Пристало ли христианину тревожиться? Как выйти из этого состояния? Размышляет Павел Федосов.
Эдвард Мунк. Крик
Есть ли у христианства ответ для человека, истерзанного тревогой? Есть ли лекарство для того, кто судорожно проживает свою жизнь на ее фоне? Есть ли исцеление тому, чьей «второй природой», по выражению о. Александра Шмемана, она стала?
В течение двух последних столетий о тревоге было сказано, написано, спето, нарисовано, снято тревожно много. Теперь она — не только сюжет философской мысли, объект психологического исследования. Это интонация искусства, воздух, которым вместе с современным человеком дышит культура.
В необходимости ответа на тревожную взвинченность времени состоит один из актуальных запросов к христианству. Ответ должен быть не догматический, а воплощенный в самих христианах.
От христианства ждут человека, который не тревожится и не суетится. Человека, голос которого не сдавлен, не сбивается, а свободно звучит на чистой ноте. Человека, который живет не в груде наваленных друг на друга обстоятельств, а на открытом просторе.
Задача христианина в том, чтобы стать таким в данных ему исторических и житейских обстоятельствах. Однако, назвав себя христианами, мы не часто справляемся с этой задачей. «Бури житейские» захлестывают и нас. Мы расфокусированы, разбросаны и вместе со всем «прогрессивным» человечеством измучены вопросом, ставшим названием одного из главных успокоительных бестселлеров XX века: «Как перестать беспокоиться и начать жить».
Один афонский монах рассказывал, что более опытные монахи, видя, что он излишне суетлив, останавливали его вопросом: «Брат, куда торопиться? Впереди — вечность!» Встревоженный человек с огромным усилием сдерживает дверь, с обратной стороны которой на него давит его собственная смерть. Христианство освобождает жизнь от давящего на неё груза смерти. Камень от гроба отвален. Дверь распахивается. Нам в лицо дует ветер из вечности.
Встревоженный человек встревожен уже тем, что он таков. «Основная проблема тревоги в самой тревоге»: так или примерно так объяснил мне этот «пусковой механизм» знакомый монах. Примерно об этом же говорили стоики: «Нет ничего страшного, кроме страха». Христианство предлагает нам для начала принять собственную тревогу, признать, что она — заслуженная составляющая нашего падшего состояния. В этом смысле тревога полезна. Она учит искать твердое основание для жизни. По мере обострения тревоги обостряется и нужда в опоре. Нам остро необходимо то, на чем можно стоять, глядя в глаза собственной жизни и собственной смерти.
Встревоженный человек более всего озабочен тем, чтобы наилучшим образом обустроить свою жизнь. Христианство учит нас избавиться от этой озабоченности. Моему другу, находившемуся в чрезвычайно сложной и противоречивой жизненной ситуации, один опытный монах сказал о том, что беда христианина в неготовности доверять Богу, вручить себя Его воле. Он посоветовал: «Успокойся, у тебя все будет хорошо. Просто доверься. Господь сам знает, где тебе будет лучше, и какой дорогой тебя повести».
Протестантский мыслитель Пауль Тиллих писал о том, что объект тревоги «представляет собой отрицание любого объекта». Встревоженный человек проживает по соседству с ничто, которое разрастается и захватывает пространство его жизни. Человек старается заполнить эту разрастающуюся пропасть, но все, к чему он обращается, лишь на время отводит его взгляд от бездны. У христианства есть лекарство от этой атакующей пустоты, но для того, чтобы начать его принимать и исцелиться, нужно, как минимум, признать себя нуждающимся в помощи Врача и оказаться готовым расстаться с собственной болезнью. Тогда святые всех времен, «мученики, пустынники, девственники, праведники», могут стать маяками, горящими на берегах темного моря твоей тревоги. Церковное «прошлое» станет предельно современным тебе и твоей ситуации.
«Придите ко Мне все трудящиеся и обремененные, и Я успокою Вас». Мы часто слышим, видим, читаем эти слова Христа из Евангелия от Матфея. И всякий раз, встречая их, мы получаем возможность напомнить себе о том, что это приглашение, которое Бог обращает к человеку, в полной мере относится и лично к нам.