Рассказывали в интернете историю про одну пожилую жительницу Северной Кореи, которая лет пятнадцать назад бежала из коммунистического лагеря и поведала о своих ожиданиях от свободного мира: «США такая богатая страна, что там даже младенцам дают по 800 гр. чистого риса в день!»
Государство должно раздавать пайки, чтобы его граждане не умерли с голоду, и в богатом государстве ей будут выдавать пайки побольше, причем чистым рисом, а не ячменем или кукурузой, как давали дома. Ей и в голову не пришла мысль о том, что в этом самом свободном мире пайки выдают только солдатам и заключенным, а все остальные люди зарабатывают деньги, идут с ними в магазин и покупают сами, что пожелают.
Даже теперь, когда в Северной Корее возникло нелегальное частное предпринимательство, работникам таких предприятий тоже выдают… продуктовые пайки. Хозяин отправляет своего помощника на рынок, чтобы тот купил там мешок риса, а потом раздает его своим сотрудникам. Проще, конечно, было бы заплатить им деньгами, как во всём остальном мире, но тогда они бы почувствовали себя обделенными: у соседей есть пайки, а у них нет!
Но пайковое сознание не уходит само собой при перемене общественного строя, и когда мы входили в свободный рынок, оно нас оставило не сразу. Рынок, свободу и демократию нам тоже должны были дать откуда-то сверху, по определенной мерке. В принципе, так оно и вышло: раздали всем ваучеры, люди понесли их во всякие фонды…
Недавно нам по почте пришло письмо от акционерной компании. Предлагалось проголосовать за решения: выплатить совету директоров вознаграждение в размере более 21 миллиона рублей, а акционерам дивиденды. На одну акцию пришлось, я цитирую, 0,000046791 рубля. Такой вот паек установили владельцы контрольного пакета, и всё строго по закону. Да и с демократией у нас получилось примерно то же самое.
И даже наши самые великие демократы до сих пор нередко мыслят по-пайковому. Как было при Советах? Сдал двадцать кг макулатуры – получи талон на роман Дюма, выдал на гора тонну угля сверх плана – вот тебе путевка в санаторий. И, по мнению В.И. Новодворской, в Евросоюз тоже путевки не просто так дают, надо сдать кого-нибудь в обмен. Сербы вот молодцы, сдали Младича… Это только в Гааге уверены, что суд будет устанавливать его причастность к военным преступлениям, для демократов пайкового образца всё намного проще, всё по-большевицки: враги народа осуждены по определению, надо сдать их куда положено в обмен на путевку в светлое будущее.
Но не будем больше о политике. Как живет человек с пайковым сознанием? Это очень хорошо видно по опыту коммуналок, да и многоквартирных домов. Отношения с соседями он будет выстраивать при помощи графиков уборки общественных мест, взносов на подъездные нужды, а если возникнет спорная ситуация, ни за что не решится напрямую побеседовать, предложить какой-то компромисс. Нет, он будет писать жалобы вплоть до ООН, требуя, чтобы начальство пришло и восстановило попранную справедливость. Ему достался паек слишком маленький, а соседу – слишком большой, и это вовсе не повод добровольно поделиться. Следует требовать централизованного перераспределения благ, и мы видим это на множестве примеров, от территории лестничной площадки и до нефтегазовых компаний.
Но вырастает новое поколение, которое привыкло не получать, а зарабатывать. И тот, кто вложил в акции не какой-то бессмысленный ваучер, а собственные трудовые накопления, наверное, проследит, куда пошли его деньги и почему они не приносят ему дохода. И тот, кто полжизни выплачивает ипотеку за купленную квартиру, иначе строит отношения с соседями, и тот, кто работает на благо своей страны и своих детей, ждет от государства не якобы положенной ему путевки в Евросоюз, а понятных, справедливых и общих правил игры. Именно таких правил, на основе которых и строился сам Евросоюз, безо всяких путевок от месткома.
И я глубоко убежден, что в России мы справимся с коррупцией и чиновным произволом тогда и только тогда, когда простые люди отвыкнут от взгляда на чиновника как на Великого Распределителя, который раздает всем пайки, и надо подсуетиться (какое замечательное советское словцо!), чтобы получить 800 гр. чистого риса, а не полкило кукурузы.
Казалось бы, в Церкви не место пайковому сознанию. Христиане верят, что всё получают свыше, благодарят за каждый час своей жизни, за каждый кусок хлеба и за каждую улыбку ребенка. Но это не паек, мы называем это совсем другим словом – благодать. Нам ничего не «положено», но нам даётся всё, что нам действительно нужно, и гораздо более того, «ибо не мерою дает Бог Духа» (от Иоанна 3:34) и «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Коринфянам 2:9). Бери, сколько хочешь и можешь взять – только действительно бери.
Всё так и бывает, или должно быть в Церкви, только в Церкви у нас – те же бывшие советские люди, других нет и неоткуда взять. Им трудно без пайка, как той северокорейской крестьянке. Пусть «паек Духа» будет очень-очень большим, и весь из чистого риса, но пусть это всё-таки будет паек, который будут давать, кому положено. Вычитал молитвы по книге, пропостился определенное количество дней – вот тебе Причастие. Отстоял сколько надо на службе, сделал земные поклоны – вот тебе и праздник с разговением. Произнес положенный набор фраз про «простите-благословите», про «смирение-послушание», передал свечку правильной рукой к правильной иконе – вот тебе и почет и уважение окружающих, почетная грамотка «за успехи в воцерковлении».
Я не о том, как меня могут понять, что внешние формы надо немедленно отменить, вовсе нет. Я о том, что их не надо путать с благодатью. Она на то и благодать, что дается даром, просто так, по любви – как и мы детей кормим, поим, и балуем даже не за хорошие отметки, а просто потому, что любим.
И все же мы повторяем по-писаному «не обрящеши бо дел отнюд оправдающих мя», но добавляем от себя: зато я вычитал каноны и отбил поклоны. И даже дело не в том, что человека не пустит без этого в Царствие Небесное строгий батюшка или кто-нибудь еще, человек сам себя не пускает. Ведь если это паёк, то надо отработать, надо попасть в какой-нибудь правильный список – а если вот просто так схватить его и убежать, то догонят, отберут и побьют. Не за то побьют, что нарушил волю Отца, а за то, что взял, чего не положено. А вон кто-то берет, кстати… Эй, ты постился, молился, сколько у тебя канонов-поклонов? А ну, положь на место! Не положено.
Это многое объясняет в нынешних спорах об очевидных несовершенствах церковной жизни. Для одних важно освободиться от пайковой логики, для других – добиться правильного распределения правильных пайков. Какую оппозицию встречает вопрос, например, о самой осторожной редакции богослужебных текстов (а о русском богослужении и упомянуть страшно): как, теперь вместо моего любимого риса будут гречку давать? И ответ, что насильно никому ничего давать не будут, что просто предлагается некая новая возможность, отметается сходу. Либо всем рис, либо всем гречку, и если лично я люблю рис, значит, гречка никому не нужна, и кричать нужно об этом как можно громче, не то рис отнимут.
Но времена меняются. Еще десять лет назад в Церковь приходили в основном люди, уставшие от бурных девяностых, они хотели понятных гарантий. Потом одни из них разочаровывались и в своих пайках, начинали обличать церковные структуры за их неправильное распределение – а другие с неменьшим пылом объясняли, что как раз всё правильно, ровно 800 гр. отборного риса.
Но сегодня всё большую роль начинает играть новое поколение, которое ценит самостоятельность, а в церковной жизни видит не столько свод правил, сколько набор возможностей. Как это прекрасно, поститься и молиться! Не потому, что так добывается допуск к причастию, а потому, что это правильно, хорошо и полезно. Но тогда уж, добавляют они, без шаблонов, каждому по его возможностям и силам.
Мы зачастую пугаемся этой самостоятельности и свободы, да в ней и в самом деле есть, чего пугаться: так можно скатиться к полной неразборчивости и индвидуализму, выстраивая духовную жизнь на потребительский лад: «мне это по вкусу, а вон то нет». Но надо понимать, что пайковое сознание никак не привлекает человека, взыскующего подлинной благодати, пусть даже он еще так мало знает о ней. Что же предложить ему, как говорить с ним – вот, на мой взгляд, один из главных вопросов сегодняшней миссии, да и нашей внутренней церковной жизни, если разобраться.