В редакцию Правмира приходят письма от людей, знавших Анатолия Данилова лично или через плоды его трудов. Своим переживанием утраты делится журналист, писатель, матушка, многодетная мама Анна Ромашко.
Анна Ромашко
Мое знакомство с Анатолием Даниловым было чрезвычайно поверхностно и предвзято — мы оказались людьми разных политических взглядов и с одинаковой горячностью принялись спорить в интернете. Увы, найти в себе силы для публичного примирения мы не смогли.
Вероятно, еще и поэтому таким острым и горьким оказалось мое личное переживание безвременного ухода этого молодого и полного сил человека.
Анатолий умер утром, а накануне вечером я читала в ЖЖ-сообществе, посвященном грудному вскармливанию, благодарный постинг Анны Даниловой о том, что советы и помощь «сообщниц» чрезвычайно помогли ей и полугодовалой Наташе наладить кормление грудью, что все трудности позади, что все ее семейство счастливо и довольно жизнью.
Сказать, что я порадовалась за Анну — это ничего не сказать. Будучи сама мамой, знаю не понаслышке как важно для здоровья ребенка это пресловутое ГВ. Перечитала постинг еще раз, отметила всегдашнюю Анину солнечную вежливость и особенно задержалась на мысли, что вот, теперь заживут…
Утром разорвалась бомба — всеобщие молитвы в Фейсбуке о упокоении Анатолия и соболезнования Анне и Наташе…
Каково значение смерти… Все уравнивает и покрывает, стирает все незначительное и открывает значимое, всех побеждает и смиряет. Смерть христианина порой гораздо более информативна, чем его жизнь.
Настоящим потрясением следующим утром стал для меня душераздирающий некролог Анатолию на Правмире, написанный Анечкой. Весь текст дышал силой и жизнью, эта нежная и такая чистая откровенность — тепло, совершенно новый образ Анатолия растерзал остатки моих предубеждений.
Благодарю Бога за эту возможность — за позволение написать и мне в память об ушедшем моем «оппоненте». Простите меня, Анатолий и Аня — за недостаток любви и черствость, за ненужные споры, за то, что никогда не должно нас разделять. Вспомнишь тут отца Даниила, который признавал единственным Отечеством для христианина град Небесный. Если мы граждане неба, то нынешнее наше «белоленточное» или «единоросовское» естество не может оказывать никакого давления на любовь к ближнему… Не имеет власти делать нас холодными и предвзятыми.
И — вот еще…
Умом все понимаешь — что человек достиг зрелости, что подоспел серп, что принесен плод, и что время, выбранное Господом для Перехода, всегда самое лучшее и правильное…
Но как избавиться от навязчивых вопросов: ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ, ГОСПОДИ, ПОЧЕМУ?
Думаю, уместным будет рассказывать здесь об известных мне печальных историях, случившихся в нашем городе. Две семьи, в каждой из которых по четыре ребенка — почти погодки, прекрасные молодые семьи, враз остались без отцов, умерших от рака, едва перешагнув тридцатилетний рубеж.
Один папа сгорел от рака лимфатической системы, а второй долго и мучительно умирал от рака крови.
Виктор и Ефим.
Молодыми вдовами стали Елена и Людмила, обе имели прекрасные профессии, но работать, конечно, с такими семействами не смогли и довольно долго перебивались помощью родных и благодетелей. Две женщины были друг с другом не знакомы, но до странности схожее горе сблизило их, и они стали общаться.
Наш православный мирок тесен, как вы знаете, — это везде так. С Людмилой и Леной мы были подружками с самых незамужних времен, и после трагедии мне не раз приходилось встречаться то с одной, то с другой осиротевшей семьей.
Видя перед собой очень изменившегося человека, с едва заметными морщинками в уголках глаз и тихим выражением кротости, мудрости, цельности, спокойствия, трудно начать говорить о скорби. Время — недолгое время — уже стерло печать горя с лица. Но однажды вопрос был задан:
— Лена — как ты… теперь? Прошли годы… КАК?
— Скажу как есть… Я перестала страдать и ждать, перестала трепетать от ожидания бед, я не унываю — не было ни одной серьезной депрессии. Не знаю, поймешь ли ты меня — я теперь радуюсь каждый день.
Я сразу поверила и представила себе все — что он, Ефим, такой нежный муж и отец, каким его даже мы знали, — не мог их оставить, он и сейчас все время рядом — одновременно с ними и со Христом. Будучи врачом по призванию, старался всем помочь, как мог, облегчал жизнь своей хрупкой половинке. Многодетный папа с больным старшим ребенком, — которого сам лечил и вылечил!
Но я все равно малодушно спросила:
— А замуж больше не хотелось?
Лена сразу ответила без заминки и раздумий:
— Я неосторожный человек и, бывало, по открытости характера немного сближалась с мужчинами — но как только понимала, что здесь не простые дружеские отношения, а другое… разрывала немедленно. Такое всеобъемлющее отторжение, просто НЕТ, и все.
Другая семья — Людмила и Виктор. Люда — музыкант, и дети у нее очень талантливы. Учатся в десятилетке при консерватории, лауреаты, все у них хорошо. Люда ровная и теплая, но — закрытая. Доброжелательная, внимательная. А до смерти мужа была очень веселая, озорная, улыбчивая. Теперь — бархат и тишина. Очень красивая женщина… Не замужем, хотя прошло 10 лет.
Я много думала о Лене и Людмиле, поминала и переживала, встречала, боялась спрашивать, трусила, примеряла к себе. А после того, как взяла интервью у Юли Сысоевой, перестала так страдать — непродуктивно.
Юля написала мне про «другие, более сильные крылья, которые несут ее — слабую, бескрылую, измученную…» И что она — не вдова.
Людмила вскользь заметила:
— Мы называли болезнь Вити благословенной… Мы знали, что не вылечим его. И он ждал — все время ждал ВСТРЕЧИ. И я с ним ждала…
Я верю, что Анечку Данилову утешит Бог! Что любимая папина дочь, Наташенька, вырастет и впитает самые лучшие, теперь уже вечные черты своего отца, что еще одно взлелеянное детище покойного — наш самый информативный и полемический православный сайт будет развиваться и приносить утешение многим людям, обретя такого деятельного и творческого ходатая пред Христом.