряла – административными должностями и церковными наградами.
Из биографии о. Петра может следовать, на мой взгляд, только один вывод: о. Петр был именно таким священником, который был нужен Церкви все эти двадцать лет его службы. И то, что церковное сообщество отгородилось сегодня от самоубийства своего священника, к которому не было нареканий в течение десятилетий – это не честно по отношению к о. Петру.
О. Петр, до своего чудовищного поступка, до последних дней своей жизни – верное чадо Церкви. Более того, если хотите, он, такой, каким он был — продукт той атмосферы, которая имеется у нас сегодня в Церкви. Он не с Луны свалился на Вятку, не приехал из тридесятого царства и не был тайно заслан в северный край недоброжелателями русского Православия.
Он — плоть от плоти нашего церковного сообщества, о. Петр – один из нас. И та ужасная трагедия, которая произошла в его душе – это не только его личная трагедия, это не только результат его духовной неустроенности, это не только его персональная проблема, это не столько следствие частных местечковых разборок в Вятке, как это было бы удобно сейчас, наверное, представить… И ответственность за происшедшее – она лежит не только на о. Петре, но эту ответственность, мне кажется, должна разделить вся Церковь, которой о. Петр был воспитан и которой служил без нареканий так долго.
На архиерейской службе. 2006 год.
Церковь – мать своим чадам. Мать ответственна за своего ребенка. Любая любящая мать будет скорбеть и молиться за свое непутевое чадо, покончившего жизнь самоубийством – а не перешагивать через него, стараясь забыть и делая вид, что ничего произошло и никого не было.
…Да — молиться. Скажут – церковная молитва за самоубийц невозможна. Вроде как, да… но — это и так, и не так. Это только часть правды. Каноны запрещают и отпевание, и молитву, но практика Церкви существенно отличается в этой точке от теории. У меня нет статистики, но, думаю, сильно не ошибусь, если скажу, что сегодня в храмах нашей Церкви ежегодно отпеваются десятки (может быть, сотни) самоубийц. Всякий раз, разумеется, это исключительный случай, но из совокупности этих исключений набирается изрядное правило.
16 июля 2011. Сороковой день по отцу Петру.
Технология попадания в исключение несложна. В каждом епархиальном центре есть администратор, который принимает от, простите, населения заявления с просьбой разрешить отпевание такого-то и такого-то гражданина, окончившего жизнь самоубийством. К заявлению, как правило, прилагается не очень пространное описание обстоятельств события. Предполагается, что заявление внимательно рассматривает архиерей, он же и дает (или не дает) благословение на отпевание, в индивидуальном порядке… Но, похоже, именно этот пункт соблюдается не вполне досконально… Практика епархий отличается друг от друга, и многое зависит от размеров епархии и занятости архиерея, но часто – очень часто – решения принимаются автоматически и на потоке, уполномоченными сотрудниками епархиальных администраций — положительные решения, в подавляющем большинстве случаев обращения.
Если бы это было не так, то не случались бы ситуации, с которыми время от времени приходится сталкиваться моим коллегам по цеху. Неоднократно судимый рецидивист по возвращении с зоны, в состоянии тяжелого алкогольного опьянения многочисленными ножевыми ранениями убивает свою жену, затем наносит увечья ее трупу, затем сам кончает жизнь самоубийством. Убитые горем добродетельные родственники заказывают в храме отпевание: по убитой жене – и по самоубившемуся мужу. Причем на зека у родственников есть документ – половинка листа А4 с благословением, за печатью и с факсимиле нужной подписи. А теперь представьте себе все недоумение и растерянность священника, который не имеет никакой возможности проигнорировать всесильную официальную бумажку, с одной стороны, и не может равно петь одни и те же слова — «со святыми упокой, Господи» — и убийце, и его жертве…
И я тоже испытываю недоумение, но только по другому поводу. Если Церковь находит каким-то образом возможность оказать снисхождение уголовнику, убийце и самоубийце, про которого достоверно известно, что он не причащался – то есть фактически не является членом Церкви — и умер без покаяния… То, может быть, Церковь могла бы найти хоть какую-то возможность оказать снисхождение и священнику-самоубийце, который два десятилетия служил ей верой и правдой?..
Я не говорю про отпевание. Проблема с отпеваниями самоубийц и нецерковных людей – это отдельный большой вопрос. Я говорю хотя бы ну о какой-то церковной молитве… Ладно, пусть не о церковной молитве… О представителе Церкви на похоронах? От епархии? От Москвы? О соболезнованиях супруге? Сыновьям?..
Ладно… Венок на могилу, от Церкви, со словами примирения с больной и мятущейся душой – это можно? Или со словами скорби? Или цветы? Ну или хотя бы что-нибудь? Хоть что-нибудь, что можно было бы в этом, действительно, исключительном случае?..
Но не молчать. Не делать вид, что ничего не было. Не делать вид, что не было человека. По одной простой причине. По очень простой. Просто потому, что он – был. Был он, этот человек — протоиерей Петр Шак. Помнить о нем – ради него самого и ради того, чтобы не было в Церкви новых трагедий.
Священник Димитрий СВЕРДЛОВ
Есть люди с железными нервами,
с каменьями вместо сердец,
а мы, брат, уходим первыми,
глотая их слов свинец.
И пусть не такими тропами,
как надо бы нам уйти.
Не путайте Бога с роботом —
Бог знает, кому простить.
Автор стихотворения — протоиерей Александр Балыбердин
Фото из архива прихожан и друзей отца Петра Шака.