— В начале разговора общий вопрос: почему сейчас столько говорят про изучение соцсетей? Это действительно полезно и информативно? По мне, если откровенно, это в чем-то как круги бензина на воде изучать…
Алина Багрина
Алина Багрина: Если круги последовательно изучать, откроются важные физические закономерности. Что же касается «моды на изучение соцсетей», во-первых, возможно, есть притяжение тайны. Поведение людей в интернете изучается сравнительно недавно, а изменяется стремительно. Много непонятного. Даже если говорить о том, что соцсети — это короткий феномен, который через три-пять лет окажется технологически устаревшим, в любом случае, проникновение «гаджетов» и виртуальной реальности в нашу жизнь растет, когнитивные и коммуникационные паттерны меняются быстро. Если раньше счет шел на поколения, потом на десятилетия, сейчас, можно сказать, на годы. Как изучать «виртуал» — не очень понятно, «спросить интернет» ни о чем нельзя, любая выборка будет нерепрезентативна. Ближайшее время, наверное, можно только наблюдать. И искать язык для описания, для находок. Возможно, это будет язык «стай», популяций, биологических процессов, а то и физико-химических процессов — сверхпроводимости, проводников и привратников, фракталов, резонансов,самореплицирующихся паттернов. Во-вторых, имеют место нарастающие ограничения при применении традиционного социологического инструментария. Растет с каждым годом число респондентов, отказывающихся отвечать, участвовать в опросах; «доверие к анкете» падает; репрезентативные выборки не формируются. Одновременно сами исследования оказываются все более сложными, вопросы ставятся глубокие, возникает «семантический барьер»: проблема вербализации оказывается непреодолимой. Классическая количественная социология развивается в «постгэллаповском направлении» ухода от субъект-объектности. Все шире используется качественный, психологический инструментарий. Привлекаются этнография, антропология, семиотика. Ищутся новые методы сбора «первичных данных», поиски новых «полей». В-третьих, анализ соцсетей — это, по сути, анализ нарративов в реальном времени, без влияния на респондентов. Мы наблюдаем, не вмешиваясь, как ведут себя многомиллионные «поля». Очень заманчиво. Одна загвоздка: как наилучшим образом интерпретировать результаты?
— С чего начиналось проведенное службой «Среда» исследование Страстной Недели и Пасхи в соцсетях?
Алина Багрина: С ежегодной «Грушинской конференции», проводимой ВЦИОМ в РАНХиГС. В феврале этого года, принимая в ней участие, я услышала доклад Brand Analytics. Они рассказывали удивительные вещи про «оперативную социологию» соцсетей, про составленный ими «Индекс любви» по регионам, про проведенный мониторинг «Олимпийское настроение». Можно критиковать теоретически, но когда видишь наглядные практические результаты, срабатывает исследовательский «охотничий инстинкт». Между прочим, у Brand Analytics крайне высокая прогностическая точность оценок электорального поведения, которая неоднократно подтверждалась. Очень серьезные заказчики и партнеры. Захотелось познакомиться с системой поближе. Сотрудники компании оказались очень отзывчивыми, энтузиастами своего дела. Мы приехали к ним в гости в офис, выслушали рассказ о системе, впечатлились окончательно и в ходе встречи договорились о «Пасхальном мониторинге», который мы, «Среда», попытаемся провести по данным, собираемым системой Brand Analytics в апреле 2014.
— Основное впечатление по итогам этого мониторинга?
Алина Багрина: Если говорить инструментально, с точки зрения самого исследовательского метода — впечатляет скорость и объем информации, «глаза разбегаются», нужны прицельные маршруты, инструменты визуализации массивов данных, какие-то свертки. Метафорически выражаясь, делается «УЗИ коллективного бессознательного», и это требует особой диагностической практики, которой, в настоящее время, складывается впечатление, немного кто обладает. Была бы полезна экспертная консолидация, «творческая лаборатория». Еще мы заметили несколько странных цифр, сейчас о них расскажу. Появилось желание повторить пасхальный мониторинг в следующем году и посмотреть на динамику. Желание собрать круглый стол, обсудить увиденное. Желание собрать материал про «праздничный ежегодный круг» и посмотреть не только на православные, но и на мусульманские праздники, на важные даты для представителей разных вероисповеданий, даже на какие-то языческие, обрядовые ритуальные даты. Иногда сравнение оказывается более красноречивым, чем повтор одного и того же исследования. Если наше партнерство с Brand Analytics продолжится, может быть, получится посмотреть, как будут представлены Вальпургиева ночь, Пепельная Среда, Никола Вешний и Никола Зимний. У мусульман — Ураза Байрам, Курбан-Байрам. Хорошо бы прожить в наблюдениях год, оптимизировать инструментарий, а потом заниматься рефлексией.
Мария Кузьмичева
Мария Кузьмичева: Кстати, иудейский праздник Песах с 15 по 21 апреля упомянули 70 тысяч раз. А Пасху за сутки около 800 тысяч.
— С точки зрения читателя собственной френдленты, в соцсетях что 8 Марта, что Пасха.
Алина Багрина: Да, и включить в исследование праздников так называемые «светские» праздники, обязательно! Гражданская религия. Например, День космонавта, полет Юрия Гагарина — как показывает наша попытка реконструкции Духовной Истории, очередной проект службы Среда в работе, —этот день воспринимается как сакральная дата, в том числе служителями церкви. Обязательно — День Независимости, интегрированный светский и церковный праздник, сакральное измерение, важное для страны…
Еще, если говорить о перспективных направления поиска, не стоит сосредотачиваться только на словах. То, о чем молчат, — «неизреченное» — говорит красноречивей изрекаемого, если уметь слышать. Еще есть визуальный ряд, образы и фотографии, визуальные коды, — это отдельная легенда, глубокий и эйдетически более цельный, емкий «пароль», ключ к поведению и мировосприятию людей.
—Взять бы группу воцерковленных людей, и понаблюдать за их поведением.
Алина Багрина: Фантастически здорово было бы. Например, в течение года: как меняются сценарии поведения у членов этой группы, есть ли изменения во время православных постов или нет, как чередуются фотонарративы, как распознаются «свои — чужие». Может, ничего и не заметим. Тоже исследовательский результат.
Что удивило больше всего: Великий Четверг — действительно Тайная Вечеря?
— Есть ли какие-то находки, которые бросились в глаза, удивили больше всего?
Алина Багрина: Посчитаем вместе. О своей активности в социальных сетях говорят 33% россиян (данные всероссийского опроса 2014 года, проведенного ФОМ по заказу службы «Среда»). Православных церковных людей с учетом их принадлежности к Русской Православной Церкви, — согласно этому последнему опросу, — в соцсетях 31 %. Итого получаем примерно 10 млн. церковных православных. Регулярных прихожан в среднем около 15% от церковных по самоидентификации, итого в соцсетях по приблизительной оценке около 1,5 млн прихожан. Далее. Причаститься в Великий Четверг для прихожанина важно. Как Вы считаете, сколько раз слово «причастился» — во всех глагольных формах — прозвучало в рунете 17 апреля 2014 года, в Великий Четверг? (пауза) 1 050 раз. Немного, да? Мы удивились, несколько раз перепроверили.
— Я не удивлена. Я воцерковленный человек, у меня не так мало воцерковленных людей среди друзей в социальных сетях, большая их часть причащались, но ни я ни они не писали об этом. Разве что под замком. О многих религиозных переживаниях трижды подумаешь, писать ли публично. На «холивары» и сарказмы в откликах нужно время и душевные силы, а на Страстной они заняты другим.
Алина Багрина: Откуда этот страх, не сродни ли в чем-то манихейскому страху испачкаться тварным миром? А как же с воплощенностью? Это не в суд и не во осуждение, интуитивно эта позиция очень хорошо понятна, — но как размышление, как попытка нащупать «перепад потенциалов»: 1500 000 и 1 050… Такая порядковая ступенька о чем-то должна говорить. Мы столкнулись с культурным кодом. Может, мы имеем дело с субкультурной православной герметичностью. Хорошо это или плохо? С одной стороны, бережность, оберегание святынь от поругания, такого, увы, возможного. Чувство угрозы? С другой стороны, христианство — это не эзотерическое учение, оно открыто, оно свидетельствует, идет ко всем навстречу, ничего не боясь! Мне кажется, тут есть очень чувствительный момент. Современное православие в России — оно закрытое или открытое? Возможно, не о религиозно-обрядовой составляющей, а о собственно содержании православной веры принято молчать или коммуницировать «под замком». То есть, вот он, разрыв: де юре — открытость, де факто — субкультурность. Получается как бы «христианство для своих», — может, опыт СССР еще сказывается, долгое культурное эхо, или исконная охранительность. А нужна ли «вера для всех»? О которой можно говорить, не боясь других, а, главное, самого себя не осуждая за эту вероучительно последовательную демонстративность интимного и сокровенного опыта? Или все-таки Вечеря — Тайная?
Кстати, самая популярная ссылка в сетях в Великий Четверг была на Правмир: «Как исповедоваться и причаститься».
Вспоминаю традицию: «с миром изыдем», продолжение причастниками литургийного таинства вне храма, в мiру.. Еще одно наблюдение. Не только за Великий Четверг, а всего за Страстную неделю сообщений, содержащих формы глагола «причастился» и слово «причастие», было 2 628. Чаще всего в сообщениях, содержащих эти слова, также упоминаются: «день, человек, жизнь, Церковь, время». После них: «год, дело, мир, сердце, Господь, смерть, земля, новое, ребенок, образ, история..» Обращает внимание, что из перечисленных 15-ти слов 6 имеют отношение к временному измерению человеческой жизни. При этом в топ-30 словах, упоминаемых в сообщениях одновременно со словом «причастие», нет слов «Иисус Христос» и «Воскресение».
Не упоминай Имя всуе…
— В принципе, 800 тысяч написавших о Пасхе в соцсетях, — как вы считаете, это много или мало?
Мария Кузьмичева: На Пасху — за сутки 20 апреля —по данным Brand Analytics, в социальных сетях всего было 8 млн активных пользователей, то есть тех, кто как-то публично проявил себя, написал НЕ личное сообщение. Из них 645 тысяч написали «Христос Воскресе!». Получается, что о Пасхе написали 8% от числа всех авторов. То есть каждый 12 или 13-й.
Алина Багрина: Сколько всего россиян верит в Воскресение, кто они? Для нас тема Воскресения, восприятия времени, — очень важна. Мониторим по мере сил с 2011 года.
Кстати говоря, само слово «Среда» как день недели (седмицы) обретает смысл, только если неделя начинается не в понедельник, а в Воскресение. Так вот, сейчас о вере в воскресение после смерти говорят 27% россиян, из них христиан — 40%, то есть имеем 18 миллионов человек. В соцсетях из них опять же навскидку присутствует каждый третий, то есть 6 миллионов. Получаем, что каждый шестой поучаствовал в пасхальной ленте. Я бы сказала, что это не так мало, но смотря какие критерии. Как мы видим, «воскресный повод» собирает далеко не всегда «воскресные тексты». Как обсудили, про таинства речь не идет. Слово «Голгофа» на Страстной прозвучало 5 400 раз.
— Что, опять же, меня нисколько не удивляет. А упоминается ли имя Господа?
Алина Багрина: Еще раз посмотрим на цифры. В России в 2014 году к церковным православным себя относит 35% населения. С учетом нецерковных православных, инославных и «христиан широкой ориентации», в России порядка 40% христиан, то есть примерно 44 миллионов. Мусульман — 5-6%, то есть около 6 млн. Буддистов — 0,5%, то есть 600 000. Таким образом, для простоты опуская сопутствующие соображения, на 100 000 упоминаний имени Иисуса Христа в соцсетях пропорционально должно бы было приходиться 13 000 упоминаний Аллаха и 1 300 упоминаний Будды. Что мы видим на Страстной неделе? Иисус Христос — 150 000 упоминаний, Аллах — более 30 000 упоминаний (вместо ожидаемых 20 000), Будда — 12 000 упоминаний (вместо ожидаемых 2 000).
Кстати говоря, в тестовом режиме я делала несколько замеров по теме мусульманской идентичности в Рунете. Стереотипы, с которыми сталкивалась в религиоведческой экспертизе последних лет, не подходят к тому, что я увидела. Но выступать сейчас с какими-то заявлениями преждевременно: нужно полное исследование. Если мы не сможем этим заниматься, то хорошо бы, чтобы этим занялся кто-то другой. Расхождение наших религиоведческих представлений об исламе и картины в соцсетях представляется существенным, и этим надо заниматься.
Мария Кузьмичева: Говоря о христианах, возможно, что те, кто наиболее активно упоминает Иисуса Христа, — это протестанты.
—А можно как-то отличить при изучении соцсетей православных от католиков и от протестантов?
Алина Багрина: Можно. Но не в этот раз.
Мария Кузьмичева: Да, Пасха в этом году совпадала… Доля католиков крохотна. Их в России меньше, чем 0,5%, по данным «Арены». При желании, конечно, в социальных сетях можно их отследить, но мы не делали отдельных исследований. То же самое и с протестантами.
Фото: @jenich_jenich
Благовещение, Вербное Воскресение, Пасха: общее и разница
—Вы изучали не только Пасху. Недавно были и другие материалы по анализу соцсетей.
Алина Багрина: Совершенно верно. Доступ к системе Brand Analytics мы получили в начале апреля, и, «готовясь» к Пасхе, провели анализ на Благовещение и в Вербное Воскресение. Некоторые общие моменты обратили на себя внимание.
— Например?
Мария Кузьмичева: Например, социально-демографический профиль. Как-то принято считать, что интернет — это для молодых. А по православным праздникам, мы видим, что в сетях наиболее активны женщины (до 75% от общего числа авторов), возраст — старше 45-ти лет, — это, впрочем, данные только по сетям, в которых указывается возраст. При этом Пасха оказалась наиболее молодежной. На Пасху на группу 18-35 лет пришлось порядка 50-60% всех упоминаний.
Алина Багрина: По полевым данным, сейчас 70% российских студентов активно присутствуют в соцсетях, а с возрастом пропорция пользователей снижается. Но этот «молодежный флер» вокруг рунета в скором будущем будет уходить. Рунет седеет, пресловутые «котики», издержка малодетности, однажды рискуют выглядеть трагически.
— Учитывалась ли при исследовании численность русскоязычных пользователей социальных сетей?
Алина Багрина: Тут есть своя любопытная история. Например, «ВКонтакте» оценивает свою аудиторию в 250 миллионов зарегистрированных пользователей. В России 140 миллионов жителей. Откуда они берут вторую Россию? Как уже говорила, в исследованиях реальных россиян, о том, что он в соцсетях, говорит каждый третий. Хорошо, положим, некоторые регистрируются по несколько раз. То есть 250 миллионов аккаунтов «ВКонтакте» — это вовсе не 250 миллионов человек. Виртуальная реальность — развоплощенная. Один человек может открыть 250 миллионов аккаунтов, и тогда он один станет второй сетью «ВКонтакте». 250 миллионов тебя общаются с другими 250 миллионами тебя. Литературная, этнографическая, антропологическая, медицинская ценность этого факта велика. Социологической — никакой.
Мария Кузьмичева: Число зарегистрированных аккаунтов «ВКонтакте» больше 250 миллионов, а суточная посещаемость этой сети достигает (по их отчетам) порядка 60 миллионов человек. А на Facebook в сутки заходит примерно 8-9 миллионов русскоязычных пользователей (по данным за декабрь 2013) — то есть в несколько раз меньше. Их трафики не очень сопоставимы. Каждый 13-й написал о Пасхе – это данные по всем соцсетям вместе.
—Чем отличаются Благовещение, Вербное, Пасха?
Мария Кузьмичева: Благовещение — это, разумеется, иконы. Но также Благовещение оказалось более других праздников окруженным приметами и суевериями. В каждом десятом сообщении были какие-то поговорки и правила. Люди спрашивали: «Оказывается, сегодня Благовещение, а я убралась в доме. Нельзя было убираться?..» Это обращало внимание. Вербное Воскресенье оказалось еще более картиночным и более массовым, было в три раза больше поздравлений. Про то, какие события стоят за этим праздником,пользователи практически не писали.
— В рубриках «Вопросы священнику» на православных сайтах люди больше всего интересуются, что можно и чего нельзя делать в пост и праздники. А в социальных сетях?
Мария Кузьмичева: Мне интересен момент, когда православные праздники перекликаются с народным и суеверным сознанием. В Великий Четверг в списке слов-лидеров появляется «Чистый Четверг». Топ из 10-20 источников, где писали поздравления, — это тематические группы: например, «Взаимоотношения мужчины и женщины», «Гороскопы», «Лучшие картинки Рунета». Неважно, что в заголовке группы астрология, с Пасхой все сочли нужным друг друга поздравить.
— Моя «лента друзей» на праздники обычно наполняется стихами.
Мария Кузьмичева: На Благовещение самым популярным было стихотворение Марины Цветаевой «В день Благовещенья».
— Люди пишут о праздниках до и после богослужения или вместо богослужения?
Мария Кузьмичева: По всем трем праздникам пик всех упоминаний — это утро, с 9 до 11 часов. Я думаю, что это в целом переносится на активность социальных сетей. А у Пасхи было два пика — первый пик полностью совпал по времени с ночным богослужением. Зато утром писали даже больше, чем в часы богослужения.
— Человек устроил дома застолье в полночь, смотрит трансляцию из Храма Христа Спасителя и пишет?
Мария Кузьмичева: Или, как Дмитрий Медведев, выкладывает перед началом службы в Instagram фотографию из Храма Христа Спасителя.
— Что-то еще обратило на себя ваше внимание?
Мария Кузьмичева: География, я бы сказала. По всем праздникам, разумеется, по числу авторов лидирует Россия, потом идут Украина, Беларусь, Казахстан. А на 5-6 месте — не страны с бОльшим, казалось бы, русскоязычным населением, не бывшие республики СССР, — а Германия и США.
Алина Багрина: Это можно попытаться объяснить так: в ситуации диаспоры с активным инокультурным окружением, актуализируется религиозная составляющая идентичности. То, о чем можно было молчать «среди своих» — становится важным и громким «среди других». С этим же, возможно, связана большая сетевая активность упоминаний православных праздников в дальневосточных регионах, — вот где мы совсем ее не ожидали увидеть! Пользователей рунета там всего ничего, но о праздниках — пишут. Мы составили три карты по трем праздникам. Эти карты имеют определённое сходство. Карта «Пасхальная радость» показала наибольшую активность на Дальнем Востоке, в Якутии, в Магаданском регионе. А ведь считается, что там процветает язычество, Церкви там нет. А пользователи очень активно поздравляли друг друга с Пасхой. Мы не говорим, что это новая религиозная карта России, но это стоит, может быть, иметь в виду. Я допускаю, что это тоже эффект диаспоры, который мы видим в Америке или в Германии. Если важна православная идентичность, то в диаспоре может быть 100 человек, но «Христос Воскресе!» напишут 90 из них, и сразу получится очень много по сравнению с центральными регионами, где, может быть, и полно православных, но они здесь не считают нужным друг друга публично поздравлять.
В этой же связи: лидируя по абсолюту упоминаний, Москва не лидирует при перевзвешивании данных по числу пользователей. В целом, как можно заметить по всем трем региональным картам «плотности праздничных сообщений», Северо-Западный округ обгоняет Центральный округ. Тут же, по ходу, в рамках некоторой «интеллектуальной провокации», можно упомянуть, что в Северо-Западном округе сравнительно больше, чем в других округах, россиян, которые говорят о себе, что они исповедуют православие, но к Русской Православной Церкви не принадлежат. Это не диагноз, это просто наблюдение. Может быть, через год можно будет сказать: «Это было заблуждение первого месяца мониторинга». Но оно может и подтвердиться.
«Пасха в соцсетях» по регионам: данные прошли перевзвешивание по числу «пасхальных сообщений» на одного интернет-пользователя в каждом из регионов.
Пасхальный словарь соцсетей
— К слову о словах. Изучая «пасхальное поведение» соцсетей, вы собирали сообщения, ориентируясь только на слова «Пасха» и «Христос воскресе»?
Мария Кузьмичева: Конечно, нет. Корректное составление запроса для мониторинга — отдельный поиск, учитывающий и своеобразную сетевую орфографию, и «минус-слова». Для каждого праздника мы подобрали список запросов-тегов, исходя из нашего исследовательского, житейского опыта. Перебирали, писали запрос и смотрели, что получали. Запросы нужно корректировать. Например, «яйцо» — это типичный для Пасхи запрос: все, кому не лень, писали про крашеные яйца. Однако если мы просто введем запрос «яйцо», даже боюсь представить, какую кучу чего мы получим. Естественно, по каждому празднику у нас был набор тегов, а на стадии аналитики мы смотрели не только на весь этот набор сразу, но и на отдельные слова. Например, на Вербное Воскресенье посчитали, сколько было записей именно про вербу без какого-либо упоминания религиозной составляющей, сколько было именно про Вход Господень в Иерусалим, про библейскую историю, про приметы и суеверия. По Пасхальному мониторингу мы несколько раз перебирали варианты, потом остановились на двух запросах. Один — широкий, по большому спектру ключевых слов, он «включился» с 14 апреля. Затем, с вечера 19 до ночи 20 апреля был сделан дополнительный «узкий» запрос, только по словам «Христос воскресе» (и их «сетевым» инвариантам). Сейчас, на Светлой Седмице, мы продолжаем собирать данные, и финальные результаты будут опубликованы в начале следующей недели.
— Насколько заранее люди стали писать о Пасхе?
Алина Багрина: Первый пробный запрос был введен нами в систему в начале апреля. Мы столкнулись с тем, что почти 90% сообщений на тот момент — это было коммерческое православие. «Пасха коммерческая» — купить, продать, распродажа, подарок, скидка, цена, акции. Мы посмотрели друг на друга круглыми глазами: что же это будет за «Пасхальная радость», если все будет на тему «купи-продай». Но, слава Богу, страхи не оправдались. До Страстной недели коммерция была темой-лидером. Купить куличи, скидки на пасхальные корзиночки, на подставки для яиц, акция «купи пять, получи шестую» и так далее. Но на Страстной неделе коммерция резко ушла вниз — осталось 1-2% сообщений. Это было символично.
— О чем шла речь в соцсетях на Страстной неделе? Ни Голгофы, ни причастия. А что было? Какие теги были наиболее популярными?
Мария Кузьмичева: Куличи и яйца.
Алина Багрина: Тоже защита, а? А кто-то другой скажет — обрядоверие… В каком-то смысле, на Страстной неделе в сетях шла «война куличей и яиц» — при этом яйца всю дорогу обгоняли куличи. Про куличи, в основном, писали, делясь рецептами. А яйца были глагольными — «покрасила», «собираюсь красить»… Это разные поведенческие паттерны, этнографически это немного забавно.
— И много было яиц?
Мария Кузьмичева: На Страстной неделе — 10% от числа всех записей это упоминания про яйца. На долю куличей пришлось 8% упоминаний. Красили яйца все — кто соблюдал пост и кто не соблюдал, знающие и не знающие, что такое Пасха. Во вторник, среду, четверг, пятницу слово «яйцо» было на первом месте, а в понедельник — на втором. Со среды слово «кулич» входит в пятерку. Слово «Христос» попадает у нас в пятерку только в Страстную Пятницу, причем сперва на последнее место. В суммарном пересчете на Страстной неделе яйца были гораздо популярнее, чем Христос. Но в Великую Субботу и в Пасхальное воскресенье, я прошу прощения за эту фразу, Христос все-таки обогнал яйца по числу упоминаний!
«Невыговоренное православие»
Алина Багрина: …Возможно, мы видим большой массив «невыговоренного» православия. Большой пласт понятий или не поддается описанию, или его не хотят описывать в социальных сетях, или скрывают. Возникает вопрос интимности бытия в Церкви.
—Чем эта интимность может быть вызвана?
Алина Багрина: Есть разные точки зрения. Например, утилитарный подход: я спасаюсь, и никого больше это не касается. Как отрицание чаепитий после богослужения: «Что за клубная система, мы собираемся вокруг Чаши, а не вокруг самовара». Но видим: рунет сейчас собирается вокруг самовара. Хорошо это или плохо? Миряне, выходя из храма в конце службы, приобщившись, выносят Церковь в мир. Сейчас выносятся куличи и яйца. Есть «сакральный кордон»: там пространство духовности, мистическое и благодатное, и даже не надо пытаться его коммуницировать. Может быть, это и правильно — не мне судить.
— Это характерно только для социальных сетей или для русского православия в офф-лайне тоже?
Алина Багрина: Это в чем-то пересекается с исследованием образа Церкви, которое мы презентовали в 2013 году. Респондентам давали список возможных атрибутов Церкви: какие к ней относятся сейчас и какие они хотели бы в ней видеть. «Желательная Церковь», как оказалось, большинством воспринимается достаточно утилитарно.
—Как бюро религиозных услуг?
Алина Багрина: Не сказала бы, что именно так. Хотят, чтобы Церковь была скромной, приветливой, открытой для всех. Она должна решать конкретные задачи воспитания молодежи и повышения морального уровня, должна помогать людям, которые нуждаются в помощи. Утилитарное отношение к религиозным институтам, как правило, сопровождает модернизацию. Так было при Петре Первом. Церковь оценивается по критериям временным, а не вечным. Это не индульгенция и не религиозные услуги в смысле «я тебе дам денег, а ты меня спасешь». Это: «я тебе, может, и денег не дам, но ты помогай тем, кому нужна помощь». То есть, Церковь должна быть полезной. Удивительно, что если мы сужаем группу, опрашиваем лишь 6% воцерковленных людей, порядок атрибутов не меняется…
—То есть прихожанам неважно, каноничная у них Церковь или нет, а важно, чтобы она обеды для бездомных готовила?
Алина Багрина: Как-то так. В предложенном списке был атрибут «важность духовной мистической жизни». Как ни удивительно, это не было важно для прихожан! От Церкви, оказывается, люди просто не ждут вечности. Ведь что такое Пасха? Это открытые врата ада, путь к вечной жизни. Но если это и есть, то оно оказывается очень глубоко и интимно. А в область социальных коммуникаций воскресная радость проникает в окружении артефактов, яиц и куличей… Как Вы сами обратили внимание, видим «подзамочность» веры. Публичное исповедание воспринимается как риск, как угроза поругания святыни. Мы уже говорили об этом, но это представляется важным, и я к этому вернусь сейчас еще раз, в завершение нашего разговора, если позволите.
Говоря языком социальных агрегатов, глядя на православного человека в рунете, мы с большой вероятностью наблюдаем поведение члена субкультуры. С одной стороны, христианская миссия открыта: «Идите и научите все народы». С другой стороны, она оказывается подзамочной. Эта ситуация может порождать перепад потенциалов и дальше развиваться в разных направлениях. Социум живет по закону: «Чего не показали по телевизору — того и нет», если несколько утрировать. С одной стороны, верующие охраняют свой мир. С другой стороны, это может повести к его деформации, к сжатию религиозного космоса… У меня есть несколько очень серьезных вопросов, когда я смотрю на картину, которую мы сейчас получаем, исследуя религиозное пространство через призму социальных коммуникаций. Есть ощущение, что мы плохо представляем, как религиозные символические коды работают в социальных коммуникациях.
Подводя итог разговору, я бы еще раз повторила: то, что мы видим в соцсетях — это «культурное православие». Социально приемлемое. По-своему выстраданное. Говорят о том, о чем считают возможным говорить, о чем прилично говорить. Куличи и яйца — это прилично. А причастие? Воскресение? Это культурный код, отсутствующий или герметичный? Непонятно. Сценарии в этой связи могут быть разные, в том числе — разные практические рекомендации по миссионерской работе. Если таковая однажды для кого-то окажется представляющей интерес.