Протоиерей Михаил Шполянский – священник, писатель, отец троих своих и множества приемных, и множества духовных детей и друзей – был невероятно пасхальным человеком. И не только потому, что родился в апреле, 22 числа, на которое не раз выпадало Воскресение Христово или пасхальные дни. Вся его жизнь проходила в свете Воскресения, раскрывающегося в этом мире в наполнении духом всего материального, когда Божие присутствие является в красках, звуках, запахах, вкусах…
Про отца Михаила можно бы сказать словами из «Дневников» отца Александра Шмемана: «невероятно сильное ощущение жизни в ее телесности, воплощенности, реальности, неповторимое единичности каждой минуты». И поэтому каждый, встреченный им человек, красота природы, вкусная еда, дружеская компания, добрая песня, самые простые земные вещи рядом с отцом Михаилом становились настоящими явлениями Царства Небесного, когда Бог – это все во всем.
Год назад отец Михаил встретил последнюю Пасху, отпраздновал последний день рождения с семьей. 25 апреля, в Пяток Светлой Седмицы он… родился в Вечность. Но ведь в вечности нет уже ни времени, ни расстояний. И вот снова за праздничным столом собирается большая добрая компания. С днем рождения, отец Михаил!
Кабанчик
Как-то ранней весной 2000 года мне из одной николаевской организации привезли на подпись документ: накладная на получение поддона для слива масла из дизель-генератора. Поддон был изготовлен на ЦРМ[1] предприятии. Я удивился, но подписал: раз прислал главный инженер, значит так нужно. Через несколько дней привезли и «поддон для слива масла». Поддон действительно был поддоном: этакое корыто метр на два из толстого металла. В днище поддона были насверлены многочисленные отверстия по 10 милиметров в диаметре, сверху приварены две высокие стойки с прорезями. Прилагалась еще устрашающего вида заостренная труба с изогнутым концом. Вскоре выяснилось, что это такой мне подарок к приближающемуся дню рождения. Как-то в компании друзей я сетовал, что хорошо бы зажарить барашка или поросенка целиком, да не на чем. Это запомнили, и с размахом соорудили подарок: огромный мангал с вертелом, получивший производственное название «поддон для слива масла…».
Само собой, на Пасху этого года (а у меня день рождения, 22 апреля, как правило, близок ко дню Пасхи) мангал-веретено был опробован. В дело пошел выращенный у нас свиненок. Приготовили его без особой фантазии: накануне обрезали сало и, благо размер был невелик, целиком засунули в бочку, залив чем-то вроде маринада. Прикрепив тушку к веретену, подвесили над углями. Довольно скоро верхние слои мяса стали должным образом пропекаться. Их срезали длинными ножами, мясо клали в фаянсовые супницы, и разносили вдоль стола. Гости брали мясо, приправляли зеленью и соусами, заворачивали в лаваш. И, конечно же, кувшины с красным вином. Этим угощение ограничивалось, а получилось отменно.
Впрочем, было еще рыбное блюдо: аквариум. Андрей Толкунов, наш пономарь, и другие приходские ребята, приготовили мне на день рождения оригинальный подарок. Это была большая (примерно 1,5 на 0,7 на 1,0 метра) модель аквариума, сбитая из деревянных брусков и с затянутой голубой тканью задней стенкой. По всему объему аквариума на ниточках и спицах висели представители рыбного царства. Посредине плавно колыхался огромный копченый лещ. На дне, среди пучков «морской» травы (укроп, петрушка, листья разнообразных салатов), лежала вяленая севрюжка, вокруг «ползали» красные раки. Перед лещом сновали более мелкие рыбешки: тарань, караси, ставридки, плавали стайки вареных креветок. Всем этим играл легкий ветерок (праздновали мы на улице, возле дома). Это выглядело необыкновенно красиво и, конечно же, оказалось очень вкусным. Как гости ни крепились, но вскоре аквариумные рыбы попали на стол.
Праздник получился душевный, радостный. Один из кумовьев, Михаил Рыхальский, крутил вертел; другой кум, Михаил Димитров, замечательно пел, гости подпевали. Алеша Панна играл на аккордеоне любимые мелодии, дети танцевали; особенно умилительны были одетые в веселые пелеринки и шляпки, держащиеся за ручки и кружащиеся, маленькие Маша и Аня. Разъезжались совсем ночью, с большой неохотой. Так, например, Сережу Р. усадить в машину оказалось совсем непростым делом: пользуясь своей худобой и подвижностью, он, только его сажали в одну дверь, тут же выскакивал через другую; пришлось блокировать автомобиль с двух сторон.
А остатки кабанчика обеспечили семью едой еще не на один день.
2001-й был годом моего сорокапятилетия и папиного восьмидесятидвухлетия[2]; (через полтора года папа мирно кончался). Трапезу, как и в 1999 году[3], организовали в роще вблизи нашего села. Большая для нашей местности роща уступами лужаек спускалась к глади пруда. Молодая зелень листьев и трав, медово-цветущие акации, ковры из разноцветных диких ирисов, васильков, фиалок и иных луговых самоцветов, неумолкаемые трели соловьев. Постепенно открывали мы красоту нашего степного края — ведь первые годы воспринимали его лишь как прокаленное на солнце глинистое поле.
Для праздника была выбрана большая поляна над верхней частью пруда: слегка наклонная зеленая площадка, окруженная густыми зарослями деревьев и кустарника. Как и два года назад, «гвоздем программы» являлся кабанчик. На этот раз свиненыш был покрупней прошлого; кажется, один из последних в нашей свиной плеяде. Приготовить кабанчика решили профессионально; мой давний институтский друг Володя Савин, владелец ресторана «Колизей», откомандировал к нам своего шеф-повара. Шеф-повар оказался армянином с умилительным именем Гусик[4]. Столь же умилительным Гусик был и внешне: небольшого роста, округлый, очень спокойный и улыбчивый.
За пару дней работы над кабанчиком Гусик рассказал мне историю своей жизни. Они всей семьей бежали в Украину после одного из кавказских катаклизмов: то ли Бакинской резни, то ли Карабаха, то ли Спитакской трагедии — не помню точно. Все его родственники были коренные селяне, именно сельский труд они знали и любили. Перебравшись в Украину, решили и тут заняться сельским производством. Не учтя того, что здесь патриархальный сельский уклад давно разрушен, и искусственно перенести его из одной страны в другую невозможно. Но они попытались; подробностей я не помню, кроме одной, колоритной.
Семья Гусика сразу где-то раздобыла привычный для них вид транспорта — ослика (у нас осликов я видел только в зоопарке). Ослика снабдили изготовленной на заказ одноосной бричкой на высоченных колесах. Однажды Гусик ехал на бричке через заливное поле, уже замуленное и погибающее[5]. В какой-то момент он заметил, что едут они все медленней, и что ослику приходится прикладывать все больше усилий. Он посмотрел вниз: привычные к каменистым дорогам Армении узкие колеса брички продавливали все более глубокую колею. Скоро экипаж остановился; точнее, он уже не двигался вперед, но продолжал опускаться в грунт. Минут через пятнадцать растерянный Гусик сидел на скамейке брички, лежащей днищем на земле; ослик завяз в глине всеми ногами, и тоже опустился почти по брюхо. Правда, в отличие от Гусика, ослик был совершенно спокоен. Гусик выбрался из брички и отравился пешком домой. К темноте он вернулся с гусеничным трактором. Ослика и бричку вытащили из болота: ослик был цел, бричка ремонту не подлежала.
После этой истории Гусик с родственниками поняли, что придется искать другой путь ассимиляции. Оказалось, что кулинарные способности Гусика самое то: очень быстро он поднялся до должности шеф-повара «Колизея». И в этой роли попал к нам.
Метод маринования кабанчика, предложенный Гусиком, был устрашающ. Купили ящик наидешевейшего коньяка и 20-кубиковыми шприцами «обкололи» коньяком цельную свиную тушу. На следующий день после этих операций, кабанчика доставили на поляну, где его уже ждал вертел. Причем одели его на вертел целиком, не обрезая сала. Только Гусик прорезал сало до мяса крестообразными надрезами, примерно десять на десять сантиметров, в результате кабанчик стал похож на гигантскую гранату-лимонку. Жарка свиньи таким способом, как мне кажется, была идеей не совсем удачной; не знаю, все ли предусмотрел Гусик. Как известно, сало прекрасный термоизолятор; пока сало не было срезано, мясо жариться и не начинало. Так что гостям пришлось трапезу начать с кусков сала, правда, очень вкусно обжаренных и с хрустящей корочкой. Но мясо на столе появилось намного позже.
На самом деле стола как такового и не было, только пара уличных пластиковых столов и несколько стульев, которые привез Савин. Их использовали для приготовления пищи. Гости или стояли, или же сидели — на разложенных по поляне матрасах и подстилках; не уверен, что это было удобно гостям, но нам удобно точно: не нужно было организовывать громоздкий подвоз мебели. Да и определенная экзотика в том была.
В целом все сложилось хорошо, кроме одного: угрозы дождя. Вообще, этот весенний сезон всегда дождливый, с крайне неустойчивой погодой: в течение дня несколько раз может то пойти дождь, то засверкать солнце. Так и в ту весну: грозовые тучи ходили кругами, предугадать их появление было невозможно. Для нас же, с нашей лесной трапезой, дождь стал бы катастрофой. И дело не только в том, что спрятать гостей и кабанчика было негде. Главная проблема – дорога. Чтобы добраться до нашей поляны, нужно было проехать вокруг рощи километра два-три по грунтовке со скошенным в сторону пруда профилем. Глина грунтовки при малейшем смачивании становилась очень скользкой; двигаться по ней, не сползая, было невозможно. А большинство гостей к нам приехало на машинах, кого-то и подвезли — идти пешком было далеко.
Утром того дня тревожно вглядывались в горизонт. Тучи ходили по небу, но в отдалении; решили начать; отступать было некуда. К тому времени, как поспели первые куски мяса, с востока навалилось тяжелое черное облако. Над лиманом, в нескольких километрах от нас, стояла стена дождя. И эта полоса неуклонно приближалась. Минут через двадцать ливень закрыл берег, до нас оставалось километра три. По траве забарабанили первые капли, внезапные порывы ветра комкали подстилки. Гости стали поспешно собираться; несмотря на мои уговоры, рассаживались по машинам. Пару раз в туче полыхнуло ослепительным светом, тяжело грохнуло. А потом…
Потом все закончилось так же быстро, как и началось: за несколько минут туча посерела и разлаписто расползлась. Еще полчаса легко моросило, но гроза явно миновала, и больше не показывалась. Две-три машины самых осторожных водителей вернулись к поляне. Уезжая домой вечером, я видел, что полоса дождя, все вокруг залив водой, дошла точно до шоссе, являющегося границей рощи, и остановилась. Бог миловал.
Далее праздник проходил без напрягов: общались, смеялись, отец Олег Ю. с матушкой играли на гитаре и пели, кто-то опять танцевал. Дети в сторонке играли в волейбол. Гусик угощал всех соусами своего приготовления и сиял в свете похвал. Кабанчик неуклонно худел…
С тех пор пасхальные кабанчики стали традицией в нашей семье. И каждый год было что-то новое.
В 2004 году – «кастрюльный» концерт Володи Лимона Федюшина[6] в сопровождении флейты (Маша Кугий).
В 2006-м – празднование моего пятидесятилетия. Во избежание погодной нервотрепки, нас с кабанчиком принял у себя в ДОЦе [7] Игорь Копылов.[8] Расположились под крышей большой открытой эстрады. Гости приехали из многих городов и даже стран. Федюшин так разыгрался, что перебил несколько тарелок и чашек.
В 2008 году дети порадовали гостей спектаклем «Муха-цокотуха» и концертом; запись у нас на видео, есть на что посмотреть.
В 2009-м с моими старшими детьми приехал диакон Андрей Кураев, где-то они с ним пресеклись. Отец диакон сразу предупредил, что надеется на неформальность отношений и просит не обращать на него внимания. Так и получилось; тем не менее, насколько я помню, отца Андрея все же кое-что несколько смутило. Мое пение способно смутить кого угодно, а я, найдя себе партнера по вокалу, друга Сережу Лысогора, весь вечер пел с ним «Три танкиста». Гости почему-то разбрелись по дальним концам просторной зеленной лужайки. Отец Андрей же, кажется, все-таки остался доволен: он тщательно изучил процесс приготовления кабанчика и всласть наигрался с малышами нашей семьи.
Всего не опишешь, много разных забавных, радостных, интересных историй связано с укоренением у нас «свиного ритуала». А его появление – следствие наших сельскохозяйственных экспериментов.
________________________________________
[1] ЦРМ – центральные ремонтные мастерские.
[2] Мы с папой родились в один день.
[3] Подробнее о том празднике — в книге «Мой анабасис-3», рассказ «Хабаров», глава «Семь тостов».
[4] Гусик мне пояснил, что к орнитологии его имя никакого отношения не имеет; Гусик — это ставшее устойчивым сокращение от имени Гусейн, широко распространенного среди кавказских народов.
[5] Поливные Заливные поля, как правило, существуют несколько десятков лет; затем или необходимо проводить их полную рекультивацию, или они заболачиваются и засоляются.
[6] «Мой анабасис 1», рассказ «Нудисты».
[7] Детский оздоровительный центр.
[8] «Мой анабасис 3», рассказ «Хабаров».