В шестидесятые годы два кинорежиссёра обратились к необычному по тем временам жанру – многосерийному телефильму. Каждому из них была суждена долгая жизнь, а ушли они почти одновременно: 11 февраля – Сергей Колосов, 15-го – Евгений Ташков. Эти телефильмы смотрели всей семьёй. Бабушка – на кресле, молодые – на диване, детишки – под столом, с кубиками, солдатиками и машинками. Герои Ташкова были для них роднёй, не иначе.
Евгений Ташков
Евгений Ташков снял свой первый популярный многосерийный телевизионный фильм в 1967-м по роману Юлиана Семёнова. Фильм назывался «Майор Вихрь». Стереотипы отношения к советскому разведчику он опрокидывал. Бероев (Вихрь) сыграл утончённого интеллектуала, артиста своего дела, который больше похож на молодого учёного, чем на солдата – наверное, это был герой семидесятых, а не сороковых.
Его напарник – «сын Штирлица» – настроен более рационально, он – дисциплинированный солдат, одёргивающий Вихря, когда тот готов рискнуть всей операцией ради спасения девушки. То и дело Вихрь проваливается и только с ужасом смотрит из-за кустов, как немцы, раскрывшие конспиративную точку, везут в гестапо или в абвер влюблённую в него радистку. Его жестоко избивают в гестапо – он терпит и, наконец, чудесным образом убегает, использовав последний шанс. Но именно он спасает Краков ценой собственной жизни, да и вся группа подпольщиков погибает в бою, немного не дотянув до прихода «наших».
Удивительную личность «интеллигентного немца», военного писателя, сыграл в «Майоре Вихре» Владимир Кенигсон. Его беседы с польским «пианистом-неудачником» (А.Ширвиндт) – маленькие шедевры семёновского политического фельетона. Вот рассуждения перестроечного политического кино безнадежно устарели лет через пять после выхода на экраны. А те диалоги о фашизме, о диктатуре, об интеллигентах, о пропаганде и сегодня воспринимаются как нечто прозорливое и злободневное. Обаятельный мэтр немецкой разведки (В.Стржельчик) втолковывал молодой советской связистке: «Мы – военная разведка. В гестапо пытают, а мы только расстреливаем». Ташков освоился в жанре изысканного шпионского детектива.
Разведка Отечественной войны представлялась борьбой интеллектов, а миф о Гражданской войне и её отголосках стал основой советского вестерна и истерна. Как ни странно, главным героем первого телесериала о Гражданской тоже стал разведчик – штабс-капитан Кольцов. Пятисерийный фильм «Адъютант его превосходительства» (1969) торжественно посвящался первым чекистам. Но государственную премию режиссёр Ташков, авторы сценария И.Болгарин, Г.Северский и исполнитель центральной героической роли Ю.Соломин разделили со Стржельчиком, который сыграл роль белого генерала Владимира Зеноновича Ковалевского.
«Образ Кольцова в исполнении Ю. Соломина, бесспорно, войдет в галерею лучших кинообразов чекистов наряду, например, с майором Федотовым из «Подвига разведчика» или Ладейниковым из «Мертвого сезона». Но не меньшая удача картины и второй центральный персонаж — генерал-лейтенант Ковалевский, которого играет В. Стржельчик. Образ этот далек от расхожих штампов, по которым кроятся иные «беляки». Ковалевский Стржельчика интеллигентен, мягок, насколько это возможно для военного. Это человек типа Алексея Турбина из пьесы М. Булгакова», — писал в №15 «Советского экрана» за 1970 год Всеволод Ревич.
По советским канонам белый генерал не мог быть положительным героем, но Стржельчик представил благородного, умного стратега, патриота, поднимавшего солдат в штыковую на Германской войне. Он был куда обаятельнее своего прототипа Май-Маевского… Вот и вышло, что, к примеру, актёр Шутов, колоритно сыгравший простоватого героя-чекиста Красильникова, премии не получил, а золотопогонника Стржельчика уважили.
Впрочем, в СССР существовала традиция премирования исполнителей сугубо отрицательных ролей. История восходит к легенде о фильме «Взятие Берлина», посмотрев который, Сталин восхитился талантом В.Кенигсона (гитлеровский генерал Кребс): «Вот как нужно играть наших врагов!». Роль была не только отрицательной, но и второстепенной, однако Сталинскую премию Кенигсон получил. Высоко оценили и работу Леонида Броневого в «Семнадцати мгновениях весны», хотя вражеская, бесчеловечная сущность миляги Мюллера не вызывала сомнений.
Здесь нужно небольшое отступление. В классической советской традиции белых не показывали «недочеловеками». Чёрных красок не жалели для эсеров, анархистов и троцкистов, а золотопогонников нередко показывали как оступившихся, запутавшихся, но не лишённых обаяния «блудных сынов» Отечества. Можно вспомнить Шолохова, Алексея Толстого, Лавренёва, Всеволода Вишневского – и не только.
И всё-таки а атмосфере ташковского «Адъютанта» было что-то новое. Он оставляет для зрителя возможность встать на сторону белых. С симпатией показывает их штабную кухню, их джентльменство, бескорыстие, прямоту. Из длинного перечня белогвардейцев в этом фильме лишь один второстепенный герой оказывается подонком, ещё один – карьеристом, не лишённым благородства, остальные – безукоризненные рыцари, включая полковника контрразведки.
Жаль, что для современному кино Ташков не указ. Нынче принято показывать красных сборищем маньяков – как в гитлеровских агитках, хотя вроде бы живём мы в мирное время. Сценаристы даже Пастернака готовы переписать в духе классовой ненависти… Но вернёмся во времена, когда у нас было кино, за которое не стыдно.
В рецензии Ревича, разумеется, не обошлось без претензий: «Есть, однако, в фильме две линии, которые представляются мне куда более грубым просчетом. Первая из них связана с образом батьки Ангела, Этот карикатурный тип проник в фильм откуда-то из оперетты. Игра всеми любимого А. Папанова только усиливает впечатление опереточности, совершенно несовместимой со строгим, достоверным стилем произведения.
Еще большее недоумение вызывает любовная линия героя. Трудно даже понять, для чего она введена в картину. Если авторы решили: как же такой длинный фильм — и вдруг без любви, то они явно недооценили собственного материала. Неуместна романтически-загадочная, завлекающая обстановка встреч Кольцова и Тани, невыразительна игра актрисы Т.Иваницкой, да и Ю. Соломин становится в этих эпизодах слащавым и претенциозным». Ох уж эти нашенские аристархи, безжалостные к популярному жанру…
«Адъютант» лет пятнадцать оставался гвоздём телепрограмм, а потом стал классикой. Ташков влюблённо показал лучшие черты белых и красных. Нельзя было не уважать и ротмистра Волина, и красного командира Сиротина. Успех! Само название фильма стало крылатым выражением, а Юрий Соломин после премьеры проснулся кинозвездой.
Ташков мог бы как орешки щёлкать новые и новые шпионские детективы, из которых в народ пошли бы репризные фразочки: «Павел Андреич, а вы шпион?», «Опять смешливые попались», «Исаак, не валяй дурака: им нужен Федотов!». Это – касса! Если бы тогдашнее телевидение жило по законам рынка – вероятно, продюсеры добились бы от него самоповторений.
Но Ташкова в семидесятые годы интересовало нечто иное, загадочное. Русская классика, струна звенит в тумане, колокольный звон, борения духа и души. В те времена даже с трибун зазвучали слова, которые Глеб Жеглов презрительно называл «поповскими»: милосердие, духовность… Ташков постигал Достоевского, увлекался книгами «деревенщиков», которые в семидесятые годы сумели погрузиться на глубины русской классики. Наверное, телезрители ждали от Ташкова куражных приключений – а он снял «Детей Ванюшина» с могучим, надрывным Борисом Андреевым. Андреев мечтал о роли короля Лира.
О Лире грезили многие богатыри советской сцены – Николай Симонов, Серго Закариадзе. А сыграл только Юрий Ярвет – и все понимали, что следующей экранизации «Короля Лира» ждать придётся долго. Своего Лира Борис Андреев сыграл в Ванюшине – конечно, это был русский король. Король из купечества. Настоящая трагедия, в которой треснул мир, в которой и без хора слышится голос судьбы.
В «Уроках французского» Ташков прикоснулся к прозе Валентина Распутина. Комментировать этот фильм непросто, они слишком хрупкий и чистый, в него нужно поверить – и уж тогда смотреть. Именно в этом фильме многие открыли красоту Татьяна Ташковой (Васильевой) – именно красоту, для которой «имидж – ничто», для которой не нужны глянцевые постеры и подсвеченные подиумы. Жаль, что в изломанной стилистике восьмидесятых главные роли для неё находил только муж. Тогда ведь по обе стороны железного занавеса побеждал то хипповатый, то припанкованный женский образ. А тут – Рокотов, Боровиковский, Серов.
«Подросток»
Потом вышел многосерийный «Подросток» — ещё до горбачёвской перестройки.
Фильм, пропитанный такой безоглядной любовью к Достоевскому, которая была возможна только в литературоцентричном русском советском ХХ веке… Лучше многосерийной экранизации Достоевского не существует, лучшая интерпретация «Подростка» вряд ли возможна. Ташков очень серьёзно воспринял этот роман с пугающей водевильной развязкой. Получилась работа, независимая от расхожих установок. Здесь нет ни ортодоксально советских мотивов, ни шестидесятнических трелей в стиле Карякина.
Олег Борисов (Версилов)
Кажется, именно так бы экранизировали Достоевского современники, если бы тогда существовало телекино. Наверное, так получилось потому, что уже тогда крепкая нить связывала Ташкова с XIX веком: он пришёл во Храм. Мысль Достоевского – напряжённая, скачущая от ехидства к покаянию – в «Подростке» так извилиста, что Олегу Борисову (Версилов) и Андрею Ташкову (Аркадий Долгорукий) нужно было сплести головоломное и в то же время эффектное (фильм не только аспиранты смотрели!) кружево. Без режиссёрской партитуры всё бы рассыпалось. А там ведь ещё и туманы были, и закоулки Петербурга.
Девяностые годы испытывали Евгения Ташкова забвением и безденежьем. Вот уж кто не умел кружить коршуном и шататься собутыльником вокруг потенциальных спонсоров! Вот уж кто никогда не был ни бизнесменом от искусства, ни свадебным генералом. В последние двадцать лет государство Российское щедро раздаёт ордена и премии маститым деятелям самого массового из искусств. Но про Ташкова вельможи вспоминали нечасто, а он не умел заниматься саморекламой. Кинематограф, построенный на игрищах «телесного низа», вызывал в его душе негодование, но штатным публичным обличителем «гибнущего сего века» Ташков не стал. Суету обличительства, как и суету бизнеса, он отверг. Веру свою, в отличие от некоторых коллег, не демонстрировал напоказ, на камеру, в микрофон… Такой склад ума, такой характер – всё это можно разглядеть и в фильмах, даже в ранних.
Стал отшельником. К вере он пришёл, конечно, через Достоевского, в которого погрузился глубоко. В последние годы в редких интервью Евгения Ташкова мы могли прочитать об этом:
«Вера в Бога — прежде всего! Вера формирует в человеке мировоззрение, подвигающее к созиданию. Как бы не был образован человек, каким бы он умным не был, все, что он сделает, никогда не даст добрых плодов. Даже сама жизнь невозможна без веры, ибо без веры она превращается в порочное существование. Вспомните, как говорил Достоевский – этот воистину пророк Православия: если нет Бога, то можно все! И нет тогда предела человеческому падению. А вера в Бога окрыляет, духовно возвышает, дает силы для того, чтобы творить бесконечно во славу Божию».
Много лет в столе пенсионера Евгений Ташкова лежал сценарий о Достоевском. Прорвать оцепление «ленивых и нелюбопытных» удалось Андрею Разумовскому. Он стал продюсером фильма, помог Евгению через двадцать лет простоя вернуться к режиссуре. И не зря! Последняя строчка в энциклопедической статье, в фильмографии – она была необходима! Разговор о последнем фильме Ташкова мы, думаю, ещё продолжим . И автора любимых картин не забудем. Царство Небесное и вечная память.
Читайте также: