Продолжая следить за борьбой прихожан храма Воскресения Христова в Кадашах с недобросовестными застройщиками, уже разрушившими «дом дьякона» и получившими ордера на снос еще нескольких исторических зданий, которые входят в охранную зону Кадашевской слободы, по просьбе прихода храма, мы публикуем прекрасный труд историка архитектуры Е.В. Алферовой « ПАМЯТНИК РУССКОГО ЗОДЧЕСТВА В КАДАШАХ ». Книга архитектора-реставратора рассказывает о том, как был открыт и восстановлен первоначальный облик «каменной сказки» — храма в Кадашах», одного из замечательных памятников Москвы.
«ЧИТАЯ КАМЕННУЮ КНИГУ…»
Первое знакомство. Архитектурный институт и краткосрочные курсы инженеров-фортификаторов я окончила в первый год Великой Отечественной войны. Моя жизнь пять лет была связана с армией. Навсегда запечатлелись страшные картины войны: бомбежки Рязани, вырубленная фашистами для могильных крестов березовая роща Ясной Поляны, обгоревшие и изуродованные здания Смоленска. В вечерних сумерках они напоминали окаменевшие костяки страшных чудовищ; в родном мне городе было пустынно и жутко…
1945 год. Немецко-фашистские захватчики разгромлены.
Началась мирная жизнь. Реставрации древних памятников культуры решила посвятить я свою жизнь. Профессор Николай Иванович Брунов, у которого я училась в Архитектурном институте, пригласил меня на работу в Академию архитектуры. Он предложил мне заняться исследованием ряда уникальных сооружений.
В первой же беседе со мной Николай Иванович сказал: « Есть в Москве, в Замоскворечье, одно замечательное здание XVII века. Оно плохо исследовано, и историки архитектуры, считая, что оно дошло до наших дней без перестроек, мало интересуются им. Правда, надо отметить, справедливости ради, они высоко ценят его художественное совершенство. Я чувствую, что в этом сооружении таится какая-то большая историко-архитектурная загадка. Исследование сооружения может раскрыть новую интересную страницу в русском зодчестве. Хочется, чтобы вы занялись этим зданием. Я говорю о храме Воскресения в Кадашах».
На другой день мы встретились на Кадашевской набережной. Путеводным ориентиром служил нам изящный силуэт высоко уходящей в небо колокольни. Узким переулком с двухэтажными домиками мы подошли к величественному зданию.
Мощный нижний этаж сооружения с восточной стороны заканчивался тремя полукруглыми помещениями — апсидами; с запада высокой свечкой поднималась колокольня. С юга и севера колокольни стояли две прямоугольные в плане двухэтажные постройки, завершенные куполами. Через южную постройку мы вошли внутрь сооружения и увидали роскошные белокаменные трехмаршевые лестницы, ведшие во второй этаж.
Второй этаж здания имел три части. С востока на стенах нижних апсид стояли широкие, трехчастные пузыреобразные апсиды. К ним примыкал высокий двусветный четверик, завершенный сложным двухрядным карнизом из резных белых камней. Он венчался пятью восьмигранными барабанами с шароподобными луковицами. К четверику с запада примыкала низкая односветная постройка с пышным кирпичным карнизом — трапезная. Перед четвериком и трапезной во втором этаже с севера и юга имелась галерея, именовавшаяся в древней Руси гульбищем. Мы вошли внутрь постройки, обошли первый и второй этажи, вышли на гульбище и поднялись на колокольню, с которой открывался величественный вид на Кремль, Замоскворечье и далекое Коломенское. После осмотра здания Николай Иванович сказал мне: «Я уезжаю в Новгород, а вы исследуйте это здание, через месяц я вернусь».
Так началось мое знакомство с уникальным памятником русской архитектуры в Кадашевской слободе. С тех пор прошло тридцать лет. Занимаясь реставрацией других зданий Москвы, Пскова, городов Севера, я никогда не забывала о своем первенце и неоднократно возвращалась к нему. Считаю, что и по сегодняшний день его исследование не закончено. Мнение Николая Ивановича подтвердилось. Уникальное творение Кадашевских мастеров таило в себе так много нового и значительного, что полученные в результате исследования сведения превзошли все ожидания.
Изо дня в день более года измеряла и исследовала я старинную постройку. В Академии архитектуры, где я работала, формировался сектор изучения русской архитектуры. С реставрацией и методами исследования памятников архитектуры были знакомы лишь немногие специалисты Москвы и Ленинграда1.
Естественно, что я не имела ни нужных знаний, ни опыта.
В ту пору первыми моими помощниками были школьники. Теперь они отцы семейств, но с восторгом вспоминают эту свою первую «научную работу». Ребята лазили по сильно выступающему из плоскости стены белокаменному декору церкви, забирались на четверик под купола. Они скрепили для меня деревянную лесенку, а для обмеров и исследований колокольни нам пришлось связать из толстых белых шнуров веревочную лестницу. Вскоре я стала работать с архитектором Е. М. Шарковой.
Николай Иванович Врунов ввел меня в круг неразрешенных вопросов истории архитектуры и, что самое главное, раскрыл основы реставрационного дела. Николай Иванович показал мне, какую всестороннюю культуру должен иметь архитектор-археолог, обратив внимание на то, что дело реставрации древних зданий не менее творческое, чем строительство новых сооружений. История, археология, палеография, этнография стали неизменными спутниками моих работ.
Для археологического исследования территории, прилегающей к храму Воскресения, был приглашен археолог А. Л. Монгайт. Под его руководством, с помощью одного рабочего и ребят из ближайшей школы мы провели раскопки с южной стороны у фасада храма. Н. И. Брунов одним из первых в России настаивал на введении археологических раскопок при исследовании и реставрации памятников архитектуры.
Для того чтобы глубже вникнуть в суть памятника архитектуры, нужно знать архивные свидетельства о нем. Однако читать документы XVII в. не просто. Скоропись в XVI—XVIII вв. имеет несколько написаний каждой буквы. Кроме того, по форме буквы XVI — XVIII вв. отличаются от современных. Чтобы понять скоропись, нужно изучить древнюю транскрипцию букв. С просьбой прочесть документы, хранящиеся в Архиве древних актов, я обратилась к известному палеографу Марии Константиновне Светловой. Она ответила: «Если хотите стать ученым, то вы обязаны сами читать подлинники, надо изучать палеографию, а не нанимать себе переводчиков». И я стала ученицей Марии Константиновны, которая согласилась консультировать меня. Я научилась читать кириллицу и глаголицу, устав и полуустав, скоропись XVI, XVII, XVIII вв. Занятия были необычайно интересны, не говоря уже о том, что чтение подлинных документов — дело очень увлекательное. Но сами документы приходилось искать в бездонных хранилищах архива.
Большое внимание было уделено изучению работ русских реставраторов XIX в. Знаменитое «реставрационное кредо» П. П. Покрышкина, изложенное им в «Кратких советах…» должно было привлечь каждого, кто начинает заниматься укреплением и реставрацией древних зданий.
Скоро я обнаружила еще один пробел в моем образовании: недостаточно знаю русскую историю.
Азы реставрации. Но самой сложной книгой, которую пришлось изучать, была «каменная книга», т. е. само здание.
«Чтение „каменной книги»» — эти слова очень верно отражают суть работы по ознакомлению с памятниками архитектуры. Архитектурное сооружение — документ эпохи, «рукопись», не имеющая копий.
Каждое архитектурное сооружение построено по замыслу зодчего в определенную эпоху, оно говорит о людях, его создавших, о состоянии техники в тот период, о быте, вкусах и духовных запросах общества.
Язык архитектуры зашифрован больше, чем язык других видов искусства — музыки, живописи, скульптуры. Рассказом о храме в Кадашах я постараюсь помочь научиться читать «каменную книгу», увидеть художественный образ, заключенный в произведении. Надо помнить, что это не просто, что это потребует определенного напряжения ума, приобретения соответствующих навыков, знаний, терминов и сосредоточенного внимания. А тот, кто по-настоящему захочет посвятить себя этому делу, должен почувствовать в себе призвание и горячую любовь к профессии реставратора.
Каменщик-реставратор Алексей Федорович Парамонов, уже немолодой человек, так увлекся исследованием памятника, что в течение дня ни разу не отдохнул. Я попросила его прервать занятие, но он ответил: «Ну, что вы, самый интерес, пока не узнаю, отдыхать не могу».
Что же так увлекало его? Снимая со стен штукатурку и исследуя кладку при помощи длинного заостренного стержня — скарпели и тяжелого молотка — кувалдочки, он получал возможность проследить все перестройки памятника, читать «каменную книгу».
Уже в 1946 г ., при первом знакомстве с «каменной книгой», я поняла, что произведение архитектуры, как и всякая книга, имеет разделы и главы. Но номера страниц перестроенного архитектурного произведения, в котором нарушен художественный строй, перепутаны и разрозненны. Реставратор должен пронумеровать эти листы и собрать в «каменную книгу», которую можно было бы прочесть. Как это сделать?
Наблюдение над памятником. Художественный образ памятника архитектуры становится понятен только в результате изучения композиционных и эстетических закономерностей сооружения. Наблюдение над памятником, изучение его внешнего облика лежит в основе научного метода анализа архитектурного произведения.
Я долго наблюдала храм в Кадашах, приходила утром и вечером, в дождь и в солнечную погоду, любовалась его утонченным силуэтом на фоне голубого неба и облаков. Видела, как легкие барашки и грозовые тучи, проходя над его главами, меняли весь его облик. Все время задавала себе вопрос: «Почему это сооружение из камня, кирпича и железа как бы реагирует на время дня, погоду, голубое небо и облака, является все время в новом виде? Какими приемами творец создал это художественное чудо?» Из наблюдений над памятником складывалась рабочая гипотеза о первоначальном виде здания, которая затем уточнялась на протяжении всей дальнейшей работы.
Вспоминаются слова Дмитрия Петровича Сухова: «Помни одно, между исследователем и памятником должен возникнуть контакт, тогда ты разгадаешь его тайны, между тобой и древним зодчим-строителем должен завязаться живой разговор. Научись ставить вопросы, а памятник будет отвечать. Учись слушать «голос» храма. Вопросы должны быть четки, а ухо — чутко».
Сначала все это мне показалось какой-то мистикой. Но, начав изучать храм в Кадашах и другие сооружения, близкие к нему по времени и характеру архитектуры, я неожиданно ощутила возникающий между мной и этими постройками контакт. Видимо, такое же состояние переживали и предыдущие исследователи.
«Беседы» с памятником. Расскажу, что я в первый раз «услышала», глядя на архитектурное произведение. Был теплый октябрьский день. Я шла по Первому Кадашевскому переулку, и купола предо мною то возникали, то утопали в густой листве деревьев, уже покрывшихся легкой осенней желтизной. Но вот сооружение открылось все. Внимательно рассматриваю его. По голубому небу плывут кучевые облака. Меняющиеся тени делают все архитектурные формы утонченными. Всматриваясь в великолепно прорисованные и изящные белокаменные резные карнизы и детали, гармонично увязанные между собой, вдруг останавливаю внимание на грубо сделанных вставках, нарушающих изысканные закономерности сооружения. Так я догадалась, что отличаю подлинные части произведения от каких-то поздних наслоений. В момент обостренного внимания и горячего желания разгадать тайну шедевра строительного искусства я почувствовала, что оно как бы идет ко мне навстречу. И я поняла, что означает выражение «памятник заговорил».
Ржавые кресты венчали сильно просевшие луковицы глав. Вместо колонн по граням восьмигранных барабанов имелись грубые алебастровые подвески.
Рваные ржавые листы железа закрывали низ барабана. У подножия барабанов, из-под прогнившей кровли, проросли березки и трава. Ниже кровли четверик завершается двумя ажурными карнизами, и я увидела между резными, тончайшей работы белокаменными гребешками, подобно морской пене вздымающимися в сложных изгибах, закладки из мелкого кирпича XIX в.
Дошли ли верхи четверика от XVII в. до наших дней без всяких перестроек? Я уходила из Кадашевской слободы полная неразрешимых загадок. Есть ли какая-нибудь возможность узнать, какими были верхи четверика храма до перестроек? Что сохранилось и что безвозвратно ушло?
Распутать сложный узел можно, только внимательно читая страничку за страничкой, главу за главой. Нельзя потерять ни одного слова, хотя многие страницы древнего сооружения уже уничтожены. Первые наблюдения дали понять, что изысканные детали в ряде мест заменены новыми, грубыми и бесформенными. Следовательно, был произведен обычный ремонт. Строители XIX в., делавшие починки, даже не подозревали, что они уничтожают драгоценнейшие части здания.
Как начать восстановление первоначального облика храма? Придя домой, я попыталась изложить на бумаге свои мысли, сделать рисунки верхов четверика. На эскизе я убирала поздние закладки, восстанавливая белокаменный декор. Но я еще мало знала памятник.
Первая рабочая гипотеза все-таки складывалась в этот период, а затем она уточнялась. Гипотеза заключалась в том, что здание имеет немало наслоений позднейших времен. Предстояло искать древние закономерности и находить более поздние перестройки. А загадок, на которые я не всегда могла дать ясные ответы, становилось все больше и больше.
Об алтарной части. Когда подходишь к зданию с восточной стороны, его силуэт мелькает в узком переулочке между маленькими хмурыми домами. В большинстве своем здания эти — древние жилые постройки. После пожара 1812 г . они в значительной степени утратили свой первоначальный вид, но по-прежнему в их окружении изысканный по архитектуре памятник выглядит очень эффектно. Правда, из-за несоразмерно большой алтарной части он кажется несколько тяжеловесным. Это-то и остановило мое внимание.
При приближении к памятнику апсиды второго этажа кажутся как бы надутыми пузырями. Внимательно присматриваюсь к ним.
Да, да, я вижу: колонки, поставленные в месте примыкания боковых апсид второго этажа к центральной, совершенно случайны.
В чем же дело? Почему? Но вот и разгадка: белокаменные колонки, в месте стыка апсид завершенные капителями с целой системой раскрепованных карнизов, никак не увязаны с кирпичной кладкой апсид. Они даже не доходят до конца кладки, а нелепо обрываются на середине кирпичного карниза, венчающего алтарную часть. Значит, колонки и стена сделаны в разное время. Но что возникло раньше, а что позже?
Сравним кладку алтарной части с кладкой трапезной. Алтарная часть выложена из кирпича размером 6Х12Х24 см, характерного для XIX в., а трапезная — из более крупного — 7X14X28 см, относящегося к XVII в. Одинаковые по типу карнизы, венчающие стену апсид и трапезной, выглядят совершенно различно. «Сочный» карниз трапезной, упругий и соразмерный стене, красиво завершает ее. Рядом с ним карниз алтарной части выглядит непропорционально легко. Пришлось считать кирпичи в одном и другом карнизах. Число их совпало, поэтому карниз алтарной части, выложенный из мелких кирпичей, по высоте оказался меньше и получил более дробные членения, которые плохо вязались со стеной.
Еще раз сравниваю оба карниза и вижу некоторые упрощения в профилях карниза. Под нижней частью ребром поставленных кирпичей, образующих как бы пилу — поребрик, отсутствует маленькая полочка, очень существенная в карнизе над трапезной. Сомнений не остается: верхние апсиды переложены! Но если это так, то на стенах четверика должны остаться следы кладки первоначальных алтарей? Да, так и есть! На восточной стене четверика поверх сводов, куда мне удалось пробраться, видны остатки обломанных древних сводов, а от стены четверика отходят куски кладки древних апсид, к которым примыкают стены поздних пузыреобразных апсид. Свод центральной апсиды по диаметру в два раза больше, чем боковой. Это позволяет представить древний облик здания с его восточной стороны.
Ясно, что первоначально стены апсид верхнего этажа не выступали из плоскости стены четверика, они, так же как и в трапезной, были с нею заподлицо, пропорции сооружения были иными. В тот день памятник рассказал о себе очень много.
Если пузыреобразные апсиды верхнего этажа памятника сделаны позднее на месте меньших по размеру древних алтарей, то почему тонко профилированные белокаменные наличники апсид ничем не отличаются от наличников трапезной XVII в.? Быть может, они перенесены сюда со старых апсид? По всей видимости, так. Древних решеток хватило только на два окна, а третье окно на пузыреобразных апсидах сделано ложным. Видимо, новую решетку устанавливать не хотели. А может быть, уже не умели делать? А старых было только две.
Слева здания виден древний карниз трапезной, справа — поздний карниз апсиды.
Предположение о том, что верхние апсиды переложены, было подтверждено и рядом других наблюдений. Сравнивая места соединения трапезной, апсид к четверику, я увидела, что в кирпичной кладке между трапезной и четвериком шва нет, а между кладкой апсид и четвериком идет шов (рис. 10). Возле шва сохранилась колонна, подобная той, которая зрительно отделяет трапезную от четверика и на которую опирается угловой декор в виде пучка из трех колонн верхней части четверика.
Какими же были нижние апсиды? Сохранились ли они от первоначального здания, или были в два раза меньше, такими, как верхние? Можно предположить, что современные стены нижних апсид древние. В тех местах, где штукатурка отвалилась, на нижней и центральной апсидах проглядывала крестовая кладка из большемерного кирпича, характерная для XVII в. Зная марки кирпича, можно сказать о времени его изготовления.
Значит, вокруг апсид второго этажа и одновременно по верху нижних апсид шло гульбище, то есть открытая галерея, по которой ходили. Этот вывод, к которому неизбежно приводил анализ древних следов, сохранившихся при перестройке фрагментов памятника, был настолько парадоксален, что поверить в него было трудно. Галерея по алтарям в русских храмах никогда не делалась. Но исключения такого рода в более ранней архитектуре встречались, например на Воскресенском соборе Ново-Иерусалимского монастыря, построенном крупным русским зодчим Никитой Миничем Миновым, постриженным в монастырь под именем Никона и ставшим в 1652 году патриархом Всея Руси. Свой знаменитый Воскресенский собор он начал строить в 1658 году по образцу собора Гроба Господня в Иерусалиме ( 335 г .). До постройки Воскресенского собора подобная галерея поверх нижних этажей сделана по чертежам того же Минова в соборе Иверско-Валдайского монастыря. Неужели же памятник в Кадашах постройкой своей связан с деятельностью зодчего-патриарха Никона? Минов был крупной самобытной личностью. Он имел огромное художественное дарование, много строил сам, оставив после себя яркий след в русской архитектуре XVII в. Однако почему именно патриарх Никон оказался близок кадашевцам? Опять загадка!
О галереях. Все увлекательней становилось «общение» с памятником. Я задавала ему вопрос: «С северной и южной сторон около четверика и трапезной имеются две одноэтажные постройки, так называемые галереи. Когда они возникли? Одновременно ли со всем храмом? Или так же, как большие верхние апсиды, уже пристроены позднее?». Памятник отвечал: «Обрати внимание: стены гульбища сложены из мелкого кирпича, кладкой, характерной для начала XIX в.».
Изогнутые гребешки, венчающие обе эти постройки, выглядят древними, но они могли быть сюда перенесены при сломе более ранней постройки. Гульбище покрыто сверху на уровне второго этажа кровлей, почти плоской, которая наполовину закрывает собой южные и северные двери, обрамленные резными белокаменными порталами. Строители, для того чтобы дать хотя бы небольшой уклон железной кровле гульбища, ухитрились почти наполовину заложить двери, выходившие на него. Значит, первоначально гульбище не имело кровли, а было открытой галереей, пол которой был покрыт белокаменными плитами, именовавшимися в XVII в. лещадью. Но как это все выглядело? Чтобы обнаружить следы первоначальной постройки, нужно попытаться проникнуть под крышу современной галереи, взглянуть на древние стены четверика и трапезной, с которыми первоначальное гульбище, видимо, было связано.
Согнувшись под низкой кровлей галереи, при свете свечей, в паутине, я c увлечением рассматривала остатки древних обломленных сводов, сохранившихся на южной и северной стенах четверика и трапезной.
Обнаруженные куски сводов свидетельствовали об их большой кривизне, следовательно, первоначальное гульбище было намного уже современного и, вероятнее всего, имело одну ширину с алтарной частью нижнего этажа. Оно не выступало за плоскости стен алтарей, как сейчас. Каким же оно было? Открытым — на аркадах или закрытым — с глухими стенами, с окнами и дверями? Памятнику трудно ответить на мои вопросы, ибо древняя галерея полностью сломана, остатки ее можно обнаружить только при раскопках, в земле.
Памятник «подарил» мне клубок, который катился, раскрывая загадочное прошлое поздних перестроек. Постепенно, шаг за шагом, из туманной неизвестности выступал первоначальный облик сооружения. «Обрати внимание,— доверительно говорила мне постройка,— в первом этаже четверик и трапезная не имеют стен. Через огромные арки они сливают свое пространство под галереей в единое помещение. Стены ее являются наружными стенами здания, образующими его интерьер!
Арки четверика и трапезной. Я была полна сомнений. Возникли возражения: огромные арки в стенах первого этажа четверика и трапезной, быть может, пробиты в XIX в.? Есть много храмов, в которых с увеличением численности прихода площадь расширяли именно таким путем. Более раннюю часть здания обстраивали новыми постройками, а в древних стенах пробивали арки, соединяя старое и новое помещение в одно.
Но памятник настаивал на своем: «Вот арки четверика и трапезной, внимательно присмотрись к ним, взгляни на их связь со сводами, перекрывающими помещения храма первого этажа, тщательно собери все сведения, обобщи их».
Действительно, арки четверика сдвинуты к востоку, а арки трапезной — к западу. Форме распалубок и сводов перекрытия нижнего этажа строго соответствуют сдвинутые с центра стены арки. Если допустить мысль, что арки пробиты, то надо предположить, что вслед за этим были переложены и все своды нижнего этажа. Это можно сделать только при капитальной перестройке здания. Нет, арки не пробиты, а выложены в то же время, когда возводилось все сооружение!
Пытливо исследуя здание, обнаруживаю в интерьере восточной части галереи следы обломанной торцовой стены у апсиды, которая отделяла ее от галереи. Мне вспомнилось, что в храмах, расположенных неподалеку от Кадашевской слободы, на ул. Осипенко — Георгия в Ендове и на Ордынке — Николы в Пыжах, южная и северная апсиды, выступающие из плоскости четверика, использовались под самостоятельные приделы и имели самостоятельные входы с улицы.
. Остатки сводов старых апсид. На апсиде слева ложное окно.
Уж не был ли таким когда-то и памятник в Кадашах? Трудный вопрос. Если южная и северная апсиды использовались под самостоятельные приделы, то, следовательно, закрытого гульбища, при наличии которого торцовые стены южной и северной апсид попадают в интерьер, быть не могло. Возводить галерею имело смысл только на арках, и сделана она была так, что не закрывала входы в южную апсиду и северную апсиду с улицы.
Теперь половина полученных мною данных указывала: огромные арки четверика и трапезной были выложены одновременно с постройкой всего храма. Но такое же количество веских доводов приводило к обратным выводам: арки пробиты позднее в глухих стенах четверика ранней постройки.
Наблюдения над памятником не смогли разрешить всех возникших вопросов. Нужны были дальнейшие исследования.
О порталах. Занимаясь арками четверика и трапезной, мы не закончили наших наблюдений над тремя резными белокаменными порталами верхнего этажа здания: они наполовину заложены железной кровлей поздней галереи.
Если предположить, что вместо железной крыши современного гульбища древнее гульбище имело плоское покрытие из каменных плит, то непонятно, зачем были сделаны такие богатые порталы, которые выходили на узкую галерею, закрытую парапетом. Порталы имели бы смысл только в том случае, если бы к ним вели открытые лестницы, как, например, в церкви Покрова в Филях. Но там нет колокольни. А вдруг открытые лестницы вместо современных папертей все-таки были и у памятника в Кадашах? Ведь колокольня и паперти были построены не одновременно! На это указывали два шва на западной стене колокольни, с юга и севера.
О папертях. Паперти явно более поздние по своей архитектуре, но сложены из кирпича XVII в. Это вызывало затруднение: к какому времени их отнести. Возникали два предположения: первое, что паперти были в основании старые, у них переложен только верх, и на старом основании сделан новый декор; второе предположение: обе паперти поздние, но выложены из старого кирпича, полученного от разборки древних лестниц. Встречавшийся в кладке папертей ломаный кирпич и тонкие небрежные швы, нехарактерные для XVII в., говорили в пользу второй гипотезы: да, да, храм в Кадашах имел открытые лестницы!
О лестницах. Какими же были первоначальные лестницы? Куда они вели? К порталам на северном и южном фасадах четверика или же к колокольне? Если лестницы были только у колокольни, то почему такие роскошные порталы на южном и северном фасадах четверика закрыты парапетом?
А что если колокольня и храм возникли не одновременно? Колокольня пристроена позднее, а к богатым порталам здания ранее вели три лестницы, которые были сломаны в период, когда пристраивали колокольню? Такая мысль позволяла увязать между собой не всегда договоренные до конца сказы памятника архитектуры.
О колокольне. Присматриваясь к тому, как колокольня увязана с западным фасадом трапезной во втором этаже (в первом этаже это проследить невозможно: там очень застроено), видишь, что здесь все случайно. Колокольня стоит на очень небольшом расстоянии от западного фасада и закрывает собой портал, такой же богатый, как на северном и южном фасадах верхнего этажа.
Попасть на верхний этаж можно только по лестницам с севера и юга колокольни. Колокольня ни композиционно, ни декором не увязана с западным фасадом трапезной. Лестница на колокольне помещена в юго-восточном пилоне, а вход в нее расположен с северной стороны этого пилона. Я припомнила, как весь этот узел выглядит в храме Успенья на Покровке, где колокольня была задумана и строилась одновременно со всем сооружением. Западный фасад трапезной и колокольня органически связаны друг с другом.
На мысль о том, что колокольня возведена не одновременно со всем зданием, наводили и другие ее детали. Часть их сделана в белом камне, а колонны и профили карнизов выполнены из кирпича. Белокаменная резьба на четверике, судя по манере, исполнена другими мастерами, чем резьба на колокольне. Она иная по характеру. Несмотря на то, что профили колокольни повторяют профили четверика здания, они более упрощены и техника их резьбы много суше резьбы профилей основного храма. Колокольня, конечно, возведена позднее здания.
Так была прочтена первая глава «каменной книги» о верхах четверика, апсидах, галереях, порталах, колокольне — получены первые важные сведения. Начинал возникать первоначальный облик сооружения.
Печатается по изданию: Г. В. Алфёрова. Памятник русского зодчества в Кадашах. История его реставрации. Книга для чтения. М., «Просвещение» 1974.
Продолжение следует…