Патерик новоканонизированных святых (Часть II)

От редакции

В этом выпуске “Патерика” мы публикуем сведения о святых, прославленных Русской Православной Церковью на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г. Поскольку сбор материалов по этому разделу “Патерика” представляет известные затруднения, порядок публикации вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет ар­хи­мандрит Макарий (Веретенников). Материалы этого выпуска готовили священник Михаил Исаев, диакон Павел Конотопов, диакон Михаил Першин, М. Журинская.

Священномученик Арсений Ростовский (Мацеевич)

*1697 — †28 февраля 1772

Прославлен в 2000 г.¹.
Память празднуется 28 февраля/12 марта

Священномученик Арсений (Мацеевич) происходил из бед­ной польской шляхты и был сыном униатского священника Иоанна Мацеевича, служившего в Спасской церкви во Владимире Волынском. Родился он в 1696 (или 97) году (согласно автобиографии 1738 года, в которой указано, что ему 42-й год). Во святом крещении был наречен Александром. Образование получил в академиях: Владимирской, Варенжской, Львовской и Киевской. Прибыв в Киев в 1715 г., Александр оставил униатство. Пробывши в Киевской академии не более одного года, он в 1716 году принимает постриг с именем Арсения в Новгород-Се­верском Спасском монастыре, где в сане иеродиакона получает должность проповедника и учителя латинского языка.

Здесь он проводит два года, которые стали лучшим временем его жизни (дважды, в 1745 и 1763 гг., он просил Святейший Синод поселить его на покое именно в этом монастыре). Но в 1718 году он вновь поступил в Киевскую академию “для слушания философии и богословия” и здесь в 1723 году принял сан иеромонаха. Окончив курс в 1726 году, иеромонах Арсений два года жил “в послушании” при архиепископе Варлааме (Вонато­виче) и был проповедником, а затемпоселилсяв Киево-Печер­ской Лавре. Краткое время он пробыл в Черниговском Троицком Ильинском монастыре. К этому времени иеромонах Арсений был известен как образованный проповедник; тогда же, очевидно, сформировались его взгляды на светскую власть и на независимость от нее власти церковной.

В октябре 1729 года отец Арсений по вызову Тобольского митрополита Антония (Стаховского) едет в Сибирь для проповедывания слова Божия. В Москве он был представлен членам Святейшего Синода, от которого и получил благословение на проповедь. В Тобольске иеромонах Арсений прожил более двух лет, проповедуя и обучая ставленников; был духовником при архиерейском доме. В Сибири царили жестокие нравы; светская власть посягала на церковное имущество, не оказывала духовным лицам и самому архиерею должного уважения.

Обратно в Чернигов отец Арсений едет старым сибирским путем через Великий Устюг с заездом в Холмогоры и в Соловецкий монастырь, где находился тогда игумен Мошенского монастыря Иоасаф, сосланный туда за то, что не только сам перешел из Православия в раскол, но увлек за собою в раскол весь Мошенский монастырь. Арсений принял на себя попытку снова обратить раскольника в Православие; он приносил Иоасафу книги для вразумления, сам состязался с ним в словопрении и написал трактат под названием “Увещание бывшему Мошенскому игумену Иоасафу, за раскол в Соловецком в заключении содержащемуся…”. Однако увещание раскольника осталось напрасным.

В 1734 году была снаряжена морская экспедиция по реке Оби для открытия морского пути в Камчатку. В состав экспедиции требовался способный иеромонах. Архангельский архиепископ Герман (Купцевич) указал на отца Арсения; тот охотно согласился и совершил четыре северные экспедиции. Его путешествия прерывались по случаю следственного дела, в которое были замешаны некоторые лица, участвовавшие в экспедиции. За Арсением никакой вины не нашли. В экспедициях его уважали и любили, поскольку он умел заинтересовать слушателей проповедями и постоянно мирил ссорившихся между собой моряков.

После четвертой экспедиции отец Арсений стал проситься в Петербург, так как у него появилась цинга. Флотская служба оставлена иеромонахом Арсением в 1737 году; ему указано жить при вологодском епископе Амвросии (Юшкевиче), члене Святейшего Синода, в качестве экзаменатора ставленников.

В 1738 году отец Арсений стал законоучителем в Кадетском сухопутном корпусе и экзаменатором ставленников при синодальных членах. В этой должности он проявлял чрезвычайное усердие и требовательность, подчас непомерную. Кроме того, по поручению Синода иеромонах Арсений должен был разубеждать отступников от Православия.

В 1739 году отца Арсения назначили законоучителем в гимназию при Академии наук. Вместе с гимназистами он обучал и учеников адмиралтейского ведомства. Здесь он пробыл менее года, а затем по распоряжению президента Святейшего Синода, новгородского архиепископа Амвросия (Юшкевича), уехал в Новгород и в Академию наук уже не возвращался.

В 1740 году освободилась архиерейская кафедра в Тобольске. Владыка Амвросий представил правительнице Анне Леопольдовне двух кандидатов: черниговского архимандрита Тимофея (Максимовича) и иеромонаха Арсения (Мацеевича); избранником правительницы оказался Арсений, который, вероятно, заслужил особую благосклонность одним своим смелым поступком: он не принес присяги вновь назначенному регенту малолетнего императора Иоанна Антоновича, герцогу Бирону, несмотря на высочайший указ. Теперь же Бирон находился у правительницы в опале.

Назначение отца Арсения состоялось 12 марта 1741 года. При самом поставлении в архиерейский сан (15 марта) он проявил себя необычным образом: в тексте архиерейской присяги к словам о власти Синода им было добавлено: от Христа и Апостолов происходящей чрез хиротонию. Арсений показал себя смелым борцом за значение архиерейской власти. Через 20 лет эту приписку поставили ему в вину. Владыке Арсению дали титул митрополита Тобольского и всея Сибири. По преданию, перед отъездом митрополит виделся с цесаревной Елизаветой Петровной и сказал ей на прощание: помяни мя, владычице, егда приидеши во царствии твоем, так как был ее приверженцем; эти слова были не только смелой поддержкой дочери Петра Великого, но и проявлением дара прозорливости.

Дороги в Сибирь были неудобны, Владыка продвигался медленно и с задержками, так как у него открылись цинготные язвы. С днем приезда митрополита в Тобольск совпало празднество рождения Елизаветы Петровны; в тот же день прибыл в город курьер с известием о ее воцарении. С переменой царствований не менялись, однако, порядки в Сибири. Они были таковы, что вынудили владыку Арсения сразу вступить в борьбу с ними, несмотря ни на болезненное состояние, ни на общую радость при воцарении дочери Петра.

Малочисленное духовенство Сибири почти не отличалось от мирян ни по образованию, ни по образу жизни. Порядки в Сибири в XVIII веке были так дики, что могли бы показаться баснями, но поскольку разные писатели единодушны в своих свидетельствах, то вымышленными их признать нельзя. Чиновники хозяйничали в монастырях, брали лиц духовного звания под арест, судили и даже наказывали их; могли и отдать в солдаты. Митрополит задумал сплотить духовенство и восстановить свои архиерейские судебные права. По поводу ареста одного священника губернской канцелярией митрополит властно предписывает светскому начальству освободить его и прислать на суд архиерею. При этом было указано и на непорядки, происходящие от корыстолюбивых сибирских чиновников. Неуместное вмешательство светских властей, по мнению митрополита Арсения, неблагоприятно отзывалось и на деле обращения инородцев.

Защищая права крепостных, духовенства и новокрещеных от произвола светских начальников, митрополит требует поддержки от Святейшего Синода и сам непосредственно обращается к государыне. Все ссыльные из духовенства были освобождены Владыкой из заключения. Синод признал действия митрополита Арсения “защитою Церкви”. Епископы и члены Синода обычно отстаивали льготы и привилегии для своих епархий, но никто из них не осмеливался доселе защищать общее положение угнетаемой Церкви. Распоряжения светских властей владыка Арсений рассматривал, проверяя, согласуются ли они с достоинством Церкви и ее представителей.

Деятельность митрополита Арсения в Тобольской епархии была, однако, непродолжительна. Не прошло и двух месяцев, как он оставляет Тобольск и 10 февраля 1742 года едет в Москву на торжества коронации и делается советником императрицы по церковным делам. Владыка пишет доклад “О благочинии церковном”, в котором выражается сомнение в преимуществе синодального управления перед патриаршим. Императрица приняла доклад, но в правительстве он был встречен враждебно. По рекомендации архиепископа Амвросия (Юшкевича) 28 мая состоялся перевод митрополита Арсения на Ростовскую епархию и назначение его членом Святейшего Синода.

Но владыка Арсений недолго оставался в столице. В Синоде он повел себя смело и решительно, и с тех пор там продолжалось затаенное недовольство им, самым молодым архиереем и притом единственным митрополитом. Недовольство вызвало и то, что Владыка отказался принимать присягу, поскольку в ее тексте императрица именовалась Крайний (высший) Судия, — именование, подобающее лишь Христу. Вместо этого митрополит Арсений поместил в тексте следующие слова: “исповедую с клятвою Крайняго Судию и законоположителя духовнаго своего церковнаго правительства быти Самого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, полномощную Главу Церкве и Великаго Архиерея и Царя, всеми владычествующаго и всем имущаго судити живым и мертвым”.

Ознакомившись по документам с положением дел в Ростовской епархии и признав его неудовлетворительным, владыка Арсений прибывает в Ростов в декабре 1742 г. Новый митрополит Ростовский начал свое служение с изумительным рвением и в продолжение 20 лет с неослабевающей настойчивостью проводил свои убеждения. В первый же год он осмотрел все церкви в городе, посетил и ярославские. Митрополит Арсений сразу стал настаивать, чтобы Церковь была воспитательницей народа; он издал строгие инструкции по наблюдению за пением и чтением во время богослужения, за поведением священнослужителей и мирян, по принятию мер против раскольников и пр. Приходским священникам рассылались приказания обучать прихожан необходимым христианским молитвам и разъяснять Символ веры в катехизических беседах. Сам Владыка часто проповедывал в церкви, подавая пример священникам; от него осталось 12 томов проповедей. Наблюдение за порядком в храмах, о котором особенно заботился митрополит, возлагалось на местных священников и церковников; вмешательства светской команды в дела храма он не терпел. Зная любовь простого народа к духовным процессиям, он учреждал новые и участвовал в них и сам. В 1743 г. при нем возник крестный ход с чудотворной иконой Владимирской Божией Матери из Ростова в Ярославль. В тот же год в торжественной процессии обносились вокруг Рубленного города мощи святых князей Василия и Константина.

Арсений оставил по себе в Ростове глубокую память как святитель распорядительный, строгий, но вместе с тем и снисходительный. С нарушителями церковного благочестия обходился сурово, подвергая их тем строгим взысканиям, какие применялись всеми архиереями. Народная память, однако, такова, что Арсений был не столько суров, сколько справедлив — в местных сказаниях о нем (“Летопись Ростовских архиереев”) говорится, что “взыскателен и строг он был для тех, которые пренебрегали своими обязанностями”; к даровитым и ревностным всегда оказывал внимание, “с радостью и удовольствием смотрел на них”; утверждают, что он “был ко всем милостив”, часто после богослужения “нищих наделял деньгами по вся воскресные и праздничные дни”.

Будучи милостивым, Владыка, однако, всегда отстаивал свои архиерейские права, не давал в обиду другим своих подчиненных: и духовенство, и вотчинных церковных крестьян. Целостность его натуры сказывалась как в снисходительности к обездоленным, так и в неуступчивости там, где он замечал несправедливость. Против открытых противников закона и веры у него всегда вспыхивала необычайная энергия и гордое сознание властного защитника правды. Владыка последовательно и непреклонно боролся с административными и экономическими притеснениями со стороны светских властей.

Митрополит Арсений был выразителем недовольства всего духовенства, лишаемого своих прав. В Синоде ему нередко давали соответствующие поручения; в 1745 г. он принимал главное участие в составлении доклада новгородского митрополита Амвросия (Юшкевича) императрице Елизавете Петровне о необходимости лучшего устройства Церкви.

В мае 1742 г. митрополиту Арсению было поручено Святейшим Синодом рассмотреть книгу епископа Феофилакта (Лопа­тин­ского) “Обличение неправды раскольнической”² и представить свое мнение о ней. В 1743 г. ввиду особенной необходимости возражений на “Поморские ответы” Святейший Синод торопит митрополита с подготовкой книги к напечатанию. В январе 1744 г. митрополит Арсений извещает Синод, что книга епископа Феофилакта исправлена и что он пишет свое “Допол­не­ние” и представляет его начало на 18 листах. В своем обличении раскола митрополит Арсений пошел новой дорогой: тогда как епископ Феофилакт обращал все внимание на обрядовые разности, подающие повод и раскольникам и православным взаимно упрекать друг друга, Арсений говорит о существенных причинах уклонения раскольников и о ложности их положения. В сравнении с раскольническими “Ответами” сочинение Арсения отличается силой и основательностью доводов. В 1745 г. “Обличение неправды раскольнической” было издано. “Допол­нение” было представлено в Святейший Синод под названием: “Дополненное обличение неправых и лжесловных ответов раскольнических, пустосвятами выгоцкими, пустынножителями именуемыми, честному иеромонаху Неофиту от святейшего правительствующего синода ради увещания к ним направленному, в 1723 году предложенных, — составленное благословением того ж святейшего правительствующего синода в нынешнем 1743 году”. Но в Святейшем Синоде нашли необходимым сделать в книге “переправки” и для этого возвратили рукопись автору. “Дополне­ние” напечатано не было. Судя по тем местам рукописи, которые велено было поправить, можно предположить, что обличения митрополита Ростовского показались резкими, а меры к прекращению раскола — крутыми и несвоевременными. Сам митрополит Арсений в своей епархии по отношению к старообрядцам строго руководился “Духовным регламентом” и существующими гражданскими узаконениями. Такую же энергию и те же приемы митрополит Арсений проявил в борьбе с лютеранами; таким образом он одновременно вел борьбу с разными противниками Православия: и с фанатизмом раскольников, и с рационалистической пропагандой лютеранства. Характер его полемики показывает, что в борьбе у него выработалось и окрепло сознание иерарха, чуждающегося фанатического стояния за старое и вместе с тем не увлекающегося новыми неправославными веяниями.

Борьба с расколом показывала, как необходимо просвещение и для народа, и для духовенства. В первые годы своего управления митрополит Арсений убедился, что ростовцы были в таком невежестве, что их надо было едва ли не снова обращать в христианскую веру. Незадолго до прибытия Владыки в Ростов там была основана славяно-латинская грамматическая школа, где было введено преподавание богословия, греческого и еврейского языков. По распоряжению митрополита Арсения в 1747 г. она была переведена из Ростова в Ярославль, соединена с существовавшей ранее ярославской славяно-российской грамматической школой и преобразована епархиальную семинарию. Главное внимание при преподавании было обращено на усвоение учениками “Православного исповедания веры” и на то, чтобы внушить молодым людям благоговение перед великим служением пастыря.

Борьба митрополита Арсения с раскольниками и лютеранами увенчалась в 1752 году торжеством открытия мощей святителя Димитрия Ростовского.

В Ростове Владыку почитали за чрезвычайную аскетичность его жизни. При всей своей воздержанности он был хлебосолен; радушие и гостеприимство митрополита Ростовского отмечались неоднократно. Общительность владыки Арсения проявлялась в его обширной переписке. Служащие архиерейского дома знали, что Владыка прощает виноватых при первом же их желании повиниться.

Митрополит Арсений последовательно защищал интересы епархии против обычных в то время хищений и разорений со стороны местных помещиков и не боялся обличать даже таких высоких вельмож, как князь Репнин. За всех притесняемых помещиками духовных лиц Владыка заступался не только по жалости к ним, но принципиально отстаивая независимость церковного суда, церковного управления и имущественных прав Церкви. Столь же последовательно и строго он наказывал и за злоупотребления в собственном хозяйстве.

Несмотря на скудость епархиальной казны, Владыка начал на средства Церкви укреплять берег Волги в Ярославле и украшал город своими постройками. Ростовские храмы также были реставрированы и украшены.

Позиция митрополита Арсения постоянно вызывала неприязненное отношение к нему Синода, тем более что Владыка был сторонником восстановления патриаршества, о чем писал государыне, выставляя как дополнительный аргумент волю императора Петра, который высказывался за единоличное управление Церковью, хотя общее мнение этого не признавало. На многочисленные представления Владыки касательно общих и частных дел церковных Синод зачастую просто не отвечал. После кончины архиепископа Амвросия (Юшкевича) митрополит Арсений лишился покровительства в Синоде, получил выговор за свои “предерзостные представления” и попросился на покой, тем более что продолжал страдать от цинги. Синод поспешно уволил Владыку, но императрица с этим не согласилась, и он продолжал управлять Ростовской епархией.

После 1745 года отношения внешне смягчились; Владыка погрузился в епархиальное хозяйство, а Синод — в пререкания с обер-прокурором по поводу жалования своих членов. Но неприязнь к Ростовскому митрополиту оставалась прежней, а пренебрежение его заявлениями было таково, что без внимания оставили поначалу даже весть об открытии нетленных мощей святителя Димитрия Ростовского.

Наряду с враждебными владыке Арсению иерархами в Синоде были и те, кто относился к нему с открытой симпатией и просил его отстаивать интересы Церкви. Защищая церковные интересы, Владыка обращался и напрямую к императрице. С 1756 г. он имел большой вес при дворе как преемник новоявленного угодника, но враждебность Синода не угасала. Ни один из архиереев не получал от Синода столько выговоров, сколько Ростовский митрополит, который проводил принцип независимости церковного управления.

В 1761 году скончалась императрица Елизавета Петровна, и наступило недолгое царствие Петра III, который в отличие от нее не любил Православия и не уважал духовенства. Неумелые и поспешные распоряжения императора по секуляризации церковных имений вызвали недовольство вначале духовенства, а потом и народа, но только Ростовский владыка передал императору свой протест, который настолько поразил своим смелым тоном иностранных дипломатов, что они сочли его за коллективное обращение.

В 1762 г. при своем восшествии на престол императрица Екатерина II высказала сожаление об обидах, нанесенных духовенству, и ревность к православным обрядам. Владыка направил государыне представление о возврате монастырских вотчин, но проведено оно было далеко не в полном виде. От участия в коронационных торжествах митрополита Арсения постарались отстранить. Правительственные мероприятия способствовали лишь возрастанию недовольства и волнений в народе, и Владыка предпринял ряд настойчивых и смелых действий ради защиты Церкви. В древнерусской редакции греческого чинопоследования Недели Православия (в то время это чинопоследование еще не имело устоявшейся формы) он усилил слова, касающиеся притеснителей Церкви.

Ожидая в Ростове императрицу на торжество перемещения мощей святителя Димитрия в новую раку, митрополит надеялся склонить государыню на сторону духовенства, не подозревая о том, насколько сильно она предубеждена против него самого и насколько ее взгляды на имущественные права Церкви далеки от соблюдения церковных интересов. Учрежденная для урегулирования возникших осложнений Духовная комиссия была составлена таким образом, чтобы входившие в нее духовные лица никак не противоречили светскому большинству.

Оставалось надеяться на Синод, и Ростовский владыка 10 марта 1763 г. подал в Синод свое знаменитое доношение о церковных имениях, направив его таким образом, чтобы с ним познакомилась и императрица. В документе доказывалось, что светский контроль над церковной собственностью нарушает не только церковные каноны, но и основы государственности. Близкие к митрополиту люди предупреждали его о том, насколько опасно противодействовать планам правительства и тем более критиковать именные (исходящие от имени императрицы) указы, но Владыка решил непременно выступить со словом протеста.

В отсутствии собрания Синода о представлении митрополита Арсения доложил императрице один архиерей, давний его недоброжелатель, писавший, что речь идет об оскорблении величества. Императрица приказала Синоду судить Владыку; 14 марта Синод постановил арестовать его и направить в Москву. Владыка же 14 марта направил в Синод второе доношение, из которого следовало, что контроль Духовной комиссии незаконен и вреден для Церкви; кроме того, в нем содержалась повторная просьба об увольнении на покой.

Приехавший в Ростов гвардейский офицер арестовал митрополита и спешно вывез в Москву, едва позволив уложить носильные вещи и не дав проститься с городом, то есть приложиться к мощам и иконам в соборе. Дорогой усилилась болезнь Владыки; ему до самой Москвы не позволяли ни на минуту покинуть возок. 17 марта митрополита Арсения поместили под караулом в Симонов монастырь. В письменных распоряжениях императрица именует Владыку вралем; такую кличку она давала тем, кто придерживался мистических воззрений. Заступничество доброжелателей Ростовского владыки ее только раздражало.

1 апреля начался суд. В своих показаниях Владыка продолжал защищать дело Церкви и избегал называть кого-либо, чтобы не подвергать людей опасности. 4 апреля, еще до окончания следствия, был вынесен приговор: сослать в отдаленный монастырь с отнятием бумаги и чернил. 7 апреля воспоследовало окончательное постановление, в котором Синод обвинял митрополита в дерзости против светской власти, что позволяло судить его еще и гражданским судом, и предлагал лишить архиерейского сана и священства и расстричь. Императрица оставила Арсению монашеский чин и избавила от гражданского суда. Священномученик был сослан в Ферапонтов монастырь. Указами Синода и Сената народ извещался о виновности митрополита Арсения и о понесенном им наказании.

При снятии сана с Ростовского митрополита Синодальный дворец был окружен громадными толпами — отнюдь не только из любопытства, но и из сострадания. Нужно сказать, что впечатление от этого события вскоре еще усилилось, когда через месяц с небольшим рухнул храм, смежный с той палатой, где осудили Владыку.

Выслушав определение Синода, Владыка, по свидетельствам, произнес: Благо мне, яко смирил мя еси! и сам стал снимать с себя знаки архиерейского достоинства, обратившись к образу Спасителя. Дар прозорливости священномученика Арсения сказался в том, что он предрек при этом страшную и позорную кончину своим наиболее рьяным гонителям, которые все и погибли так, как говорил Владыка.

В ссылку владыку Арсения повезли не в вологодский Ферапонтов, а в более дальний Николаевский Корельский монастырь Архангельской губернии. Одновременно каждому архиерею и в монастыри было разослано извещение о вине Владыки, целью которого было представить протест против имущественного притеснения Церкви личным делом Ростовского митрополита. В 1766 г. Екатерина послала “записку” о деле митрополита Арсения Вольтеру с целью придать этому делу за границей благоприятную для нее окраску. Однако дипломаты докладывали своим дворам о том, что духовенство и народ сочувствуют Владыке и почитают его за святого.

Путешествие митрополита Арсения к месту ссылки по весеннему бездорожью длилось почти месяц. По приезде сопровождавший его офицер заставил престарелого архиерея носить воду, рубить дрова и т. п. В монастыре ему было позволено посещать храм во время литургии и ходить по монастырю, но под строгим караулом; запрещено было писать, говорить о своем деле, именоваться архиереем и даже иеромонахом и преподавать благословение. Настоятель и благочинный обязаны были следить за ссыльным и регулярно отчитываться.

Владыка не догадывался, насколько он ненавистен Екатерине, и полагал, что если бы она сама прочла его доношение в Синод, то мнение ее было бы благоприятным. Между тем была осуществлена секуляризация церковных земель, вызвавшая крестьянские волнения. “Успокаивали” их за счет дальнейшего ущемления прав духовенства. В особенности от государственных реформ пострадали монастыри, значительная часть которых была закрыта. Без крова остались тысячи монахов; был нанесен значительный ущерб и делу религиозного просвещения. Имя осужденного митрополита Арсения произносилось с благоговением, распространялись свидетельства его прозорливости. Угличский архимандрит Геннадий запретил братии молиться за царствующий дом, “ревнуя Арсению митрополиту”, за что был лишен сана и монашества и сослан в Соловецкий монастырь навечно.

В ссылке Владыке отвели низкий и тесный каземат. Болезнь не позволяла ему посещать богослужения. Настоятель монастыря уважал ученого узника, а архангелогородский архиерей присылал ему с протоиереем деньги и пропитание; из Ростова и от других архиереев посылались и частицы мощей. В каземате оказались и иконы, книги, панагия, орлецы и даже белый клобук. Друзья надеялись на освобождение опального митрополита. В беседах с караульным офицером, с монахами и нередкими гостями Владыка продолжал отстаивать свои взгляды. В монастыре его называли отцом Арсением и даже, как бы обмолвившись, преосвященным. Для узника сделали прямой ход в алтарь, пробив стену и устроивши лестницу; в церкви ему позволили проповедовать. Несмотря на то, что Владыка в проповедях обличал монахов в невоздержанности к вину, они испытывали к нему уважение, стояли перед ним в ризах, как перед архиереем, и пытались целовать руку, чего он не допускал. Начальник караула сделался его учеником; особенно большое впечатление произвело на молодого офицера житие святителя Иоанна Златоуста, пострадавшего от жестокой царицы. Корельский монастырь, как и многие другие, был поставлен секуляризацией на грань разорения, что еще сблизило монахов с опальным противником этой меры.

В 1767 году сильно пьющий иеродиакон, обидевшийся на владыку Арсения за то, что тот отказал ему в чарке вина, так как тот был уже пьян, и на отца архимандрита за строгое наказание, донес на них, желая отомстить. К его досаде, при допросе обвинения против настоятеля во внимание почти не принимались, а обвинения против ссыльного митрополита записывались с сугубым вниманием. Владыка был арестован вновь. Ему вменялись в вину в основном речи против прав Екатерины на престол. Многочисленные допрошенные вначале старались не повредить Владыке, но под нажимом следствия начали давать на него показания. Он же по возможности избегал называть своих собеседников. Из 14 пунктов обвинения ни один сам по себе не выглядел преступлением, но их совокупность при желании могла навести на мысль о заговоре. На допросах владыка Арсений старался держаться спокойно, на угрозы отвечал нравоучениями и в очередной раз проявил свою прозорливость, подарив следователю медный пятак (в дальнейшем тот, проворовавшись, попал в крепость, где умер, получая казенного содержания 5 копеек в день). Продолжая считать, что Екатерина могла бы внять его аргументам, Владыка и в ходе следствия просил, чтобы она ознакомилась с полным текстом его доношения Синоду.

Но императрица отнеслась к делу с сугубой предвзятостью и решила, что Владыку нельзя оставлять в России, тем более что в народе ширилось сочувствие ему как безвинно страдающему праведнику. Указ по следственному делу она набрасывала сама и сама правила официальный текст. Велено было расстричь Владыку, переодеть в мужицкую одежду, переименовать в Андрея Враля и сослать навечно в Ревель (Таллинн) в каземат под надзор иноземцев без права писать и принимать посетителей. Итоговые обвинения никак не согласуются со следственным делом; Екатерина расправилась с владыкой Арсением как со своим личным врагом. Синод же даже не был поставлен в известность о расстрижении Арсения, происшедшем 26 декабря.

Владыку везли с поразительной быстротой по секретному маршруту как безымянного колодника. В Вологде он был передан другому караулу как неизвестный и столь же спешно увезен оттуда в Ревель. Арсения боялись и осужденного, потому что народная молва о гонимом праведнике все ширилась и докатилась уже до Сибири. В народе распространялись листки с подробным описанием предвзятого следствия и неправедного суда. Народ следил и за страшной судьбой судей Владыки, видя в этом проявление праведного гнева Божия, и в смерти Екатерины без исповеди и причастия усматривал воздаяние за похищение у Церкви ее исконных прав и за преследование праведника Божия митрополита Арсения.

В Ревеле для ссыльного приготовили тесный каземат (пло­щадью 6 м²), куда обессилевшего от поспешной езды старца внесли на руках, заперли и оставили одного; врача пригласили только через три дня. Караульные не знали русского языка. В помещении для устрашения узника держали кляп, которым угрожали заткнуть ему рот, если попытается разговаривать. Владыка не знал даже, где он находится. Екатерина велела в смертный час позвать к нему священника, взяв с того подписку о неразглашении под угрозой смертной казни.

С лета 1769 г. по весну 1771 г. содержанием заключенного ведали русские офицеры, обращавшиеся с ним “порядочно и без грубости”; пищи было достаточно, к Владыке пускали немногочисленных русских посетителей (посещение узников было для них исполнением христианского долга) и даже позволяли ему под стражей ходить по городу. Но тем временем в Петербурге было заведено новое дело (впоследствии уничтоженное); возможно, что поводом для него послужили упорные слухи о святости опального митрополита, вызвавшие новую вспышку гнева императрицы. И если раньше каземат Владыки протапливался, то теперь никто об этом не думал; ему было запрещено переступать порог своего тесного узилища; наконец, узнику отказывали в одежде и даже в достаточной пище. Были и сведения о том, что Владыка попросту замурован в каземате, и только через узкое окошко ему подают скудную еду.

Страдания митрополита закончились 28 февраля 1772 г. Накануне к нему допустили священника. Согласно народным рассказам, тот, зайдя в каземат, увидел архиерея в облачении и выбежал в страхе, а зайдя вторично, увидел уже арестанта. После исповеди и причащения умирающий подарил ему свой молитвослов. Священномученика Арсения погребли в день кончины как мирянина близ северной стены деревянного Никольского храма. При расширении храма в 1821 г. могила очутилась внутри, под амвоном близ Царских врат.

В каземате осталась лишь процарапанная надпись на стене: Благо, яко смирил мя еси. Но в народе о гонимом митрополите сохранилась глубокая и благоговейная память. Доносчиков же по второму делу все окружавшие их открыто презирали. Корельский монастырь стал местом паломничества. Бытовало сказание, что Владыку отсюда повезли в Сибирь, что он скончался в пути и был погребен в Верхнеудинске; есть в Сибири и другие места, где почитали память Ростовского митрополита как здесь скончавшегося.

Подводя итоги жизнеописания священномученика Арсения, можно сказать, что вся Россия считала его своим, имя его повсюду вспоминалось с любовью и благоговейным удивлением. Личность его вызывала и вызывает к себе уважение, так как он бесстрашно защищал правое дело Церкви, даже оставаясь в одиночестве. Священномученик по мере сил противился реформам, которые грозили уничтожить религиозное образование и церковную благотворительность, выступал против вторжения светской власти в сферу церковного управления, аргументированно доказывая, что изъятие имущества у духовного сословия без всякой компенсации не может быть оправдано ни с государственной, ни с юридической, ни с канонической и нравственной точки зрения. В доношениях Владыки больше тревоги за Церковь, нежели за потерю владений. Синод, побоявшийся поддержать Ростовского митрополита, сделал шаг к тому, чтобы стать инструментом государственного управления. Образование было заброшено, духовенство обречено на крайнюю нищету и материальную зависимость. Народ, вкусивший горькие плоды екатерининских реформ, почитал владыку Арсения за смелый протест против новых принципов управления.

Митрополит Арсений поднял уровень церковной жизни Ростовской епархии. Он настаивал на том, чтобы Церковь была воспитательницей народа, основал семинарию в Ярославле и в учебном деле был противником латинской схоластики. Строгие требования Владыки были справедливы и оправдывались его нестяжательством и высоким строем духовной жизни. Твердо отстаивая свои архиерейские права, отличаясь непреклонностью убеждений и независимостью, Владыка был милостивым и не давал в обиду подчиненное ему духовенство и крестьян. Дважды митрополит поднимал вопрос о восстановлении патриаршества. Он был ревностным проповедником и отстаивал Православие как от фанатизма раскольников, так и от рационализма протестантов. Не питавший неприязни к своим личным недоброжелателям, чуждый корысти и любостяжания, Владыка от архиерейских доходов питал бедняков.

Его протест против секуляризации церковного имущества есть непререкаемое свидетельство значения для России церковного достояния. Недаром молодой Пушкин писал, что отчуждение церковных имений нанесло сильный удар просвещению народа. Можно сказать, что и основы революции 1917 г. были заложены реформами Петра и Екатерины; и Цветаева (правда, в другой связи) имела основания для того, чтобы обратиться к Петру со словами Родоначальник ты — советов, ревнитель ассамблей!

Такой авторитетный исследователь истории Церкви, как архиепископ Филарет (Гумилевский) называет митрополита Арсения защитником Правды; профессор В. О. Ключевский пишет, что поступок Екатерины недостоин ни ее ума, ни звания; профессор А. В. Карташев называет Владыку борцом всероссийского значения. Изучение биографии Владыки свидетельствует о том, что главный предмет его защиты — авторитет Церкви и всенародная польза.

Священный Собор Российской Православной Церкви 1917—1918 гг. восстановил митрополита Арсения (Мацеевича) в священном сане. Знаменательно, что тот же Собор восстановил патриаршество, вопрос о котором поднимал Святитель.

Почитание митрополита Арсения началось еще при его жизни. Его любили за чистоту жизни, за молитвенный подвиг, видели его дар прозрения и знали о случаях исцеления по молитвам Святителя. На севере почитание Владыки как угодника Божия началось еще в 1767 г. По личным воспоминаниям Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, жители Таллинна особо почитали митрополита Арсения и всегда поминали его на панихиде.

^{_________________}

Священноисповедник епископ Ковровский
Афанасий (Сахаров)

*2 июля 1887 — †15/28 октября 1962

Прославлен в 2000 г.³.
Память празднуется 15/28 октября и
в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Епископ Афанасий, в миру Сергей Григорьевич Сахаров, родился 2 июля 1887 года в благочестивой семье надворного советника, суздальского уроженца. Мать его, МатронаАндреевна (†1930), происходила из крестьян. Рано овдовев, она с Божией помощью достойно воспитала сына, с которым не разлучалась до самой его ссылки. Матрона Андреевна скончалась, когда владыка Афанасий находился в Туруханском крае. В память о матери Владыка начал писать свой известный труд “О поминовении усопших по уставу Православной Церкви”.

В 1908 году Сергей Григорьевич закончил Московскую Духовную семинарию, а в 1912 году, по окончании Московской Духовной академии со степенью кандидата богословия, он принял постриг с именем Афанасий (12.10), был рукоположен во иеродиакона (14.10) и в иеромонаха (17.10) и направлен преподавателем литургики и гомилетики в Полтавскую Духовную семинарию. Через год иеромонаха Афанасия перевели преподавателем тех же предметов в родную Владимирскую семинарию. Где бы ни был будущий Святитель, везде он привлекал к себе любовь и уважение за ревность к делу Божию, скромность и милостивое сердце. Доброта, радушие и забота, с которыми Владыка принимал всех, приходящих к нему, даже будучи сам в весьма стесненных обстоятельствах, были широко известны среди тех, кто хотя бы слышал о нем.

С самого начала своего пастырского пути иеромонах Афанасий проявил себя как замечательный проповедник. С 1914 года был членом Александро-Невского братства, в 1917 году Владимирским епархиальным съездом был избран членом Владимирского епархиального временного исполнительного комитета и делегатом на Всероссийский съезд духовенства и мирян. В том же году, на втором Всероссийском монашеском съезде, проходившем в Троице-Сергиевой Лавре, иеромонаха Афанасия избрали делегатом на Поместный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918 годов, где он работал в отделах: о богослужении, о монастырях и монашествующих, о церковной дисциплине. В 1918–19 годах иеромонах Афанасий состоял членом Владимирского епархиального совета, в 1920 году был назначен наместником Владимирского Рождественского монастыря и возведен в сан архимандрита, а в 1921 году он стал настоятелем Боголюбова монастыря. В том же году архимандрит Афанасий был хиротонисан во епископа Ковровского, викария Владимирской епархии.

Получив во святом крещении имя преподобного Сергия Радонежского, приняв монашеский постриг в стенах Троице-Сергиевой Лавры, Преосвященный Афанасий воспринял от “печальника земли Русския” неистощимую любовь к Православной Церкви и отечеству и сохранил эту любовь среди многих тяжких страданий за Христа, претерпеваемых от безбожной власти. По слову Апостола, ничто не смогло разлучить его от любве Божия (Рим 8:35); напротив, сам он привлекал в любовь Божию своих гонителей и соузников, неверующих и отпадших в ереси и расколы.

Епископ Афанасий неизменно исповедал свою веру во Христа и верность Православной Церкви. С 1922 по 1954 го он находился (с небольшими перерывами) под арестом, в ссылках и лагерях. Арестовывался 11 раз, 6 раз был невинно осужден, провел в тюрьмах и лагерях около 22 лет, в ссылках — около 7 лет. Он был в Соловецких, Беломоро-Балтийских, Каргопольских, Мариинских (Сибирь), Темниковских (Мордовия) лагерях; в ссылках в Зырянском, Туруханском краях и в Омской области. В конце жизни сам Владыка писал: “…на епархиальном служении 33 месяца. На свободе не у дела 32 месяца. В изгнании 76 месяцов. В узах и горьких работах 254 месяца”.

Нередко смерть, казалось, была неизбежна, но Господь восхотел сохранить Своего угодника. Преосвещенный Афанасий никогда не переставал хвалить и благодарить Бога за то, что сподобился, по его выражению, “немного” пострадать за Христа. В 1989–98 годах он был реабилитирован.

В сложной послереволюционной обстановке не всем была понятна позиция Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). Владыка Афанасий, не полностью разделяя взгляды митрополита Сергия, не считал, однако, безблагодатными храмы, где возносили имя митрополита Сергия, и посещал их, а также сохранял общение с иерархами и клириками, находящимися в ведении Московского Патриархата. Существует множество свидетельств того, как дух Христов содействовал Владыке (и не только ему) преодолевать временное разделение и в любви Божией общаться с теми, кто безоговорочно поддерживал митрополита Сергия⁴. Так, длительной и прочной была духовная дружба владыки Афанасия и известнейшей иконописицей Лавры Марией Николаевной Соколовой (впоследствии — монахиня Иулиания).

Будучи в заключении, епископ Афанасий узнал об избрании и настоловании Патриарха Алексия I, стал возносить за Богослужением его имя и был принят им в общение. Следуя примеру и убеждению Преосвященного Афанасия, многие из “непо­ми­нающих” признали Патриарха Алексия и стали посещать храмы. Свою позицию епископ Афанасий с предельной ясностью высказал в письме духовным чадам: Не поминающие своего Патриарха остаются вне Церкви, и для очень многих слово Владыки стало решающим. Господь сподобил Своего верного служителя, много ради Него пострадавшего, быть миротворцем церковным.

Освободившись из заключения в марте 1955 года, епископ Афанасий жил на покое в городе Тутаеве Ярославской области, а затем в городе Петушки Владимирской области. С 1956 по 1958 годы он был председателем Богослужебно-календарной комиссии при Священном Синоде.

Кроме даров страдати за Христа (Флп 1:29) и проповедовать слово Божие, Преосвященный Афанасий имел еще и литургический дар. Литургическая жизнь была воздухом для его души. Во всех обстояниях он не только неизменно стремился к совершению богослужения, но и фундаментально исследовал дух Богослужебного устава, результатом чего стал упоминавшийся выше труд “О поминовении усопших по уставу Православной Церкви”. За этот труд он был представлен к степени магистра богословия, но, по смирению, отказался от нее, как отказался от звания архиепископа. Немедленно откликаясь литургически на нужды Церкви и отечества, епископ Афанасий составил несколько новых молебных пений, например: “Об отечестве”, “О сущих в темницех и заточениих”, “О прекращении войн и о мире всего мира”, “О хотящих по воздуху шествовати”, “Благодарение о получении милостыни” и другие; отредактировал и дополнил последования молебных пений на дни года и на различные потребы, составил годичный круг величаний и избранных псалмов, молитвословия перед принятием и после принятия пищи и другие последования. Литургическим памятником любви Преосвященного Афанасия к Святой Руси, пламенной молитвой об “исцелении ея сокрушения” и архипастырским призывом к такой любви и молитве явилась служба Всем святым, в земле Российской просиявшим. Владыка составил также службу Божией Матери “ради иконы Ея Максимовския”.

Собранные епископом Афанасием службы русским святым легли в основу современного издания Богослужебных Миней, а составленный им “Синодик храма Всех святых, в Русской земли просиявших”, в который вошли около трех тысяч имен “под­вижников благочестия земли нашей… за веру Православную и Церковь и за Русь Святую подвизавшихся, архипастырей и пастырей, строителей и правителей ея” с XI по XX век, является литургическим одухотворением русской истории.

По благословению и указаниям епископа Афанасия М. Н. Со­колова создала образ Всех святых, в земли Российстей просиявших, а также образы Собора святых града Владимира и области его, Собора Радонежских святых; были подготовлены лицевые святцы Русских святых.

В последние годы жизни Преосвященный Афанасий восприял еще и старческое служение, назидая и утешая множество обращавшихся к нему со всех концов России и из других стран письменно и устно. Глубокое и искреннее смирение сочеталось в нем со строгой аскезой. Милующее сердце епископа Афанасия было распространено (1Кор 6:11) для всех, не исключая врагов, всех обнимало любовью, всем желало спасения. Последними словами его были: “молитва всех вас спасет”.

Незадолго до блаженной кончины епископа Афанасия, последовавшей 28 октября 1962 года, ему явились святые земли Русской, прославлению которых он посвятил свою жизнь. Хоронили епископа Афанасия в простом холстинковом облачении, которое он когда-то сшил себе своими руками. Панихиду в Петушках перед выносом служил отец Кирилл (Павлов), ныне — архимандрит и почитаемый старец, а отпевали Владыку во Владимирском Успенском соборе при стечении множества духовенства и мирян.

Еще при жизни стяжав благодатные дары прозрения и исцеления, святитель Афанасий ныне стал скорым помощником всем, с верою притекающим к нему в различных нуждах. И каждое православное русское сердце благоговейно повторяет его слова, запечатленные исповедническим подвигом.

От редакции. В этом выпуске “Патерика” мы публикуем сведения об одном из святых, прославленных Русской Православной Церковью на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г. Поскольку сбор материалов по этому разделу “Патерика” представляет известные затруднения, порядок публикации вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий (Веретенников). Редакция благодарит инока Владислава (Томачинского), предоставившего нам материалы, которые легли в основу данной публикации.

Священномученик Иларион (Троицкий),
архиепископ Верейский

*1886 — †15/28 декабря 1929

Прославлен в 2000 г.⁵.
Память празднуется 15/28 декабря (преставление),
в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских),
в воскресенье перед 26 августа/8 сентября
(Собор Московских святых),
в 3-ю Неделю по Пятидесятнице
(Собор Санкт-Петербургских святых)

В сонме мучеников Русской Православной Церкви особое место занимает архиепископ Иларион (Троицкий). Глубокий ученый-богослов, пламенный проповедник, ревностный служитель алтаря, талантливый администратор, мудрый архипастырь и бескомпромиссный защитник Церкви и православных догматов — таков образ святителя Илариона, увенчавшего свое земное служение подвигом мученичества и исповедничества.

Святитель Иларион (в миру Владимир Алексеевич Троицкий) родился в 1886 г. в селе Липицы Каширского уезда Московской губернии в семье священника. Его отец, его дед, отец Петр Троицкий, а впоследствии и его брат служили в храме Благовещения Пресвятой Богородицы, возле которого и были похоронены. Впоследствии, приезжая домой, отец Иларион каждый раз совершал в этом храме богослужения, на которые стекались верующие из окрестных деревень; это был поистине праздник для православного народа.

Детство Святителя прошло в атмосфере православного благочестия. Мама его умерла рано, и воспитывала детей ее сестра Надежда, учительница приходской школы. Володя сам научился читать и с детских лет участвовал в богослужениях.

Будущий богослов, казалось, предвидел свой путь. Однажды он, взяв за руку своего трехлетнего брата, отправился в город учиться. По дороге братик заплакал и стал проситься домой, на что Владимир сказал: “Ну, оставайся неученым!”. Остаться неученым — эта участь более всего страшила семилетнего сына сельского священника.

Блестяще окончив Тульское Духовное училище, а затем Тульскую семинарию, в 1906 году В. Троицкий поступил в Московскую Духовную академию, с которой в его жизни был связан чрезвычайно плодотворный в творческом отношении период. В стенах “академии у Троицы” сформировались богословские воззрения и определились научные интересы будущего архипастыря. Именно здесь, у мощей игумена всея Русския земли Сергия, призыв Преподобного нашел отклик в его сердце. Впоследствии в работе Святителя “Триединство Божества и единство человечества” найдут свое отражение те духовные переживания, которые Господь даровал ему в Великой Лавре.

За время учения в Академии он был награжден премиями Митрополита Московского Макария и Митрополита Московского Иосифа. Владимир Троицкий заведовал издательским отделом Пастырско-просветительского братства при МДА, занимаясь изданием и распространением листков духовно-нравст­вен­ного содержания для простого народа, участвовал в опеке шко­лы-приюта для 8–9-летних детей, обслуживаемой студентами.

В. Троицкого за выдающиеся успехи дважды посылали за границу. Первое путешествие (1908 г., в составе группы студентов и преподавателей МДА) проходило по христианскому Востоку и некоторым западным странам. Посетив Сербию, Болгарию, Турцию, Грецию и Афон, Владимир Троицкий отразил свои впечатления и размышления по поводу увиденного в книге “От Академии до Афона”. Посещение храма Святой Софии в Константинополе обращает его богословскую мысль к значению византийского идеала богочеловечества, пронизанности всей жизни религиозным началом, для современной ему России.

Другое путешествие, совершенное им в 1912 году по западным государствам, описано в “Письмах о Западе”. Отдавая должное великим произведениям западного искусства, красоте природы, даже достижениям материальной культуры, Владимир Троицкий критикует религиозную жизнь Западной Европы, сопоставляя ее с богословской глубиной православных церковных служб, строгостью и реализмом православной духовности.

Окончив Академию со степенью кандидата богословия, В. А. Троицкий был оставлен при ней в качестве профессорского стипендиата. В период с 1912 по 1913 год он занимается подготовкой магистерской диссертации и преподаванием. В историю русской богословской мысли владыка Иларион вошел преимущественно как ученый, посвятивший свою деятельность раскрытию православного учения о Церкви. О воззрениях тогда еще молодого (26 лет) преподавателя Московской Академии Владимира Троицкого свидетельствуют его собственные слова, обращенные к студентам: “Всякая деятельность в основе своей имеет дарование Духа, а по своему обнаружению и по целям она должна быть церковным служением <…> Не ради нас даны нам силы душевные и способности различные, а ради Церкви, и не себе должны мы угождать своей деятельностью, а Церкви <…> Церковное послушание беру на себя и я, восходя на эту кафедру. Ведь только Церковь дает смысл и цену земному бытию; только служение Церкви, по моему верованию и убеждению, дает смысл и цену нашей земной деятельности <…> Если не служить Церкви — нет никакого смысла всякой деятельности и нет никакого смысла и незачем жить на Божьем свете”. Научная деятельность не исключается из такого всецелого служения, ибо “наука стремится к познанию истины”, а “Церковь как сокровищница истины может и должна быть руководительным авторитетом для всякого ищущего истины”⁶. В 1913 году он защитил магистерскую диссертацию “Очерки из истории догмата о Церкви”. Этот фундаментальный труд стал глубоким ответом на крайнюю секуляризацию российского общества и государства, перераставшую уже тогда в богоборчество. Труд будущего исповедника и защитника Церкви от ереси обновленчества стал не только раздумьями об истории догмата, но и апологией единства и святости Церкви.

В том же 1913 году, 28 марта, Владимир был пострижен в монашество епископом Никоном (Рождественским) в скиту Параклит с наречением имени Иларион. Вот как пишет об этом сам отец Иларион: «Я сам принял пострижение и думаю, что не придется еще в жизни пережить такой радости, какую я пережил 28 марта 1913 года. Эта радость у меня не прошла с окончанием обряда… Так все ликовало в душе, так радостно было… По опыту могу сказать, что не напрасно при постриге монашеском постригающий, взяв рясу, глаголет: “Брат наш (имярек) облачится во одежду веселия и радости духовныя, во отложение и попрание всех печалей и смущений от бесов; от плоти и мира находящих, во всегдашнее же его о Христе веселие и радование во имя Отца и Сына и Святаго Духа”»⁷. Именно эту тихую, чистую радость, веселие добродетельной души Святитель пронес через всю жизнь.

Монашеский путь, узкий, тернистый, но благодатный, был естественным выбором для этого избранника Божия, стремившегося к совершенству, избегавшего всякого греха и соблазна века сего, желавшего посвятить всего себя Богу.

Исключительно мудрое отеческое наставление дал подвижнику ректор МДА епископ Феодор (Поздеевский). “Я знаю и не хочу скрывать сейчас, в чем твоя жертва Христу, — сказал епископ Феодор. — Ты искушался и, быть может, теперь еще искушаешься любовью к той школе, которой ты служишь, и чувством опасения, как бы иночество не лишило тебя этой школы. Но что такое Академия без Христа?! Это — пустое место и мертвый дом”⁸.

Но на отце Иларионе буквально сбылись слова владыки Феодора о том, что когда человек жертвует самым дорогим, то Господь возвращает ему дело, от которого он отрекался. В апреле 1913 года он был рукоположен во иеромонаха и определен исполняющим должность доцента Московской Духовной академии, 30 мая 1913 года назначен инспектором Академии с возведением в сан архимандрита, а 3 декабря того же года утвержден в звании экстраординарного профессора Священного Писания Нового Завета.

Владыке Илариону как ученому-богослову было отпущено для научной работы совсем немного времени— меньше десятилетия; но и за этот временной отрезок он сделал немало. Тема магистерской диссертации нашла продолжение в работах “Хри­стианство или Церковь”, “О необходимости историко-догмати­ческой апологии девятого члена Символа веры”, “Христианства нет без Церкви”, “О жизни в Церкви и о жизни церковной”. Есть среди его трудов статьи по экзегетике, работы на церковно-общественные темы, которые часто печатались в “Богослов­ском вестнике” и журнале “Христианин”. Многие положения его речи “Прогресс и преображение” нашли отклик в умах и сердцах современников. Красной нитью проходит через эту речь идея о том, что стремление к прогрессу, созданию комфортных условий существования ведет к огрублению, овеществлению человека, а устремление человека к горнему ведет к подлинному обновлению и его самого, и общества в целом.

Как инспектор отец Иларион заботился в первую очередь о воспитании в студентах церковности, привлекал их к активной церковной, просветительской и проповеднической деятельности. Заботился он и о внешней дисциплине. Один из его студентов, С. А. Волков, впоследствии в своих воспоминаниях “По­след­ние у Троицы” дал такой портрет архимандрита Илариона: “Высокий и стройный, с очень умеренной и пропорциональной полнотой, с ясным и прекрасным взглядом голубых глаз (он был немного близорук, но никогда не пользовался очками), всегда смотревший уверенно и прямо, с высоким лбом и небольшой окладистой русой бородой, звучным голосом и отчетливым произношением, он производил обаятельное впечатление. Им нельзя было не любоваться <…> Пожалуй, целостность и была главной чертой его личности. Этот смелый, исключительно талантливый человек все воспринимал творчески <…> Иларион благодатно влиял на меня своей личностью — прямотой, властностью в отстаивании убеждений, восторженностью совершаемого им богослужения, энергией и жизнерадостностью <…> Иларион любил говорить, что насколько христианин должен осознавать свои грехи и скорбеть о них, настолько же он должен радоваться бесконечной милости и благодати Божией и никогда не сомневаться и не отчаиваться в своем жизненном подвиге. У него самого была поразительная восторженность и любовь ко всему, что было ему дорого и близко — к Церкви, к России, к Академии, и этой бодростью он заражал, ободрял и укреплял окружающих”⁹.

После событий февраля 1917 года в Академии произошли перемены. Новым обер-прокурором от Временного правительства В. Н. Львовым с должности ректора был смещен епископ Феодор, а временное управление Академией возложили на инспектора архимандрита Илариона. В новом учебном году (1917–1918) ректором был избран профессор А. П. Орлов, а архимандрита Илариона после его блестящей лекции в Академии в защиту патриаршества единодушно избрали инспектором. В этой должности ему суждено было пережить закрытие Духовной академии властями.

В воспоминаниях С. А. Волкова есть и такая характеристика архимандрита Илариона: “Иларион стоит в одном ряду с такими лицами, как патриарх Никон, митрополит Арсений (Мацеевич) <…> Илариону нужен был простор исторической арены, чтобы размахнуться чисто по-русски…”¹⁰. Волею Промысла Божия архимандрит Иларион вышел на самый широкий простор церковно-общественного служения и подвигом исповедничества запечатлел свой дерзновенный творческий порыв.

15 августа 1917 года в Успенском Соборе Московского Кремля торжественным богослужением начал свою работу Поместный Собор Русской Православной Церкви, собор будущих мучеников и исповедников, засвидетельствовавших свою веру кровью, собор тех, кто богословствовал прежде всего самой своей жизнью.

Главной задачей, которую должен был решить собор, было восстановление патриаршества. Мнение членов собора по этому поводу разделилось. Среди выступлений защитников патриаршества особенно выделялась яркая речь архимандрита Илариона (Троицкого): “Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? В окружном суде? Или в солдатских казармах? Нет, в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа должно биться русское православное сердце. Орел петровского, на западный образец устроенного, самодержавия выклевал это русское православное сердце, святотатственная рука нечестивого Петра свела Первосвятителя Российского с его векового места в Успенском соборе. Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью поставит снова Московского Патриарха на его законное неотъемлемое место..”¹¹.

Молодой архимандрит, конечно, не был широко известен большинству членов Собора, но к этому времени к его мнению прислушивались академические круги, представители интеллигенции. Будучи авторитетным экклезиологом, он убедительно показал, что патриаршество органически присуще церковному строю, что там, где разрушается принцип иерархии, а значит, и первоиераршества, разрушается церковная жизнь.

Но уже тогда Святитель пророчески представил совершенно новый образ русского Патриарха: «Теперь наступает такое время, — говорил он на лекции в Московской Академии в защиту патриаршества, — что венец патриарший будет венцом не “царским”, а скорее, венцом мученика и исповедника, которому предстоит самоотверженно руководить кораблем Церкви в его плавании по бурным волнам моря житейского»¹².

Восстановление патриаршества явилось исполнением заветного желания молодого богослова. По свидетельству одного из современников, после избрания святителя Тихона отец Иларион не смог сдержать слез умиления во время торжественного всемосковского крестного хода, в котором участвовал новоизбранный Патриарх¹³.

Архимандрит Иларион становится верным помощником святителя Тихона. 12 (25) мая 1920 года в день памяти Святителя Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси, архимандрит Иларион был хиротонисан патриархом Тихоном во епископа Верейского, викария Московской Епархии. Святителю было 34 года, — и начался его путь на Голгофу вместе с Патриархом, с Церковью, с любимой им Россией.

В 1919 году он был арестован, около двух месяцев сидел в Бутырской тюрьме. После освобождения владыка Иларион поселился у своего друга священника Владимира Страхова, который жил на Сретенке. До своего нового ареста Владыка все свое время проводил в напряженной деятельности: работал у Святейшего в Донском монастыре, почти через день совершал Литургии, проповедовал, часто сослужил Патриарху.

В 1921 году его снова арестовывают и ссылают в Архангельск (по другим данным — в Холмогоры, в концентрационный лагерь с самыми кошмарными условиями), где он находился до 1923 года.

О жизни Святителя в этот период Н. П. Окунев пишет в своем “Дневнике москвича”: «На Страстной неделе тянуло в Церковь. Несколько раз ходил в Сретенский монастырь. Привлекал туда святитель Иларион, не своим архиерейским служением, а участием в службах в качестве простого монаха. Однажды (за всенощной со среды на четверг) он появился в соборном храме монастыря в простом монашеском подряснике, без панагии, в камилавке и прошел на левый клирос, где и пел все, что полагается, в компании с 4–5 другими рядовыми монахами, а затем вышел в том же простом наряде на середину, проникновенно прочитал канон и запел один “Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный!”. Ну! Я вам скажу, и пел же он! Голос у него приятнейший, чистый, звучный, молодой (ему 35 лет), высокий. Тенор. Пел попросту, не по нотам, но так трогательно и задушевно, что я, пожалуй, и не слыхивал такого чудесного исполнения этой дивной песни»¹⁴. По воспоминаниям его бывшего студента С. А. Волкова, “он отдавался богослужению всей душой, всем существом своим, как главному делу своей жизни”¹⁵.

Период, когда Владыка после заключения вновь появился в Москве, грозил новыми бедами Русской Церкви и всему русскому народу. Страшный голод, голодные бунты, беспощадно подавляемые властями, насильственное изъятие церковных ценностей, вскрытие и поругание мощей… Сам святитель Тихон оказался под арестом, а по всей стране начались “процессы церковников”¹⁶.

Ситуацией воспользовались обновленцы, представители движения, созревшего в недрах Русской Церкви на рубеже веков, которые обманом захватили церковное управление. При непосредственном руководстве и опеке со стороны безбожных властей они начали свою разрушительную деятельность: в мае 1923 года провели “собор”, на котором лишили сана и монашества Патриарха Тихона.

Однако обстоятельства складывались таким образом, что власти были вынуждены выбрать новую политику. 14 (27) июня 1923 года после сделанного святителем Тихоном заявления в Верховный суд РСФСР он был освобожден из-под стражи и на следующий день обратился к народу с воззванием, которого от него требовали власти. Выпуску этого воззвания предшествовали переговоры, сведениями о которых Святитель делился с ближайшим своим окружением и прежде всего с владыкой Иларионом, который с этого момента становится ему самым близким сподвижником, соучастником его крестного служения, делит с первосвятителем все скорби, все душевные муки.

Святитель Иларион был очень гибким церковным администратором и политиком, готовым идти на компромиссы с властью, если за счет этих компромиссов можно было отстоять чистоту православной веры и нанести удар тем, кто представлял главную опасность для Церкви изнутри. Одно дело — внешнее гонение на Церковь, другое — когда внешнее гонение на Церковь усугубляется внутренним ее разрушением, когда богоборческая власть стремится извратить церковную жизнь, осуществить страшную подмену, заменить Церковь — Тело Христово еретическим сообществом, которое будет именовать себя Церковью.

И владыка Иларион призывал Патриарха Тихона не смущаться компромиссами в плане политическом, если от этого будет польза в борьбе с обновленцами. Написанное архиепископом Иларионом послание Патриарха Тихона от 18.06 (01.07) 1923 года, содержащее уступки по политическим вопросам, которых от него требовали власти, сочетается с непримиримостью в отношении обновленцев. Прежде чем это послание было написано, архиепископ Иларион вступил в переговоры с сотрудником ГПУ Е. Тучковым. В результате удалось договориться о том, что в послание попадет не все, чего требовали власти. Вместе с тем в обмен на это послание было, в частности, приостановлено действие инструкции Наркомюста от 11.06.23, которая под угрозой закрытия требовала зарегистрировать все храмы в трехмесячный срок. Это было очень важно потому, что власти регистрировали только такие приходы, где было обновленческое духовенство.

В результате очень трудных переговоров между владыкой Иларионом и Тучковым и появляется послание, которое пишет архиепископ Иларион, а Патриарх Тихон его редактирует и подписывает:

“Тяжелое время переживает наша Церковь. Появилось много разных групп с идеями обновления церковного <…> Обновленцы эти бессознательно или сознательно толкают Православную Церковь в сектанство, вводят совершенно ненужные реформы, отступая от канонов Православной Церкви”.

Владыка Иларион прозревал, что если не одурманенные и отрекшиеся от Церкви современники, то их дети и внуки все равно встанут перед вопросом, есть ли Бог, как к Нему прийти. Но если через многие годы в России Церкви не будет, никто не ответит следующим поколениям на эти вопросы. Святитель Иларион вместе с Патриархом Тихоном мог бы сказать: “Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза”. В этой позиции было много терпения, сострадательности, христианской мудрости и любви. Время показало, что Святитель был прав.

Святитель Иларион был правой рукой Патриарха в первые месяцы его освобождения — и вряд ли можно было требовать лучшего помощника. Владыка пользовался огромной популярностью среди московского духовенства и был обожаем народом. Самая его внешность импонировала своей величавостью, строгим изяществом, своеобразной картинностью. Епископ за считанные дни переговорил с сотнями священников, мирян, монахов и монахинь, договорился в приходах о чине их присоединения к Патриарху, разработал чин покаяния, принял тут же десятки обновленцев, пришедших к Патриарху с покаянием. Церковная организация в Москве была восстановлена в два дня.

В начале июля 1923 года архиепископ Иларион (он был возведен во архиепископа предположительно в июне) производит принятие в общение обновленческого клира в соборе Сретенского монастыря. Он настоял на том, чтобы принимать обновленческих клириков через покаяние, но если они свой сан получили в обновленчестве, этот сан не признавался. Обновленческие храмы все освящались заново, что по канонам делается с храмом еретическим. Тем самым владыка Иларион непримиримо подчеркивал еретический характер обновленчества.

15 (28) июля 1923 года в Донском монастыре произошло публичное покаяние перед Патриархом Тихоном митрополита Сер­гия (Страгородского); Святейший возложил на него крест и панагию, а владыка Иларион вручил ему белый клобук.

Во многом благодаря деятельности епископа Илариона началось массовое возвращение клира и мирян в “тихоновскую” Церковь. Храмы, захваченные обновленцами, стали пустеть. Святитель Тихон включил Владыку в состав действовавшего при нем Временного Патриаршего Синода.

Будучи прекрасным оратором, владыка Иларион произносил проповеди, направленные против обновленческого раскола, выступал на диспутах против лидера обновленцев Александра Введенского и наркома просвещения А. В. Луначарского. Многие москвичи в те годы стали свидетелями убедительных побед православного архиерея над его противниками.

Власти не простили Владыке его деятельности по борьбе с обновленчеством и укреплению единства Церкви, не простили его преданности Святейшему Патриарху. В ноябре 1923 года святитель Иларион был вновь арестован и постановлением Комиссии НКВД по административным высылкам осужден на три года концлагерей.

В жизнеописании архиепископа Илариона, составленном протопресвитером М. Польским, говорится, что до Соловков он уже был один год в ссылке в городе Архангельске (и в Кемском лагере), однако здесь, увидев весь ужас обстановки, даже он, жизнерадостный и бодрый, сказал: “Отсюда живыми мы не выйдем”.

Один из священников — соузников Владыки по Соловкам — писал о нем: “Архиепископ Иларион — человек молодой, жизнерадостный, всесторонне образованный, прекрасный церковный проповедник, оратор и певец, блестящий полемист с безбожниками, всегда естественный, искренний, открытый; везде, где он ни появлялся, всех привлекал к себе и пользовался всеобщей любовью <…> За годы совместного заключения являемся свидетелями его полного монашеского нестяжания, глубокой простоты, подлинного смирения, детской кротости”¹⁷.

На Соловках Владыка был сетевязальщиком и рыбаком. Об этой работе он говорил переложением слов стихиры на Троицын день: Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцыпоказа, а теперь наоборот — богословцы рыбари показа¹⁸. Благодушие его, по свидетельству того же отца Михаила Польского, простиралось на самую советскую власть. Б. Ширяев видел, как Владыка спас тонущего военкома Сухова¹⁹. Святитель Иларион на все смотрел духовными очами и все служило ему на пользу духа. Он подчеркивал, что заключение — бесценная школа добродетелей. Духовенство обкрадывается и обирается — есть повод воспитывать в себе нестяжание; оскорбляют, обижают, бьют — смирись, возлюби обидчика. Владыка и в лагере не прекращал своей архипастырской деятельности, не гнушаясь общения даже с уголовниками. Любовь его, внимание и интерес к каждому человеку были поразительными.

Будущий известный писатель Олег Волков, тогда еще молодой человек, ходил навещать Владыку. “Преосвященный встречал нас радушно, — вспоминал он. — В простоте его обращения было принятие людей и понимание жизни <…> Мы подошли к его руке, он благословил нас и тут же, как бы стирая всякую грань между архиепископом и мирянами, прихватил за плечи и повлек к столу”²⁰. “Надо верить, что Церковь устоит, без этой веры жить нельзя. Пусть сохранятся лишь крошечные, еле светящие огоньки, когда-нибудь от них все пойдет вновь. Без Христа люди пожрут друг друга”²¹, — записал Волков слова Владыки.

По словам отца М. Польского, за формой веселости и даже светскости можно было увидеть детскую чистоту, великую духовную опытность, доброту и милосердие, нравственное совершенство. Это было юродство, с помощью которого Святитель скрывал внутреннее делание. Под его руководством духовенство получало огромный опыт, потому что он сам своим примером показывал, что значит смиряться. Вместе с тем известен и такой эпизод жизни Святителя в лагере: когда пришло известие о смерти Ленина, заключенных заставили простоять пять минут в молчании, Владыка же демонстративно лежал на нарах и говорил: “Подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество”²².

В конце лета 1925 года из Соловецкого лагеря архиепископ Иларион был неожиданно доставлен в Ярославль, в изолятор “Коровники”. Об этом Святитель вспоминал как о самом светлом времени долгой неволи. Власти, еще надеясь заключить некое соглашение, попустили невиданные льготы. Владыка мог читать любые книги, писать и (после цензуры) отправлять написанное на волю. В известных ныне его письмах поражает великое смирение и великая благодарность Богу за все дарованное ему, за скорби и за радости. Вслед за святым Иоанном Златоустом златоустый российский Святитель донес до близких ему людей свою сердечную мысль: “Слава Богу за все”.

В Ярославль Владыка был переведен для переговоров с сотрудником ГПУ Е. Тучковым и епископом Гервасием (Малини­ным), которые попытались склонить Владыку на сторону нового “григорьевского” раскола во главе с епископом Екатеринбургским Григорием. Но на посулы сана митрополита, на ложь и на лесть Владыка ответил категорическим отказом. Тогда сотрудник ГПУ сказал: “Приятно с умным человеком поговорить. А сколько вы имеете срока на Соловках? Три года?! Для Илариона три года! Так мало?!”²³. После этого Владыка получил новый срок, был сначала на Поповом острове, затем его перевели в Кремль, а потом “на Секирку” — в штрафной изолятор, где смерть была обыденным явлением.

На Пасху 1926 года владыка Иларион добился у начальника СЛОНа Эйхманса разрешения провести богослужение. “Пас­халь­ная заутреня проходила в ветхом кладбищенском храме святого Онуфрия. Крохотная церковь не могла вместить даже лагерное духовенство <…> Кладбище было полно народу. Голос владыки Илариона доносился из глубины храма, среди тишины северной ночи. И вот на улицу вышел крестный ход… Христос воскресе! — Воистину воскресе! — прозвучало под торжественным куполом увенчанного сполохом неба. С победным, ликующим пением о попранной, побежденной смерти шли те, кому она грозила ежечасно, ежеминутно… Ликующий хор сущих во гробех славил и утверждал свое грядущее, неизбежное, непреодолимое силами зла воскресение”²⁴, — так писал об этой неповторимой заутрене Б. Ширяев. В условиях неволи владыка Иларион по-прежнему ощущал себя православным иерархом, ответственным за положение Церкви, за свою паству. В июле 1926 года он выступил как один из инициаторов “Соловецкого послания” — обращения находившихся в Соловецком лагере православных епископов к правительству. В этом обращении, выдержанном в духе лояльности, епископы предлагали свое решение многих церковно-государственных отношений, не избегая самых острых вопросов.

Когда после появления так называемой “Декларации заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Стра­­го­родского)” от 29 июля 1927 года возникло новое разделение, владыка Иларион, понимавший вынужденность некоторых шагов Местоблюстителя, предостерегал всех от раскола.

Митрополит Мануил (Лемешевский), соузник Владыки, пишет: «В ноябре 1927 года некоторые из соловецких епископов начали было колебаться в связи с иосифлянским расколом. Архиепископ Иларион сумел собрать до пятнадцати епископов в келлии архимандрита Феофана, где все единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой митрополитом Сергием. “Никакого раскола! — возгласил архиепископ Иларион. — Что бы нам ни стали говорить, будем смотреть на это как на провокацию!”»²⁵.

По поводу “иосифлянского” раскола архиепископ Иларион писал епископу Виктору (Островидову) и другим лицам. Он резко порицал позицию раскольников и напоминал им о безгласии епископата в синодальные времена, когда перевод на другие кафедры был обычным явлением.

По мнению Владыки, отделение от митрополита Сергия — “преступление, по условиям текущего момента весьма тяжкое”²⁶.

В конце 1929 года власти решили выслать Святителя в Казахстан на вечное поселение. Владыку повезли этапным порядком — от одной пересылочной тюрьмы до другой. По дороге его обокрали и в Петербург привезли в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы уже больным.

Шестого декабря Владыку перевели из тюрьмы в больницу им. Гааза. С высокой температурой он шел по городу, теряя последние силы. У него обнаружили сыпной тиф.

Митрополит (ныне священномученик) Серафим (Чичагов) пытался ему помочь, но это было уже невозможно. Владыка Иларион был без сознания. Незадолго до кончины ему стало легче. Из больницы он писал родственникам: “Я тяжело болен сыпным тифом <…> в субботу, 15 декабря, решается моя участь (кризис болезни), вряд ли перенесу”²⁷.Когда ему в больнице заявили, что его надо обрить, Владыка сказал: “Делайте со мной теперь, что хотите”.

15 (28) декабря 1929 года последовало блаженное преставление Владыки ко Господу.

По сведениям дочери последнего протодиакона Воскресенского Новодевичьего монастыря М. Ф. Анфимовой, перед смертью его напутствовал и причастил Святых Христовых Таин келейник святителя Серафима (Чичагова) иеромонах Никандр. Перед смертью к Владыке подошел врач и поспешил заверить, что кризис миновал, на что Владыка ответил: “Как хорошо, теперь мы далеки от…”²⁸. Эти были его последние слова, слова праведника, ждущего радостной встречи с Богом.

Святитель Серафим попросил для погребения тело почившего архипастыря. Ночью грубо сколоченный гроб выдали родственникам. Владыку было невозможно узнать: в гробу лежал изможденный старец с обритой головой… Священномученику было 43 года. Митрополит Серафим принес свое белое облачение, белую митру. По облачении тело Владыки положили в другой, лучший гроб.

Власти поставили условие, чтобы не было никакой торжественности отпевания и никаких надгробных речей. Отпевание было в Воскресенском соборе Новодевичьего монастыря. Митрополит Серафим (Чичагов), архиепископ Алексий (Симан­ский), епископ Амвросий (Либин) и епископ Сергий (Зенкевич) молились в алтаре, а само отпевание совершал епископ Николай (Ярушевич)²⁹. Надгробные речи были запрещены, но владыка Николай прочитал Заповеди блаженства так, что все присутствовавшие рыдали.

Каждая из этих заповедей была исполнена Святителем, о чем свидетельствует все его житие. И вот, исполнив все назначенное ему от Господа, Святитель с сонмом новомучеников и исповедников российских из горних обителей слушал молитву Церкви воинствующей: Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех.

Похоронили Святителя на кладбище Новодевичьего монастыря. Почитание его началось сразу после его кончины. На отпевание и погребение стихийно пришло несколько тысяч верующих жителей города. Храм не мог вместить и малой части желающих проститься с Владыкой. Народом был заполнен весь монастырский двор и прилегающее кладбище. Архипастырь, не проживший в период своего святительского служения и двух лет на свободе, по особому промыслу Божию закончивший свой земной путь именно в северной столице, стал предстателем и молитвенником и за петербургскую паству.

В свои 26 лет будущий священномученик написал, что научился с особенной любовью и сердечным волнением читать из помянника молитву о Церкви: “В первых помяни, Господи, Церковь Твою Святую, Соборную и Апостольскую, юже снабдел еси честною Твоею Кровию, и утверди, и укрепи, и разшири, умножи, умири, и непреобориму адовыми враты во веки сохрани; раздирания Церквей утиши, шатания языческая угаси, и ересей востания скоро разори и искорени, и в ничтоже силою Святаго Твоего Духа обрати”³⁰.

Движимый этой сыновней любовью к Матери-Церкви, архиепископ Иларион проходил на земле свой крестный путь исповеднического служения, а ныне ходатайствует перед Престолом Всевышнего о сохранении Русской Православной Церкви непреоборимой адовыми вратами. К нам ныне обращены слова Святителя: “Для излечения разъедающих душу русскую ран необходимо раскаяться в <…> грехе против Церкви, возвратиться к вере отцов и дать Православной Церкви прежнее место в жизни государственной и общественной”³¹. Мы же ныне вознесем к нему наше прошение: Святый священномучениче и исповедничеИларионе, моли Бога о нас!

Тропарь, глас 4

Воине Христов Иларионе, славо и похвало Церкве Русския, пред гибнущим миром Христа исповедал еси, кровми твоими Церковь утвердися, разум Божественный стяжал еси, людем верным возглашаше: без Церкви несть спасения.

От редакции. В этом выпуске “Патерика” мы публикуем сведения об одном из святых, прославленных Русской Православной Церковью на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г. Поскольку сбор материалов по этому разделу “Патерика” представляет известные затруднения, порядок публикации вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы о новомучениках и исповедниках.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий (Веретенников). Текст настоящего выпуска подготовлен М. Журинской.

Священноисповедник Георгий Коссов

*4 апреля 1855 — †26 августа/8 сентября 1928

Прославлен в 2000 г.³².
Память празднуется 26 августа/8 сентября (преставление)
и в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Георгий Алексеевич Коссов (иногда встречается иное написание его фамилии — Косов) родился 4 апреля 1855 г. в селе Андросово Дмитровского уезда Орловской губернии. Отец его был священником, а благочестивая матушка воспитывала детей. Своему первенцу родители дали имя в честь Великомученика и Победоносца Георгия, почитаемого как победитель темных сил.

Дом священника стоял рядом с храмом Рождества Пресвятой Богородицы, в котором хранилась явленная триста лет назад в лесу при роднике икона Казанской Божией Матери, весьма почитаемая в тех местах. Крестный ход в память явления иконы собирал более тысячи паломников. Этот образ священноисповедник Георгий почитал всю жизнь.

Сначала сын священника получал домашнее образование, обучаясь грамоте по Закону Божию и Житиям; в храме он приобретал и первоначальные познания в богослужении. Церковную службу мальчик полюбил с ранних лет.

Родители заботились о его дальнейшем образовании — сначала в сельской школе, а затем в Орловской духовной семинарии, где он отличался особым прилежанием к Писанию, трудам Отцов и к молитве, а также своей отстраненностью от начинавшихся тогда дискуссий о всякого рода реформах, общественных и церковных. Позже священник Георгий говорил пастве: Не ищите совершенства ни в людях, ни в системах. Совершенен только Бог. Такая его позиция никак не была связана с косностью мышления: будущий педагог, пастырь и проповедник уже в юные годы осознавал, что тяга к земному совершенству чревата неизбежными разочарованиями, ожесточением и унынием и — что важнее всего — препятствует любви к ближнему и смирению перед Богом.

По окончании семинарии Георгий Коссов отправился учительствовать в сельской школе в родных местах, в Дмитровском уезде. Работа была успешной, дети чувствовали любовь и заботу педагога, а он старался преподавать так, чтобы и общеобразовательные уроки обращались не только к уму детей, но и к их сердцу. На экзаменах дети отвечали прекрасно; за высокий уровень подготовки школьников их педагог неоднократно получал награды. Когда он стал заведовать школой, ее ученики заметно выделялись и благочестием, и дисциплинированностью, и уровнем практических навыков.

Но любовь к храму, всегда жившая в душе Георгия, неудержимо тянула его всецело посвятить себя служению Господу. Когда он уже готовился к принятию священного сана, его поразила тяжелая болезнь. Время болезни стало для него временем разышления о тщете земного благополучия, о быстротечности и изменчивости жизни, — и он с еще большей решимостью стремился к священническому призванию. Жену себе он выбрал простого звания, сироту и бесприданницу, — выбрал за благочестие, и в 1884 г. был рукоположен и назначен на беднейший в епархии приход в село Спас-Чекряк Болховского уезда. Здесь он собирался вести самую простую, скромную и уединенную жизнь, в которой будут и скорби, и терния, и не дерзал и думать о духовных подвигах — и здесь Господь прославил Своего служителя.

В дохристианские времена здесь по преданию было языческое капище, где приносились кровавые жертвы. Первая церковь, построенная на месте капища, ушла под землю. В окрестностях издавна жили во множестве колдуны и знахари, а в смутные времена — и разбойничьи шайки.

Храм в Спас-Чекряке был установлен только в XVII веке, но священники часто менялись из-за тяжелых условий. Приехав в деревню, насчитывавшую 14 дворов, отец Георгий понял всю степень этой тяжести. Ветхая и пустая церковь стояла в двух верстах от деревни; в ней от холода замерзали даже Святые Дары, а жители были совершенно далеки от церкви и от Бога. Молодой священник подумал даже, что здесь Господь отвернулся от людей за неверие и оставил их обиталище в запустении. После напряженных размышлений отец Георгий отправился искать поддержки в Оптину пустынь, к преподобному Амвросию, слава о благодатной духовной помощи которого, оказываемой и монашествующим, и мирянам, распространялась по всей России. Отец Георгий был готов предать себя в послушание старцу, но имел намерение просить благословения на переход в другой приход.

К моменту выхода Преподобного из келлии он стоял в толпе, далеко от входа, не дерзая обратить на себя внимание отца Амвросия. Но тот, вглядевшись в толпу, к большому удивлению отца Георгия поманил его к себе — а ведь тот был ему вовсе незнаком и одет как мирянин. И вот каковы были слова прозорливого старца:

— Ты, иерей, что там такое задумал? Приход бросать? А ты знаешь, кто иереев-то ставит? А ты бросать?! Храм, вишь, у него стар, заваливаться стал. А ты строй новый, да большой, каменный, да теплый, да полы в нем чтоб были деревянные: больных привозить будут, так им чтоб тепло было. Ступай, иерей, домой, ступай, да дурь-то из головы выкинь! Помни: храм-то, храм-то строй, как я тебе сказываю. Ступай, иерей. Бог тебя благословит.

При всем своем недоумении отец Георгий усмотрел в словах Преподобного указание свыше и вернулся домой, решив ему следовать. И начались искушения. Невозможно было отвязаться от беспросветной тоски; не шла молитва, не шел сон. Даже с матушкой он не мог разговаривать, не говоря уже о других людях. А ночью страшные голоса пугали его, угрожали, гнали: “ступай прочь, ты один, а нас много!”. В страхе потерять рассудок батюшка вновь кинулся к преподобному Амвросию. Тот сразу, без расспросов, сказал ему:

— Ну что, испугался, иерей? Он один, а вас двое! — и разъяснил недоумевающему отцу Георгию: — Христос Бог да ты — вот и выходит двое! А враг-то — он один.

Напомнив о строительстве храма, ободрив и благословив молодого священника, Преподобный отпустил его. И отцу Георгию сразу стало легче; он стал горячо молиться, страхи отпали, возникло желание служить в своей церкви. Когда он в одиночку читал канон Божией Матери, духовная радость наполняла сердце. Он понимал все значение упования на Бога и Его Пречистую Матерь и молил о благодатной защите.

И сияние веры священника начало привлекать в храм прихожан, сразу увидевших благоговейность его служения и теплоту молитвы. Искушения развили в нем смирение; страх Божий укрепил подвижничество; благодать просветила разум.

В дни праздников, особенно в день празднования Казанской иконы Божией Матери (22 октября), в Спас-Чекряк стремились на богослужение не только прихожане, но и паломники из ближних и дальних мест. А после службы батюшка отвечал на их вопросы. Ему дано было понимать духовное состояние человека и указывать духовные же средства исцеления. Люди благодарили отца Георгия, почитали его, он же, называя себя многогрешным, указывал, что Господь по вере помогает и через недостойных священников.

Чем дальше, тем шире распространялась добрая слава отца Георгия, добродетельного пастыря-подвижника, и народ стекался к нему во множестве. А он давал наставления, советы — с любовью и без лицеприятия; принимал всех с радостью, как родных. Слова батюшки западали в душу, побуждали людей к искреннему покаянию. Люди проникались упованием на вечное блаженство и страхом погибели нераскаянных.

Ежедневно по утрам в храме, как и в Оптиной пустыни, читался канон Богородице. При чтении канона отец Георгий помазывал молящихся маслом от икон, благословлял Евангелием, освящал воду. Служба отличалась не только великолепием и торжественностью, но и проникновенностью; было видно, что мир и тишина наполняют чистую душу священника.

Богомольцы покидали Спас-Чекряк, исповедовавшись и причастившись, напутствуемые благодатной любовью батюшки. Число приезжавших все росло, и для них был выстроен кирпичный странноприимный дом. Кирпич был сделан на своем заводе, с постройки которого (в 1896 г.) началась хозяйственная деятельность отца Георгия. Он делил трапезу с приезжими, отвечая на их вопросы. Его советы по практическим, хозяйственным делам были чрезвычайно полезными, но при этом всегда говорилось, что в заботах о временном нельзя забывать настоящую цель жизни человека. Иногда недоумение вызывало то, что к священнику обращаются по пустякам, например, когда куры болеют или скотина пропала; батюшка же объяснял, что для данного человека эти заботы — не мелочь, они ему жизненно важны. Отвечал на вопросы отец Георгий всегда с добротой и сердечным участием; ничего не приписывал себе, а подавал свои ответы как вразумление Божие.

Господь наградил отца Георгия даром прозорливости, и он понес подвиг духовного и телесного исцеления страждущих, служил всем, кто приходил с верою. В сердцах людей он читал их сокровенные мысли и желания, облегчая горе, наставлял на путь спасения. Случалось ему и обличать в грехах, даже забытых; некоторых он оставлял после службы на особую, глубокую исповедь, руководствуя их словами апостола Павла: Не льстите себе… (см. 1 Кор 6:9–12).

По молитвам отца Георгия постоянно совершались чудесные исцеления. Он имел от Бога дар помогать пострадавшим от темных сил; привозили к нему и бесноватых. Иногда лечил и причащал даже на улице. Исцеления были многочисленны и каждодневны, и батюшка всегда наставлял исцеленных не сходить с христианского пути, давал им молитвенное правило, чтобы не оставляли благодарения и покаяния. В Спас-Чекряке стараниями батюшки была открыта больница, которую он посещал ежедневно; по улицам за ним ходили толпы. Было совершенно непонятно, как он успевает во всех своих многочисленных трудах, иногда затягивавшихся до глубокой ночи. Сам отец Георгий объяснял это тем, что не оставляет молитвы, которая “и день растягивает”.

После кончины преподобного Амвросия Оптинского многие верующие обратились со своим упованием к отцу Георгию, который принял возложенное на него Господом бремя духовного водительства, любящей душой входя во все человеческие скорби и немощи. Преображались люди; был воздвигнут храм и еще множество построек; преобразилась вся округа, бывшая раньше пустынной и нищей. По молитве отца Георгия он всегда получал нужные для своей деятельности пожертвования, но не всякую жертву принимал: однажды купцу, неправедно нажившемуся и решившему на старости лет пожертвовать отцу-подвижнику 20 тысяч, сказал, что тогда примет у него деньги, когда тот облаготворит всех им обиженных, а иначе Господь не велит. И усовестил-таки…

Новый трехпрестольный храм в Спас-Чекряке начали строить в 1896 году, а в 1905 году он был торжественно освящен во имя Преображения Господня. Кроме больницы и странноприимного дома, был построен и сиротский приют для 150 девочексироток, куда принимались и дети из крайне бедных семей. И основные средства для строительства и содержания получались от простых людей, хотя были и состоятельные жертвователи. Появились у батюшки и сподвижники — педагоги и воспитатели. Воспитанницы взращивались в молитве и благочестии, их обучали Закону Божию, русскому и церковнославянскому языкам, арифметике, географии и истории. Большое значение в их воспитании придавалось трудолюбию: девочек учили ремеслам, рукоделию, садоводству и огородничеству.

В 1897 году была построена церковно-приходская школа для мальчиков, со временем преобразованная в учебное заведение более высокого типа, выпускники которого могли уже претендовать на звание сельского учителя. Эта школа стала образцовой. При ней были мастерские, интернат на 80 человек, сад и пасека. В других деревнях прихода было построено еще три школы, в которых отец Георгий был попечителем и законоучителем.

Тем временем в Спас-Чекряк стекались люди уже не только со всей Орловской губернии, но и из других мест России. Рассказ молодой женщины о ее поездке к отцу Георгию, одарившему ее верой, которой она до того была лишена, более года назад был напечатан в нашем журнале (Е. Дюшен-Крашенинникова. Путешествие к отцу Георгию Коссову в марте 1914 года — Альфа и Омега, № 2(28) за 2001 г.). В Спас-Чекряке бывал замечательный писатель М. Пришвин, написавший о нем очерк “Новая земля”. Подвижническую деятельность отца Георгия знал и ценил праведный Иоанн Кронштадский. Паломницей приехала к батюшке княжна Оболенская — и навсегда осталась воспитательницей приюта.

…Наступал “настоящий двадцатый век” — время бедствий, время гонений. Отец Георгий предвидел все беды России, но знал и то, что верным Господь готовит венец славы. На следующий день после октябрьского переворота Спас-Чекряк посетил ныне прославленный как новомученик епископ Орловско-Севский Серафим (Остроумов). После беседы с прозорливым священником он удалился в слезах. А отец Георгий, поручив себя Промыслу Божиему, продолжал окормлять и утешать свою паству. Спас-Чекряк какое-то время оставался мирным островком среди бушующего моря.

Но в 1918 г. в уезде начались преследования духовенства; приехали арестовать и отца Георгия. Приехали — и растерялись: как его можно арестовывать, такого кроткого и любящего? Батюшка благодушно призвал их выполнять то, за чем явились, успокоил матушку и отбыл с места своего духовного подвига. В уездной тюрьме никак не могли собраться с силами и “записать” его — воспитателя сирот, содержавшего больницу, школы, завод, дававший множеству людей средства к жизни, — во “враги народа”, который любил его верно и преданно. А отец Георгий видел, что его утеснители и не ведают, что творят, и сами страдают от жестокостей, и многие из них в свою очередь падут жертвами террора, а иные не смогут оправдаться перед судом Божиим.

Вскоре батюшку выпустили из тюрьмы, убоявшись народа. Но в Спас-Чекряке начались обыски, описи имущества, составлялись “черные” списки прихожан… Все это было направлено на искоренение веры, на то, чтобы разорвать отношения паствы и пастыря. Неколебимая вера отца Георгия в благой Промысел Божий помогала ему принимать все утеснения как епитимию на спасение. Он неуклонно исполнял все, в чем столько лет наставлял людей: был кроток и смиренен, пребывал в молитве, радости духовной и уповании.

И Господь продолжал благословлять труды Своего верного служителя. В условиях, которые, казалось бы, исключали самую мысль о деле пастырского душепопечительства, отец Георгий продолжал окормлять свою паству. Его слова участия и любви согревали сердца, подкрепляли унылых и воодушевляли стойких. Сама жизнь батюшки была свидетельством его готовности быть верным даже до смерти, являла пример самоотверженного исполнения пастырского долга перед Богом и людьми. В Спас-Чекряке не прекращалось богослужение, продолжал работать приют, велись при попечении отца Георгия хозяйственные работы. Конечно, противники Церкви не могли этого терпеть; хозяйство было преобразовано в сельхозартель, во главе которой были поставлены “свои” люди, а приют был расформирован. Отец Георгий смиренно принял волю Божию. Изгнанные из приюта воспитанницы на всю жизнь сохранили последний драгоценный дар своего воспитателя: его любовь, его христианское руководство.

Новые испытания подстерегали верного служителя алтаря: к нему зачастили обновленцы, пытавшиеся лестью переманить его на свою сторону. Но отец Георгий, будучи строгим блюстителем церковных уложений, решительно им отказал. Последовали политические доносы на батюшку со стороны обновленцев; их характер мог стоить ему и свободы, и даже жизни, но Господь чудесным образом сохранил его, и все обновленческие провокации в Спас-Чекряке не возымели трагических последствий.

В начале 20-х годов в ходе печально известной кампании по изъятию церковных ценностей, настоящей целью которой было уничтожение Церкви, отца Георгия арестовали (якобы за сокрытие драгоценностей, которых и вовсе у него в храме не было) и направили в губернскую тюрьму, поскольку в уезде отношение к нему было “слишком” мягким, и к тому же народ всегда мог заступиться за всеми любимого и почитаемого священника. Отец Георгий поручил храм матушке, а остававшимся собратиям заповедал не прекращать богослужений, чтобы беспрерывно служилась в Спас-Чекряке литургия.

В тюрьме батюшку подвергали непрерывным допросам, настаивая на том, что он укрывает золото. Получая смиренные и кроткие ответы, а подчас и прозорливые предсказания, тюремщики пребывали в недоумении, опасаясь странного арестанта. Когда ему давали грязные работы, желая унизить его сан, другие арестанты наперебой стремились выполнить их за него, чтобы оградить от унижений полюбившегося батюшку. Власти были вынуждены отпустить его.

И вновь продолжилось служение отца Георгия в Спас-Чекряке. Он окормлял паству, лечил, наставлял, пророчествовал. Из скудных своих средств кормил голодных и помогал несчастным. По словам отца Георгия, Россия пройдет через скорби и страдания и обратится к Богу, Который даст людям мир и благоденствие. Продолжающихся досаждений и препятствий батюшка, казалось, и не замечал, а враги веры опасались народной любви к нему и не решались пойти до конца в своих преследованиях.

Труды и невзгоды сказались на телесном здоровье пастыря. Отец Георгий имел откровение от Бога о своем смертном часе и ожидал его спокойно и с благодарностью за явленные ему благодеяния. Мирно ожидая кончины, он неустанно продолжал дела милосердия, и на смертном ложе не оставляя заботы о ближних. Скончался батюшка 26 августа (по ст. стилю) 1928 года, семидесяти трех лет, блаженно и мирно. По всей окрестности люди оплакивали свое сиротство, спешили в Спас-Чекряк отдать долг почитания и любви праведнику. Похороны священника были торжественными и величественными, и власти оказались не в силах запретить поклонения усопшему.

Отца Георгия похоронили близ алтаря. Служить панихиды на его могиле было запрещено, но паломничество к ней не иссякало несмотря на то, что могилу неоднократно сравнивали с землей. Поклонение памяти отца Георгия продолжалось даже в самые богоборческие времена. Молящиеся к отцу Георгию получали и получают благодатную помощь, чему собрано множество свидетельств. Новую возможность обращаться к предстательству праведника перед Престолом Божиим дало прославление его в чине священноисповедника на Юбилейном Соборе 2000 года. Обретение мощей священноисповедника Георгия состоялось 9 декабря, в день памяти великомученика Георгия Победоносца. Святые мощи Священноисповедника покоятся в Спасо-Преображенском храме г. Болхова.

Тропарь, глас 4

От юности взявши ярем свой и Господу пламенно в священстве послуживши, священноисповедниче Георгие, тем у Господа сподобился Божественнаго прославления. Подвиги и чудеса твои мы вспоминая молим, святе Георгие, неотступно буди с нами, любящими тя, верно и свято чтущими память твою.

Кондак, глас 6

Чудесы и подвиги украшенный, святое житие оставил еси нам в память, мы же с любовию верно чтуще тя, молим: покрывай нас от всяких бед и напастей святою своею любовию, священноисповедниче Георгие.

 

От редакции

В этом выпуске “Патерика” мы публикуем сведения о священномученике Никодиме (Кроткове) и о блаженной Матроне Анемнясевской.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий (Веретенников). В данном выпуске использован текст книги Высокопреосвященного Александра, архиепископа Костромского и Галичского “Священномученик Никодим. Жизнь, отданная Богу и людям” (Кострома, 2001), и материалы, предоставленные нам сайтом Сретенского монастыря pravoslavie.ru. В жизнеописании блаженной Матроны использован текст О. Куровой. Над текстами работала М. Журинская.

Священномученик Никодим (Кротков)
архиепископ Костромской и Галичский

*29 ноября 1868 — †8/21 августа 1938

Прославлен в 2000 г.³³.
Память празднуется 8/21 августа (преставление),
23 января/5 февраля (Собор Костромских святых)
и в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Священномученик Никодим (Кротков), архиепископ Костромской и Галичский, происходил из старинного священнического рода. Фамилию Кротков получил в семинарии его дед Феодор. Трое из четверых сыновей отца Феодора стали священ-

никами, все его дочери — супругами священников. Отец будущего священномученика, Василий Кротков, начал свое диаконское служение в небольшом волжском городе Плесе; храм, в котором он некогда служил, запечатлен на картине Левитана “Над вечным покоем”. В 1865 г. диакон Василий был переведен в село Погрешино, где в появился на свет его первенец, крещенный Николаем, — будущий священномученик Никодим. С 1878 г. мальчик учился в Костромском Духовном училище. На следующий год отец Василий был рукоположен во иерея, и семья уехала в дальний уезд.

Костромское Духовное училище давало основательные знания, так как среди его преподавателей многие имели академическое образование. Жилось воспитанникам неплохо, они много бывали на воздухе, но не могли не скучать по дому. Ученики селились на квартирах и сами оплачивали свое питание и жилье, так что будущий Святитель с детства познал бедность. По окончании Духовного училища (в 1883 г.) Святитель на всю жизнь сохранил в памяти тяготы ученичества и в дальнейшем на всех своих служениях отличался особой заботой об учащихся.

В том же году Николай Кротков поступил в Костромскую семинарию, из стен которой к тому времени вышел сонм замечательных священнослужителей и ученых. Учеба не вполне легко давалась Николаю, однако данные о его успеваемости поразительны: вначале успевавший плохо, он со временем стал почти “круглым” отличником. Противоположное движение встречается часто, но такое — крайняя редкость. Постоянные неприятности по службе у отца Василия не давали ему возможности содержать сына, поэтому — снова бедность и помощь родных.

Новый ректор Семинарии архимандрит Сергий (Ланин) сыграл важную роль в жизни Святителя. Уже будучи наместником Киево-Печерской Лавры, он посоветовал тому поступить в Академию, а в 1899 г., став епископом Уманским, постриг Николая Кроткова с именем Никодим. При архимандрите Сергии духовная, богослужебная, просветительская деятельность Семинарии была глубока и разнообразна. Однако здесь же существовала и тайная библиотека нелегальной литературы. Но первое знакомство с приверженцами разрушительных идей не коснулось чистого сердца Николая.

В год 900-летия Крещения Руси он окончил курс обучения по первому разряду и за неимением в епархии мест по духовному ведомству стал учителем одной из лучших в губернии церковно-приходской школы в селе Троицкое-Олешь Галичского уезда. Однако пребывание Святителя в школе было недолгим. Его иерейская хиротония (о диаконской свидетельств не осталось) совершилась 25 февраля 1890 г. Священник Николай отправился на приход в село Тезино Кинешемского уезда. Это было крупное промышленное село с храмом святых первоверховных апостолов Петра и Павла. В свое время Николай Кротков здесь же, в Тезине, обвенчался с племянницей уходящего на покой тезинского батюшки отца Иоанна Постникова Аполлинарией Успенской.

Число тезинских прихожан приближалось к 10 000; большинство — фабричные рабочие, что требовало от батюшки особого пастырского усердия: за полтора года до приезда отца Николая в Тезине был крупный бунт. Здесь молодой священник показал себя с лучшей стороны: богослужения были ежедневными, требы по домам занимали почти весь день; в церкви были заведены духовные чтения и поучения, нередко предварявшиеся чтением акафиста. С марта отец Николай стал законоучителем в народном училище и сумел поставить свой предмет на должную высоту.

В ноябре 1891 г. скоропостижно скончался отец батюшки Николая. В следующем году у отца Николая родилась дочь, которая вскоре умерла, а вслед за ней и матушка. Отец Николай еще 4 года прожил в Тезине, всецело посвятив себя пастырским трудам. Он пользовался авторитетом и у крупных фабрикантов, и у молодых прихожан из рабочих. Но овдовевшему священнику по традиции следовало бы принять монашество, и отец Николай посоветовался от этом со своим бывшим ректором. Тот рекомендовал ему поступать в Киевскую Духовную академию. Как ни отговаривали батюшку друзья и прихожане, но тот последовал совету и в 1896 г. поступил в Академию. Вернувшись в Тезино, чтобы сдать приход и проститься с паствой, отец Николай пережил трогательные, но и тяжелые сцены: на станции (в двух верстах от села) его провожали сотни людей…

Учеба в Академии после семилетнего перерыва давалась непросто, но отец Николай с радостью освоился с размеренной жизнью духовного учебного заведения и закончил курс с неплохими результатами. Как уже говорилось, здесь же состоялся и его постриг (летом 1899 г., после III курса), совершенный его наставником, теперь уже епископом Сергием. Диссертацию иеромонах Никодим писал об аскетике святого Исихия. Текст диссертации не сохранился, но отзывы рецензентов были благоприятными. 7 июня 1900 г. он стал кандидатом богословия. В конце лета отец Никодим получил назначение на должность смотрителя Духовного училища во Владикавказе и приступил к своим обязанностям 2 сентября 1900 г. Преподавательский состав училища был очень сильным: почти все преподаватели были кандидатами богословия и выпускниками Духовных академий. Среди его знакомых священнослужителей выделялся архимандрит Димитрий (в миру князь Давид Ильич Абашидзе), возглавлявший Ардонскую миссионерскую Духовную семинарию (заметим, что до этого он был инспектором Тифлисской Духовной семинарии и не мог не иметь отношения к исключению семинариста Иосифа Джугашвили).

Поскольку собственный храм училища находился в стадии стройки, завершение этой стройки стало одним из первых дел отца Никодима. Освящение храма во имя святых равноапостольных Кирилла и Мефодия состоялось 28 января 1901 г. Последующие два года отец смотритель продолжал рачительно заниматься хозяйственным обустройством. Иеромонах Никодим проявил себя и как хороший педагог; его искренне любили все ученики — осетины, русские, грузины.

В мае 1902 г. батюшка удостоен сана игумена. В разгар подготовки к новому учебному году его назначают исполняющим обязанности инспектора Кутаисской Духовной семинарии. Прощались с ним исключительно сердечно и трогательно. Напутственный молебен в училище служили при обильных детских слезах; плакал и сам отец игумен.

В середине сентября отец Никодим прибыл в Кутаиси, а 8 января 1903 г. был назначен ректором Ардонской семинарии с возведением в сан архимандрита (архимандрит Димитрий к тому времени стал епископом Алавердским, викарием Грузинского экзархата). Возведение в сан архимандрита по традиции происходило в Тифлисе, откуда отец Никодим вновь направился в Северную Осетию, в осетинское селение Ардон недалеко от Владикавказа.

В Ардоне велось большое строительство, для которого был важен опыт отца Никодима. В семинарии насчитывалось 180 учеников: более 100 осетин, около 40 русских с Терека и Кубани и представители других кавказских народов.

1 октября 1904 г. Ардонская семинария встретила начало учебного года в новых стенах. Перед этим архимандрит Никодим был назначен благочинным епархиальных монастырей (их было четыре). Но кавказский период жизни Святителя завершался: 26 января 1905 г. он был назначен ректором Псковской Духовной семинарии, получив за свои труды орден святой Анны 2-й степени. Отметим, что до приезда во Псков нового ректора его обязанности исполнял инспектор семинарии иеромонах Алексий (Симанский), будущий Патриарх.

Псковская семинария была из старейших в России; среди ее выпускников в первую очередь следует назвать священномученика Тихона, Патриарха Московского и всея Руси. Однако тревожные политические события не обходили семинарию стороной. В напряженной обстановке начался учебный год 31 августа 1905 г. В середине октября волнения всероссийской стачки достигли Пскова; в ней приняли участие и семинаристы, требовавшие для выпускников семинарий права поступления в высшие светские учебные заведения. После Манифеста 17 октября часть семинаристов изъявила желание вернуться к занятиям, но в связи с общей неспокойной обстановкой, грозящей новыми столкновениями, 23 октября семинаристы были распущены по домам, и занятия возобновились только 22 ноября.

Нестроения в семинарии причиняли архимандриту Никодиму, по его собственным словам, “тяжелые муки”, и он “не знал ни покою, ни сна”. Правление семинарии во главе с отцом ректором разработало либеральный проект преобразования семинарии и направило его в Синод. Учебный комитет при Синоде воплотил в жизнь многие предложения псковского проекта.

В день открытия Государственной думы отец Никодим возглавил Божественную литургию в кафедральном соборе Пскова. Перед молебном он обратился к собравшимся и, высоко оценив сам факт начала работы первого российского парламента, не скрыл и своих тяжелых предчувствий, которые вскоре оправдались: Дума, занявшись политической борьбой, ничего не сделала для нормализации обстановки в стране. 1 мая 1906 г. в Пскове началась забастовка, к которой присоединились и учащиеся, в том числе часть семинаристов. В этот трудный период ближайшим помощником отца архимандрита был инспектор семинарии — будущий Патриарх Алексий (Симанский).

Следующие полтора года прошли для отца ректора несравненно более спокойно и плодотворно, но испытания 1905–1906 гг. укрепили его дух и волю, обогатили опытом, который оказался столь необходимым в дальнейшем. В семинарии создавались кружки, была “легализована” библиотека светской литературы, проводились литературно-музыкальные вечера. Отец ректор с группой старшеклассников посещал ночлежные дома, где проводил пастырские беседы.

Осенью 1907 г. архимандрит Никодим был назначен епископом Аккерманским, викарием Кишиневской епархии, где нужен был молодой энергичный викарий. Архиерейская хиротония преосвященного Никодима была первой, совершенной в Кишиневской епархии. В напутствии епископа Владимира прозвучали пророческие слова о том, что епископское служение во времена шатания и колебания можно назвать мученическим подвигом, что современность ведет епископа на Голгофу…

В то время в Бессарабии проживали люди самых разных национальностей и вероисповеданий, в том числе старообрядцы. Бушевали националистские политические движения, шовинистические и сепаратистские. Не все было благополучно и в епархии; уже через два месяца Владыка викарий столкнулся с беспорядками в семинарии.

С мая по октябрь 1908 г. святитель Никодим фактически замещает отправленного на лечение правящего архиерея. Затем на Кишиневскую кафедру был назначен епископ Серафим (Чича­гов), также причисленный впоследствии (в 1997 г.) к сонму новомучеников, а в свое время руководивший подготовкой к прославлению преподобного Серафима Саровского. Будучи первым викарием епархии, владыка Никодим часто объезжал ее приходы, везде выказывая самое рачительное внимание, архипастырское попечение и вместе с тем приветливость и обходительность. Проповеднический дар Святителя не замыкался в церковных стенах; он читал лекции на традиционных Духовных чтениях в городской думе (сохранилось изложение лекции “Цель и смысл жизни с христианской точки зрения”).

Осенью 1911 г. пребывание владыки Никодима в Кишиневе завершилось в связи с трагическими событиями российской истории. После убийства Столыпина скончался во время своего выступления на собрании общественности второй викарий Киевской епархии епископ Чигиринский Павел (Преображен­ский). На его место был назначен епископ Никодим. Кишиневская паства с печалью расставалась со Святителем. 2 декабря он навсегда покинул Бессарабию.

В Киевской епархии, в историческом центре российского Православия, уже назревали национальные и религиозные противоречия, чреватые трагическими для Церкви событиями. По сути церковное послушание владыки Никодима приравнивалось к положению правящего архиерея, так как Митрополит большую часть года находился в Санкт-Петербурге, а первым викарием был по должности ректор Киевской Духовной академии. Официальной резиденцией Святителя был Михайловский Златоверхий монастырь.

Труды Владыки были велики: огромная епархия (свыше 1700 храмов), множество монастырей, духовных учебных заведений, сотни тысяч богомольцев… Время нового викария было расписано буквально по минутам. В 1912–13 гг. Владыка участвовал в закладке и открытии памятника Столыпину, память которого почитала киевская общественность; в 1913 г. в Киеве, как и по всей России, торжественно отмечалось 300-летие царствующего дома Романовых. 12 мая того же года состоялось прославление священномученика Патриарха Гермогена и были обнаружены древние пещеры с иноческими усыпальницами. В конце года Святитель взял на себя труд по реорганизации православного Владимирского братства, заботясь прежде всего о его социально-активной роли. Большая загруженность даже помешала владыке Никодиму побывать на встрече с соучениками по Костромской семинарии (в связи с 25-летием выпуска), о чем он очень сожалел.

Летом 1914 г. Российская империя оказалась вовлеченной в мировую войну. В первые дни войны киевское духовенство служило молебны и устраивало крестные ходы, молясь о даровании победы. 22 июля, после молебна на Софийской площади, Святитель провел собрание Владимирского братства для организации помощи семьям воинов. В это же время он возглавил работу духовенства по организации лазаретов и госпиталей (уже в августе духовенство устроило их более чем на 200 коек). В дальнейшем еще несколько госпиталей устроило Владимирское братство, которое к тому же посылало на фронт теплые вещи, рождественские подарки и белые сухари. В начале 1915 г. при посещении Киева Государем святитель Никодим сам рассказывал ему о деятельности Братства, причем Государь выразил удовольствие и пожелал Братству дальнейшего процветания. Летом 1915 г. русские войска отступали; вместе с ними вглубь страны направлялись потоки беженцев. Несколько сот несчастных по распоряжению Святителя были размещены на подворье Михайловского монастыря. Несмотря на тяготы военного времени, Церковь прежде всего предоставляла духовное утешение: в 1915 г. величественным крестным ходом было отмечено 900-летие преставления святого равноапостольного князя Владимира.

В том же году после кончины митрополита Флавиана святитель Никодим некоторое время был временно управляющим Киевской епархией. Затем митрополитом Киевским и Галицким был назначен Высокопреосвященный Владимир, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский (Богоявленский, впоследствии один из первых священномучеников, прославленный в 1992 г.) с сохранением звания первенствующего члена Святейшего Синода. Это была опала, связанная с тем, что владыка Владимир призывал Государя отдалить Распутина. Мученическая смерть Святителя последовала через два года…

Между тем военные действия сопровождались поражениями, а в тылу велась антипатриотическая и антиправительственная пропаганда. Несмотря на военные успехи 1916 г. ситуация в стране быстро ухудшалась. Владыка Никодим с тревогой наблюдал, как падает авторитет монархии. В декабре 1916 г. он решился направить Государю записку (автором которой, по-видимому, и был) от имени “православно-русских” кругов Киева и Киевской губернии. В записке предлагалось прежде всего запретить с помощью строгих законодательных мер оппозиционные выступления Государственной думы и органов местного самоуправления, а также указывалось, что “левая” печать не отражает мнение большинства, а инсценирует его. Предлагалось также направить в действующую армию всех военнообязанных, укрывающихся в якобы “общественных” организациях. Недостаток продовольствия создается искусственно; эта ситуация также должна быть упорядочена. Государь отметил “Записку” как достойную внимания и передал ее председателю совета министров князю Н. Д. Голицыну. В результате “обсуждения” записки министрами ее предложения так и не были реализованы. Обсуждения происходили в январе; в феврале Российская империя пала.

Начало 1917 г. ничего не изменило в жизни православного Киева. 1 марта владыка Никодим совершил в Софийском соборе традиционную панихиду по убиенному императору Александ­ру II. А на следующий день состоялось отречение от престола его внука, страстотерпца императора Николая Александровича. Это была ошеломляющая весть, но относительно немногие реально осознавали трагичность совершившегося. Многим казалось, что все скорбное уже позади. Но уже проявился разрушительный характер революции; было совершено надругательство над памятником Столыпину. Мало кто услышал обращение группы духовенства (очевидно, инициатором был владыка Никодим) со словами: “Не возбуждайте никаких распрей… чтобы не навлечь на нашу страну гнева Божиего”.

Уже в марте в Украине развилось националистическое сепаратистское движение. В середине месяца в Киеве самочинно возник “Исполнительный комитете духовенства и мирян”, созвавший съезд, который протопресвитер В. Зеньковский назвал “по существу бессодержательным и нецерковным, но буйным и страстным”. Целью съезда было неканоническое создание автокефальной церкви, то есть раскол по национальному признаку. “Комитет” потребовал от Святейшего Синода сместить святителя Никодима как “реакционера”, так как было понятно, насколько он опасен для их планов. Этот по сути донос был встречен благосклонно, и епископа Никодима перевели в Саратовскую епархию.

В Саратов Владыка прибыл в конце мая. В епархии было неспокойно; некоторые церковные “активисты” приняли святителя Никодима враждебно. Между тем православные Киевской епархии, объединенные во Владимирском братстве, в свою очередь обратились в Синод с аргументированным требованием вернуть епископа Чигиринского на его кафедру. В Синоде возобладала разумная точка зрения, и в июне владыка Никодим отправился в обратный путь.

На Украине политическая и церковная борьба все обострялась по мере приближения октября. Стараниями Владыки был создан “Союз пастырей” — ради сохранения мира церковного. В него вошло почти все киевское духовенство. В дальнейших событиях ему суждено было сыграть важную роль.

Тем временем среди революционного варварства и вопреки ему был решен главный вопрос церковного устройства: было восстановлено Патриаршество. 5 ноября священномученик митрополит Владимир Киевский вынес из алтаря храма Христа Спасителя ларец со жребиями и преподобный старец Алексий (Соловьев) вынул из него записку с именем священномученика Тихона. Так Божий Промысл предвозвещал прославление всех участников избрания и тем самым — грядущую славу Российского Православия.

А Украина продолжала претерпевать нестроения государственные (отпадение от России) и церковные (устроение самопровозглашенной автокефалии). Святитель Никодим возглавлял противодействие церковному расколу с помощью Собрания приходских советов. Святитель призвал в Киев митрополита Владимира. Неприветливо встретили владыку Митрополита в Лавре, где тем временем поселились сторонники автокефалии. Помимо личных утеснений, они в ультимативной форме, оскорбительной для достоинства Предстоятеля Поместной Церкви, потребовали удаления из Киева владыки Никодима.

В обстановке открытой вражды и неповиновения готовился Украинский Церковный Собор, к которому митрополит Владимир и его ближайший сподвижник епископ Никодим относились совершенно отрицательно.

Гражданская война затронула буквально каждую украинскую семью; вот и святитель Никодим не раз находился на грани гибели, был в плену и у петлюровцев, и у поляков, но неизменно оставался столпом Церкви и защитником Православия. В условиях двоевластия в Киеве 7 января 1918 г. открылся Украинский Церковный Собор, с самого начала занявший непримиримую позицию по отношению к Русской Церкви. Однако ожесточенные бои многих противоборствующих сил в Киеве заставили уже 19 января прервать Собор.

Уже первые сутки большевистской власти в городе были омрачены убийством митрополита Киевского и Галицкого священномученика Владимира (см. “Альфа и Омега” № 2(16), 1998). После убийства Митрополита святитель Никодим фактически возглавил Киевскую епархию. Он должным образом почтил память убиенного Святителя. Постановлением Святейшего Патриарха Тихона ему было предложено принять на себя управление епархией.

Стабильность, наступившая после прихода германских войск и избрания гетмана, позволяла провести выборы нового Киевского митрополита. Новым митрополитом Киевским и Галицким стал владыка Антоний (Храповицкий). Для утверждения результатов выборов святитель Никодим уже третий раз за время гражданской смуты отправился в Москву; на обратном пути он вывез оттуда группу монахинь и беженцев.

Гетманское правительство не утвердило выборы владыки Антония, требуя заново собрать Собор, который тем не менее утвердил это избрание; благодаря трудам и настояниям владыки Никодима автокефалия провозглашена не была. Но в ноябре автокефалию вопреки воле Собора объявил министр гетманского правительства, которое, впрочем, вскоре перестало существовать вслед за поражением Германии. В Киев вошли петлюровцы, немедленно начавшие преследование иерархов-противников автокефалии: были арестованы архиепископ Евлогий (Георгиевский) и митрополит Антоний, а вслед за ними, в 10-х числах января 1919 г., и владыка Никодим. Арестованных иерархов, а также настоятеля Почаевской Лавры архимандрита Виталия и иеромонаха Тихона отправили в г. Бучач в униатский монастырь. Заключенные совместно совершали церковные службы. Постепенно наладились отношения с монахами. Но тем временем поляки, воевавшие с Украиной, приблизились к Бучачу; узникам объявили, что они свободны. “Почаевцы” отправились к себе, остальные остались и тотчас же были арестованы поляками, которые переправили их во Львов, где глава униатской церкви Украины митрополит Андрей (Шептицкий) гостеприимно разместил их в своем доме.

В мае 1919 г. узников перевели в Краков, в католический монастырь, где они жили под стражей. Но, очевидно, правительство Франции потребовало освобождения пленных, и краковский воевода в августе освободил их. Через Румынию и Константинополь владыки направились в Новороссийск, где их встречала огромная толпа. Затем они перебрались в Ростов, а после того, как войска Деникина овладели Киевом, поспешили в свой епархиальный город. А там при большевиках возобладали “автокефалисты”, ушедшие вместе с “красными” — и вскоре неожиданно для многих с ними вернувшиеся. Владыки Антоний и Никодим оставили город и направились в Крым.

В конце 1919 г. на Кубани был создан Комитет беженцев духовного звания; в начале 1920 г. он уже был в Крыму во главе со святителем Никодимом. При наступлении красных большинство находившихся в Крыму архиереев покинуло Россию. Владыка Никодим остался со своей паствой.

Наступил красный террор; репрессии угрожали и Архиепископу Таврическому и Симферопольскому Димитрию (Аба­ши­д­­зе), чья судьба неоднократно пересекалась с судьбой епископа Никодима. Будучи в Крыму все время гражданской войны, владыка Димитрий остался здесь и при большевиках. В сентябре 1921 г. он ушел на покой, и святитель Тихон поставил на Таврическую епархию владыку Никодима с одновременным возведением его в сан архиепископа. Определяющим фактором служения архиепископа Таврического была обстановка беспощадного террора, которая еще усилилась в 1922 г. при изъятии церковных ценностей, истинной целью которого был разгром Церкви. Параллельно Православие встало перед угрозой раскола. В самый разгар изъятия церковных ценностей возникла группа, именовавшая себя “Живой Церковью”, которая, вступив в союз с властями, претендовала на полную власть в Церкви.

Начало раскола совпало с первым “советским” арестом святителя Никодима при его пастырском объезде епархии, в Мелитопольском уезде, где его дважды задерживали, усмотрев в церковной проповеди “антисоветскую агитацию и пропаганду”.

В Крыму лидером “Живой Церкви” стал священник Александр Эндека, активный пособник изъятия церковных ценностей. Он был приглашен на пастырское собрание в архиерейский дом, чтобы рассказать как о своем сотрудничестве с советской прессой, так и об обстоятельствах отстранения обновленцами от Патриаршей власти святителя Тихона. Отговорившись необходимостью подготовить доклад, он попросил перенести собрание на следующий день. А тогда уже явились и сотрудники ОГПУ и обвинили архиерея в созывании нелегального собрания, так как среди присутствовавших было не только духовенство, собирать которое он имел право, но и приглашенные им богословы-миряне.

Предстоящий арест Владыки стал очевиден, поэтому он, посоветовавшись с архиепископом Димитрием, рукоположил нового викария, епископа Мелитопольского, которым стал вдовый протоиерей Александр Зверев, нареченный при пострижении Сергием. Вскоре после этого, в начале августа, Святитель был арестован.Первоначально его поместили в Инкерманский монастырь священномученика Климентия папы Римского и иногда (например, 19 августа 1922 г., на Преображение Господне) разрешали по просьбам верующих служить вне монастыря. 1 сентября Святитель на службе в домовой архиерейской Четырехсвятительской церкви вспоминал о стойкости мучеников при диоклетиановых гонениях и предостерегал как от участия в делах обновленцев, так и от злобы и насилия по отношению к ним. История показала, что когда власти перестали нуждаться в обновленцах, они покончили с ними с той же жестокостью, что прежде — с приверженцами Патриаршей церкви.

Между тем по всей стране шли процессы над духовенством. В октябре Святителя перевели в симферопольскую тюрьму. На следствии Владыка держался спокойно и аргументированно отвергал все типичные обвинения (противодействие изъятию ценностей и нелегальная деятельность). Вместе с архиепископом Никодимом на скамье подсудимых оказались 73 человека разных конфессий и вероисповеданий, но большинство были православные, вплоть до уборщицы храма: Таврическая епархия осудила обновленческий раскол и подлежала за это каре. 1 декабря 1922 года был оглашен приговор: самый большой срок — 8 лет заключения “со строгой изоляцией” — получил архиепископ Никодим. Для него начался почти десятилетний период тюрем и ссылок.

Вначале Святителя направили в нижегородскую тюрьму, где он в марте 1923 г. заболел тифом, который перенес очень тяжело. Однако в связи освобождением святителя Тихона было произведено освобождение по амнистии и ряда других священнослужителей, в том числе (20 сентября 1923 г.) и узников из Таврической епархии. Освобожденные направились в Москву — для того, чтобы вернуться в Крым. В Москве святитель Никодим был назначен членом Священного Синода, неоднократно сослужил Святейшему Тихону в Донском монастыре; вел активную переписку со своей крымской паствой.

Но чекисты опасались возвращения Владыки на Таврическую кафедру, где он пользовался авторитетом и поддержкой. Перехватив несколько писем Святителя, отправленных с оказией, они решили произвести “упреждающий удар”: 11 января 1924 г. владыка Никодим был арестован и после единственного допроса на Лубянке был выслан в Туркестан сроком на два года. Отправили его туда в апреле и привезли в г. Красноводск; очевидно, годы ссылки он отбывал на одном из пустынных островков в Красноводском заливе. 1 апреля 1926 г. Святитель получил в Ашхабаде удостоверение на проезд в Симферополь как бывший ссыльный. Уже 22 мая он прибыл в Симферополь — и на следующий день его под угрозой ареста выслали из Крыма; приехав в Харьков, Владыка встретил такой же “прием” и, последний раз в жизни посетив Киев, направился в Москву, куда прибыл 19 июня 1926 г. и, долгое время лишенный возможности совершать богослужения, сразу же стал служить в московских храмах. Однако уже 14 июля был подписан ордер на его арест и Святителя направили в Бутырскую тюрьму. Материалом для обвинения послужили проповеди владыки Никодима, в которых он призывал во всем подражать русским святым, включая и любовь к родине. Несмотря на попытку заступничества, проведенную через толстовца Черткова, 27 августа, в канун Успения, Святитель был приговорен к ссылке на три года в Казахстан. В обвинительном заключении значительное место занимали выдержки из канона Всем русским святым. Ссыльного архипастыря вначале по железной дороге отвезли в Кзыл-Орду, а оттуда — в г. Туртукуль в Каракалпакию.

Незадолго до окончания ссылки архиепископ Никодим был лишен права проживания в Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону, в губерниях и округах УССР “с прикреплением к определенному местожительству сроком на три года”. Это была более мягкая форма ссылки: место проживания Владыка мог выбрать сам, и выбрал он село Тезино, где служил священником, где были могилы его жены и дочери.

В начале октября 1929 г. Святитель вышел из вагона на станции Вичуга. Самого села Тезина уже не существовало, оно вместе с другими большими селами влилось в город Вичугу, ставший районным центром Ивановской области. Очевидно, владыка Никодим обосновался в той части города, которая некогда была Тезиным, и молился в новых и старых храмах. Однако в конце 1929 г. в связи с объявленным “годом великого перелома” наряду с созданием колхозов начали повсеместно закрывать храмы, в том числе и в Тезине.

В июне 1932 г. срок ссылки Владыки истек, и он отправился в Москву. 10 июня 1932 г. митрополит Сергий (Страгородский) назначил архиепископа Никодима управляющим Костромской епархией. Но для Владыки это был лишь очередной шаг к мученическому венцу.

36 лет провел Владыка вдали от Костромы. Вернувшись, он сразу же совершил богослужение в кафедральном соборе… Но старые кафедральные соборы были захвачены обновленцами, и кафедральным собором для верных Патриаршей Церкви до 1929 г. был храм пророка Илии, а затем — небольшая церковь святителя Иоанна Златоуста. Святитель поселился в небольшом доме на окраине; раньше это был флигель для прислуги всего в одну комнату. В этом домике Владыка жил с пожилым келейником Степаном Ивановичем Варнавиным; по хозяйству помогала и одна из духовных дочерей. А вблизи от маленького деревянного домика Владыки располагался “красный дом” — горотдел ОГПУ (с 1934 г. — НКВД), обитатели которого следили за каждым шагом Владыки.

В целом картина в городе была безрадостной: большинство храмов закрыты и полуразрушены, в них теперь склады, мастерские, клубы; некоторые и вовсе снесены. В храме Спаса в рядах — антирелигиозный музей. В известном некогда всей России монастыре — рабочий поселок “Безбожник”; в других монастырях тоже оборудованы жилища, население которых захламило и обезобразило территорию. С 1932 г. Кострома получила статус районного центра. Территориально уменьшилась и епархия, а в крупных ее городах было закрыто большинство храмов. Явственно ощущался недостаток священнослужителей: семинария была закрыта в 1918 г., а священники старели, умирали; многие были в ссылке или в заключении, а в единичных случаях снимали с себя сан. А между тем под предлогом отсутствия батюшек закрывались храмы.

Антирелигиозная истерия поутихла, приняла будничные формы. Пресса упорно внушала, что Церковь — это в первую очередь антисоветская организация. Положение Церкви ослаблялось раскольнической деятельностью обновленцев, хотя их движение очевидно шло на спад.

Святитель, как и до революции, возглавлял богослужения, назначал священнослужителей, совершал (хотя и реже) рукоположения, объезжал епархию. Но если прежде архиерей был вторым лицом после губернатора, то теперь он возглавлял гонимое, полузапрещенное сообщество, постоянно подвергавшееся притеснениям. Но зато теперь верующие были действительно едины со своим архипастырем, зная, что он переносит те же беды и трудности, что и они, несет их скорби. При том, что в Костроме было очень голодно, он из малых своих средств подавал скромную милостыню, причем втайне. Он вел себя совершенно свободно, хотя знал о постоянной слежке. Одним из важнейших направлений его деятельности стала помощь ссыльным служителям Церкви и их семьям, чаще всего многодетным. Это тоже

считалось “контрреволюцией”. Деньги приходилось посылать тайно, и благодаря чекистской слежке нам известны имена десятков ссыльных, которым в 1932–1936 гг. помогал Костромской архиерей. Он старался принять в свою епархию тех, кто отбыл ссылку. За два года он принял десятки бывших ссыльных, что впоследствии было поставлено ему в вину как “стягивание контрреволюционных кадров”.

Между тем на глазах Владыки происходила настоящая трагедия: под предлогом строительства льнокомбината шло истребление архитектурных памятников города: соборы шли на кирпичи и щебенку для стройки.

В 1934 г. был арестован келейник Владыки, С. И. Варнавин, который стойко перенес двухмесячное следствие и не дал показаний, требовавшихся чекистам. Из его рассказов Святитель узнал, что работа против него активизируется, и срочно выехал в Москву, просить о защите митрополита Сергия (Страгород­ско­го). Это сорвало планы чекистов, но Варнавина они все же сослали на север, и Владыка оказывал ему помощь, что тоже было поставлено ему в вину. Между тем производились аресты и других близких архиепископу Никодиму людей, и это не было случайностью: с 1934 г. отношение властей к Церкви стало резко ухудшаться, и основным объектом гонений стали сельские храмы. Их повсеместно закрывали — якобы по требованию колхозников. Заслуга владыки Никодима в том, что он упорно боролся за каждый храм своей епархии, и некоторые удалось отстоять (например, отправляя петиции с сотнями подписей). Но массовое закрытие церквей продолжалось. Ко времени приезда Святителя в Кострому там оставалось 15 храмов (из 50), к концу 1936 г. их осталось 6. Но владыка Никодим, в отличие от многих верующих, погрузившихся в апокалиптическое отчаяние, убежденно верил в будущность Православия в России. Но ясно ему было и то, что близок мученический конец его пути. Однако он твердо держал архиерейский посох, продолжал оказывать содействие и помощь гонимым священникам.

Процедура обсуждения новой Конституции состояла в безудержном славословии, но Владыка принадлежал к числу тех немногих, кто видел ее истинный смысл, и в начале осени 1936 г. в кругу близких людей сказал, что Конституция не несет ничего, кроме репрессий. И он был прав. 25 ноября в Москве начался VIII Чрезвычайный съезд советов с речью Сталина, а уже 26 го в Костроме происходил опрос свидетелей для сбора “мате­риала” относительно Владыки, и 3 декабря с уже готовым обвинением по статье 58 п. 10 он был арестован, — у себя дома, вечером, после всенощного бдения накануне Введения во храм Пресвятой Богородицы. Ранним утром 4 декабря Владыку, проведшего ночь в тюрьме, повезли в Ярославль.

Первый допрос состоялся 4 декабря. Владыка должен был назвать всех “контрреволюционеров”, побывавших в ссылке, с которыми он поддерживал связь. С крайней осторожностью он назвал несколько человек, с которыми состоял в открытой переписке и от которых недавно получал письма. На следующий день темой допроса были зарубежные связи Владыки. Допросы шли по ночам, следователь был предельно груб, кричал, оскорблял, угрожал… и так до 4–6 часов утра. У 68-летнего Святителя болело сердце, он просил медицинской помощи, но не получал ее. Допросы шли весь декабрь. Первой темой было создание контрреволюционной группы (Владыка это отрицал), второй — “контрреволюционная агитация и клевета на советскую власть” (здесь следствию понадобился свидетель; архиепископ Никодим отрицал распространение контрреволюционных и клеветнических слухов). На допросе 2 января обсуждалось отношение Владыки к митрополиту Сергию; допрашиваемому ставили в вину то, что он якобы говорил, что тот действует под давлением властей.

Следующая “встреча” со следователем произошла 2 февраля. Владыке было объявлено, что следствие окончено и что он обвиняется в “антисоветской агитации и распространении контрреволюционных слухов”. После чего Святитель, с трудом добившись предоставления бумаги и чернил, написал областному прокурору о том, что считает следствие пристрастным, опровергнув по пунктам все обвинения и выразив протест против характера допросов. Весь текст направлен на то, чтобы защитить не столько себя, сколько епархию. Но теперь мы явственно ощущаем, что этот документ — не оправдательный, а обвинительный.

Приговор последовал через полтора месяца: ссылка в Красноярский край на 5 лет. Но в красноярской ссылке Святителю суждено было пробыть всего несколько месяцев. Началась “чис­т­ка партийных рядов”; секретаря Ярославского обкома арестовали и расстреляли. Был развязан неслыханный террор, которому подверглось и духовенство Костромской епархии; его мифическим обоснованием было опасение, что духовенство будет избираться в советы разных уровней либо иным образом участвовать в избирательной кампании. Десятки священников были арестованы и расстреляны, а храмы их закрыты. К ноябрю Костромская епархия была обескровлена.

В такой обстановке ссылка казалась уже незначительным наказанием, и летом 1937 г. решено было начать новое следствие. 24 сентября Владыку арестовали в Красноярском крае и препроводили в Ярославль. Первый допрос состоялся 5 февраля 1938 г. Новое “дело” в еще большей степени, чем старое, изобилует фальсификациями; поднимаются темы сотрудничества с белогвардейцами, шпионажа, нахождение во главе большой повстанческой организации. После 16 марта допросы прекратились. Вероятно, Владыка испытывал тяжкие страдания от старых болезней и бесчеловечного обращения. Святитель Никодим скончался в тюремной больнице 21 августа 1938 г., в день явления Толгской иконы Божией Матери.

Тропарь, глас 4

Костромского края украшение, новомучениче святителю Никодиме, веру Православную твердо исповедуя, от безбожных неправедно осужден быв, в заточении многая страдания претерпев, венец мученический восприял еси. Ныне же предстоя Престолу Божию со Пречистою Богородицею и всеми святыми усердно Христу молися даровати нам веры отеческия утверждение, мир и велию милость.

Кондак, глас 2

Мужественный Российский исповедниче, истинный подвижниче благочестия священномучениче Никодиме, избранниче Божия Матере днесь светло прославляется. Мы же дерзновенно тебе возопиим: моли Христа Бога спасти души наша.

Молитва

Святый новомучениче святителю Никодиме, дивный пастырю и доблестный воине Христов! Ты всею душею от юности заповеди Божии возлюбил еси. Неленостно словесам Христовой истины внимая, и иным многим добрый наставник был еси. Темже Господь яви тя преемника апостолом Своим. И во дни гонения лютаго на веру Православную яко истинный пастырь явился еси; крестный путь со паствою своею прошед, ссылки, заточения и страдания смиренно претерпевый и тако венец мученический восприявый, обрете благодать молитися за ны. И ныне, о ходатаю наш пред Престолом Царя славы, испроси у Него веру отеческую утвердити, Церковь святую от ересей и расколов оградити, верных укрепити, заблудших обратити, многострадальное Отечество наше умирити и от врагов ненаветно сохранити, да молитвами твоими укрепляеми, избавимся от козней лукаваго, избегнем всякия беды и напасти и тако на земли благочестно поживше, жизни вечныя на Небеси сподобимся, идеже вкупе со Пречистою Госпожею Девою Богородицею, сонмом преподобных и богоносных отец Костромскаго края покровителей и всеми святыми прославим в Троице славимого Бога Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.

^{_______________}

Блаженная Матрона Анемнясевская (Белякова),
исповедница

*6 ноября 1864 — †16/29 июля 1936

Прославлена в 2000 г.³⁴.
Память празднуется 16/29 июля (преставление),
в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Блаженная Матрона Анемнясевская была прославлена в 1999 г. как местночтимая святая Рязанской епархии. На Юбилейном Архиерейском Соборе она была канонизирована в лике новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. Подвиг ее святости сочетает в себе пример необычайного терпения, поста и молитвы и образ исповедничества (святая была арестована в 1936 году и скончалась в заключении).

Жизнеописание подвижницы было составлено при ее жизни священником Николаем Правдолюбовым и его братом Владимиром Правдолюбовым. За эту рукописную книгу ее авторы были арестованы и осуждены на долгие годы лагерей. Авторскую рукопись обнаружил в наши дни в архиве ФСБ протоиерей Сергий Правдолюбов, настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве.

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия прославление святой блаженной Матроны Анемнясевской было совершено в городе Касимове Рязанской епархии в четверг Фоминой недели 9/22 апреля 1999 года архиепископом Рязанским и Касимовским Симоном с собором духовенства Рязанской епархии.

Здесь мы приводим сокращенное житие блаженной Матроны, составленное по материалам книги священника Николая и Владимира Правдолюбовых, под редакцией протоиерея Сергия Правдолюбова³⁵.

Матрена Григорьевна Белякова родилась 6 ноября 1864 года в деревне Анемнясево Касимовского уезда Рязанской губернии. Родители ее Григорий и Евдокия были чрезвычайно бедны и с трудом вели хозяйство. Они были хилыми, тщедушными людьми и казались малоразвитыми. Отец много пил и слыл в деревне пьяницей. У них было большое семейство — шесть дочерей и два сына. Три сестры умерли в детстве; Матреша была четвертою по счету.

До семи лет Матреша была обычным ребенком; гуляла и играла с подружками. Родители почему-то невзлюбили ее с самого раннего детства. Нерадостна была жизнь ребенка в родной семье, где ей приходилось терпеть обиды, ругань, побои; но еще большие страдания ждали девочку в дальнейшем.

В семилетнем возрасте Матреша заболела оспой и после этого навсегда осталась слепою. Теперь ее обязанностью было нянчить младших сестренок и братьев. Тяжело было слепой девочке справляться с этим делом, и однажды десятилетняя Матреша нечаянно уронила сестренку с крыльца на землю. Увидев это, мать схватила Матрешу и начала жестоко бить. В этот момент духовному взору девочки предстала Царица Небесная. Матреша сказала об этом матери, но та продолжала бить ее еще сильнее. Видение повторилось три раза. Во время последнего видения Пресвятая Богородица дала Матреше утешительную записочку; о том, что это за записочка и что в ней было написано, блаженная Матрона никогда не рассказывала.

На следующее утро изувеченная девочка не смогла подняться с печи. С этого времени началась для Матреши жизнь мученицы, пригвожденной к одру. Она навсегда лишилась возможности ходить и что-либо делать и уже не вставала с кровати во всю свою дальнейшую жизнь.

Так лежала Матреша в родительском доме до 17 лет, терпеливо перенося всякие скорби и обиды и только в молитве находя себе утешение и отраду. Односельчане знали о страдальческой жизни девушки и относились к ней с чувством благоговейного уважения. С семнадцати лет к Матреше стал ходить народ. Первым за помощью пришел крестьянин ее же деревни, по специальности пильщик.

— Матреша, — сказал он, — вот уж как ты лежишь несколько лет, ты, небось, Богу-то угодна. У меня спина болит, и я пилить не могу. Потрогай-ка спину, может быть и пройдет от тебя. Чего мне делать, лечился — доктора не помогают.

Матреша исполнила его просьбу — боли в спине действительно прекратились, и он встал на работу.

Крестьянин этот рассказал о своем исцелении одному из своих соседей, и тот говорит:

— Пойду и я к ней: нас замучили дети, скоро двенадцатый родится; попрошу ее помолиться, чтобы Господь прекратил у нас детей.

Пришел он к Матреше и попросил помолиться. Матреша помолилась, и детей у них больше не было.

С тех пор все больше и больше стали ходить к Матреше люди со своими нуждами, скорбями и болезнями. С течением времени эти посещения приняли характер настоящего паломничества: к Матреше шли жители не только окрестных мест, но и дальних, иногда и самых отдаленных окраин нашего Отечества, — шли беспрерывным потоком на протяжении более чем пятидесяти лет, по нескольку десятков, а иногда и сотен ежедневно.

Когда Матреша лежала у родителей и посетители приносили ей пожертвования за ее молитвы, отец обычно все это отбирал на табак или водку, и тяжело было Матреше, что пожертвования эти шли не на доброе дело. Матреша любила поделиться всем с людьми и особенно с бедными, но при таких условиях лишена была этой возможности.

После смерти родителей много скорбей пришлось претерпеть Матреше от брата и сестры, смотревших на нее исключительно как на средство дохода. Сестра впоследствии отсудила у Матроны домик, построенный почитателями блаженной.

От сестры Матреша перешла на жительство к племяннику Матвею Сергеевичу, человеку доброму и религиозному. Но здесь огорчения ждали Матрешу с другой стороны. У Матвея Сергеевича подросли дети, односельчане стали смеяться над ними, дразнить их. Эти насмешки тяжело переживались молодыми людьми. Но особенно тяжело это было для самой Матреши. Она глубоко скорбела, что за нее эти ни в чем не повинные люди должны были переносить иногда очень тяжелые для них насмешки и оскорбления. Особенно эти насмешки усилились в революционные годы в связи с антирелигиозным движением.

Матреша обычно лежала в небольшой отдельной комнатке крестьянской избы, в маленькой детской кроватке, которая всегда завешивалась пологом. Летом, когда в избе становилось душно, ее выносили в сени, и там лежала она до зимы. Сама она никогда не просила, чтобы ее перенесли в избу, и терпеливо переносила осеннюю стужу и холод. Родные же, за исключением племянника, не обращали на нее внимания и переносили ее в избу только тогда, когда уже видели, что в сенях лежать более было невозможно.

— Однажды, — вспоминает Матреша, — в октябре месяце я лежала в сенях, ночью был сильный дождик. Вода через крышу полилась на меня, и я промокла до нитки. К утру случился мороз, я страшно озябла, и одежда вся на мне оледенела. Утром сестра увидела это, сжалилась и перенесла меня в избу, за что я ей благодарна.

Часто в осенние холода приходящие удивлялись ее терпению и спрашивали:

— Матреша, да тебе холодно?

— Да нет, тепло, — обычно отвечала она в таких случаях, — посмотри, вот какая я горячая.

При этом она давала свою руку, и рука была действительно горячая.

По внешнему своему виду Матреша была настолько мала, что казалась десятилетним ребенком. Ее платьице, подарок одной из почитательниц, закрывавшее блаженную совсем с ногами, было всего 90 сантиметров в длину. Очевидно, с десятилетнего возраста тело ее не росло и навсегда осталось таким, каким было у десятилетней девочки. Она могла переворачиваться с бока на бок, шевелить ручками и брать небольшие предметы. Она легко и свободно разговаривала и пела священные песнопения удивительно чистым и звонким детским голосом.

Никто не знает, как она молилась Богу; известно лишь то, что Матрона знала наизусть очень много молитв, многие акафисты и церковные песнопения.

Во время бесед со своими посетителями она часто читала вслух различные молитвы, подходящие по содержанию к данному случаю. Иногда читала целые акафисты, читала быстро, уверенно, громким голосом. Пела церковные песнопения, совершенно правильно выдерживая особенности гласов и распевов.

На вопрос одного из удивленных посетителей, спросившего, как это она, будучи слепой, знает наизусть даже целые акафисты, Матреша ответила, что “придет добрый человек и прочитает что-нибудь, а я и запомню с Божией помощью”.

Матреша часто причащалась Святых Христовых Таин, каждый месяц обязательно. С этой целью она приглашала к себе своего духовника — приходского священника, и день принятия Святых Таин бывал для нее самым радостным днем. Пять раз в течение своей жизни она соборовалась.

Особенно строго соблюдала Матреша посты. С семнадцати лет она не ела мяса. Кроме среды и пятницы, соблюдала пост по понедельникам. В церковные посты почти ничего не ела или ела очень мало. Кроме подвигов поста и молитвы, блаженная, как уже было сказано, добровольно терпела холод, а также перебирала и перекладывала камни, принесенные ее почитателями из разных святых мест.

Очень уважала Матреша духовенство и к каждому священнику всегда и неизменно относилась с глубоким благоговением. Но к раскольникам-обновленцам, в каком бы сане они ни были, наоборот, относилась очень строго. Одного из приходских священников, перешедшего в обновленчество, называла “наш Петруша”.

Насколько ревностно относилась Матреша к Православию, говорит факт, переданный одной из ее почитательниц, жительницей города Касимова Марией Ивановной Путилиной. Умерла тетка Марии Ивановны. Сын тетки был старостой в Касимовском соборе, а в соборе в то время служил обновленческий архиерей. Сын, согласно желанию покойной, хотел вынести ее из дома не в собор, а в кладбищенскую церковь. Другой сын покойной находился в то время в заключении. Он обратился к начальству с просьбой, чтобы его отпустили проститься с матерью. Его отпустили на три дня с условием, чтобы покойную хоронил обновленческий архиерей в соборе, на что родные и согласились.

Псалтирь по покойной читали монашки. Когда они узнали, что хоронить будет обновленческий архиерей, они взяли псалтирь и ушли. К вечеру пришли сын покойной и Мария Ивановна. Сын попросил Марию Ивановну читать псалтирь. Она начала читать и читала около часа, пока не пришел архиерей служить всенощную. Мария Ивановна тут же ушла и даже не видела архиерея. Ночью она вернулась с одной монахиней Акилиной, и они вместе читали псалтирь всю ночь до выноса тела. На выносе Мария Ивановна с монахиней Акилиной не были, покойную похоронили без них.

Монахиня Акилина получила от своего настоятеля епитимью. Мария Ивановна же неделю спустя пошла к Матреше и все ей рассказала. Матреша пожалела тетку:

— Что ж, ведь покойница не виновата, что так схоронили ее.

В это время у Матреши сидели три монахини из Владимирской пустыни. Вдруг Матреша и говорит монахиням:

— Вы что так уж хорошо очень с Марией Ивановной-то разговариваете?

— Мы ее давно не видали, наговориться хотим.

— Да ведь она обновленка!

Боже мой, если бы вы могли себе представить, — говорила Мария Ивановна, — как они в одну секунду встали и ушли от меня в другую комнату, и я осталась одна! Наступила мертвая тишина. Я не могу передать то состояние, оно было ужасно. Гляжу я на Распятие и думаю:

— Господи! Все от меня отступились, не отступись Ты от меня!

Мария Ивановна страшно заплакала. Она молилась и каялась в душе, и так плакала долго. Наконец Матреша пожалела ее:

— Ну вот, поплакала, покаялась пред Господом Богом, поговей, причастишься, на духу священнику скажешь, вот и все.

— Как же мне нужно было поступить, не надо было бы совсем мне читать?

— Да, не надо было тебе читать.

— А ты-то будешь меня принимать?

— Да я-то что, вот покаялась перед Богом, вот и все!

После этих слов Марии Ивановне сделалось весело и радостно, и монашенки опять по-прежнему с ней заговорили.

Особенно Матреша любила монахинь и вообще девиц. Монахинь ставила выше мирских, все им прощала, бывала с ними, как ребенок.

— Ведь вот не пришлось мне там, в монастыре-то быть, — не раз выражала она сожаление в своих с ними беседах.

— Монашки-то, — говорила она, — сколько раз упадут. Упадут, и опять все-таки восстанут. А в миру-то человек упал, и уж ему некогда восстать. В миру-то все искушение, все как-то неловко. Все мы невоздержные, иной раз без греха не обойдешься, иной раз и заплачешь…

Из святых мест с наибольшим благоговением Матреша относилась к Иерусалиму, к монастырям Дивеевскому и Саровскому. Она говорила о них с особенным умилением и любовью. Своим благочестивым посетителям она постоянно советовала сходить в Дивеево и Саров, считая их местами особенного присутствия благодати Божией. И радовалась, когда исполнялись эти ее советы.

Находясь безвыходно в своей комнатке, Матреша знала многих святых и благочестивых людей, рассеянных по лицу земли русской, и находилась с ними во внутреннем благодатном общении, хотя никогда их не видела и не говорила с ними.

Матреша своим внутренним духовным взором насквозь видела каждого из своих посетителей и каждому давала то, что для него нужно, полезно, необходимо в зависимости от его настроенности, его духовных немощей и нужд, в зависимости от условий и обстоятельств, среди которых ему приходилось жить.

Одних она учила и наставляла, других обличала и раскрывала им их грехи и пороки, третьих ободряла и утешала в тяжелых обстоятельствах жизни, четвертых предупреждала, указывая последствия их ошибочного пути, стремлений и намерений, пятых исцеляла от болезней, и всех вместе старалась направить на путь истинной, богоугодной христианской жизни. Этим объясняется и разнообразие ее отношений к посетителям. Одних она принимала чрезвычайно ласково, с радостью и участием, как дорогих и близких своих людей. Других она прогоняла от себя, что было все же очень редко. Все это бывало, как говорили ее посетители, или в тех случаях, когда человек заходил к блаженной из праздного любопытства, или тогда, когда это нужно было для исправления человека. Когда такой человек пойдет от Матреши, он подумает о себе и сознает грехи свои. Если он после этого опять приходил к Матреше, то она с радостью принимала его.

По молитвам блаженной Матроны совершались исцеления от множества тяжелых недугов, когда врачи не верили выздоровлению, так как предвидели неблагоприятный исход. Исцелялись прибегавшие к блаженной и от пьянства, и от беснования. Анна, молодая девушка 19 лет из соседнего села, вступила в партию против воли родителей, людей религиозных и добрых. Вскоре после этого у нее отнялись рука и нога. Шесть недель пролежала девушка дома неподвижно, и врачи не могли ей помочь. Мать отвезла Анну к Матреше. Матреша помазала девушку маслицем из своей лампадки, и Анна стала постепенно поправляться и начала ходить, но полного выздоровления не было. Через два года Матрона благословила Анну съездить в Саров и Дивеево. По пути в Саров мать с Анной ночевали у благочестивой женщины, имевшей дома святыню из Иерусалима. Тогда обнаружилось, что девушка одержима бесом — она испугалась святыни, закричала и бросилась бежать. В Дивееве, посетив блаженную Марию Ивановну и искупавшись в источнике преподобного Серафима, Анна исцелилась душевно. После этого случая она стала глубоко верующим человеком и очень почитала Матрону.

Начиная с Великого поста 1933 года, Матреша заметно переменилась. Если раньше она со всеми держалась очень просто, всех жалела, вникала в горе каждого человека, беседовала подолгу и охотно, обсуждая всякие дела житейские, то теперь блаженная как будто совсем перестала интересоваться земной жизнью. О житейских делах она стала говорить редко и неохотно, только в исключительных случаях. Зато о жизни духовной, тем более о будущей жизни, она готова была говорить день и ночь. Очень охотно, с любовью принимала она таких людей, которые шли к ней с вопросами духовного порядка.

— Я ведь теперь не Матрена, — сказала она одной из почитательниц, — а Мардария… О блаженной говорили, что она была тайно пострижена в иноческий чин саровскими старцами, но насколько эти разговоры были достоверны, мы теперь не можем судить.

В конце июня 1933 года Матрешу посетил ее жизнеописатель, настоятель Касимовского Казанского монастыря священник Николай Правдолюбов со своей матушкой Пелагией Ивановной. Матреша беседовала с ними долго и охотно. Она много говорила о тяжести жизни, о страданиях, о необходимости терпеть все, что посылает Господь. В подтверждение своих слов и мыслей приводила тексты из Священного Писания, факты и события из жизни святых, прочитала молитву, присланную ей с Афона. Однако от разговоров о себе Матреша уклонялась, отвечала общими фразами, хотя отец Николай с матушкой очень этим интересовались и расспрашивали ее.

В книге “Православные чудеса в ХХ веке” описывается чудесное событие, которое произошло около 1930 г. с Сергеем Алексеевичем Никитиным, будущим епископом Стефаном. Сергей Алексеевич попал в концлагерь. Так как он был врачом, ему поручили заведовать медпунктом. К заключенным Сергей Алексеевич относился милосердно, многих освобождал от работ, отправлял в больницу. Из-за этого на него был сделан донос, и Никитину грозило продление срока в лагере до 15 лет. Одна медсестра из числа заключенных, знакомая с блаженной Матроной Анемнясевской, посоветовала ему обратиться к ней за помощью. Сначала это показалось Сергею Алексеевичу странным и похожим на колдовство: как может услышать его какая-то больная на таком большом расстоянии. Но все же во время прогулки он прошептал свое прошение в сторону Рязанской области.

Вскоре среди администрации лагеря произошли перемены: одного сняли, другого назначили. Через три года, освободившись, Сергей Алексеевич первым делом отправился в Рязанскую область искать блаженную Матрону. Расспросив о Матроне местных жителей, он нашел ее дом в Анемнясеве.

— Здравствуй, Сереженька, — сказала блаженная Матрона, назвав незнакомого человека по имени, — это ты меня тогда звал, ну, рассказывай, как живешь.

Сергей Алексеевич рассказал о себе. Блаженная предсказала ему, что он будет архиереем, и это исполнилось.

О последних днях и кончине блаженной Матроны известно следующее.

Летом 1935 года в Белькове было заведено дело “попов Правдолюбовых и больного выродка Матрены Беляковой”. Началось оно с доноса одного жителя г. Касимова на священника Николая Правдолюбова в связи с рукописной книгой, собранной и подписанной им и его братом, и приготовленной к печати. Были арестованы 10 человек (хотя должны были быть арестованы 12). Одна женщина умерла, получив повестку с требованием явиться в отделение НКВД г. Касимова. По списку должна была быть арестована и блаженная Матрона. Все арестованные были уже отправлены в Рязань и Москву, а Матрону боялись трогать.

Наконец было собрано колхозное собрание, на котором постановили “изъять” Матрону Григорьевну Белякову как “вред­но­го элемента”. Из 300 жителей села подписались 24 активиста. Сельсовет дал характеристику “на Белякову М. Г.”, в которой она прямо и открыто названа святой без всяких кавычек и иронии. “Данная гр. является вредным элементом в деревне, она своей святостью сильно влияет на темную массу <…> Ввиду этого по с/с задерживается ход коллективизации”.

После отправки заключенных в Рязань была послана машина и за блаженной Матроной. Подъехали к ее дому днем, не таясь. Вошли. Тут их охватил страх. По долгу службы подошел председатель сельсовета и, преодолевая страх, поднял Матренушку с ее дощатой постели. Матрона закричала тоненьким голоском. Народ оцепенел. Председатель стал выносить. В дверях сказал:

— Ой, какая легкая!

Матрона сказала:

— И твои детки такими легкими будут.

Несколько лет назад протоиерей Троицкого храма поселка Гусь-Железный отец Серафим хоронил одного из сыновей тогдашнего председателя. Он был очень маленького роста. Все дети председателя перестали расти после ареста блаженной Матроны.

Машина дважды ломалась по дороге в Касимов. Кто-то держал на руках блаженную Матрону, пока машину ремонтировали. Из Касимова ее быстро увезли в Рязань и затем в Москву.

Председатель, “изымавший” блаженную Матрону, несколько лет спустя очень тяжело умирал. Дело было летом. Дом стоял с открытыми окнами из-за жары. Он так громко кричал от боли, что слышало полдеревни. В народе говорили:

— Это тебе не Матрешеньку поднимать!

Но он позвал священника и искренне и горячо каялся в своих грехах, умер в мире с Церковью.

Про московский период жизни блаженной Матроны имеются скудные сведения. В Москве она прожила почти год. Предположительно, она была заключена в Бутырскую тюрьму, но пробыла там недолго, потому что сделалась объектом почитания почти всех заключенных, которые начали петь акафисты и молиться. Ее нужно было куда-то деть. Убить боялись, а отправить в лагерь не позволял пример тюремного молитвенного подъема заключенных.

По другим данным, безнадежно болевшая мать следователя, ведущего дело блаженной Матроны, получила исцеление от Матроны, и следователь сумел освободить ее как больную и умирающую. Он поместил ее в дом престарелых и увечных больных.

Документально засвидетельствовано, что блаженная Матрона умерла от сердечной недостаточности 16/29 июля 1936 года в доме хроников имени Радищева в Москве, недалеко от храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине. Так как рядом с домом хроников было большое Владыкинское кладбище, частично сохранившееся до нашего времени, то можно предположить, что блаженная Матрона была похоронена здесь же.

Святая блаженная Матрона Анемнясевская в наши дни, как и 60 лет назад, подает благодатную помощь в ответ на молитвы. О современных чудесах по молитвам новопрославленной святой свидетельствует настоятель храма Живоначальной Троицы в Тро­иц­ком-Голенищеве протоиерей Сергий Правдолюбов и многие прихожане.

Служащие храма Живоначальной Троицы в Троицком-Го­ле­нищеве Анатолий и Иоанна не имели детей, состоя в браке 8 лет. Супруги просили Блаженную о даровании чада, и в ответ на молитву у них родилась дочь.

Настоятель Троицкого храма протоиерей Сергий вел машину по Бережковской набережной. Внезапно возникла аварийная ситуация. По словам отца Сергия, от падения в Москву-реку его спасло только то, что он мгновенно успел призвать на помощь блаженную Матрону.

В городе Касимове пожилая женщина, страдающая радикулитом, скорбела из-за того, что была не в силах встать и пойти на службу. Она горячо молила о помощи блаженную Матрону. Вдруг все ее тело охватил жар, а когда он прошел, женщина почувствовала себя здоровой, встала и пошла в храм.

Перед чтимой иконой блаженной Матроны, которая находится в храме Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, всегда горит множество свечей, так что трудно найти на подсвечнике свободное место. Подсвечник перед иконой — дар семьи прихожан, почитателей Блаженной. Верующие постоянно заказывают святой молебны, многие, будучи наслышаны о чудесах блаженной Матроны, приезжают издалека. Мы не имеем возможности привести здесь рассказы обо всех многочисленных случаях благодатной помощи святой: и при устройстве на работу, и в семейных неурядицах, и в воспитании детей.

 

От редакции

В этом выпуске “Патерика” мы публикуем сведения о святых, прославленных Русской Православной Церковью на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г. Поскольку сбор материалов по этому разделу “Патерика” представляет известные затруднения, порядок публикации вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий (Веретенников). В этом выпуске использованы материалы, предоставленные нам Воронежской епархией и сайтом Сретенского монастыря pravoslavie.ru. В жизнеописании священномученика Иоанна Восторгова использован текст священника Афанасия Гумерова. Над текстами работала М. Журинская.

Священномученик Петр (Зверев),
архиепископ Воронежский

*18 февраля 1878 — †25 января/7 февраля 1929

Прославлен в 2000 г.³⁶.
Память празднуется 25 января/7 февраля (преставление)
и в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Священномученик Петр, архиепископ Воронежский (в миру Зверев Василий Константинович) ро­дился 18 февраля 1878 года в Москве в семье протоиерея. После обучения на историко-фи­ло­логическом факультете Московского Императорского уни-

верситета Василий поступил в Казанскую Духовную академию, где за два года до окончания курса (в 1900 году) принял монашеский постриг с именем Петр.

По окончании Академии иеромонах Петр преподавал в Орловской Духовной семинарии, а затем исполнял должность епархиального миссионера при Московском епархиальном доме.

С 1907 года он получает назначение на должность инспектора Новгородской Духовной семинарии, а с 1909 до 1917 года являет­ся настоятелем Спасо-Преображенского мона­стыря в городе Белеве Тульской епархии в сане архимандрита. В это время он часто посещает расположенную неподалеку Оптину пу­стынь, проводя многие часы в беседах с Оптинскими старцами. Служения отца Петра очень любили местные крестьяне, поскольку отец Петр, часто служа в их селах, отли­чался ласковым и внимательным обращением с ними. Бывал отец Петр и в Сарове, и в Дивееве, не упуская при этом случая навестить блаженную Прасковью Ивановну. Она подарила ему холст своей работы, из которого он сшил потом себе архиерейское облачение и которое хранил на собственное погребение. Во время Первой мировой войны в Спасо-Преображенском монастыре был устроен лазарет для раненых. Сам же настоятель в 1916 году служил священником в действующей армии.

После февральского переворота отец Петр назначается на должность настоятеля Тверского Свято-Успенского Желтикова монастыря. И уже в 1918 году, в Твери, он подвергается кратковременному аресту.

2/15 февраля 1919 года в Москве Святейшим Патриархом Тихоном архимандрит Петр был хиротонисан во епископа Балахнинского, викария Нижегород­ской епархии. Сразу после хиротонии владыка Петр приехал в Нижний Новгород и поселился в Печерском монастыре на берегу Волги. Монастырь находился в упадке, братия была малочисленна, древний Успенский собор пришел в запустение. Владыка сам принял участие в уборке хра­ма и ввел строгую уставную службу. Случалось, что все­нощная длилась всю ночь, и тогда Владыка привлекал к службе усердствующих прихожан, поскольку никакие певчие не могли столь долго стоять на клиросе. Акафистов за всенощной он никогда не читал, но требовал, чтобы вычитывались все кафизмы; сокращений не допускал ни при служении панихид, ни при отпеваниях. Порой Владыка с грустью говорил: “Кто отслужит по мне та­кую панихиду?”. А келейнику так говорил: “Во всем твой Петр грешен, только устава никогда не нарушал”.

В Печерском монастыре он завел преподавание За­кона Божия для детей и сам учил их. Нижегородцы полюбили Владыку, увидев в нем настоящего духовного наставника. Это не понравилось правящему архиепископу Нижегородскому Евдокиму (впоследствии отпавшему в обновленческий раскол), и вскоре Владыка был переведен в Канавино, за Оку. Там в мае 1921 года его арестовали во второй раз. Рабочие местных заводов по поводу ареста любимого архипастыря устро­или трехдневную забастовку, и местные власти пообещали его выпустить, но вместо этого тайно отправили в Москву.

С декабря он находился в заточении в московских тюрьмах. Сначала его поместили на Лубянку, но и там Владыка не прекращал проповедь. Ему не успевали посылать кресты: обращая людей к вере, Свя­титель снимал свой крест и надевал на обращенного. “Я хотел бы открыть им и показать свое сердце, как страдания очищают душу”.

С Лубянки Владыку перевели в Бутырскую тюрьму, оттуда — в Таганскую. С плачем прощались с ним заключенные, а при переводе из Бутырок его провожали даже надзиратели.

В Таганской тюрьме в это время находилось двенадцать архиереев. Их духовные чада передавали просфоры и облачения, и Святители прямо в камере совершали соборную службу. Там владыка Петр заболел от истощения и попал в больницу. В конце июля 1921 года он был отправлен по этапу в Петроград, где оставался в заключении до зимы. В декабре Владыка был освобожден и вернулся в Москву, где вскоре получил назначение епископом Старицким, викарием Тверской епархии. Вскоре Святитель вновь был арестован за выпущенное им обращение к тверской пастве, в котором он объяснял сущность обновленчества. В ноябре 1922 года его доставили в Москву. На допросах он показал, что признает Патриарха Тихона главой Русской Православной Церкви, а решениям самозванного обновленческого совета ВЦУ не подчиняется. В марте 1923 года Святитель был отправлен по этапу в Ташкент, а оттуда в поселок Кызыл-Орду. Жил он в тяжелых условиях, болел цингой, в результате чего лишился зубов.

Летом 1923 года был освобожден из заключения Патриарх Тихон. Он подал властям списки архиереев, без которых не мог управлять Церковью. В их числе был и епископ Петр, который летом 1924 года вернулся из ссылки в Москву.

30 марта 1925 года он подписал Акт о восприятии священномучеником митрополитом Петром (Полянским) влас­ти Патриаршего Местоблюстителя. В июле 1925 года Владыку направили в Воронеж для помощи престарелому митрополиту Владимиру (Шимкевичу). После его кончины владыка Петр в 1926 году был назначен на Воронежскую кафедру с возведением в сан архиепископа.

Владыка пользовался огромным уважением жителей Воронежа, которые почитали его хранителем чистоты Православия. Храмы, где Владыка служил по Афонскому уставу, были всегда переполнены. Он не любил партесного пения: у него пела вся церковь. Народ шел к свое­му архипастырю непрерывно; входившие к нему с грустным видом выходили сияющими и утешенными.

При Владыке началось массовое возвращение из об­новленчества. Возвращавшихся священнослужителей он принимал в Православие через всенародное покаяние. Верующие, опасаясь, что арестуют их любимого Владыку, устраивали круглосуточные дежурства возле его квартиры, неоднократно выражали массовые протес­ты. Когда Владыка отправлялся по очередному вызову в милицию или ГПУ, то по 300 человек мирян сопро­вождали его, требуя освобождения Святителя. В защиту архипастыря даже была послана телеграмма от имени рабочих в адрес XV партконференции.

Рассказывали, какое впечатление производил Вла­дыка на служащих ГПУ. Входя в комнату следователя, он оглядывался, как бы ища икону. Но не найдя таковой, он крестился на правый угол, делая поясной поклон, и тогда начинал разговор со следователем. Служащие при его появлении невольно обнажали головы.

Однако властям удалось в ноябре 1926 года арес­товать Святителя. Его немедленно вывезли из Воронежа и постановлением ОГПУ от 27 марта 1927 года осудили на 10 лет лагерей “за контрреволюционную дея­тельность против советской власти”.

Поздней осенью священномученик после тюрьмы, этапов и Кемского пересыльного лагеря оказался на Соловках. Там он работал счетоводом на продуктовом складе. Владыка и в этих условиях строго соблюдал молитвенное правило, жил по церковному ус­таву. После отправки из Соловков священномученика архиепископа Илариона (Троицкого) владыка Петр был избран ссыльными архиереями главой Соловецкого православного духовенства и пользовался среди него высоким авторитетом. Там он возглавляет тайные богослужения, а после того как был отобран антиминс, службы совершались на груди у Владыки. Нравственная высота Святителя была такова, что даже с метлой в руках в роли дворника или сторожа он внушал благоговейное уважение. Грубые и наглые “вохровцы”, привыкшие издеваться над заключенными, при встрече не только уступали ему дорогу, но и приве­тствовали его, на что он отвечал, осеняя их крестным знамением. Начальники же отворачивались: достойное спокойствие архипастыря принижало их, вызывало раздражение и досаду. Святитель Петр медленно шествовал мимо смущенного начальства, слегка опира­ясь на посох и не склоняя головы. Вскоре лагерная власть отомстила не сломленному ею человеку. После того, как властям стало известно, что он отпел умершую на Соловках “белую”, уборщицу Императрицы Александры Феодоровны Валенти­ну Карловну (по другим сведениям, это случилось после того, как он крестил в Святом озере заклю­ченную эстонку), Святитель с зимы 1928 года был отослан на остров Анзер “в уединенное и пустынное местожительство”. Здесь, живя в бывшем Голгофском скиту, в молитвенном горении духа он написал Акафист преподобному Герману Соловецкому.

В конце 1928 года святитель Петр заболел тифом и в январскую стужу был помещен в ти­фозный барак, который открыли в Голгофо-Распятском скиту (на острове Анзер). Святитель проболел две недели, и даже казалось, что кризис миновал, но он был очень слаб и не принимал пищи. Его духовному сыну в день кончины Святителя пришло видение: в четыре часа утра он услышал шум, словно влетела стая птиц; он открыл глаза и увидел великомученицу Варвару со многими девами. Она подошла к постели Владыки и причастила его Святых Тайн. Вечером священномученик несколь­ко раз написал на стене карандашом: “Жить я боль­ше не хочу, меня Господь к Себе призывает”.

25 января (7 февраля н. ст.) 1929 года священно­мученик Петр скончался. Первоначально Владыку похоронили в общей могиле, куда опускали всех погибших от тифа. Однако на пятый день заклю­ченные тайно открыли общую могилу. По рассказу присутствовавшей там монахини Арсении, “все умершие лежали черные, а Владыка лежит <…> в рубашечке, со сложенными на груди руками, белый как кипельный”.

После облачения в архиерейские одежды духовенством лагеря было совершено отпевание, над мо­гилой поставлен крест. Похоронен был Владыка в отдельной могиле у подножия Анзерской горы Голгофы, напротив алтаря церкви в честь Воскресения Христова. Когда же могилу уже засыпали, над ней появился столп света, в котором увидели Влады­ку, всех благословившего.

17 июня 1999 года святые мощи священномученика Петра были обретены и сейчас пребывают в соборе Соловецкого монастыря.

Молитва

О досточудне Петре, священномучениче славный, един от сонма новомучеников Соловецких и всея земли Российския, граду Воронежу похвало, пастырю дивный стада Христова, верный служителю Божий, защитителю ревностный Церкве Православныя! Все житие твое любве ко Господу и страданий о Христе исполнено: мнози мучения, болезни и скорби, изгнания и заточения Его ради претерпев, исповедник безстрашен явися, венцем нетленныя твоея славы увенчал еси Церковь Русскую. Вся предав в руце Божии, доблественне службу твою на земли совершил еси, в Голгофе Анзерстей кончину мученическую прияти сподобился еси, богоблаженне. Ныне к Небесному лику причтенный, в Царстве Божественныя любве пребываеши, со многими жители горняго Иерусалима исполнения жертвы мученическия за Христа ожидая: егда вся, имже надлежит быти, совершатся в пределех земных. О пресвятый отче наш Петре, помози нам храмину сердца своего незапустевшу хранити, научи нас радость во страданиих о Христе обретати, озари путь наш крестный сиянием твоея святыни. Буди и ныне нам утверждение в вере, да пришед обретет ю Господь не угаснувшу. Умоли Творца всяческих даровати нам силу и крепость, не устрашившеся страха лукаваго, исповедати твердо Христа, да Его милосердием части злых избавимся в день страшный воздаяния и в радость вечную вселимся, славя о всем Вседержителя Бога и твое благодатное предстательство во веки веков. Аминь.

____________

Священномученик протоиерей Иоанн Восторгов

*30 января 1867 — †23 августа/5 сентября 1918

Прославлен в 2000 г.³⁷.
Память празднуется 23 августа/5 сентября (преставление),
и в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Выдающийся организатор миссионерского дела и яркий проповедник протоиерей Иоанн Восторгов родился 30 января 1867 года в станице Кавказская Кубанской области. Отец его, священник Иоанн, был сыном профессора Владимирской Духовной семинарии магистра богословия Александра Восторгова. Мать протоиерея Иоанна — Татьяна Ксенофонтовна.

В марте 1868 г. семья переехала в станицу Ново-Александ­ровскую (ныне г. Новоалександровск Ставропольского края). Здесь прошло детство и отрочество Иоанна. По окончании в 1887 г. Ставропольской Духовной семинарии по первому разряду (под первым номером, со званием студента) он был назначен 15 августа того же года надзирателем за учениками Ставропольского Духовного училища. 30 сентября он назначается штатным учителем русского и церковно-славянского языков в том же училище. Обязанности свои исполнял усердно и хорошо, о чем свидетельствуют отмеченные в послужном списке вознаграждения, выдававшиеся с разрешения Преосвященного епископа Владимира. К 1887 г. относится и самое раннее дошедшее до нас сочинение Иоанна Восторгова “Раскольническая австрийская иерархия с точки зрения церковных канонов”. Эта работа, посвященная опровержению мнения старообрядцев-раскольни­ков о канонической законности белокриницкой иерархии, показывает, как рано определились церковно-аполологетические устремления будущего блестящего защитника Церкви от различных противоцерковных течений. Заметны в ней и зачатки дарований, так ярко проявившиеся в последующие годы: ясное понимание темы, сила опровержения, прозрачность слога.

Преподавал молодой учитель недолго. Решением епископа Владимира Иоанн Восторгов определяется на священническую должность в Михайло-Архангельской церкви поселка Кирпильского Кубанской области. Первого августа 1889 г., в праздник Происхождения честных древ Животворящего Креста Господня он был рукоположен в диакона, а 6 августа, в двунадесятый праздник Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, стал иереем. При первом своем служении (20 августа 1889 г.) он сказал, как страшно ему, совсем юному, в священнических одеждах стоять перед людьми, убеленными сединами, учить и управлять каждую вверенную ему душу к Царствию небесному. “Но совершается воля Божия, и рождением, и воспитанием, и призванием церковной власти, и что еще скажу? — и желанием моего сердца пришел я на эту высоту и тяготу священства и готов повторить пред призывающим Богом то, что говорят при этом высшие священноначальники: благодарю, приемлю, ничесоже вопреки глаголю”. Молодому пастырю предстояло священство в необычайно трудных условиях: большую часть населения составляли раскольники, около ста лет здесь не было православного священника. Надо было сначала создать и духовно воспитать приход. Но даже сам храм пришлось батюшке устраивать самому. “Этот храм мною построен, освящен и наполнен утварью”, — говорил он через 14 месяцев после своего рукоположения, прощаясь с прихожанами. За год служения 25-летний священник добился поразительных результатов. Люди стали более богобоязненными, привыкли ходить в храм, меньше стало пьяниц и закоренелых грешников. Более ста человек из старообрядцев познали истину и присоединились к православной Церкви.

Отец Иоанн не ограничил себя только священством и приходским пастырством; вскоре на собственные средства он открывает церковно-приходскую школу. 6 ноября 1889 г. Епархиальный Училищный совет назначает его законоучителем и учителем в этой школе. Им же было основано в селе общество трезвости. В этой благотворительной деятельности у начинающего священника обнаружились такие свойства личности, как жертвенность, ревность в трудах и любовь к учительству. 12 мая 1890 г. Епархиальный Училищный совет назначает его наблюдателем всех церковно-приходских школ 12-го благочиннического округа Кубанской области. 15 сентября 1890 г. отец Иоанн получает новое назначение — законоучителем Ставропольской мужской гимназии. Предстояло расстаться с прихожанами, которых он полюбил. Последнее его служение было 6 октября 1890 г. Прощаясь с духовными чадами, он сказал: “Любите Господа Бога всею душею вашею, почитайте Божию Матерь, угодников Божиих, крепко держитесь святой православной нашей веры. Наша вера Христова, наша вера — правая, наша вера — спасительная”.

21 августа 1891 г. Преосвященный Евгений, епископ Ставропольский и Екатеринодарский, назначил его настоятелем церкви Ставропольской мужской гимназии. 6 декабря 1891 г. владыка Евгений наградил отца Иоанна набедренником “за ревностное исполнение обязанностей, за проповедование слова Божия, усердное преподавание Закона Божия, открытые им собеседования с пансионерами гимназии”. Епархиальный съезд духовенства Ставропольской епархии 24 августа 1893 г. избрал отца Иоан­на членом совета Ставропольского Епархиального женского училища на три года, 2 октября он был избран членом правления Ставропольской Духовной семинарии. 14 мая 1894 г. Преосвященный Агафодор за усердную службу наградил отца Иоанна бархатной фиолетовой скуфьей. В том же году в жизни отца Иоанна совершилась перемена: с согласия Высокопреосвященнейшего архиепископа Владимира (Богоявленского), Экзарха Грузии, попечитель Кавказского учебного округа телеграммой от 29 сентября назначает его законоучителем гимназии в г. Елисаветполе (ныне г. Гянджа в Азербайджане). Он покидает родную епархию и начинает деятельность на Кавказе. Всякое дело отец Иоанн Восторгов освящал молитвой, согревал теплотою сердца, оживотворял любовью души. Так и четырехлетний труд по возделыванию молодой, чистой нивы соединил его с воспитанниками сердечными узами, поэтому так задушевно и одновременно печально было его прощальное слово в Ставропольской гимназии: “Последний раз я молился сегодня с вами, братья и дети, в этом храме, в той семейной обстановке, в которой мы сходились сюда каждый праздник более четырех лет сряду… я сроднился с вами, милые дети, сроднился с этим храмом и братиями его. Незабвенны будьте те светлые минуты, когда ваших душ касался ангел молитвы, и я видел вас здесь поверженными пред алтарем в сердечном умилении. Буду вспоминать как вы говели, как многие со слезами исповедовались, какими умиленными подходили ко святой чаше”.

И на новом месте отец Иоанн проявляет сугубую ответственность и усердие. Ревность, соединенная с дарованиями вновь приносит плоды. В “Послужном списке…” записано: “…удосто­ен благословения Святейшего Синода с выдачею установленной грамоты в 12 день июля месяца 1896 года, как о сем изложено в Указе Святейшего Синода от 20-го августа того же года”. Как и в Ставрополе, в Елисаветполе отец Иоанн наряду с богослужением, воспитанием и обучением учащихся ведет разнообразную общественно-административную работу: 7 сентября 1895 г. он назначен членом Елисаветпольского отделения Грузинского Епархиального училищного совета, 11 августа 1896 г. избран на три года секретарем педагогического совета гимназии. 6 мая 1897 г. Святейший Синод наградил отца Иоанна бархатною фиолетовою камилавкою.

С 1897 года жизнь и деятельность отца Иоанна Восторгова проходит в Тифлисе: 17 июля он перемещен законоучителем Тифлисской 1-й женской Великой княгини Ольги Феодоровны гимназии, в должности настоятеля домовой гимназической церк­ви во имя святой равноапостольной княгини Ольги. В августе 1898 г. отцу Иоанну поручено преподавание Закона Божия также в 1-й Тифлисской мужской классической гимназии. В 1900 г. благодаря деятельности Тифлисского миссионерского братства в одном из самых неблагоустроенных районах Тифлиса, населенного сектантами и железнодорожными рабочими, возникли три церковно-приходские миссионерские школы (чис­ло учащихся дошло до 300). Просветительское дело шло успешно, и вскоре число школ было доведено до восьми. Заведующим школами был поставлен отец Иоанн. Он не только руководил занятиями, но и совершал богослужения (сначала в классах, а затем в устроенной его усилиями домовой церкви), а также проводил беседы о воспоминаемых Церковью лицах и событиях, о поведении в храме, в школе и дома. Число учащихся через несколько месяцев достигло 500 человек, двадцать процентов из них составляли дети сектантов. “Пусть они сближаются с православной Церковью, — писал заведующий этими школами отец Иоанн, — пусть видят любовь к ним и заботливость о них. Не может быть, чтобы потом на любовь они не ответили любовью”. Святейший Синод наградил отца Иоанна Восторгова золотым наперсным крестом.

7 ноября 1900 г. Экзарх Грузии назначил его временно заведующим приходом и школою 1-й Миссионерской Тифлисской Покровской церкви. Исполнял эти обязанности отец Иоанн до 21 июля 1901 года.

В декабре 1900 г. отец Иоанн стал епархиальным наблюдателем церковно-приходских школ и школ грамоты Грузинской епархии с возведением в сан протоиерея, а 21 декабря 1900 г. — наблюдателем за преподаванием Закона Божия во всех низших и начальных учебных заведениях Кавказского учебного округа в пределах Грузинской епархии. В январе 1901 г. ему поручено быть также наблюдателем за преподаванием Закона Божия в железнодорожных училищах Закавказского края. Указом Святейшего Синода от 13 февраля 1901 г. отец Иоанн Восторгов назначен редактором журнала “Духовный Вестник Грузинского Экзархата”. В августе 1901 г. вышло новое определение Святейшего Синода об отце Иоанне Восторгове: он назначен окружным наблюдателем школ церковно-приходских и школ грамоты во всех епархиях Грузинского Экзархата. На том же заседании Святейшего Синода было принято решение командировать его в Персию для обозрения дел Российской духовной миссии в Урмии и ревизии состоящих при миссии школ. В этой поездке отец Иоанн находился до 9 октября 1901 года.

Проповеднические труды отца Иоанна были оценены и признаны полезными Советом Императорского Православного Палестинского общества. 18 июля 1902 г. он избран пожизненным действительным членом Общества с присвоением установленного знака. 28 декабря 1902 г. отец Иоанн принял от священноначалия еще одно послушание — быть председателем попечительства при Тифлисской церкви Иверской иконы Божией Матери, а месяц спустя (28 января 1903 г.) на него были возложены и обязанности председателя попечительства при Тифлисской Кукийской Иоанно-Крестительской церкви.

В мае 1903 г. вышло новое Положение об управлении церковными школами Грузинского Экзархата. Оно коснулось и отца Иоанна Восторгова: он был оставлен окружным наблюдателем церковных школ, но с него были сняты обязанности Грузинского Епархиального наблюдателя школ. Училищный совет Грузинской епархии принял специальное постановление о трудах отца Иоанна на этом посту: “в виду выдающейся деятельности протоиерея Восторгова по должности Епархиального наблюдателя, проявившейся в том, что за три года служения число школ в епархии удвоилось (с 160 до 300 с лишним), а средства школ увеличились более чем втрое, выразить протоиерею Иоанну Восторгову особую благодарность и вместе с тем ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством, не в пример прочим и не в очередь, представить протоиерея Восторгова к почетной награде по усмотрению Его Высокопреосвященства”.

Духовная жизнь отца Иоанна этого периода запечатлелась в его проповедях. Настроение его было бодрое, а сердце исполнено благодарения к Богу. “Вот мы стоим сейчас на грани прошлого и настоящего, — говорил он на полунощном молебствии 1 января 1903 г. в экзаршей церкви Тифлиса. — Что говорит нам прошлое, какие чувства оно подсказывает нам для молитвы? Мы живы, мы сохранены для земли, для работы, для покаяния, для спасения. О, благослови, душе моя Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его! Благослови, душе моя, Господа и не забывай всех воздаяний Его! В этот миг новогодней молитвы возблагодарим Отца Небесного, щедрого и милостивого, о всех, ихже вемы и ихже не вемы, о всех благодеяниях бывших на нас; за свет дня, за покой ночи, за каждое биение сердца, за радость осмысленного труда, за уроки нужды и страданий, за сладость молитвы, за отрадное и светлое чувство, за бодрость духа жизни, за то, что мы видехом свет истинный, прияхом Духа Небесного, обретохом веру истинную. Слава Богу за все!”.

Устраивая новые школы, совершенствуя процесс обучения в прежде созданных, отец Иоанн в своей деятельности окружного наблюдателя руководствовался прежде всего духовно-воспита­тельными целями. Он не упускал ни единого случая принести нравственную пользу своими назиданиями: “Милые дети! Счастливы вы, что введены во храм вашими родителями и воспитателями по образу Приснодевы. Ея именем и радостью нынешнего праздника мы просим вас и молим: останьтесь детьми пред Богом навеки! Сохраните детскую веру, детское послушание Церкви, детские чувства и детское умиление молитвы и, введенные во храм Господень, останьтесь в нем духом навсегда до последнего вздоха вашей жизни!”.

Среди множества трудов в должности руководителя церковно-школьного дела в Грузинском Экзархате отец Иоанн находил силы и время участвовать в жизни общественных организаций. 18 декабря 1903 г. он был избран членом Кавказского отдела Императорского общества. В этот же день он утверждается секретарем Тифлисского отдела Православного Императорского Палестинского общества. Кавказское окружное управление Кра­с­ного Креста 25 января 1905 г. утверждает его пожизненным членом Общества и избирает членом Комитета Кавказского окружного управления Красного Креста. Отмечены наградой священноначалия и священнические труды отца Иоанна. Святейший Синод 6 мая 1904 г. наградил его палицею. Дважды обер-прокурор Святейшего Синода посылает его в ответственные командировки: 16 декабря 1904 г. на Северный Кавказ (в епархии Ставропольскую и Владикавказскую) для обозрения инороднических церковно-приходских школ и для ознакомления с делами местных епархиальных училищных советов и 6 июля для выяснения нужд и положения Ардонской Духовной семинарии. Отец Иоанн вновь безупречно выполнил порученные ему задания. По особому представлению Святейшего Синода от 27 августа 1905 г. он представлен к ордену святой Анны 2-й степени. За два дня до указа о награждении (25 августа) обер-прокурор Святейшего Синода направил его в очень продолжительную и крайне трудную поездку для знакомства с нуждами духовно-учебных заведений Иркутской, Забайкальской и Приамурской епархий.

Особо значимым в жизни отца Иоанна был день 25 января 1906 г., когда он был назначен на должность проповедника-миссионера Московской епархии с правами противосектантского епархиального миссионера. Начинается последний — московский — период его жизни. Протоиерею Иоанну исполнилось 42 года. Яркие и многообразные дарования, соединившись с опытом жизни, созрели для новых выдающихся трудов. Богатые силы своей незаурядной личности он всегда отдавал на служение любимой им Церкви. “В Церкви — наше спасение; в Церкви — мир, радость, счастье и жизнь; без нее не стоит работать, не к чему стремиться, без нее — скажем дерзновенно — не стоит и жить, ибо бессмысленно жить. Итак, будем в послушании Церкви”.

Последние 12 лет жизни были отданы отцом Иоанном Восторговым миссионерскому служению. Его кипучая энергия, блестящий дар слова, творческий ум и высокое чувство долга вполне соответствовали требованиям этого важнейшего общецерковного дела. Священномученик митрополит Московский Владимир, оценивший отца Иоанна еще в Тифлисе, будучи Экзархом Грузии, возлагает на него ряд ответственных поручений. Он назначает его членом редакционной комиссии по изданию и распространению журнала “Московские Церковные ведомости” (с 29 июня того же года — исполняющим обязанности редактора). 25 августа 1906 г. Высокопреосвященнейший Владимир как председатель Всероссийского Миссионерского общества вводит отца Иоанна в качестве члена в состав совета общества. Трудился он и в миссионерском Братстве святого Петра Митрополита, членом совета которого был назначен еще 25 января 1906 г. С 1 июня 1906 г. он — член Предсоборного присутствия при Святейшем Синоде. В сентябре 1906 г. он посетил Самарскую и Симбирскую епархии, знакомясь с состоянием там церковных школ. Обер-прокурором Святейшего Синода в августе 1907 г. он был послан в Нижний Новгород для участия в работе Миссионерского съезда. 22 августа 1907 г. обер-прокурор Святейшего Синода посылает его в командировку для изучения состояния миссионерского дела и доклада в 24-х епархиальных городах: Твери, Рязани, Тамбове, Воронеже, Ярославле, Вологде, Вятке, Калуге, Казани, Ставрополе, Харькове, Туле, Орле и др. 6 декабря 1906 г. отец Иоанн был пожалован митрою.

К этим годам относится сближение его со святым праведным Иоанном Кронштадтским. В день памяти святителя Николая 6 декабря 1907 г. отец Иоанн Восторгов в Кронштадтском Андреевском соборе произнес взволнованное слово о великом старце-молитвеннике: “Здесь в этом святом храме, полвека трепетал самый воздух его от гласа молитв и воздыханий всероссийского пастыря и молитвенника… Он зажег священный огонь в тысячах душ; он спас от отчаяния тысячи опустошенных сердец; он возвратил Богу и в ограду Церкви тысячи погибших чад; он увлек на служение пастырское столько выдающихся людей, которые именно в личности о. Иоанна успели увидеть, оценить и полюбить до самозабвения красоту священства…”. Святой праведный Иоанн Кронштадтский высоко ценил отца Иоанна Восторгова. Известен отзыв его о нем, записанный в дневнике духовной дочери: “похвалил священника Восторгова, сказав, что это дивный человек, обладающий необыкновенным красноречием, что это Златоуст, что он может великую пользу принести России”.

18 января 1908 г. отец Иоанн получил Высочайшее поручение посетить переселенческие места в епархиях: Оренбургской, Омской, Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской, Якутской, Забайкальской, Владивостокской и Благовещенской. Целью поездки было изучение духовных нужд миллионов переселенцев. В эту многомесячную поездку, требовавшую большого напряжения духовных и физических сил (значительная часть путешествия проходила Великим постом), он регулярно служил. В 5-ю неделю Великого поста во Владивостоке при служении архиепископа Владивостокского он произнес замечательные слова: “В сознании обязанностей, в долге повиновения нужно, наконец, видеть не только силу жизни, не только исполнение заповеди Христовой, но и высокое наслаждение правды, доступное только для людей, много и долго над собою поработавших”. Сказанные слова приложимы и к отцу Иоанну Восторгову. Обозревая десятки поручений, данных ему священноначалием и высшей властью, многие из которых требовали многомесячных изнурительных путешествий, трудно сомневаться, что исполнение этих обязанностей сопровождалось особой радостью.

Отец Иоанн был одним из организаторов 4-го Миссионерского съезда, проходившего в Киеве с 12 по 26 июля 1908 г. Общим собранием Съезда он был избран председателем Отдела по организации мер борьбы с социализмом, атеизмом и противоцерковной литературой. Он сделал доклад Съезду о нарастающей опасности сектантства. Все 15 предложенных им тезисов были приняты общим собранием членов Съезда. Другой его доклад, “Проповедь социализма и успех ее среди учащейся молодежи и, главным образом, среди рабочих”, был обобщен в 10 тезисах (1. Христианство и социализм несовместимы; 3. Социализм по природе атеистичен и стать на место Христова не может; 4. Так называемый “христианский социализм” в виду бесспорно атеистического его происхождения невозможен и др.). Отец Иоанн Восторгов с обостренным и тревожным вниманием следил за деятельностью социалистов в России и за успехами их пропаганды. Многочисленные его работы о социализме (состав­ляющие целый том его собрания сочинений) показывают, насколько точным было его духовное видение сущности происходивших общественных процессов. Никто из церковных писателей того времени не посвятил столько усилий для раскрытия богоборческой природы социализма и коммунизма. Отец Иоанн указывает на богоборческую природу социализма, ибо тот пытается приобрести все внешние черты религии и стать на место христианства. “Раз социализм отрицает Бога, душу, бессмертие, свободу духовную в человеке, постоянные правила нравственности, то он должен обратиться к единственному средству воздействия на человека — к насилию”. Последующая история нашего отечества это полностью подтвердила.

Столь трезвое и вдумчивое отношение ко всем проявлениям “освободительного движения”, умение увидеть в них богоборческую природу и разрушительные цели является главной причиной его участия в патриотических союзах. Человек не только мысли и слова, но и дела, отец Иоанн был убежден, что все, кто видел в монархическом государстве защитника и охранителя Православия, должны соединиться. Отец Иоанн яснее других понимал, что с падением царской власти жестокие удары будут направлены против святой Церкви. В 1912 г. он вышел из всех монархических организаций по религиозным мотивам, разочаровавшись в деятельности союзов. Горячая ревность отца Иоанна Восторгова о благе святой Церкви, мужественная защита Православия от клеветы и нападок, искренняя любовь к царю и, несомненно, активное участие в патриотических организациях навлекали на него нападки тех, кто, напитавшись “прогрессив­ными” идеями, испытывал явную или скрытую вражду к Православию и вековым отечественным традициям. “Тяжкая тревога закрадывается в сердце при виде этой зияющей бездны ненависти, окружающей Церковь и истинно-церковных людей, — писал отец Иоанн, — мы видим опасность: все эти рассуждения, таящие ненависть к Церкви, однако прикрытые и замаскированные обще-либеральными и прогрессивными фразами о свободе, гуманности и прочих приманках современности, то о свободе и силе самой церкви, делают свое пагубное дело”.

Отец Иоанн, все свои колоссальные силы и время отдавший церковному делу, почти не участвовал в полемике. Отвечал он в исключительных случаях. Так, сугубая любовь к святому праведному Иоанну Кронштадтскому была причиной взволнованного и сильного слова в защиту общецерковного достояния — великого молитвенника. На выпады против себя отец Иоанн старался не отвечать. Лишь однажды, когда Н. Н. Дурново выпустил брошюру, в которой отца Иоанна Восторгова обвинял в блуде, покрывании убийства и заграблении казенных денег, он выступил с опровержением. Ложные печатные обвинения подхватывали недоброжелатели и распространялись повсюду, несмотря на их фантастичность. В проповеди, произнесенной 24 августа 1908 г. в родной станице Ново-Александровской, отец Иоанн говорил: “Вы знаете, что по рассказам ваших смутьянов, усердно распространяемым здесь, на моей родине, и я будто бы за что-то сослан в Сибирь, совершал преступления, убил жену, бежал даже в Америку. Все это клевещут за то одно, что я остался верен долгу и присяге, Богу, Царю и отечеству и, как ныне пред вами, везде, где Бог привел мне и учить, я обличал смутьянов, бунтовщиков и лжеучителей. Но вы видите, вот я пред вами, не сослан, не обвинен, и не был никогда и никем обвиняем в преступлениях”. С сожалением нужно признать, что и среди людей, находившихся в церковной ограде, в том числе священников, были те, кто, поддавшись настроениям социально-общественного обновления или будучи тепло-хладным в вере, питали к отцу Иоанну неприязнь. Он глубоко печалился об этом и утешался тем, что люди, которые его знали и были едины в общем деле служения Церкви, его горячо любили.

Указом Святейшего Синода от 16 февраля 1908 г. отец Иоанн Восторгов назначается членом Особого совещания при Святейшем Синоде о миссионерском деле для разработки мер к наилучшему устроению внутренней и внешней миссий и к оживлению их деятельности. Он был представителем духовного ведомства в междуведомственной Комиссии по организации празднования 25 ноября 1908 г. 200-летия Полтавской битвы. Неделю спустя он командируется в Тверь и Кашин, чтобы принять участие в заседаниях Комитета по восстановлению почитания святой благоверной княгини Анны Кашинской. В это же время по заданию Совета Православного Миссионерского общества им составлено и напечатано шесть поучений о миссионерском деле для рассылки по всем церквам Империи.

1909 год прошел для отца Иоанна в напряженнейших делах и многотрудных поездках. Священномученик митрополит Московский Владимир утверждает его 4 января в звании товарища председателя Братства Воскресения Христова в Москве. В конце января 1909 г. Государь Николай Александрович вновь поручает ему совершить поездку по 8-ми переселенческим епархиям (включая Владивостокскую) для определения порядка открытия новых приходов и школ, построения церквей и школьных зданий в переселенческих районах. Святейший Синод сделал эту поездку еще более насыщенной, поручив отцу Иоанну: 1) обозрение состояния и дел Пекинской духовной миссии; 2) рассмотрение на месте вопроса о епархиальном управлении церквами Северной Манчжурии в связи с возникшими разногласиями между Пекинским и Владивостокским епархиальными начальствами; 3) обозрение духовных семинарий, духовных мужских и женских епархиальных училищ в 8-ми епархиях Зауралья. Кроме этого, Совет Православного Миссионерского общества поручил ему ознакомиться с состоянием миссионерского дела в Японии и Корее с обозрением местных миссионерских учреждений. В течение многих месяцев он совершил путешествие по обширным просторам Сибири, Китая, Кореи, Манчжурии и Японии. Исполнение такого множества поручений было под силу лишь недюжинному по своим духовным и физическим силам человеку. Дневник этой поездки свидетельствует о высоком чувстве долга и самоотрешенности ради блага святой Церкви и своего отечества: “Проехал Китай и Японию, посетил Сеул, Чемульпо, а оттуда прорезал всю Корею к северу с большими неудобствами и лишениями через реку Ялу и горы Манчжурии, мимо знаменитого Тюринчена. Посетил всюду могилы русских воинов, совершил везде панихиды”.

Исходя из наблюдений за жизнью переселенцев в Сибири и на Дальнем Востоке и понимания во всей остроте их духовных нужд, отец Иоанн пришел к мысли создать в Москве пастырско-миссионерские курсы по подготовке священников и учителей для создаваемых в переселенческих районах приходов и школ. Он издал пособие “На­родно-Миссионерские и Катехизаторские курсы” с подробными программами занятий, с указанием учебников и руководящими статьями по этому вопросу. Московские курсы, проходившие с 15 октября 1909 по 15 февраля 1910 г., менее всего походили на просветительский лекторий. Они оживотворялись пастырской любовью и ревностью. Теоретические занятия соединялись с практическими: слушатели четыре раза в неделю посещали богослужения, произносили проповеди, вели в различных местах Москвы миссионерские беседы с сектантами и раскольниками, проводили совместные собрания с церковно-просветительскими обществами (Миссионерским обществом, Православным Палестинским обществом, Братством Петра-митрополита и др.), совершали паломнические поездки в Свято-Троице-Сергиеву Лавру, Ново-Иерусалимский монастырь и др. Работа курсов была успешной, 105 слушателей было рукоположено для переселенческих приходов в Сибири и на Дальнем Востоке. “Этот человек незаурядного ума и огромной энергии, — писал протопресвитер Михаил Польский, — отлично справился с этой трудной задачей, избирая в священники способных псаломщиков и сельских учителей и подготовляя их на специальных семинарских курсах. Особенно поразительны были результаты обучения проповедничеству. В год по его методе ученики совершенно овладевали церковным ораторским искусством. Коллективно разработанные его учениками проповеди печатались и раздавались после произнесения их по церквам”. Сам отец Иоанн писал: “Я могу сказать собратьям-пастырям одно: попробуйте только раз завести народно-катехизические или народно-миссионерские курсы; возьмите хоть несколько человек для обучения, проведите чрез 4–6 месяцев правильного обучения: ручаюсь, что потом от этого святого дела и радостного труда сами уже не отойдете. Вы увидите преданных прихожан, отличных и осведомленных сотрудников по миссии, воистину чад духовных, любовью преданных Церкви и пастырю <…> Тогда будет успешна борьба с тем, что, может быть, опаснее открытого сектантства: с сектантствующим настроением, с сомнениями и недоумениями, которые часто долго живут среди членов Церкви, постепенно охлаждая их преданность Православию”. На уровне приходов отец Иоанн широко создавал народно-миссионерские курсы. «Такие курсы теперь ведутся во многих местах Москвы <…> и имеют до 8 тысяч слушателей, которые объединяются ныне в “Братстве Воскресения”, имеют свою газету “Церковность”», — писал он.

В 1910 г. отец Иоанн предпринял еще одну поездку для изучения духовных нужд переселенцев. На этот раз он объехал Туркестан от персидской границы до северных пределов Сыр-Дарьинской области, посетил Семиреченскую и Семипалатинскую области. Он участвует в работе Общесибирского Миссионерского съезда, проходившего в Иркутске с 24 июля по 5 августа 1910 года. Общим собранием Съезда он был избран товарищем председателя. К мысли о проведении такого съезда отец Иоанн пришел еще в 1908 г. во время поездки по Сибири в качестве синодального проповедника-миссионера. Отцу Иоанну было поручено сделать при открытии съезда доклад, в котором он сказал: “Собрались здесь миссионеры под небесным благодатным покровом у раки святого миссионера святителя Иннокентия, жизнь которого, от земных утеснений и скорбей до небесной славы, есть как бы символ пути всякого миссионерского делания… Здесь пройдут пред нами, как ободрение и живое поучение миссионерам, величавые образы двух современных апостолов: одного — архиепископа Николая, полстолетия подвизавшегося в Японии и создавшего там из ничего Церковь из язычников, его представитель здесь — преосвященный Киотский Сергий; другой, среди нас находящийся апостол Алтая архиепископ Макарий. Каждый из них полстолетия горит на свещнице Церкви, каждый перейдет в историю; каждый примером своей жизни и деятельности показывает нам, как много может сделать ревность, молитва и благочестие в святом апостольском деле”.

По возвращении в Москву отец Иоанн участвует в организации Высших Богословских женских курсов в Москве; Митрополит Владимир назначает его руководителем курсов. Через два дня на него возлагается еще одно поручение, должность председателя Совета по управлению Московским епархиальным домом. С 15 ноября по 15 декабря 1910 г. отец Иоанн руководит первыми Московскими епархиальными миссионерскими курсами. Работа прошла успешно. В то время, когда в Москве проходили миссионерские курсы, Святейший Синод 22 ноября 1910 г. принял указ о назначении отца Иоанна членом Московского Духовно-цензурного комитета.

Важную поездку совершил он в январе 1911 г. с согласия великой княгини преподобномученицы Елизаветы Феодоровны и по благословению Святейшего Синода. Отец Иоанн посетил Рим и Бари, где приобрел земельный участок для строительства православного храма и странноприимного дома для паломников, приезжающих из России на поклонение святым мощам святителя и чудотворца Николая. В августе 1911 г. с соизволения Государя Николая Александровича он стал членом Барийского комитета по строительству в Бари храма и странноприимницы. Он был направлен в Белгород для произнесения проповедей в дни праздничных торжеств в связи с открытием святых мощей святителя Иоасафа Белгородского (сентябрь 1911 г.).

В 1912 г. протоиерей Иоанн организовал для Сибири и Дальнего Востока выездные пастырско-миссионерские курсы: в Тобольске (июль) и Хабаровске (август). По окончании этих курсов слушатели как в Тобольске, так и в Хабаровске вручили заведующему курсами благодарственные адреса. О колоссальном труде, который был совершен отцом Иоанном и его сотрудниками, говорят цифры: занятия начинались в 9 ч. утра и продолжались до 10 ч. вечера. На обоих курсах было прочитано 140 лекций.

25 ноября 1912 г. митрополитом Московским стал Высокопреосвященный Макарий (Невский). Он, как и его предшественник по кафедре, оценил деятельность отца Иоанна и опирался на него как на одного из ближайших своих помощников, прежде всего в делах миссионерских. В 1913 г. протоиерей Иоанн Восторгов был поставлен настоятелем Покровского собора на рву (Собора Василия Блаженного). До этого он был причисленным к церкви Седьми Вселенских Соборов, что при Святейшем Синоде (с 25 августа 1911 г.). Для отца Иоанна это было очень значимым событием. Он несомненно имел особое призвание к священству: человек глубокой церковности, обладавший огромными пастырско-педагогическими дарованиями, выдающийся проповедник, неутомимо-ревностный в служении и послушаниях христианин. Лишь один год приходского служения молодого батюшки в с. Кирпильское принес замечательные плоды. Хотя большая часть его жизни была посвящена исполнению важнейших общецерковных послушаний, священство свое он всегда считал самым драгоценным достоянием. В слове в праздник Сретения Господня (2 февраля 1901 г.) в церкви Тифлисской Духовной семинарии он сказал: “священство, подобно царству и пророчеству, не есть сословие, оно выше этого обычного деления общественной жизни. Если же мы, носители священства, говорим о нем как о духовном первородстве, то как видите, говорим с чувством трепетного смирения и сознания своего недостоинства <…> И доныне, и до конца времен, и на вечные веки священство во Христовой Церкви имеет значение, подобное первородству Иакова: оно есть первенец духовный, оно есть залог жизни духа, оно есть семя мира; оно есть жертва Богу всенародная, всемирная”. Свое священство отец Иоанн принял как великую милость Божию к себе и стремился до последнего дня своей земной жизни быть верным и достойным этого дара. Принимая 21 мая 1900 г. от своих чад наперсный крест, он сказал: “Вы подчеркиваете мою любовь к долгу моего звания. И в эти минуты и пред этим крестом не могу я отречься от того, что действительно люблю его больше жизни”. Протоиерей Иоанн совершал священнодействия благолепно и благочинно.

Протоиерей Иоанн обладал высоким даром проповедника. Все его слова, беседы, поучения и статьи исполнены желания пролить на все жизненные вопросы свет высшей Евангельской правды. Проповеди его производили на современников сильное и благодатное воздействие. В многочисленных проповедях отца Иоанна Восторгова все православные люди, священники и миряне, ищущие совета и руководства во всех областях жизни, имеют источник разрешения многих вопросов.

В начале 1915 г. умерла жена протоиерея Иоанна — Елена Евиловна (урожд. Маковкина). Сколь велико было его переживание известно из письма отца Иоанна к митрополиту Макарию: “Возлюбленный и незабвенный Владыко, отец мой и архипастырь! От всей души благодарю Вас за слово участия и соболезнование моему горю. Тяжело оно, несказанно тяжело, но да будет и совершится воля Божия. Теперь уже нет у меня ничего на земле, в смысле земных плотских привязанностей: пусть безраздельная любовь к Святой Церкви и служение ей совершенно заполнит мою жизнь”. Митрополит Макарий, ценивший протоиерея Иоанна Восторгова как выдающегося церковного деятеля, специальным представлением от 22 апреля 1916 г. предложил Святейшему Синоду возвести отца Иоанна по принятии монашества в сан епископа, викария Московской епархии, с целью объединения в митрополии всего миссионерского дела. Владыка Макарий закончил представление надеждой найти в лице Иоанна Восторгова “умелого и верного пособника во всяком добром и церковном деле, особенно в деле миссии и организации приходской жизни”. Предложение это вызвало новую активность клеветнических выступлений против отца Иоанна. В связи с промедлением Святейшего Синода в решении вопроса о епископстве отца Иоанна владыка Макарий 23 мая направил дополнительное представление. В представлении митрополита Макария приводятся факты, характеризующие отца Иоанна как настоятеля Покровского собора и священника-проповедника: “В соборе святого Василия Блаженного, где настоятельствует о. Восторгов и где прежде не было богомольцев, в настоящее время, благодаря его служению и постоянной миссионерской проповеди, такое множество богомольцев и такое религиозное усердие, что собор сей по количеству продаваемых церковных свечей занял в настоящее время одно из первых мест в епархии — 615 пудов в год”. Он был избран закрытым голосованием председателем Московского столичного Совета благочинных. “Он постоянно получает приглашения служить и проповедовать в самые многолюдные церкви столицы и епархии, причем его служения всегда привлекают особый прилив богомольцев <…> Все это говорит за то, что в сане епископа деятельность его будет еще плодотворнее”.

Революционную смуту 1917 г. протоиерей Иоанн встретил, когда ему было 50 лет. Несмотря на огромные труды, совершенные им на ниве священства, духовного просвещения и миссионерства, дух его был исполнен свежих и бодрых сил. Его жизненное настроение не изменилось с дня, когда в храме Троицкого подворья в Санкт-Петербурге он сказал: “В общей борьбе добра и зла, непрерывно совершающейся в мире, бывают особые времена и сроки, когда такая борьба наиболее усиливается и обостряется, когда мы наблюдаем как бы некоторые особо напряженные духовные битвы, необыкновенно ожесточенные духовные сражения <…> И если борцам за правое дело, за Бога и Его закон, за религиозно-нравственные устои и основы жизни сынам воинствующей на земле православной Христовой Церкви нужен теперь ободряющий призыв, поднимающий дух <…> то мы можем найти его именно в словах нынешнего Евангелия: не бойся, только веруй! <…> Наше дело — бороться со злом, в окры­лении веры и любви; наше дело — творить свой долг. А победу даст Сам Господь. Таково Его обетование: Его сила в нашей немощи совершается (ср. 2 Кор 12:9). Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк 12:32). Аминь”. Первые вести из Петрограда о начале событий, закончившихся Февральской революцией, отец Иоанн воспринял крайне тревожно: «Неужели “времена исполнились”? Чудилось мне, что Москва не спит, а чует день расплаты за грехи свои и грехи отцов… Что камень уже сорвался с горы и только Творец один может сдержать падение его на виновные и невиновные головы…». Все свои силы и время протоиерей Иоанн Восторгов отдает делу священства, руководит жизнью Покровского собора, проповедует. Часть его слов и поучений публикуется в издаваемой им газете “Церковность”. Отец Иоанн бесстрашно говорит о тяжелых днях гонения на веру и Церковь. Сильное впечатление производит его проповедь 9 мая 1918 г. “Чудо и вера” — по случаю крестного хода к чудотворной иконе святителя Николая на Никольских воротах Московского Кремля. Проповедник рассказывает о недавнем чуде, которое произошло на глазах у многих людей. Революционные власти завесили огромными кумачовыми полотнами Спасские ворота, закрыв икону Спасителя и Никольские ворота, на которых было изображение святителя Николая. Кумачовая завеса сама собой упала со Спасских ворот; люди, вышедшие после всенощной из храма, увидели ее лежащей на земле, а лампада на Спасской башне ярко горела перед образом Спасителя. На Никольских воротах полотнище также само разодралось крестообразно перед иконою, потом стало быстро истлевать, распалось на части и развеялось ветром по площади.

31 мая 1918 г. протоиерей Иоанн Восторгов был арестован на своей квартире. Перед богоборческой властью стояла цель, которую она стремились достичь любыми средствами — уничтожить неутомимого миссионера, талантливого обличителя всех лжеучений (включая и социализм), преданнейшего служителя Церкви. Под эту цель и было сотрудниками ЧК устроено дело. Это очевидно из следственных материалов. Отец Иоанн Восторгов был арестован по обвинению в совершении в своекорыстных целях, в обход декрета от 23 января об отделении Церкви от государства, незаконной сделки по продаже дома, ранее принадлежавшего Православному Миссионерскому обществу. Знакомство со следственным делом протоиерея Иоанна Восторгова убеждает, что он полностью понимал и цели ЧК в отношении к нему, и средства, какими они действовали. В своих показаниях он полностью опроверг выдвинутое против него обвинение. Оправдательные показания отца Иоанна были документально подтверждены в удостоверении, выданном председателем Православного Миссионерского общества Святейшим Патриархом Тихоном (10/23 июля 1918 г.). Но из следственного дела нетрудно убедиться, что смертный приговор был предрешен заранее.

4 сентября н. ст. 1918 г. Следственная комиссия Революционного трибунала при ВЦИК приговорила протоиерея Иоанна Восторгова к расстрелу. На следующее утро (5 сентября) он вместе с епископом Ефремом (Кузнецовым) и несколькими государственными деятелями был привезен на братское кладбище на Ходынском поле. Умер отец Иоанн, как и жил: непоколебимым в вере мужественным исповедником. Он удостоился смерти христианского мученика. До нас дошла запись рассказа очевидца — заключенного, имевшего обязанность копать могильные рвы и засыпать расстрелянных: «По просьбе о. Иоанна Восторгова палачи разрешили всем осужденным помолиться и попрощаться друг с другом. Все встали на колени и полилась горячая молитва “смертников”, после чего все подходили под благословение Преосвященного Ефрема и о. Иоанна, а затем все простились друг с другом. Первым бодро подошел к могиле о. протоиерей Восторгов, сказавший перед тем несколько слов остальным, приглашая всех с верою в милосердие Божие и скорое возрождение Родины, принести последнюю искупительную жертву. “Я готов”, заключил он, обращаясь к конвою. Все встали на указанные им места. Палач подошел к нему со спины вплотную, взял его левую руку, вывернул за поясницу и приставив к затылку револьвер, выстрелил, одновременно толкнув о. Иоанна в могилу».

К самому протоиерею Иоанну Восторгову можно применить слова, сказанные им на Священном Соборе о священномученике убиенном митрополите Киевском Владимире: “И мученическая смерть старца-митрополита, человека чистого и цельного — ими же Бог весть судьбами, верим, — внесет много в то начинающееся движение покаяния, отрезвления, которое мы все предчувствуем сердцем, которое мы призываем и которое одно принесет спасение нашему гибнущему в кровавой и безверной смуте народу”.

Труды протоиерея Иоанна Восторгова

1. Полное собрание сочинений. М., 1913–1916. Т. 1–5; репринт: СПб., 1995. Т. 1–5.

2. Во дни войны. Голос пастыря-патриота. Вып. 1–3. М., 1914–1916.

3. Пастырский голос во дни смуты. М., 1917. Вып. 1. Проповеди и статьи, помещенные в “Московских ведомостях” и журнале “Церковность” в 1917 г.

4. Клевета Дурново. Ответ протоиерея И. И. Восторгова. М., 1909.

От редакции. В этом выпуске “Патерика” мы публикуем сведения о святом, прославленном Русской Православной Церковью на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г. Поскольку сбор материалов по этому разделу “Патерика” представляет известные затруднения, порядок публикации вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий (Веретенников). В жизнеописании преподобного Серафима Вырицкого использована книга В. П. Филимонова “Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий и русская Голгофа”. СПб., 1999. Над текстом работала М. Журинская.

Преподобный Серафим Вырицкий (Муравьев)
*1866 — †21 марта/3 апреля 1949

Прославлен в 2000 г.³⁸.
Память празднуется 21марта/3апреля(преставление)
и в 3-ю неделю по Пятидесятнице
(Собор Санкт-Петербургских святых)

Иеросхимонах Серафим (в миру Василий Николаевич Муравьев) родился 31 марта 1866 г. в деревне Вахромеево (Яро­славская губ., Рыбинский уезд), в семье богобоязненных людей, для которых Православие было не обрядностью, а внутренним бытием. Поразительно способный ребенок практически сам научился грамоте и счету, читал Евангелие и Псалтирь. Очень любил жития святых, особенно пустынников первых веков и втайне от всех думал о постриге. Семья отличалась рачительным ведением хозяйства и самой широкой христианской благотворительностью; мальчик рос трудолюбивым и сердечным. В семье строго соблюдались посты, а в воскресные и праздничные дни Муравьевы обязательно посещали храм, исповедовались и причащались. Если позволяло время, совершали паломничества, с особой радостью — в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, а там — в Гефсиманский скит, к старцу Варнаве (ныне прославлен в сонме Радонежских святых). Слова старца “Что бы ты ни делал, думай о Боге, и Бог поможет тебе” запечатлелись в памяти мальчика.

Но глава семьи скончался на сороковом году жизни; вдова была слабого здоровья, и мальчику пришлось стать кормильцем семьи, испытать бедность. Однако по милости Божией благочестивый односельчанин, петербургский приказчик, пригласил Василия в город, обещая “вывести в люди”. Так тот в 10 лет покинул родные края. В Петербурге, начав с “мальчика на побегушках”, Василий привлек внимание нанимателя внимательностью и исполнительностью, так что ему поручались и более сложные дела, с которыми он успешно справлялся. А почти весь заработок отсылал матери и не ленился посещать Божии церкви… В Александро-Невской Лавре, куда юный ярославец пришел просить о принятии, он от старца услышал пророческое наставление: оставаться до поры в миру, создать благочестивую семью, вырастить детей и по согласию с супругой принять монашество. Подвиг его послушания длился более 40 лет.

Развлечения и соблазны столицы не привлекали Василия; в свободное от трудов время он бывал в храме, читал духовные книги, молился, занимался самообразованием, в особенности интересуясь историей. Успешно овладевал и коммерческими дисциплинами. Оценив добрый нрав, трудолюбие и несомненные способности Василия, хозяин в 16 лет назначил его приказчиком, через год — старшим приказчиком, который был первым заместителем хозяина (обычно для того, чтобы приказчик стал старшим, требовалось не менее 10 лет). Часть своего уже значительного жалования Василий тратил на ремонт и строительство храмов, на помощь монастырям и богадельням. А смирение его было велико, и любимой молитвой на всю жизнь стала Господи и Владыко живота моего…

Юный Василий взрослел и становился статным, красивым мужчиной с хорошими манерами и значительными деньгами и возможностями, но среди всех соблазнов столицы хранил целомудрие, не забывая о предначертанном ему пути. Ощутив острую необходимость в опытном наставнике, он был приведен Господом к преподобному Варнаве, который принял его в духовные чада. Их духовное общение продолжалось около 20 лет, и хотя они иногда подолгу не виделись, их духовная близость была необычайно сильна. Отец Варнава подтвердил благословение петербургского схимника. Выбрав в спутницы жизни Ольгу Ивановну Найденову, девицу из столь же благочестивой семьи, В. Н. Муравьев по благословению отца Варнавы обвенчался с ней в 1890 г. Духовная жизнь супругов протекала совместно. И в делах его все ладилось; в 1892 г. он стал купцом 2-й гильдии, заведя торговлю пушниной. Можно упомянуть, что во 2-й гильдии числился, например, всемирно известный часовщик Павел Буре, слава которого не померкла доныне.

Чета Муравьевых пользовалась уважением в Санкт-Петер­бурге. Ольга Ивановна при всей своей женственности помогала мужу в делах и заменяла его в его отсутствие. Василий Николаевич был незаурядным коммерсантом, что сочеталось у него с выполнением духовных задач, с оказанием помощи Церкви и с любовью к Родине. В 1897 г. В. Н. Муравьев успешно закончил Высшие коммерческие курсы, получив глубокие знания. Со временем он приобрел известность на международном рынке; прибыль его множилась и соответственно увеличивались пожертвования на Церковь. В их нищелюбивом доме многие находили хлеб и приют; в дни двунадесятых и других чтимых праздников в доме после литургии накрывались обильные столы для неимущих, а после трапезы гостям раздавались подарки. Помогая богадельням, Муравьевы в то же время брали оттуда и из казенных больниц особо тяжелых больных к себе домой, выхаживали и длительное время содержали у себя на покое.

В семье царили единомыслие и любовь о Господе, и близкие их знакомые были все люди благочестивые. Муравьевы были преданнейшими духовными детьми преподобного старца Варнавы. При этом В. Н. Муравьев стал одним из пяти крупнейших мехоторговцев столицы.

В 1903 г., на прославление преподобного Серафима, супруги побывали в Саровской обители. Василий Николаевич был верным ревнителем Преподобного, — недаром в схиме он принял его имя.

В 1906 г. преподобный Варнава отошел ко Господу. Осиротевшие чада поспешили ко гробу старца. Три епископа и множество народа провожали его в последний путь. Теперь великий подвижник ходатайствовал за своих духовных уже у Престола Божия, и они, не сомневающиеся в его святости, обращались к нему и получали поддержку.

В 1905 г. Василий Николаевич стал действительным членом Ярославского благотворительного общества, одного из ведущих в России. Общество помогало неимущим (особо — немощным вдовам и старикам), погорельцам, тем, кому по бедности грозило выселение, больным, выдавало пособия на погребение, поддерживало учащихся, организовывало воскресные школы, вещевую помощь и благотворительную столовую. К работе Общества привлекались жены и дети его членов; в воскресенья и праздники все они совместно посещали богослужение и приступали к таинствам. И даже Ольга Муравьева, верная сподвижница своего супруга, говорила, что подчас не могла понять, как это он вдруг отдает из дома последнее и при этом радуется.

Октябрьский мятеж 1917 г. принес множество нестроений и зла и лютые гонения на веру. Начались расправы над новомучениками, по своей массовости и жестокости превосходящие гонения первых времен христианства. А Муравьев, лишившись своего дела и переселившись за город, подытоживает мирские дела и готовится к постригу, одна мысль о котором в то время уже была подвигом.

Пожертвовав Церкви огромные суммы, он в 1920 г. просит принять его послушником в Александро-Невскую Лавру; его принимают и дают послушание пономаря, а через полтора месяца он принимает постриг одновременно с женой, поступившей в Воскресенский Новодевичий монастырь. Ему наречено имя Варнава, в честь Апостола и в память духовного отца, ей — Христина, в честь мученицы. Вскоре брата Варнаву рукополагают во иеродиакона с нелегким и требующим многих трудов послушанием заведующего кладбищенской конторой, — и это во время братоубийственной бойни, когда над всеми кладбищами стоял плач и отпевания следовали одно за другим. Иеродикону Варнаве приходилось не только отпевать покойных, но и утешать родных и близких. Это была его школа духовного врачевания и наставничества.

Но практическая работа и духовное делание на кладбище он успешно сочетал с чтением и ночными молитвенными бдениями, а к тому же был активным сподвижником братьев-иеромо­нахов Льва и Гурия (Егоровых), второй из которых впоследствии стал первым наместником вновь открытой Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, а затем и митрополитом, в Александро-Нев­ском братстве защиты святой православной веры. Это братство было самым активным и массовым церковно-общест­венным движением Петрограда начала 20-х гг. Несмотря на гонения, Лавра оставалась крупнейшим духовным центром, осуществлявшем к тому же благотворительную деятельность.

В сентябре 1921 г. иеродиакона Варнаву возводят в иеромонахи. Отныне его послушание — главный свечник Лавры, снова очень хлопотливая и ответственная должность, требующая незаурядных коммерческих знаний и навыков. Но, успешно справляясь с нелегким делом, он главное свое внимание отдавал иерейскому служению. На его службы и проповеди собиралось множество народа. Он находил доступные всем слова; сказывался опыт подвижничества в миру. Ширился круг его духовных чад, все больше людей шло за советом и утешением. За свою деятельную любовь и праведное житие он стяжал благодатный дар старчества.

А 20-е годы проходили во все усиливающихся репрессиях. Особо скорбел отец Варнава, когда были арестованы его сподвижники: владыка Вениамин (казнен; прославлен в лике святых новомучеников), епископ Ладожский Иннокентий, архимандриты Гурий и Лев и другие деятели братства. Это был целенаправленный разгром Санкт-Петербургской епархии. После нескольких месяцев непрестанных скорбей отец Варнава подал прошение о поездке на родину к тяжело больной матери, дабы отдать ей последний сыновний долг и полностью отречься от мира.

Тем временем до Александро-Невской Лавры докатились волны обновленческой смуты. До поры до времени Лавра успешно сопротивлялась напору “живоцерковников”, но к сентябрю 1922 г. ее наместник владыка Николай (Ярушевич) остался по существу единственным православным архиереем в епархии и, вступив в управление ею, передал ведение дел в Лавре своему заместителю архимандриту Иоасафу и Духовному собору Лавры. Сознавая, что само существование Лавры под угрозой, архимандрит старался оградить обитель от разорения и сохранить братию, а поэтому пошел на компромисс, отстояв, однако, самостоятельность Лавры и поставив преграду любым нововведениям в богослужении. Среди братии возникли нестроения. Отец Варнава увещевал оставаться в послушании руководству и, не вступая в евхаристическое общение с обновленцами, признать необходимость временных уступок. Это мнение было поддержано духовником обители, и время доказало правильность такого выбора. После освобождения святителя Тихона началось массовое воссоединение с Патриаршей Церковью. Освободилась от обновленческого ига и Лавра, сбереженная стараниями архимандрита Иоасафа, духовника Лавры архимандрита Сергия (Би­рюкова) и поддержкой отца Варнавы и его сподвижников.

Спокойствие отца Варнавы и его покорность воле Божией удивительно сочетались с непреклонной решимостью следовать истине. Вместе с духовником обители он в эти годы стал опорой для братии, во всем подавал пример истинно монашеской ревности о Господе, трудолюбия и терпения. Отдавая безусловное предпочтение духовному, он вместе с тем служил образцом собранного и скрупулезного ведения монастырских дел. Поэтому вскоре братия решила избрать его членом Духовного собора Лавры и ее казначеем. Эта тяжелейшая работа была принята им со смирением и послушанием воле Божией. Лишь Господь знает, как удавалось отцу Варнаве совмещать свои послушания с непрестанной молитвой, богомыслием и пастырским деланием.

Духовник Лавры архимандрит Сергий, подвизавшийся в этом послушании свыше 10 лет и желавший ввиду преклонного возраста целиком посвятить себя богословским трудам, молитве и покаянию, видел в отце Варнаве своего преемника и без колебаний назвал его как кандидата на свое место. Этот вопрос был согласован с архиереями трех епархий, традиционно окормлявшимися у духовника Лавры. Во второй половине 1926 г. отец Сергий с любовью готовил отца Варнаву к принятию этого послушания.

Перед тем, как начать назидать братию, отец Варнава (на рубеже 1926–27 гг.) принял великую схиму с именем Серафим и вскоре после этого на собрании братии с участием наместника Лавры епископа Шлиссельбургского Григория (Лебедева), архиепископа Хутынского Алексия (Симанского, будущего Патриарха) и епископа Петергофского Николая (Ярушевича) был избран духовным руководителем Лавры.

В свое время, еще будучи в миру, он открыл своему старцу преподобному Варнаве Гефсиманскому сон, в котором видел себя сидящим между ним и преподобным Серафимом. В этом пророческом сне будущему старцу открылась его глубокая мистическая связь с этими великими подвижниками, которые евангельской любовью служили Богу и ближним и являли живой образ жизни во Христе. Пришло время — и по воле Божией вышел и отец Серафим, чтобы врачевать души.

Помимо монашеской братии отец Серафим ежедневно принимал множество исповедников-мирян. Молва о благодатном старце разнеслась уже и за пределами северной столицы. Он стал воистину народным духовником. Его высокие духовные дарования и богатейший практический опыт делали старца Серафима незаменимым наставником, который для каждого находил слова отческой любви. Встреча с ним запоминалась на всю жизнь. У него окормлялись миряне, иноки, священники и архиереи, в том числе епископ Николай (Ярушевич), который всего несколько лет назад, будучи архимандритом, постригал Василия Муравьева.

Чуть позже духовная дружба связала старца Серафима со священномучеником митрополитом Серафимом (Чичаговым), ставшим правящим архиереем Петроградской епархии и избравшим в духовные руководители духовника Лавры. В течение двух лет иеросхимонах Серафим и владыка Серафим взаимно исповедовались и окормляли друг друга.

В конце 1927 г. к старцу обратился за советом архиепископ Алексий (Симанский); опасаясь очередного ареста, владыка спрашивал, не уехать ли ему за границу. Ответ был пророческим: “А на кого Вы Русскую Православную Церковь оставите? Ведь Вам ее пасти!”. Так отец Серафим предсказал владыке Алексию патриаршество за 18 лет до избрания.

Сразу после выхода Послания митрополита Сергия (Страго­родского) отец Серафим твердо принял сторону Заместителя патриаршего Местоблюстителя и с такой убежденностью говорил так надо, когда речь заходила о поминании митрополита Сергия и существующей власти, что всякие объяснения становились излишними.

К концу 20-х гг. относится одно из самых ранних свидетельств благодатного дара старца исцелять больных: он исцелил женщину, одержимую нечистым духом. Неудивительно, что к нему прибегало множество людей; рос сонм его духовных чад. Его чистый, сокрушенный молитвенный дух сообщался окружающим, которых он призывал к покаянию, терпению, исповедничеству и упованию.

В трудах во славу Божию иеросхимонах Серафим пребывал на поприще духовника Лавры почти три года. Известен случай, когда он непрерывно принимал исповедников в течение двух суток. Неимоверные перегрузки сказались на здоровье старца. Боли в ногах были невыносимыми, лицо же всегда озарено светлой радостью, и о болезнях он никому не говорил. Но однажды батюшка просто не смог подняться с постели, приняв болезнь с удивительным спокойствием и благодушным терпением. Но здоровье продолжало ухудшаться. Старцу шел 64-й год. Врачи рекомендовали перемену климата; была выбрана Вырица с ее сухой почвой, множеством хвойных деревьев и целебным воздухом. Старец ехать отказался, но воля Божия была иной.

Митрополит Серафим, в миру врач, немедленно благословил переезд и настоял, чтобы вместе со старцем в Вырицу отправилась схимонахиня Серафима (в миру О. И. Муравьева) и их двенадцатилетняя внучка Маргарита; уход за старцем и забота о нем стали их главным послушанием. К лету 1930 г. отец Серафим, провожаемый грустью и слезами духовных чад и братии, покинул город святого Петра.

Переезд старца был свидетельством особого Божия попечения о нем. Именно в то время по Петроградской епархии, как и по всей стране, прокатилась новая волна еще более жестоких репрессий. Многие известные клирики епархии оказались за решеткой. В ночь на 18 февраля 1932 г. были арестованы более пятисот иноков, — почти все уцелевшие к тому времени в Петрограде монашествующие, и все члены Александро-Невского братства. Большинство из них не вернулось из лагерей и ссылок. В октябре 1933 г. был выслан митрополит Серафим и с ним более 200 священнослужителей. Как известно, к концу 1935 г. из всего российского епископата на кафедрах оставалось четыре архиерея.

И в то время, когда разорили тысячи обителей и храмов, а десятки тысяч священников томились в заключении, Господь воздвиг нерукотворный храм в Вырице — чистое сердце отца Серафима. Явным чудом было само сохранение старца от расправы, но ни он, ни схимонахиня Серафима никогда не подвергались задержанию, аресту и заточению.

В Вырице отец Серафим без малого 20 лет снимал помещения у благочестивых людей на частных квартирах, не имея собственного жилья, и все это время тяжело болел, но к врачам уже не обращался, предавшись на волю Божию. За свою болезнь он благодарил Господа больше, чем иные — за здоровье. Он поучал близких, что не следует молиться о земном; молитва должна быть преданием себя, родных и ближних в Божию волю. Поначалу вырицкого подвижника посещали только близкие духовные чада (среди них — епископ Николай), но вскоре к нему вновь устремился поток богомольцев; в иные дни были сотни посетителей. Обеспокоенным родным он говорил, что будет принимать людей, пока рука подымается для благословения.

Старец Серафим стал утешителем многих и многих, врачуя все душевные и телесные недуги страждущих любовью и кротостью, принимая на себя и неся их немощи и болезни (см. Мф 8:17). Господь наш Иисус Христос, незримо пребывая рядом, даровал немощному старцу Свою непостижимую силу. Батюшка ко всем обращался со словами ласки, обнимал, целовал в голову, а говорил тепло и просто. Многим он помогал и обрести средства к существованию своими практическими советами (а нередко — и деньгами через добрых людей). Принимая с благодарностью пожертвования, зачастую тут же все раздавал нуждающимся. На особом попечении старца находился Пюхтицкий Успенский женский монастырь, любимое детище преподобного Иоанна Кронштадтского, значительную часть пожертвований передавал в вырицкий Казанский храм, а остальное раздавал нуждающимся и несказанно радовался, отдавая последнее.

Подвиги поста, бдения и молитвы, которые в течение двух десятилетий нес вырицкий старец, сопоставимы лишь с подвигами древних аскетов-отшельников. Иногда он ничего не вкушал по нескольку дней подряд; в некоторые дни вкушал часть просфоры и запивал ее святой водой, в иные — ел немного тертой моркови. Великого постника подкрепляла благодать Святого Духа. Еженедельно батюшку причащали Святых Таин; помимо этого у него в келлии были запасные Дары и он мог причащаться самостоятельно, что и делал.

В старце Серафиме было много от преподобного Серафима Саровского, с которым его соединяла глубочайшая молитвенная связь. Из глаз его смотрело небо. Вокруг него разливались мир и тишина.

Принимая порою по сотне человек в день, ночи он посвящал молитве. Родные, а также остававшиеся ночевать в Вырице духовные чада были свидетелями ночных бдений и молитв, когда старец, простирая ввысь прозрачные руки и обливаясь слезами, ничего не замечал вокруг. По ночам он молился и над оставляемыми ему записочками. Его отличало острое сознание собственной греховности, непрестанное чувство покаяния, слезный дар — плач за себя, за ближних и за весь мир. В этом живом храме служение не прекращалось ни днем, ни ночью. Отец Серафим Вырицкий стал светильником, который служением Духа соблюдал заповедь любви к ближнему. Он был человеком необыкновенно высокой созерцательной жизни, иногда на несколько дней прекращая прием и оставаясь в уединении и безмолвии. Именно тогда старец, видимо, получал высшие откровения от Господа и укреплялся для дальнейших подвигов во славу Божию посреди лежащего во зле мира. Иногда он скупо делился пережитым с близкими, говоря: “Если бы вы только знали, как там будет хорошо…”.

Глубокое взаимное уважение и духовные узы связывали великого старца со светилами науки, первым из которых может быть назван отец современной физиологии академик Иван Петрович Павлов, свято веривший в Божественные истины Православия. Иван Петрович был почетным старостой двух храмов, до последних дней земной жизни отстаивая их от закрытия и разрушения. Он даже не дал запретить колокольный звон в храме в Колтушах, где была его биостанция. Академик Павлов приходил к отцу Серафиму на исповеди и духовные беседы.

Духовника Лавры почитали и академик Сергей Павлович Глазенап, выдающийся астроном, профессор Михаил Иванович Граменецкий, один из создателей современной фармакологической школы. Часто бывали в Вырице и академики Владимир Алекандрович Фок, физик, специалист по квантовой механике, радиоволнам и теории относительности, и Леон Абгарович Орбели, ученик и последователь Павлова. Отец Серафим вел с ними душеполезные беседы о дивной гармонии мироздания, вложенной Творцом, о Духе, наполняющем вселенную, и они многому учились у смиренного старца.

Одним из любимейших его воспитанников был всероссийски известный профессор-гомеопат Сергей Серапионович Фаворский, сын сельского священника, чистейший души человек, чаще всего лечивший простых людей бесплатно. Профессор Фаворский много лет был лечащим врачом матушки Серафимы. Он постоянно обращался к своим влиятельным пациентам, чтобы выручать верующих из затруднений и опасностей.

Духовные дарования старца Серафима были обильны и многообразны. Он обладал прозорливостью, имел дар духовного рассуждения и утешения, исцеления, молитвенного созерцания; имел власть над лукавыми духами. Все это венчалось горячей верой и чистейшей любовью ко Господу. Во имя Господа любил он всех людей, и особенно — грешников. Не укорял, не читал нравоучений, но пробуждал в человеке совесть, незаметным для него самого образом менял ход его мыслей от суетного к духовному.

В тридцатые годы в дом неоднократно приходили по ночам с обыском и однажды хотели было батюшку арестовать, но приглашенный по требованию родных врач констатировал, что перевозить его невозможно. В другой раз батюшка попросил подойти к нему старшего из чекистов, погладил ему руку, а потом, приложив свою правую руку к его голове, помолился о прощении грехов, назвав того по имени. Чекист заплакал, а батюшка попросил близких напоить незваных ночных пришельцев чаем. Многократно происходили по молитве отца Серафима исцеления, но главным в его служении было то, что он приводил людей к исправлению жизни и к глубокой вере.

Регулярно приезжали к вырицкому подвижнику его духовные чада — архиереи, архимандриты, другие священнослужители и монашествующие. С каждым годом их становилось все меньше, их поглощала тюрьма. При малейшей возможности батюшка налаживал с ними переписку и помогал посылками и деньгами, а по ночам молился за всех в темницах сущих и невинно убиенных. В 1941 г. был арестован и затем расстрелян сын отца Серафима Николай Муравьев — и родные услышали “Буди воля Божия…”. И кого-то полускрытно, а близких духовных детей открыто предупреждал старец о приближении великой войны.

А во время войны духовным подвигом батюшки было моление на камне (в подражание преподобному Серафиму и перед его образом) о прощении грехов людских и об освобождении России от нашествия. С его здоровьем это был воистину подвиг мученичества, и к тому же в 1941 г. ему пошел 76-й год. Молился порой по нескольку часов кряду — и так изо дня в день в течение всех военных лет.

В Вырице, как и было предсказано старцем, не пострадал ни один дом (за одним исключением) и не погиб ни один человек. Молился он и о спасении храма. И произошло следующее: в начале сентября 1941 г. немцы наступали на станцию Вырица под прикрытием интенсивного артобстрела. Кто-то из наших командиров решил, что церковный купол — хороший ориентир для наводки, и приказал его взорвать. Командир бригады подрывников вошел в ограду, а затем и в храм — и застрелился. Бойцы его бежали, не выполнив приказа. Началось отступление, о взрыве забыли. А немцы, заняв Вырицу, расквартировали в ней… православных русскоговорящих румын. Храм был открыт (его закрыли в 1938 г.), начались богослужения.

С первых дней войны старец говорил о том, что будет победа, и тем вдохновлял окружающих. Но румынской частью командовали немецкие офицеры; кто-то донес о речах старца, и вновь к нему пожаловали незваные гости. Но, как в свое время чекистов, он укротил их через полученную свыше благодатную силу: сразу заговорил на хорошем немецком языке, который знал издавна, сотрудничая с немецкими и австрийскими фирмами. Будучи спрошен, скоро ли немецкие части пройдут по Дворцовой площади, ответил, что этого не будет никогда, что отступление их будет поспешным, а спрашивающий не вернется домой, погибнув под Варшавой. Угнанные в Германию местные жители рассказывали потом, что так и произошло, и их слова были подтверждены бывшим румынским офицером, который в 1980 г. приезжал поклониться могиле старца.

Еще в начале войны отец Серафим предсказал некоторым жителям Вырицы, что они будут угнаны в Германию, но благополучно вернутся. По молитвам батюшки одного из жителей немецкое начальство совершенно неожиданно выпустило из лагеря для военнопленных как единственного кормильца семьи.

Весной 1944 г., вскоре после полного снятия блокады, Вырицу посетил митрополит Алексий (Симанский), о приезде которого старец предупреждал заранее. Это было последняя земная встреча будущего Патриарха и его духовника. Беседовали они долго, расставались со слезами и до конца своих дней горячо молились друг за друга. А 2 февраля 1945 г. Поместный собор избрал владыку Алексия Патриархом.

Еще до конца войны в Вырицу со всех концов России устремились люди. Порой духовной беседы со старцем им приходилось дожидаться несколько дней. Как и прежде, отец Серафим служил людям как отец и наставник, как врачеватель духовных и телесных немощей и руководитель ко спасению, оживотворяя все вокруг. Не раз приезжал к нему и митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), который после кончины старца взял на себя попечение о его родных. Святейший Патриарх Алексий помнил о нем и однажды при случае попросил передать, что просит его святых молитв.

Летом 1948 г. началась новая антицерковная кампания, и уже осенью вновь арестовывали священников, закрывали храмы, массово издавали брошюры с нападками на Православную Церковь. Встревоженные верующие направлялись к батюшке, который продолжал принимать их, хотя был уже совершенно прикован к постели. Своим духовным чадам он завещал не смущаться успехами зла, хранить верность Матери-Церкви, призывал их к миру и братолюбию с инакомыслящими и продолжал возносить молитвы за всех заблудших.

За день до перехода в Вечность отец Серафим благословил всех близких иконками преподобного Серафима, а наутро 3 апреля 1949 г. соборовался и, причастившись, благословил читать Евангелие и Псалтирь. Ближе к вечеру попросил посадить себя в кресло, около двух часов ночи благословил читать молитву на исход души и, перекрестившись со словами Спаси, Господи и помилуй весь мир, отошел.

Три дня шли ко гробу старца люди на последний поклон. На отпевании его пели три хора — двух вырицких храмов и Духовных Академии и семинарии. Четыре воспитанника духовных школ удостоились стоять у гроба великого старца; одним из них был будущий Патриарх Алексий II. Похороны отца Серафима были не прощанием, а проводами в жизнь вечную.

Множество пророческих указаний старца были подтверждены временем. Множество чудесных исцелений, получаемых через него, были засвидетельствованы задолго до его прославления. Житие вырицкого старца — образ спасения в самое непростое время.

C тех пор, как Русская Православная Церковь канонизировала старца Серафима Вырицкого в лике преподобных, прошло совсем немного времени, но неизмеримо умножилось его почитание. Простые люди видят в нем доброго и мудрого покровителя и помощника в болезнях и невзгодах. Но Преподобный помогает и пастырям в их душепопечительной деятельности, а монашествующих наставляет в стяжании высоких даров духа. Верный ученик и почитатель преподобных Варнавы Гефсиманского и Серафима Саровского воистину предстоит с ними перед Престолом Божиим и молится за всех нас.

Тропарь, глас 4:

Яко пресветлая заезда Российския земли, возсиял еси в веси Вырицстей, преподобне Серафиме, и, силою Святаго Духа наставляем, светом чудес твоих страну нашу озарил еси духовно. Темже и мы, притекающе ко гробу твоему, умильно глаголем: моли Христа Бога спастися душам нашим.

Кондак, глас 5:

Уподобился еси древним отцем и подвигом добрым подвизался еси, благодатию Христовою просвтився, от Негоже прием дарования чудес, недугующих исцеляти, печальных и скорбящих утешати, обидимых и гонимых защищати и всем в нуждах сущим отраду и скорое избавление подавати. Сего ради, яко великаго чудотворца чтуще, молим тя, чада твоя, преподобне Серафиме, от всех бед избави нас молитвами твоими.

Молитва

О великий угодниче Божий, преподобне отче Серафиме, в годину лютых искушений, обышедших страну нашу, яви тя Господь Церкви Русстей Православней столпа непоколебима, благочестия учителя и многим любдем российским старца и утешителя в скорбех, бедах и напастях. Ты бо, во иночестем образе многи подвиги показав, духовник великия Александро-Невския Лавры соделался еси и, промышлением Божиим направляем, в весь Вырицкую вселился еси, идеже Христос тя прослави и даром чудес обогати. И ныне, во времена новых испытаний, помози нам, притекающим ко гробу твоему и чтущим святую память твою, вознеси молитвы о спасении державы нашея и всея замли Российския, да не оскудеют в ней истиннии ревнителие веры и подражателие святому и богоугодному житию твоему. Умоли Господа, да подаст нам силы в борьбе со страстьми и похотьми, да укрепит в нас правую веру и благочестие нелицимерное, да соблюдет нас от нечестивых и еретических учений, неверия и суеверия, да вкоренит в сердца наша дух смирения и кротости, дух терпения и целомудрия, дух ревности о славе Божией и о спасении близких и да сподобит твоим предстательством славити Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.

От редакции

В этом выпуске “Патерика” мы публикуем сведения об одном из святых, прославленных Русской Православной Церковью после Собора 1917–1918 гг. Поскольку сбор материалов по этому разделу “Патерика” представляет известные затруднения, порядок публикации вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий (Веретенников). В жизнеописании cвя­тителя Антония (Смирницкого) использованы материалы, предоставленные сотрудниками Воронежской епархии. Над текстом работала М. Журинская.

Деяние о канонизации
святителя Антония (Смирницкого; 1773–1846),
архиепископа Воронежского и Задонского,
местночтимого святого Воронежской епархии

Во имя отца и Сына и Святого Духа!

“Добрая жизнь архиепископа Антония многим градам и весям благословенного Отечества нашего известна. Ангелоподобная кротость, твердая вера, крепкая любовь к Богу и ближним, подвижническое воздержание, мир среди смятений мира — вот доблести, которые украшали жизнь благостного архипастыря. Он был третьим, после святителей Митрофана и Тихона, светильником Церкви и богоспасаемому граду Воронежу, который не словом только, а паче добрыми делами любви и милосердия озарял и указывал путь, ведущий к Царствию Божию”, — так говорили современники об архиепископе Антонии (Смирниц­ком).

Святитель Антоний (Смирницкий), архиепископ Воронежский и Задонский, родился в 1773 году. Он ревностно исполнял различные церковные послушания в обители преподобных Антония и Феодосия — Киево-Печерской Лавре. В 1826 году святитель Антоний был призван к архиерейскому служению на Воронежскую кафедру. Двадцатилетнее архипастырское служение выдающегося иерарха XIX века составило целую эпоху в истории Воронежской епархии. Промысл Божий избрал его орудием прославления первого епископа Воронежского — святителя Митрофана, 300-летие со дня преставления которого празднует вся полнота Русской Православной Церкви в 2003 году от Рождества Христова. Архиепископ Антоний стоял у истоков подготовки к канонизации великого подвижника XVIII столетия святителя Тихона Задонского. В житии и подвигах святителя Антония во всей полноте исполнилась первая произнесенная им на Воронежской земле молитва: “Боже Всемогущий, Владыко Человеколюбче! Тебе предлагаем живот наш весь и надежду, и просим и молим: сподоби нас, пасущих и пасомых, хотеть и делать всегда угодная Тебе, мудрствовати всегда то же, еже и во Христе Иисусе; и удостой меня со дерзновением, непостыдно, при кончине моего живота изрещи перед Тобою сии апостольские слова: Подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох: прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия: не токмо же мне, но и всем возлюбльшым явление Его (2 Тим 4:7–8).

Непрестанный молитвенный подвиг и щедрая благотворительность Высокопреосвященного Антония являли собой удивительно полный, отрадный, идеальный образ православного святителя. Уже при жизни его почитали как святого. Знаменательно, что сомолитвенником и собеседником святителя Антония был великий всероссийский старец преподобный Серафим Саровский.

В начале XX века одним из Воронежских святителей — священномучеником Тихоном (Никаноровым) были начаты труды по общецерковному прославлению архиепископа Антония Поместным Собором 1917–1918 годов. Тяжелые испытания, выпавшие на долю Русской Православной Церкви, не позволили осуществиться этому. Однако почитание святителя Антония в Воронежской епархии не иссякло и по сей день.

Синодальная Комиссия по канонизации святых, рассмотрев благочестивую жизнь, архипастырское служение и всенародное почитание архиепископа Антония и удостоверившись в многочисленных свидетельствах чудес при молитвенном обращении к праведнику, не нашла препятствий к его канонизации в лике местночтимых святых Воронежской епархии.

По благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II мною с благоговением и любовью ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ:

1. Причислить святителя Антония, архиепископа Воронежского и Задонского, чудотворца к лику местночтимых святых Воронежско-Липецкой епархии.

2. Честные останки святителя Антония, архиепископа Воронежского и Задонского, предположительно находящиеся под спудом в архиерейском некрополе Воронежского Алексиево-Акатова монастыря, именовать отныне святыми мощами и воздавать им достодолжное почитание.

3. Службу новопрославленному святителю Антонию Воронежскому составить особую, а до времени составления таковой отправлять общую по чину святителей.

4. Память святителю Антонию Воронежскому праздновать в день его кончины — 20 декабря (2 января), в день прославления 10 мая (23 мая) и в день празднования Собора Воронежских святых 4 сентября (17 сентября); имя святителя Антония включить в Собор Воронежских святых.

5. Писать новопрославленному святителю Антонию икону для поклонения, согласно определению VII Вселенского Собора.

6. Издать житие святителя Антония, архиепископа Воронежского и Задонского, чудотворца для назидания в благочестии чад церковных.

7. О сей благой радости прославления нового святого возвестить священнослужителям, монашествующим и всей боголюбивой пастве Воронежско-Липецкой епархии.

Предстательством и молитвами святителя Антония, архиепископа Воронежского, да укрепит Господь веру православных христиан и ниспошлет им Свое благословение. Аминь.

МЕФОДИЙ,

Митрополит Воронежский и Липецкий

5 мая 2003.

Святитель Антоний (Смирницкий),
архиепископ Воронежский и Задонский

*29 октября 1773 — †2 января 1846

Прославлен Русской Православной Церковью в лике
местночтимых святых Воронежской епархии 23 мая 2003 г.
Память празднуется
20 декабря/2 января (преставление),
10/23 мая (прославление)
и 4/17 сентября (Собор Воронежских святых)

Добрая жизнь архиепископа Антония, горевшего, как божественный светильник на высоком свещнике, открытом для всех чад Православной Церкви, известна многим в России. Ангелоподобная кротость и твердая вера, жертвенная любовь к Богу и ближним, смиренномудрие и самоуничижение, подвижническое воздержание, пустынное жительство среди общества, мир душевный среди смятений мира, — вот истинно христианские добродетели, которые украшали благостного архипастыря. Он был светильник Церкви, который озарял и указывал путь, ведущий к Царствию Божию, — так говорили о святителе Антонии II (Смирницком), архиепископе Воронежском и Задонском, его современники.

Почитание этого подвижника-архиерея началось еще при жизни и сразу широко распространилось не только среди жителей Воронежской губернии, но и за ее пределами. Сам преподобный Серафим Саровский называл владыку Антония своим старшим братом. Известны случаи, когда тяжело больным людям святитель Антоний являлся во сне вместе с двумя своими святыми предшественниками по кафедре — святителями Митрофаном и Тихоном.

Будущий иерарх родился в многодетной семье в селе Пов­стино Пырятинского уезда Полтавской губернии 29 октября 1773 года, в день памяти преподобного и богоносного отца нашего Авраамия Ростовского, и во святом крещении получил его святое имя. Его отец протоиерей Гавриил по окончании Киевской Духовной академии вначале был домашним учителем, а по принятии сана пятьдесят лет верой и правдой служил святой Христовой Церкви, став примером для своего старшего сына.

В детстве Авраамий учился грамоте по Часослову и Псалтири, читал и пел на клиросе, помогал отцу как псаломщик. Тогда же проявилось его усердие к молитве и богослужению. Господь являл Авраамию Свое заступничество и чудесное водительство уже с детства. Так, Он сохранил отроку жизнь, когда тот спешил на службу в храм и упал в прорубь.

В 1783 году Авраамий был отдан в духовную школу, где по семинарской традиции за смиренный и тихий характер получил фамилию Смирницкий. Окончив школу с отличием, он не только стал одним из лучших студентов богословского курса Киевской Духовной академии, но и явился для всех учащих и учащихся примером истинного благочестия.

В августе 1796 года Антоний поступил послушником в Киево-Печерскую Лавру, “желая учиться у тех учителей, которые почивают в пещерах”. В ту же ночь перед ним предстал сам преподобный Антоний и благословил его на небесное служение, укрепив Святыми Дарами.

К выбору своего жизненного пути послушник Авраамий подходил с подлинным духовным рассуждением, и первыми помощниками в этом стали ему святоотеческие труды. Любимыми духовными авторами Авраамия Смирницкого были святители Иоанн Златоуст, Василий Великий, Григорий Богослов, преподобный Ефрем Сирин, а из русских — святители Димитрий Ростовский и тогда еще не прославленный Тихон Задонский. “Тот много драгоценного не читал, — рассуждал позже Преосвященный, — кто не читал еще Четьи-Минеи <…> Что значат сочинения светских мудрецов пред сими творениями святителя Димитрия?”.

21 февраля 1797 года Авраамий был пострижен в монашество преемником владыки Самуила, митрополитом Киевским и Галицким Иерофеем (Малицким), с наречением имени в честь преподобного Антония Печерского. 12 апреля 1797 года владыка Иерофей рукоположил новопостриженного монаха Антония во иеродиакона.

С ревностью, свойственной юности, молодой иеродиакон предался иноческим подвигам. Одним из основных его послушаний стало произнесение проповедей, и впоследствии святитель Антоний прославился как блестящий проповедник. Любимым же его послушанием стало заведование библиотекой.

20 ноября 1799 года иеродиакон Антоний был рукоположен в сан иеромонаха. Таинство хиротонии совершил митрополит Киевский и Галицкий Гавриил (Бодони-Банулеско).

Митрополит очень уважал высокообразованного иеромонаха Антония и хотел направить его с духовной миссией в Константинополь, дав больший простор его способностям. Но инок со смирением умолил митрополита оставить его в Лавре, — “под покровом преподобных Антония и Феодосия Печерских”.

25 января 1808 года иеромонах Антоний получил важное и ответственное послушание. Митрополит Киевский и Галицкий Серапион (Александровский) поручил ему заведование лаврской типографией, пророчески напутствовав его: “Будешь управлять лодочкой, а со временем тебе дастся корабль”. Молодой заведующий показал, каким надлежит быть духовному начальнику. Благий и кроткий к своим подчиненным, он не требовал, чтобы ему служили, а сам был всем слугою.

“Кто строг к себе, тот снисходителен к другим, а кто снисходителен к себе, тот строг к ближним. Недолго сделать человека несчастным; нам, начальствующим, надлежит спасать, а не губить…”.

Будущий Святитель с самого начала своего монашеского пути отличался милосердием и нестяжательностью. Довольствуясь только самым необходимым, он благодетельствовал больным, бедным и богомольцам, был строгий постник, молитвенник и аскет в духе древних пустынножителей.

20 сентября 1814 года иеромонах Антоний был определен начальником Ближних пещер, называемых по имени основателя русского монашества Антониевыми. Это послушание было ему особенно дорого; здесь, служа у мощей великих угодников Божиих, “он жил в благоухании святыни” и напитывался ее благодатью. 2 января 1815 года иеромонах Антоний был назначен наместником Киево-Печерской Лавры и в 1817 году возведен в сан архимандрита. Господь сподобил архимандрита Антония дара проникать в глубины человеческого сердца, неотразимо действуя силою своего кроткого и смиренного слова, дара неистощимой любви к страждущей пастве. Особенно он был сострадателен к бедным. Толпы нуждающихся наполняли Лавру, и нищелюбивый наместник отдавал им почти все, что имел. Несмотря на тяготы нового послушания, архимандрит Антоний по-прежнему соблюдал строгое монашеское правило.

31 января 1826 года в Киево-Печерской Лавре архимандрит Антоний был хиротонисан во епископа Воронежского и Черкасского (5 апреля 1829 года он получил титул епископа Воронежского и Задонского). По благословению воронежского уро­женца — митрополита Киевского и Галицкого Евгения (Бол­­хо­ви­ти­нова) таинство совершили епископы Черниговский и Нежинский Лаврентий (Бакшевский), Чигиринский Афанасий (Про­то­попов), викарий Киевской епархии, и пребывавший на покое Феофилакт, бывший епископ Вологодский и Устюжский.

Об отсутствии у новопоставленного Владыки всякого тщеславия свидетельствует характерный для него случай. Когда архимандрит Антоний уже был хиротонисан во епископа, то явился на первую утреню в Лавру со своим прежним смирением — в простой иноческой мантии и, по обычаю, приложился вместе со всеми к праздничной иконе, как бывало прежде, а потом уже осенил обеими руками предстоящих как Владыка.

Воронежская епархия была в ту пору весьма обширной: она заключала в себе всю область войска Донского. Начав обозрение епархии, Владыка старался глубоко вникать в приходскую жизнь, стремился посетить каждую церковь, встречавшуюся ему на пути. После обычной архиерейской встречи он всегда говорил собравшемуся народу поучение. В служении Владыка был неутомим: в одно из своих путешествий он за 24 дня совершил 22 Литургии.

День, в который владыка Антоний посещал село или город, становился праздником: иногда от дома, где ночевал Святитель, до церкви было всего несколько сажен, но Преосвященный, бывало, шел это расстояние более часа, благословляя народ. Там, где он служил, ставили вокруг храма столы с трапезой. Владыка очень любил эти столы, за которыми, славя и благодаря Бога, вкушали пищу иногда до тысячи крестьян.

Двадцатилетнее служение (1826–1846 годы) на одной кафедре архиепископа Антония составило целую эпоху в истории Воронежской епархии. Господь избрал именно этого Своего служителя для прославления святителя Митрофана Воронежского и подготовки к канонизации святителя Тихона Задонского. Промыслом Божиим также явлено было молитвенное общение и духовное соработничество владыки Антония с современными ему подвижниками. “Еще ничего не было известно, — говорил Преосвященный, — как приносят мне из Сарова записку от отца Серафима, в которой он меня поздравляет с явлением нового угодника Божия”.

Владыка Антоний начал готовить материалы к прославлению святителя Митрофана почти сразу по прибытии на Воронежскую кафедру. Нередко в полночь, когда все спали, он отправлялся в Благовещенский собор с одним келейником, который оставался у дверей, а сам Преосвященный шел на могилу святителя Митрофана или к иконе Смоленской Божией Матери и здесь подолгу молился. В молитве он получал твердую уверенность, что святые мощи будут открыты. “Будет, будет великая благодать в Воронеже”, — часто говаривал Святитель.

В 1830 году владыка Антоний обратился в Святейший Синод с ходатайством о прославлении угодника Божия. Позже он сообщил: “При возобновлении починкою ветхого воронежского Благовещенского кафедрального собора признано было нужным освидетельствовать прочность фундамента и перемостить пол. При производстве сих работ усмотрен склеп, несколько разломанный, в коем был гроб без крыши, а в нем лежащее нетленное тело Преосвященного Митрофана <…> Я прежде доносил, что многие совершают панихиды на могиле святителя; в 1830 году и в 1831-м из многих российских городов многие богомольцы приезжали для отправления при гробе его панихиды и, по уверению их, исцеления получали”.

25 июня 1831 года, после очередного донесения в Синод, Господь не оставил без ответа его упование. Мощи первого Воронежского архипастыря признали нетленными, а чудеса над гробом и от мантии святого — истинными. 6–7 августа 1832 года святитель Антоний в сослужении члена Святейшего Синода архиепископа Тверского и Кашинского Григория (Постникова) и двенадцати священников возглавил торжества по открытию и обретению мощей, на которых присутствовало более 60 тысяч верующих со всех концов России. Многообильным явлением стала чудесная помощь святителя Митрофана в те святые дни. Казалось, отверзлись двери небесного милосердия. Благодать исцелений сходила на притекающих к гробу новоявленного чудотворца. В течение первых десяти лет в Воронеже побывала большая часть населения России!

23 ноября 1832 года епископ Антоний торжественно переложил многоцелебные мощи в новую серебряную раку, подаренную воронежским купечеством, а 25 июня 1833 года они были перенесены из Архангельского собора в Благовещенский кафедральный собор, возобновленный стараниями Владыки. За свои усердные архипастырские труды, высшим выражением которых стала канонизация святителя Митрофана, владыка Антоний 6 декабря 1832 года был возведен в сан архиепископа.

Глубоко почитал Преосвященный Антоний и другого своего предшественника по кафедре — великого угодника Божия и чудотворца, святителя Тихона Задонского. Еще в Киево-Печер­ской Лавре он ежегодно 13 августа служил по нему заупокойную Литургию и панихиду. По прибытии в Воронеж Владыка Антоний постоянно ездил в Задонск молитвенно чтить память этого великого подвижника-иерарха. И хотя прославление Задонского чудотворца произошло лишь через 15 лет после кончины самого святителя Антония, 13 августа 1861 года, именно владыка Антоний сподобился обрести мощи святителя Тихона и был зачинателем его прославления в лике святых. Чтобы обрести мощи святителя Тихона, архиепископ Антоний отправился в 1846 году в Задонский монастырь, несмотря на слабость сил и нездоровье. При сносе старого храма тело святителя Тихона Задонского было найдено нетленным, а архиерейское облачение, несмотря на 63-летнее пребывание в сыром месте, оказалось совершенно целым. Архиепископ Антоний спустился в склеп и со словами Ныне отпущаеши раба Твоего… коленопреклоненно припал к цельбоносным мощам.

Считая своим архипастырским долгом довести начатые богоугодные труды до конца, святитель Антоний, уже слабеющий от болезней, дважды в 1846 году свидетельствовал перед Святейшим Синодом нетленность мощей Святителя, благоговейное его почитание и множество чудесных знамений по молитвам к нему. За несколько часов до своей праведной кончины, 20 декабря 1846 года, он писал Святейшему Синоду и императору Николаю I о всеобщем желании обретения честных мощей Задонского чудотворца Тихона “перед очию всех”. Так Господу угодно было, чтобы Преосвященный Антоний в начале своего епископства открыл мощи Воронежского святителя Митрофана, а в самом конце — святителя Тихона.

Воронежская паства утешила святителя Антония своей неподдельной любовью. В ее истории он известен также как усердный храмоздатель и устроитель иноческих обителей. В начале своего пребывания на Воронежской кафедре Святитель обновил архиерейский дом, расширил Крестовую церковь, перестроил здание Консистории и соборную колокольню. При владыке Антонии как на средства благотворителей, так и на его собственные были возобновлены и отремонтированы все приходские храмы. Только за последние 12 лет его управления епархией построены 63 новых храма, восстановлен древнейший монастырь Подонья — Дивногорский Успенский, переведен на прежнее место Успенский Предтеченский монастырь, организованы иноческие общины – Задонская Богородице-Тихонова Тюнинская и Белогорская Воскресенская, ставшие позже известными монастырями.

В 1836 году был открыт учрежденный по прошению святителя Антония первоклассный Благовещенский Митрофановский монастырь при кафедральном Благовещенском соборе, где покоились мощи святителя Митрофана. Обитель, настоятелями которой были назначены правящие Воронежские архипастыри, стала одним из важнейших духовных центров России, привлекая ежегодно десятки тысяч паломников на поклонение святым мощам первого Воронежского архиерея. В 1839 году святителем Антонием в обители был сооружен и освящен храм во имя святителя Митрофана с братскими кельями и трапезной.

Глубокий почитатель памяти Воронежского первосвятителя, владыка Антоний в 1833–1845 годах освятил более двадцати храмов и приделов, устроенных в честь святителя Митрофана. Промыслительно, что в 1841 году он освятил Покровский храм в Воронеже, который вот уже более полувека является кафедральным собором Воронежской епархии, и где ныне почивают мощи первосвятителя Митрофана. В 1845 году по благословению архиепископа Антония было начато строительство собора в честь Владимирской иконы Божией Матери в Богородицком Задонском мужском монастыре, в котором ныне почивают мощи святителя Тихона Задонского.

Особую заботу о своей пастве владыка Антоний проявил во время эпидемии холеры в 1830 году. Подражая ниневитянам, он, дабы исповедовать все свои грехи, наложил на себя, священство и паству трехдневный пост, а также совершал молебны и крестные ходы об отвращении грядущего гнева. Эпидемия не коснулась Воронежа, хотя в 1831 году свирепствовала уже по всей России.

Тогда же владыка Антоний возобновил повсеместное почитание Сицилийского Дивногорского образа Божией Матери, ибо по молитвам перед этой чудотворной иконой прекратилась холера в южной части Воронежского края.

Между тем, святителю Антонию было уже около 70 лет. Физические силы духоносного пастыря ослабевали, епархиальные дела становились для него непосильными. В 1839 году он сильно занемог и попросил совершить над собой Таинство елеосвящения. В его душе зародилась мысль об удалении на покой. Будучи постриженником Киево-Печерской Лавры, которую он никогда не мог забыть, святитель Антоний захотел почить вечным сном в ее священных стенах. Он писал об этом Обер-прокурору и членам Святейшего Синода, но получил отказ. Тем не менее мысль об увольнении не оставляла его, пока, наконец, Господь не успокоил Владыку и не положил конец всем сомнениям. Вот как об этом рассказывал сам Преосвященный Антоний: «Мысль, чтобы оставить епархию, укрепилась в уме, хотелось немедленно приступить к ее исполнению. Стал размышлять о Киеве, о моем будущем там пребывании. И все представлялось с самой приятной и полезной стороны. Так бы сейчас все оставил и туда уехал. В эту минуту слышу у изголовья голос человека, говорящего мне: “Напрасно ты так думаешь, ошибаешься ты”. Зная близость изголовья к стене, я не мог подозревать, чтобы тут мог быть человек <…> А голос, тихий, наполняющий мое сердце миром и смирением, продолжает: “Епис­коп­ство есть сораспятие Христу на кресте. А с креста не сходят, но возносятся и снимаются. Видит Господь труд твой и помогает тебе Своей благодатию… Ты хочешь удалиться, уйти на покой в Киев. А когда ты там будешь оставлен только своим силам, что ты будешь делать? Немощи с тобой будут те же, а Помощствующего не будет; надеешься ли ты на свои силы?”. — “Да я думал Бога ради это сделать; лучше спасать душу свою, нежели, по неспособности, не удовлетворять нуждам паствы моей”. — “Если Бога ради думаешь делать, то и предай дело свое Богу. Когда Он найдет тебя неспособным, то Сам повелит снять тебя со креста. И ты будешь в мире, что не своя, а Божия воля исполнилась с тобою”. Во все эти минуты ручьями лились у меня слезы, и я ощущал душой, что это не иной кто был, как святитель Митрофан. Встал я, помолился Богу; все мысли, обременяющие меня, отошли, и я как будто свежее сделался. С этой минуты я отложил мысль о покое; ибо истинный покой есть в предании себя воле Божией».

Святитель, сам будучи щедрым благотворителем, побуждал и свою паству к делам милосердия, вменяя клирикам епархии сообщать ему о нуждающихся, которым он оказывал помощь как из личных средств, так и из сумм опекаемого им “Попечи­тельства о бедных духовного звания” и “Воронежского попечительного о бедных комитета”. Обычно, уезжая из Воронежа по каким-либо делам, Владыка сам посещал острог, а иногда через доверенное лицо посылал милостыню заключенным. Ни в чем так не выражалось доброе сердце Святителя, как в попечении о бедных. “Имение епископа — бедных имение!”, — вот правило, которым руководствовался Преосвященный Антоний, ибо все, что он получал, — раздавал. Он радовался, когда к нему обращалось много нищих, и скорбел, когда их было мало. Он подавал всем, кто просил. Для некоторых покупались и отделывались целые избы.

Однажды пришла к Преосвященному вдова. Во время беседы с ней принесли Владыке пакет от одного богатого, у которого накануне он совершал погребение. “Вот на ваше счастье”, — сказал Владыка, подавая пакет. Каково же было удивление бедной вдовы, когда, придя домой, она нашла в пакете 300 рублей. По тем временам на эти деньги можно было прожить безбедно не один год. Она вернулась и сказала Владыке. “Я не знаю, что там было; что получил, то и передал; все ваше”,— спокойно отвечал старец-архиерей.

В 1830 году Владыка открыл “Воронежский тюремный комитет”, а в 1833 году, когда во многих местах России был неурожай, он организовал подписку в пользу голодающих, жертвуя значительные суммы в Приказ общественного призрения на устройство благотворительных обедов для десяти и более тысяч человек. В 1834 году при участии святителя Антония губернатор и дворянство Воронежа организовали беспримерный по тем временам Комитет для строительства жилья на месте сгоревших городских домов. За полгода необходимые средства были собраны; построено более 100 домов в Ямской слободе Воронежа. Многие пожертвования архиепископ Антоний направлял тайно — от имени самого святителя Митрофана.

Архипастырь принимал многочисленных посетителей города Воронежа как личных гостей святителя Митрофана, говоря: “…Я — только последний его служка”. Владыка Антоний никого не отпускал без подарков: образков, Псалтири, отпечатанных слов из творений святых Отцов, “Алфавита духовного”. Всех он внимательно выслушивал, каждому давал духовные советы и наставления. Получая по несколько десятков писем в день со всех концов России как от простых людей, так и от известных особ, прочитывал их и по возможности удовлетворял просьбы.

Архиепископ Антоний уделял особое внимание развитию духовных школ и просвещению духовенства. Основой всякого воспитания он считал Священное Писание и творения святых Отцов. Им были открыты уездные духовные училища в Задонске и Павловске, тогда же значительно возросло число воспитанников Воронежской Духовной семинарии. Наставникам и лучшим ученикам выдавались от архиерея денежные вознаграждения, были устранены розги. При личном отеческом окормлении архиепископа Антония семинария воспитала многих известных ученых, общественных деятелей и архиереев.

Без архипастырского попечения святителя Антония, великого молитвенника, с детства пребывавшего в храме и имевшего искреннюю любовь к богослужению, не оставалась и современная ему богослужебная практика. Он продолжил лучшие традиции Киево-Печерской Лавры и на воронежской земле. Во всех епархиальных монастырях было установлено чтение неусыпаемой Псалтири в дни Великого поста, а в Благовещенском Митрофановском монастыре — еженедельное соборное чтение по субботам акафиста Божией Матери, а по четвергам — акафиста святителю Митрофану; последнее было возобновлено Высокопреосвященнейшим митрополитом Воронежским и Липецким Мефодием в 1989 году не только пред мощами святителя Митрофана в Покровском кафедральном соборе, но и во всех приходах епархии.

В 1832 году Преосвященный Антоний издал указ по епархии повсеместно “вспоминать имя святителя Митрофана при всех служениях на отпустах пред именем дневного святого”. В 1842 году при непосредственном содействии святителя Антония к 10-летию открытия мощей первого Воронежского епископа Святейшим Синодом был окончательно одобрен полный текст службы.

Владыка Антоний был одним из инициаторов полного перевода на русский язык творений святых Отцов, особенно любимого им преподобного Ефрема Сирина, что было осуществлено в 1829 году. Он способствовал развитию церковного издательского дела: большими тиражами печатались душеполезные назидания, акафисты и другая духовная литература, репродукции почитаемых икон.

Преосвященный Антоний любил торжественное богослужение, тихое умилительное пение. Особенно любимы им были напевы, употребляемые в Киево-Печерской Лавре. Все сослужащие стояли у него в церкви чинно и благоговейно. Однажды произошел случай, когда после обедни Владыка жаловался, что у него болит ухо. Ему сказали, что окно в алтаре было открыто; хотели было закрыть, но подумали, что архиепископу угодно окно оставить открытым, потому и не закрыли. На это Владыка сказал: “А я не заметил открытого окна. Да и вам не советую заниматься во время богослужения ничем посторонним. Если бы вы послали закрыть окно, то на вас обратили бы внимание, и на того, кто бы стал закрывать окно. Через это вы у предстоящих отвлекли бы мысль от Бога, да и вам самим, после развлечения, трудно было бы возгреть в себе дух благоговения и усердной молитвы”.

Душа старца-подвижника постоянно пребывала в Боге, поэтому он всегда с любовью беседовал о горнем; он имел сердце свое на небесах; потому и говорил всегда о небесном. Иногда, по примеру святителя Тихона, он брал наставления из предметов, которые находились пред его глазами. Стоит Владыка в саду, а вокруг все цветет. “Кто бы мог подумать, — говорит Преосвященный, — видя зимой обнаженное сие место, что оно такой наполнится красотой! Но вот и пришла весна, а не все деревья облеклись зеленой своей одеждой и цветами. Посмотрите — вот есть между зеленеющими и сухие дерева. Они обнажены и ничем не украшены. Так и во второе славное Пришествие Христово: воскреснут мертвые, восстанут праведные и грешные. Но праведные просветятся, как солнце в Царствии Отца Небесного, а грешные явятся во всей безобразной наготе своей. Праведные воскреснут для жизни вечной и блаженной, а грешные пойдут в муку вечную…”.

Смирение святителя Антония было безграничным. “Когда я рассматриваю людей, — говаривал иногда Владыка со слезами на глазах, — все они хороши, святы: один я грешен, один я не хорош…”. Если он слышал, что кто-либо отзывается о нем нехорошо, обычно говорил: “Он меня не знает хорошо, не все знает мои слабости и недостатки; я еще хуже, нежели он обо мне думает”. При встрече с таким человеком не оправдывался, но всегда старался благотворить ему.

Он был удивительно незлобив. Когда ему говорили худо о его подчиненном, он обыкновенно не верил: “Нужно верить не словам, а делам”, — и проверял слышанное. И все благоговейно уважали его кротость: при нем никто не смел унизить другого даже насмешкой. Келейник, прослуживший у Владыки двадцать лет, не слышал от него ни одного обидного слова.

Однажды Святитель был приглашен для освящения вновь отделанной залы общественного здания. Зал был великолепен, собрание публики большое. Владыка, войдя, не увидел нигде святого образа. “Как мрачно в зале!”, — заметил Преосвященный. Ему с удивлением отвечали: “Как же, Владыка, ведь сегодня день светлый?!”. А тот снова повторяет: “Мрачно у вас: зала хороша и богато убрана, да нет образа. А без образа как бы ни была украшена комната, а все будет мрачно”. Тотчас принесена была икона Христа Спасителя, и тогда Преосвященный освятил залу.

Святитель Антоний уже при своей жизни прославился многочисленными чудесами. Невозможно перечислить всех благодеяний Господних, дарованных верующим по молитвенному предстательству подвижника. Особая благодать Божия, действовавшая через святителя Антония, проявляла подчас и чудодейственную исцеляющую силу. Так, по его молитвам был исцелен тяжко болящий Н. А. Мотовилов, “служка Серафима”, посланный им в Воронеж к “Великому архиерею”.

Иногда здравствующий еще Преосвященный Антоний являлся страждущим в сонном видении, да не один, а вместе со святителями Митрофаном и Тихоном. Вскоре после открытия святых мощей угодника Божия Митрофана приезжала на поклонение к святителю семья. В ней была семилетняя девочка, исцелившаяся от болезни после того, как увидела во сне трех монахов: двух она узнала по изображениям — одного на иконе святителя Митрофана, другого по портрету святителя Тихона. Когда это семейство пришло к Преосвященному Антонию принять его благословение, девочка заявила, что в лице Преосвященного Антония она узнает третьего монаха, являвшегося ей во сне. Об этом мать доложила владыке Антонию, но он строго запретил рассказывать.

Один из иеромонахов, стоявших при мощах святителя Митрофана, рассказывал следующее: девица, дочь одного неизвестного помещика, во время катанья случайно попала в овраг со всем своим экипажем и лошадью, причем она потерпела сильные ушибы, так что приглашенные доктора нашли ее опасно больной и приказали положить в постель до утра. Наутро же мать вошла к страждущей и нашла ее совершенно здоровой. Больная объяснила ей, что к ней являлись три Воронежских святителя, из которых два Святителя благословили ее здесь же, а от третьего, — сказали, — получишь благословение там, в Воронеже. И действительно, когда она с матерью своей прибыла в Воронеж и, по совершении молебна при мощах святителя Митрофана, увидела Преосвященного Антония, тотчас же объявила матери, что это тот самый Святитель, который являлся ей во время болезни.

Перед открытием и освидетельствованием мощей святителя Митрофана, когда собирались сведения о чудесах, совершившихся при гробе сего угодника Божия, многие из получивших исцеления заявляли, что святитель Митрофан исцелил их по молитвам Преосвященного Антония³⁹.

По описаниям знавших его людей, святитель Антоний был невысокого роста, но представительного вида, в последние годы жизни — даже величественного. Приятные черты лица имели печать серьезности; проницательные, живые и ласковые глаза всегда располагали к нему. Нередко на службе и после многие видели его полузакрытые очи, полные слез, которые катились по седой длинной бороде. Голос имел ясный, говорил с незначительным малороссийским акцентом, до самой кончины читал и говорил внятно, имел хороший слух. Никто не видел, чтобы владыка Антоний смеялся, хотя часто его лицо умилялось радостью или улыбкой.

В последний год своей жизни, будучи уже больным, святитель Антоний освятил два храма, находящиеся в двухстах километрах от Воронежа: в Дивногорском монастыре — во имя Рождества Иоанна Предтечи и в хуторе Гнилом Острогожского уезда — в честь Преображения Господня, действующие в настоящее время.

12 декабря 1846 года святитель-подвижник тяжело заболел. Лекарств он не принимал, пил только иногда малину. “Мне, дожившему до 73 лет, — говорил он, — грешно и желать продолжения жизни и просить Господа, чтобы помедлил послать Ангела — взять душу мою”. Но делами продолжал заниматься, диктовал даже поздравительные письма к празднику Рождества Христова.

Вечером 17 декабря Святитель исповедался, попросил отслужить в своем кабинете молебен с водосвятием, на следующий день приобщился Святых Таин, но прийти в храм уже не смог. Днем позже все дела по управлению епархией он передал своему викарию — епископу Острогожскому Елпидифору (Бене­дик­тову). Ночь под 20 декабря провел в молитве, утром соборовался, велел раздать щедрую милостыню нищим и отослать почтой денежные пособия бедным, живущим вне Воронежа.

«Благодарение Богу, — говорил Владыка, — я не чувствую никакого страха смерти. Желание имам разрешитися и со Христом быти. В три часа по полудни подписал письмо на имя Государя Николая Павловича с новым ходатайством об “открытии мощей святителя Тихона”». Окончив столь важное дело, Преосвященный Антоний, знаменуя себя крестным знамением, с глубоким чувством сказал: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…

Святитель продиктовал духовное завещание, которое не успел подписать, занимаясь последними распоряжениями по поводу ходатайства о прославлении святителя Тихона Задонского. Завещание это известно как “Духовное завещание святителя Антония II, архиепископа Воронежского, своей пастве”. Оставшись без его подписи, оно не получило статуса формального акта, но во многом воспроизводило завещание святителя Митрофана и напоминало его по благодатной силе своего воздействия. “Преискренно желая ввести тебя, Богом дарованная мне паства, в жизнь вечную, где лучше день един <…> паче тысящ <…> в селениих грешничих (Пс 83:11), я, стоя у гроба, как у преддверия вечности, в последний раз обращаюсь к тебе, паства моя! — не устами и гласом, как прежде, но малым сим писанием, и прошу тебя, как украшающуюся именем Христовым и облагодатствованную явлением многоцелебных мощей святителя и чудотворца Митрофана, подражать Господу нашему Иисусу Христу, и великому угоднику Митрофану, и прочим святым, истинно угодившим Богу…”.

20 декабря 1846 года в полдень святитель Антоний благословил присутствующих и, по окончании чтения отходной, к вечеру тихо и мирно отошел ко Господу.

Жития святителя Антония на земле было 74 года. Воронежской паствой “Великий архиерей” управлял 20 лет, 10 месяцев и 29 дней, во всем являя образ доброго пастыря, духоносного наставника и милостивого отца. Проститься с почитаемым архипастырем явились жители не только Воронежа, но и других городов и весей со всей России, ибо слава о нем разошлась далеко за пределы его епархии.

Панихиды по святителю Антонию были отслужены по всей России: в Санкт-Петербурге заупокойное богослужение возглавил первенствующий член Священного Синода митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Антоний (Рафальский). В первопрестольном граде Москве Божественную литургию и панихиду совершил святитель Филарет (Дроздов). 27 декабря 1846 года после заупокойной Литургии архипастырь был погребен в Благовещенском соборе Митрофанова монастыря в склепе возле усыпальницы святителя Митрофана.

Согласно просьбе самого богоносного Владыки, над местом его погребения была положена скромная чугунная плита. Смиренный архипастырь завещал похоронить себя в монашеском одеянии, без дорогих архиерейских украшений, устроив могилу при самом входе в церковь, с западной стороны, не устанавливая вовсе никакого памятника: “Да вси приходящие попирают меня ногами своими”…

Сразу по кончине архиепископа Антония, Господь стал являть у могилы угодника Божия чудесные знамения. Помня о цельбоносных молитвах святителя Антония, многие страждущие начали служить здесь панихиды и свидетельствовали о получении исцелений.

В 1874 году в Митрофанов монастырь пришли две женщины и попросили иеромонаха Флорентия отслужить панихиду по Преосвященном Антонии. Во время панихиды женщины так плакали, что иеромонах после спросил их: “Зачем вы плакали? Разве вам знаком был Преосвященный?”. Одна из посетительниц отвечала: “Нет, он нам незнаком. Но вот эта моя дочь (пожилая женщина указала на младшую) совершенно ослепла, а Преосвященный Антоний исцелил ее. Он явился ей в сонном видении, и, укорив ее за неисполненное раньше повеление обратиться к его ходатайству, указал — как бы ткнул в глаза. И после этого она стала видеть”.

У жены инспектора Воронежского кадетского корпуса полковника М. сильно болели зубы. Прочитав жизнеописание Преосвященного Антония, и узнав, что угодник Божий помогает с верой приходящим к нему, она поспешила отслужить панихиду на его могиле. Зубы тотчас перестали болеть.

Дело в том, что Преосвященный Антоний во время земной жизни тоже болел зубами. Он всегда в таком случае просил ильинского священника служить молебен священномученику Антипе. Ныне же сам помогает всем молящимся и просящим у него помощи…

За свои богоугодные труды архиепископ Антоний был при жизни удостоен многих государственных наград. Но эти награды — лишь часть того земного почитания любимого всеми святителя, который, по отзывам пасомых, являл собой удивительно “полный, отрадный, идеальный образ архиерея” — образ “тре­тьего светильника благочестия на свещнице Церкви Воронежской”.

Еще при жизни архиепископа Антония — “жителя из села Божией Матери, Лавры ее Печерской постриженника”, как он сам себя называл, многие современники считали его святым. Среди них были и великие угодники Божии. Так, уже говорилось, что преподобный Серафим Саровский, с которым Святитель никогда в жизни не виделся и общался только духовно, питал к нему особенное благоговение и часто направлял богомольцев за духовным советом и для исцелений к Воронежскому архиепископу. Он называл владыку Антония не иначе как “ве­ликим архиереем Божиим” и именовал своим “старшим братом”. Известно глубокое почитание архиепископа Антония святителем Московским Филаретом (Дроздовым) и Дивеевской блаженной Пелагией Ивановной Серебренниковой, которую Владыка благословил на крест юродства во Христе. Святитель Антоний имел братские молитвенные отношения и с архиепископом Казанским и Свияжским Филаретом (Амфитеатровым), впоследствии митрополитом Киевским и Галицким. В большом духовном сродстве архиепископ Антоний состоял с Киевскими подвижниками: преподобным иеросхимонахом старцем Парфением (Краснопевцевым) и своим духовным отцом иеросхимонахом старцем Вассианом (Балашевичем).

Ныне прославленная в лике святых преподобномученица великая княгиня Елисавета Феодоровна не раз присылала в Воронеж дары не только к раке цельбоносных мощей святителя Митрофана, но и к гробнице архиепископа Антония, а по посещении этого богоспасаемого града всегда заказывала панихиды по Владыке.

Вскоре после кончины святителя Антония было составлено его первое жизнеописание, из которого известны многие чудеса по молитвам праведника. Позже стали появляться воспоминания современников о почитаемом иерархе, ходили устные предания насельников Киево-Печерской Лавры и воронежского Благовещенского Митрофановского монастыря. Во всех воспоминаниях и жизнеописаниях святителя Антония его подвиги и духовные дарования ставились в один ряд с подвигами Воронежских святителей Митрофана и Тихона. Священномученик Серафим (Чичагов) в “Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря” называл архиепископа Антония “благодатным рабом Божиим”, сравнивая его со святителем Московским Филаретом и преподобным Антонием Радонежским (Медведевым).

В 1914 году тщанием архимандрита Благовещенского монастыря Александра (Кременецкого) и на пожертвования почитателей памяти святителя Антония были устроены над его могилой часовня-усыпальница и мраморное надгробие, учреждено постоянное служение панихид.

Известны слова священномученика Тихона (Никанорова), архиепископа Воронежского и Задонского, произнесенные в 1915 году: “Святитель Антоний — накануне своего прославления”. Сам священномученик Тихон приложил много трудов к предполагавшемуся общецерковному прославлению святителя Антония на Поместном Соборе 1917–1918 годов. Для этого в Воронеже была создана комиссия, которая осматривала останки святителя Антония, и при вскрытии склепа оказалось, что гроб, в котором находилось нетленное тело и сохранившиеся одежды, сгнил и при прикосновении к нему рассыпался. Тогда же тело Святителя было переложено в новый гроб, а вход в могилу замурован. Однако тяжкие испытания, выпавшие на долю Русской Православной Церкви, не позволили осуществиться предполагаемой канонизации.

Coхранилось письмо священномученика Петра (Зверева), архиепископа Воронежского⁴⁰, которое он написал незадолго до своей мученической кончины. Это письмо содержит завет и нам, ныне живущим: “Всем без исключения верным Господу прошу передать мир, благословение и поклон. Всех да хранят молитвы Матери Божией и святых Митрофана, Тихона и Антония, великих святителей Воронежских”.

Почитание святителя Антония никогда не прекращалось. Имя его предваряло многие синодики, а в некоторых семьях с XIX века хранятся как святыни иконки и молитвы, подаренные или присланные духоносным архипастырем.

24 сентября 1953 года архиепископ Воронежский и Острогожский Иосиф (Орехов) в рапорте на имя Патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского) свидетельствовал о широком почитании верующими памяти архипастыря и ходатайствовал о перенесении останков святителя Антония в ограду Покровского кафедрального собора в связи с началом строительных работ на месте снесенного монастыря. В годовом епархиальном отчете за 1956 год архиепископ Иосиф писал, что в августе 1956 года состоялось перенесение останков архиепископа Антония на городское кладбище, после чего была отслужена панихида. Интересны обстоятельства, бывшие следствием этого перенесения честных мощей на кладбище. Сохранившееся предание повествует: «Когда велись строительные работы на месте снесенного монастыря и готовился котлован для фундамента будущего здания, то перед одним из экскаваторов внезапно возникла фигура величественного старца в необычном одеянии. Старец грозно протянул руку: “Дальше — нельзя!”. Разгневанный экскаваторщик бросился вон из кабины, чтобы прогнать мешающего незнакомца, но… старец стал невидим. Оказалось, что занесенный уже ковш должен был вонзиться в гробовую усыпальницу: здесь начиналось монастырское кладбище. Строители, испуганные грозным видением, отказались продолжать работы. Тогда власти были вынуждены обратиться в епархию для организации переноса братского кладбища. А в это же время сотни других кладбищ с легкостью уничтожались или осквернялись, обращаясь в городские свалки, танцплощадки…». Явившегося же старца потрясенный случившимся экскаваторщик впоследствии увидел снова — на портрете, изображавшем святителя Антония.

К памяти святителя Антония благоговейно относятся и за многие сотни и тысячи верст от Воронежа. Почитается этот дивный святой и в Киеве, в Свято-Успенской Лавре, и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Cхимонахиня Сергия (Картушина, †1998), проживавшая перед своей кончиной в Вильнюсе (и там же, на кладбище Свято-Духова монастыря, похороненная), глубоко почитала архиепископа Антония (Смирницкого). Земная жизнь ее была нелегкой. Будучи слепой, многие годы она провела в тюрьмах и ссылках. Когда схимонахиня Сергия узнала, что Митрополит Воронежский и Липецкий Мефодий благословил к изданию книгу о владыке Антонии, она очень радовалась этому, несколько дней вслух нараспев молилась Святителю и повторяла, что многие из тех, кто разделял с ней участь узников лагерей и ссылок, считали архиепископа Антония святым и молились ему. Cхимонахиня Сергия не раз говорила: “Молитесь святителю Антонию, он всегда помогает, если просишь его помощи во имя Божией Матери и великих угодников Христовых Митрофана и Тихона”.

На территории возрожденного за последние годы Алексиево-Акатова монастыря города Воронежа ныне устроен некрополь из захоронений Воронежских архипастырей, останки которых были перенесены с разрушенных городских кладбищ. Среди имен, перечисленных на надгробии, значится и имя архиепископа Антония. Однако нельзя пока твердо утверждать, что в общем захоронении находятся и его святые мощи.

Знаменательно, что празднование святителю Антонию совпадает с днем памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского, о сокровенной духовной связи Святителя с которым повествует одно из жизнеописаний великого подвижника ХХ века.

От редакции. Порядок публикации в выпусках “Патерика” вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий (Веретенников). В жизнеописании преподобномученика архимандрита Германа (Полянского) используются материалы, предоставленные А. Бегловым, в том числе из базы данных ПСТБИ по новомученикам Российским; в жизнеописании преподобной Рахили Бородинской (Коротковой) — материалы журнала “Московские епархиальные ведомости” (№ 6 за 1996 г.) и книг “Подвижницы Спасо-Бородинского монастыря” (Можайск, 1994) и “Жизнеописание старицы Спасо-Бо­родинского монастыря схимонахини Рахили” (2-е изд., М., 1996). Над текстом работали А. Беглов и М. Журинская.

Преподобномученик архимандрит Герман (Полянский)

*1901—†22 октября/4 ноября 1937
Прославлен Юбилейным собором 2000 г.
Память празднуется 22 октября/4 ноября (преставление)
и в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

В Деянии Юбилейного Собора о прославлении новомучеников и исповедников Российских в списке прославляемых клириков Московской епархии находится имя священника Бориса Полянского⁴¹. Между тем опрос свидетелей и дальнейшие архивные изыскания доказали, что под этим (своим светским) именем был прославлен архимандрит Герман, духовник Высоко-Петровского монастыря⁴². Сейчас затруднительно вынести суждение о том, почему преподобномученик Герман в следственном деле (послужившем основным документом при подготовке списка новомучеников) назывался своим мирским именем; это могло произойти как потому, что его постриг не был проведен через канцелярию Московской епархии, так и потому, что следственные органы иногда “пренебрегали” постригом и не считали имя, нареченное постриженнику, “правильным”.

Борис Иванович Полянский родился в 1901 г. (точная дата неизвестна; в деле отсутствует) в г. Тирасполе Херсонской губернии, в семье известного священника-миссионера. В 1920–1924 гг. (последняя дата сомнительна) служил в красной армии. В середине 20-х гг. был увлечен идеями обновленчества. В это время его мать, которая была прихожанкой Высоко-Петровского монастыря, познакомила сына с владыкой Варфоломеем (Ремо­вым), что и определило его дальнейший путь: под влиянием Владыки Борис Полянский порывает с обновленчеством. С 1924 г. он — прихожанин Высоко-Петровского монастыря; очевидно, с того же времени он обучается в тайном духовном учебном заведении при монастыре. 17 марта 1926 г. пострижен Владыкой в мантию, а 17 апреля рукоположен во иеромонаха (даты малого пострига и диаконского рукоположения неизвестны). Имя в постриге он получает в честь зосимовского старца Германа (Гомзина), который в свое время был духовником всех отцов Высоко-Петровского монастыря, в том числе и самого Владыки⁴³. Иеромонах Герман становится ближайшим духовным сыном и помощником владыки Варфоломея; очевидно, он нес послушание по организации учебного процесса в тайной “акаде­мии”. По воспоминаниям прихожан, отец Герман отличался особой духовной преданностью своему духовному отцу и с великим прилежанием нес подобающее послушание.

Как вспоминает монахиня Игнатия, иеромонах Герман был ближайшим и преданнейшим духовным сыном владыки Варфоломея. “Он был среди братии очень заметной фигурой, так как часто во время службы подходил по делам к Владыке и подолгу задерживался около его кресла. Он был высокого роста, ходил медленно, с раскачкой (из-за больных ног), постоянно держа ту или иную книгу под мышкой; вероятно, он помогал Владыке в делах Академии, — нам, чадам других старцев, не было ничего известно об этом делании Владыки”⁴⁴.

Очень скоро он становится одним из Высоко-Петровских духовников и в этом качестве приобретает некоторую известность в среде московских православных. Особая духовная близость связывала его с общинами храмов святителя Николая в Соломенной Сторожке и святителя Митрофания Воронежского в Петровском парке; в этих храмах отец Герман неоднократно служил, а после арестов священников этих храмов (ныне прославленных в лике священномучеников отца Владимира Амбарцумова и отца Владимира Медведюка) в конце 20-х—начале 30-х гг. часть прихожан перешла под его окормление в Высоко-Петровский монастырь.

Преподобномученик Герман, как и все Высоко-Петровские отцы, последовательно и без колебаний пребывал под омофором Заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) во исполнение благословения зосимовского старца преподобного Алексия (Соловьева)⁴⁵.

В июне 1929 г. был закрыт последний из храмов Высоко-Петровского монастыря — Боголюбский собор. Клир переходит в храм преподобного Сергия Радонежского на Большой Дмитровке (не сохранился). Здесь духовническая деятельность отцов монастыря, в том числе и отца Германа, достигает своего расцвета. В 1932 г. иеромонах Герман был возведен в сан архимандрита.

В январе 1933 г. отец Герман был арестован наряду с другими молодыми постриженниками Высоко-Петровского монастыря, среди которых был, в частности, преподобномученик Феодор (Богоявленский)⁴⁶ по групповому делу кружка христианской молодежи. В деле архимандрит Герман проходил как “член контрреволюционной организации христианской молодежи, участник нелегальных собраний” и был обвиняем в “антисоветской агитации”. Приговорен он был к пяти годам лагерей и отбывал срок в Кемеровской области.

Но и в лагере отец Герман продолжал дело духовного окормления. До нас дошло письмо, написанное им духовному сыну, ученику 7 класса, к празднику Пасхи 1937 г., за несколько месяцев до расстрела:

“Дорогой мой Борис, Х<ристос> В<оскресе>!Как ты там жив? Полнеешь? Наверное, хорошо учишься? Душа твоя, должно быть, теперь, к Пасхе, стала совсем ясная и светлая? О, как бы это было хорошо… В этом году тебе будет 15 лет. А увидимся ли мы в этом году, как думаешь? Для тебя сейчас самое главное — разумно и серьезно почувствовать всю силу нашей веры, веры мучеников и исповедников. Но самое главное — исповедать веру в жизни — чтобы сердцевина твоя была бы такая сильная и благостная, чтобы не то что слышался, а чтобы чувствовался — проявлялся хр<истиани>н. Ты поймешь меня, мой м<илый>, ты всегда понимал меня, и вперед будешь понимать, да? Раскачайся и нацарапай мне пару строк. Папочку и мамочку поцелуй по 4 раза: 3 от себя и 1 от меня”⁴⁷.

Письма архимандрита Германа из лагеря были обращены сразу ко многим адресатам, поэтому их разрезали на кусочки и раздавали тем, кому был адресован тот или иной фрагмент; очевидно, это объясняется в первую очередь тем, что количество писем, которое мог отправлять заключенный, было жестко ограничено.

По благословению владыки Варфоломея одна из духовных дочерей отца Германа, Зинаида Стефановна Черкова, посещала своего духовника в лагере и передавала ему одежду (всем запомнилась меховая шапка как очень ценная вещь) и Святые Дары.

В 1935 г. владыка Варфоломей был арестован и вскоре расстрелян. Узнав в заключении о смерти своего духовного отца, отец Герман написал два дошедших до нас заупокойных канона, посвященных его памяти. Один из них назывался “Закат нашего солнца”, а первая песнь другого имела такой ирмос: “К лику Христову стремятся добропобеднии мученицы, быша тому сопричастницы Креста”.

В 1936 г. близкие духовные дети получили от него письмо, из намеков в котором поняли, что его дело пересмотрено и срок заключения продлен. В частности, в письме содержалась фраза “Долго нам ходить по сибирским дорогам”. Действительно, спецколлегия Западносибирского краевого суда приговорила отца Германа к дополнительным пяти годам лагерей “за антисоветскую агитацию”; он был переведен в другое отделение Сиблага в Новосибирскую область. Существуют сведения о том, что продление срока и перевод в другой лагерь объясняются тем, что и в заключении отец Герман проповедовал Христа и Его истину.

14 сентября 1937 г. отца Германа вновь арестовали непосредственно в лагере по делу “контрреволюционной группы заключенного Самойловича”, — так назван в деле архиепископ Угличский Серафим, одно время бывший заместителем Местоблюстителя митрополита Сергия. Замечательно, что владыка Серафим был из “непоминающих”, и можно лишь догадываться, что в лагере, перед лицом неминуемой гибели, Владыка отказался от своего неприятия митрополита Сергия и “сергиан­цев”, — но такая догадка более чем вероятна. 28 октября отец Герман был осужден и приговорен к расстрелу. Он не признал себя виновным ни в “систематической контрреволюционной агитации”, ни в том, что был “активным членом контрреволюционной группы”, и был расстрелян 4 ноября.

По словам З. С. Черковой, отец Герман был расстрелян в лагере вскоре после ее очередного посещения в связи с тем, что он заступался за заключенных и тайно крестил.

За скупыми и отрывочными сведениями о жизненном пути преподобномученика Германа тем не менее встает цельный образ человека, упорно стремящегося к Истине, Которая есть Христос, стойко служащего Богу и Его Церкви и верного даже до смерти. Его преданность духовному отцу, которая поражала его братий и сестер по общине, была, очевидно, образом и следствием верности Православию, и в его русле — монашескому послушанию, преданию себя старцу. Именно в своей верности архимандрит Герман черпал силы для того, чтобы мужественно встречать один за другим все более суровые приговоры и продолжать дело душепопечительства в условиях жесточайшего лагерного террора, зная при этом, что это дело неминуемо повлечет за собой его собственную смерть. Обратим внимание и на то, что в лагере, — в месте, где упорно насаждались властями и преступниками, действовавшими в этом заодно, волчьи законы всеобщей ненависти, — заключенный архимандрит заступался за других заключенных, то есть был “печальником” за народ, как множество подвижников русского Православия до него и после него. Наконец, важно вдуматься в тот эпизод жизни Преподобномученика, когда он, глубочайшим образом переживая кончину своего аввы, пишет в память ему каноны, то есть занимается древним и возвышенным церковным искусством, гимнографией, в условиях, чуждых, казалось бы, всякому искусству и всякой возвышенности. Не свидетельствует ли такая глубокая укорененность в культурных традициях Церкви о высочайшем уровне духовной дисциплины (вообще говоря, являющейся плодом духовного воспитания в духе Зосимовой пустыни и ее преемника — Высоко-Петровского монастыря) и иноческого послушания, когда боль утраты, многократно усиленная собственными бедствиями, переливается в формы традиционного церковного искусства?

Духовные чада архимандрита Германа долго и благодарно хранили память о нем. Об этом, в частности, свидетельствует упоминание его имени в книге протопресвитера Михаила Польского, представляющей собой вариант мартиролога новомучеников, принятый Зарубежной Церковью, что значит, что благоговейное почитание памяти отца Германа перешло рубежи СССР и распространилось на Церковь изгнанников.

Преподобномучениче Германе, моли Бога о нас!

___________

Деяние о канонизации
преподобной схимонахини Рахили,
старицы Бородинской, местночтимой святой
Московской епархии

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

В сию знаменательную пору, когда Русская Церковь переживает духовное возрождение и подъем, народ православный молитвенно вспоминает многих подвижников веры и благочестия, жизнью и подвигами своими послуживших проповеди истины Христовой и утверждению Православия.

В череде имен святых Русской Церкви вспоминается и имя схимонахини Рахили (1833–1928), житие которой свидетельствует о никогда не прекращавшейся на Руси традиции молитвенного делания и старчества. Родившись в богатой купеческой семье в городе Дорогобуже Смоленской губернии, схимонахиня Рахиль с детства отличалась особой набожностью, любовью к молитве и к паломничеству ко святым обителям, странно- и нищелюбием. Во время паломничества в Киево-Печерскую Лавру ей явился преподобный Феодосий, благословивший ее на монашеский подвиг. Оставив суету и богатство мира сего, она покидает родительский дом и поступает в Смоленский Вознесенский монастырь, где выполняет послушание келейницы и игумении. В поисках строгого аскетического жития и подлинного подвижничества она отправляется в странничество и, укрепляемая благословением Пресвятой Богородицы на девство, поселяется сначала во Владычном Серпуховском женском монастыре, а затем переводится в Спасо-Бородинскую обитель, в которой и остается до конца своей жизни. Выполняя различные послушания, схимонахиня Рахиль неопустительно совершала молитвенное правило, с особой ревностью относилась к поминовению убиенных в 1812 году воинов; отличалась она также величайшей нестяжательностью и странноприимством, ни в чем не отказывая ищущим помощи и поддержки странникам. В 1915 году она сподобилась принять великую схиму. Именно с этого времени и началось старческое служение матушки Рахили, когда она, укрепляемая явившимися к ней Богоматерью и преподобным Феодосием Печерским, духовно утешала и молитвенно поддерживала сестер обители и богомольцев. Со всей полнотой раскрываются в Бородинской старице дары чудотворения и прозорливости, которыми ее с такой щедростью наградил Господь Иисус Христос. В трагическую годину гонений на Русскую Православную Церковь молитвами матушки Рахили Спаситель и Его Пречистая Матерь защитили Спасо-Бородинскую обитель от закрытия и разрушения. После блаженной кончины старицы память о ней живо сохранялась в народе на протяжении десятилетий — православные приходили к месту ее захоронения, распространилось ее рукописное житие. Особенно возросло почитание матушки после возобновления Спасо-Бородинского монастыря — о ее благодатной помощи имеются многочисленные свидетельства, на могиле старицы постоянно совершаются заупокойные богослужения.

Своим праведным житием во исполнение заповедей Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, непрестанной молитвой и страннолюбием, прозорливостью и старчеством, чудотворениями и непрекращающимся народным почитанием схимонахиня Рахиль стяжала дар святости во славу Святой Троицы и являет собой пример продолжающегося и поныне благодатного монашеского подвига Православной Церкви.

По благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, учитывая житие и подвиги схимонахини Рахили,

ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ:

1. Причислить к лику местночтимых святых Московской епархии старицу Спасо-Бородинского монастыря схимонахиню Рахиль.

2. Честные ее останки, покоящиеся у стен Спасо-Бородин­ского монастыря, считать святыми мощами и воздавать им достодолжное церковное поклонение. В память преподобной Рахили соорудить на месте ее погребения часовню.

3. Празднование церковной памяти преподобной Рахили установить в день ее кончины, 27 сентября (10 октября).

4. Службу новопрославленной преподобной составить особую, а до времени составления таковой, после дня прославления ее памяти, отправлять общую преподобным.

5. Писать преподобной схимонахини Рахили честную икону для поклонения, согласно правилам VII Вселенского Собора.

6. Напечатать отдельным изданием пространное житие преподобной Рахили для назидания и наставления в благочестии чад церковных.

7. О сей благодатной радости прославления во святых схимонахини Рахили возвестить священнослужителям, монашествующим и всей пастве Московской епархии.

Молитвами и предстательством преподобной схимонахини Рахили, старицы Бородинской, да ниспошлет Всемилостивый Господь благословение всем с верою и любовию притекающим к ее небесному заступничеству.

Аминь.

Божией милостью смиренный

ЮВЕНАЛИЙ,

Митрополит Крутицкий и Коломенский

28июля 1996 г.

ПреподобнаяРахиль Бородинская (Короткова),
старица Спасо-Бородинского монастыря

*1833 — †27 сентября/10 октября 1928

Прославлена Русской Православной Церковью в лике
местночтимых святых Московской епархии 28 июля 1996 г.
Память празднуется
27 сентября/10 октября (преставление)
и в воскресенье перед 26 августа (Собор Московских святых)

Преподобная Рахиль Бородинская (Мария Михайловна Короткова) родилась в 1833 году в г. Дорогобуже Смоленской губернии в благочестивой купеческой семье. Юная Мария участвовала в занятиях отца, подолгу молилась, очень любила подавать милостыню. В 14 лет осуществилась ее мечта: она отправилась с подругами пешком на богомолье в Киево-Печерскую Лавру, ко святым мощам глубоко почитаемого ею преподобного Феодосия Печерского, у раки которого высказала в молитве свое желание пойти в монастырь. В изголовье раки она увидела старца, сказавшего ей слова утешения и ободрения; лишь уже на пути домой она по словам одной блаженной уяснила, что то был сам Преподобный, который и впоследствии неоднократно посещал матушку.

В благочестивом отцовском доме дочь воспитывали как барышню, которой предстоит скорое замужество, но девушка стремилась к иному. И вот, на 17-м году жизни, она уколола глаз и опасно заболела. Отправившись за исцелением в Болдинский монастырь, девица Мария дала тайный обет постричься — и исцеление пришло мгновенно, и тут же она услышала голос, напомнивший об обете. С этого мгновения всякие развлечения, которым она и раньше не слишком предавалась, вовсе перестали ее интересовать.

А между тем через год к Марии посватался богатый купец. Боясь, что ее выдадут замуж насильно, она отпросилась на богомолье — и навсегда покинула родной дом, поступив послушницей в Смоленске в Вознесенский монастырь. Встревоженного и опечаленного отца, который, будучи уведомлен об этом, приехал за дочерью, матушка и сестры убедили благословить ее на иноческий путь. Растроганный отец дал свое благословение, внес в монастырь богатый вклад и в дальнейшем часто ее навещал и оставался подолгу.

Но послушница видела, что отцовское покровительство делает ее положение привилегированным, что не душеполезно. Все отцовские подарки она раздавала (богатую лисью шубу подарила незнакомой женщине), а колбасу, которую раньше очень любила, просто выбрасывала.

К раннему периоду монастырской жизни послушницы Марии относится следующий случай. Некоторые сестры были недовольны тем, что совсем молоденькую девочку поставили на ответственное послушание — кормить косарей на монастырском хуторе — и, желая ее опозорить, скрыли, что косарей ожидается под две сотни, а продуктов выдали мало. Послушница в горе взмолилась Божией Матери, чтобы та накормила работников, и малого количества стряпни хватило на всех, еще и сестрам осталось. А косари говорили, что никогда так вкусно не было. Хлеба же осталось больше, чем было привезено из монастыря.

Слава об этом чудесном насыщении разошлась широко за монастырские стены, что тревожило душу послушницы, и она решилась на побег, решив, что благословение на то получила из Евангелия, раскрывшегося на словах …отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф 16:24). Беглянка направилась на юг, боясь, что ее вернут отцу, и в лесу под Рославлем молилась о сохранении девства — молилась до кровавых слез — и получила обетование от Самой Божией Матери.

Странствование Марии затянулось на годы; она побывала во многих монастырях, общалась и с подвижниками, живущими в миру. Боялась дневных переходов, потому что документов не было. Обносилась, почернела, ноги были изуродованы так, что шрамы остались вплоть до кончины. Иногда благочестивые люди предоставляли ей временный кров, давали ветхую одежду… Кажется, побывала матушка и в Иерусалиме; говорила, что прошла около 6000 верст.

В 1861 году странница остановилась в Святогорской Успенской пустыни Харьковской губернии. Прозорливый старец Иоанн в этом монастыре вел с ней духовные беседы, наставлял и предупреждал о дальнейших событиях в ее жизни, так что она всегда знала в дальнейшем, что в ее жизни от Господа, а что — от лукавого. Среди гостей, прибывших на освящение храма, были великие князья. Встретив Марию, они дали ей приют и одежду, посылали еду со своего стола, которую она всю раздавала, питаясь одним хлебом. Через них она получила рекомендательное письмо, которое привело ее во Владычный Серпуховский монастырь.

На пути туда Мария заболела и нашла приют у хозяев убогой хижины, которые полюбили ее и уговаривали остаться у них. Хотела опять бежать тайно, но хозяин нагнал… и вручил две корзины припасов, которые она в основном раздала в дороге. С тех пор матушка всегда принимала все приношения, чтобы тут же раздать их нуждающимся.

В 1865 г. странница смиренно вернулась в Смоленский Вознесенский монастырь, где стала послушницей, а через два года ее перевели в Серпуховский Владычный монастырь, где святитель Филарет Московский постриг ее в рясофор с именем Павла. Очевидно, рясофорную послушницу Павлу посылали на обучение в Москву, где она в совершенстве овладела кулинарным искусством. Повествования об эпизодах ее жизни той поры показывают великий труд по стяжанию духовного совершенства и иноческих добродетелей. Так, она молилась о том, чтобы старик-отец получил о ней весточку, и по ее молитве Михаил Коротков, принесший свою тревогу за исчезнувшую дочь великому Оптинскому старцу преподобному Амвросию, получил от него радость и утешение: издалека завидев гостя, Преподобный крикнул ему: “Твоя дочь жива и на хорошем пути!”, однако предостерег от поисков, дабы не повредить ее духовному совершенствованию.

В 1871 г. казначея Владычного монастыря тайная схимонахиня Алексия была назначена игуменией Спасо-Бородинской обители. На следующий год в Бородино была переведена и послушница Павла, и отныне жила здесь безвыездно. Главным ее послушанием было готовить пищу; в монастырь часто приезжали высокие гости, и блюда, изготовленные для них, поражали их своей изысканностью, необычной даже для людей высшего света. Но эти кушанья матушка никогда даже не пробовала, а между тем всё было приправлено в меру: при выполнении своего послушания она усердно молилась Божией Матери. Послушание было тяжким, отнимало много сил и здоровья и часто не позволяло пребывать в храме. Тем прилежнее молилась матушка при его исполнении — и часто получала духовное утешение. И в дальнейшем наставляла женщин, которые по своим домашним обязанностям вынуждены были пропустить храмовую службу, говоря, что для них спасительно молитвенное воспоминание о ней.

В 1885 г. на второй седмице Великого поста послушница Павла была пострижена в мантию с именем Митродора. С тех пор ей отвели особую келью, а на кухне она работала уже приходящей и получила новое послушание — алтарное, которое приняла с радостью и благоговением, тем более что ее заранее известил о нем преподобный Феодосий. Само пребывание в святом алтаре было для нее несказанным утешением, — а длилось это послушание 18 лет. За благоговейное служение ей было дано видеть недоступное взору других, но говорила она об этом очень и очень скупо, только призывала всех к особому благоговению во время Литургии, потому что “небеса разверзаются”.

Со смирением принимала матушка случаи, когда ее отвлекали от алтарного послушания ради того, чтобы она готовила для высоких гостей. Так, в дни Бородинской годовщины ей выпало готовить для Государя, а государыня Александра Феодоровна пожелала после этого видеть старицу, поблагодарила ее и попросила испечь для нее печенье, чтобы взять в Петербург.

Вне богослужения и келейного правила матушка вела душеполезные беседы, духом постигая, от кого может получить назидание, — от сестер, от священников, от блаженных странников и от убогих. Много почерпнула она от преподобного Амвросия Оптинского. С особой любовью выполняла она еще одно послушание — чтение Псалтири по усопшим и поминание их, и говорила, что от этого “обоюдная духовная польза”.

Близилось время великого пострига в схиму. Готовясь к нему, старица испытывала себя в схимных правилах; иногда она клала до 3000 поклонов. Пострижение в великую схиму состоялось 17 ноября 1915 г. с наречением имени Рахиль. Схимницу Рахиль поставили заведовать богадельней. Она много трудилась, утешала и ободряла призреваемых и часто приуготовляла их к часу кончины, о котором у нее было знание.

Всякую помощь от молодых послушниц старица принимала с великой радостью, много благодарила и сама старалась облегчить труд своих помощниц. Она особенно любила убогих, увечных и страждущих, ухаживала за ними.

Еще в рясофоре матушка вела беседы с богомольцами (стар­ческое окормление было принято в монастыре), проявляя дар прозорливости. Когда же она стала схимницей, к ней приходил народ во множестве, почитая ее особые духовные дары. Матушка этим поначалу смущалась, но сподобилась видения Божией Матери, в котором Пречистая сказала ей: “Я буду благословлять тобою благословляемых”, — и смиренно приняла старчество как послушание, которое длилось 13 лет вплоть до ее блаженной кончины. Неукоснительно выполняя схимническое правило и принимая народ, матушка почти круглые сутки была на ногах. Единственным ее развлечением были прогулки в лес за грибами, которые она была мастерица искать.

Прием богомольцев тяготил старицу, и она подумывала о затворе, но получила свыше требование не оставлять старчества: ей явился преподобный Феодосий Печерский и сообщил, что страждущих посылает ей Сама Божия Матерь. Это было в 1923 г., и с тех пор еще возросли благодатные дары матушки Рахили. Откровения и благословения Царицы Небесной не оставляли ее. Но, опасаясь мирской славы, она никому не показывала в полноте своего духовного облика; тем немногим, которым она поведала и о чудесных посещениях, и о том, как сподобилась видеть Царство Небесное, она запрещала об этом рассказывать, — да так, что они физически не могли преодолеть этого запрета. Многочисленные нападения темных сил она твердо преодолевала, взывая к Богородице и кладя крестное знамение.

Благодатные дары прозорливости и чудотворения, получаемые матушкой Рахилью, неоднократно проявлялись при ее старческом окормлении приходивших к ней. Принимала богомольцев старица с большой любовью, обязательно усаживала за стол и кормила (готовила для них сама — простую еду, но удивительно вкусную и сытную). А вот праздно любопытствующих не принимала вовсе. Не перечесть случаев, когда ее благословения и молитвы приносили облегчение страждущим; общение с матушкой дарило незабываемое ощущение близости к духовным радостям, внутреннего обновления. Обновленные получали от матушки столько, что и другим помогали встать на путь истины и покаяния. Руководя страждущими на пути покаяния, она постоянно указывала на непостижимую благость Божию, на Его бесконечное милосердие, говоря, что перед ним грехи человека — как горсть песка, брошенная в океан, и что благодать, данная в крещении, не отнимается; она как червонец, — пусть грязный, облепленный мусором, но по-прежнему золотой. Говорила она и о том, что Господь близок к каждому, что у многих сохраняются крупицы добра и любви, и если они не отступают от Бога, то могут надеяться на вечное спасение; разговаривая с посетителями, великая старица давала им понять, что и в миру спастись можно, вселяла надежду. К безбожникам же матушка советовала относиться мягко и с любовью, соболезнуя немирному состоянию их души.

Матушка Рахиль была очень маленькой, худенькой, но даже в весьма преклонные годы бодрой и неутомимой, с ясным сознанием и богатой памятью. Очень хорошо представляла себе положение дел в обществе, поэтому советы ее были особенно меткими. Даже жившие с ней бок о бок монахини не переставляли удивляться тому, насколько она была добра и ласкова, насколько неутомима в своем старческом служении. Она ежедневно начинала готовить обед для богомольцев в 3–4 часа утра (а до того времени молилась), и уже с семи принимала их и поила чаем. В середине дня садилась в кресло минут на 15 подремать. Питалась скудно, отказывая себе даже в селедке, которую очень любила; ела селедочную подливу с черным хлебом. Слабое здоровье и преклонный возраст до поры до времени никак не сказывались на ее трудах, но к кончине своей матушка Рахиль готовилась заблаговременно и даже знала, что похоронят ее (по указанию властей) за оградой, а не на монастырском кладбище. Кончина преподобной Рахили была поистине блаженной: причастившись накануне Святых Таин, она, все более ослабевая, напутствовала свою келейницу, наказывая ей быть странноприимицей и всех приходящих кормить, как при своей жизни, затем простилась с сестрами-инокинями, долго молилась, приговаривая я готовлюсь, а в конце твердо сказав я готова, выпила два глотка святой воды, еще помолилась Божией Матери —Боголюбской иконе, иконе своего пострига — и вскорости отошла.

Жизнеописание преподобной Рахили составил по ее благословению ее духовный сын протоиерей Сергий Лебедев. Первые записи биографического характера он сделал со слов старицы в 1927 г. Кончина протоиерея Сергия (†1934) прервала этот его труд.

Тропарь, глас 5

Яко маслина многоплодна возросла еси во обители Бородинстей, и процветши даровании исцелений и чудес, преподобная мати Рахиле, плод сторичный принесла еси, повелением Богродицы всеусердно ближнему послуживши, кротостию и любовию многих на путь спасения наставляющи и добродетели научающи, тем же светлым тя венцем увенча подвигоположник Христос Бог наш, Его же моли спасти и просвети души наша.

Кондак, глас 2

Заповеди Господни исполнив, старчества благодать восприяла еси, немощи немощных носящи, священна жертва принеслася еси, агнице кроткой тезоименита, исцелений реки и ныне источаеши, тем же мы, чада твоя, любовию притекающи вопием: преподобная мати Рахиле, моли Владыку Христа и Пречистую Матерь Его спастися душам нашим.

Величание

Величаем тя, преподобная мати Рахиле, и чтим святую память твою, ты бо молиши о нас Христа Бога нашего.

Молитва 1

О достоблаженная старице наша преподобная мати Рахиле, недужных и скорбных скорая утешительнице и целительнице, приими от нас, недостойных чад твоих, и донеси сей малый плод сердец и устен наших ко престолу Пресвятой Троицы, да предстательством твоим низпошлет нам, неключимым рабом, щедроты Своя, подаст благоденствие отечеству нашему и обители сей, избавит от труса, огня и меча, нашествия иноплеменник и междоусобныя брани, недужным дарует исцеление, скорбящим утешение, гордыню смирит, нерадивых к покаянию направит, монашествующих дух в горении к Богу укрепит, всем православным христианам подаст, яже ко спасению потребная, наипаче же явит милость на страшнем судище Своем и вселит в обители небесныя со всеми святыми, Ему же подобает хвала и слава, честь и держава, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Молитва 2

О незлобивая и кроткая, предивная старице, преподобная мати Рахиле, новая чудотворице и молитвеннице за род христианский.

Се мы, грехми и треволненьми житейского моря обуреваемии, от глубины сердечныя взываем ти: не остави нас, немощных, печальных и унылых призрением милостивнаго твоего заступления!

Во дни земнаго жития твоего явилася еси болящим безмездная целительница, алчущим милостивая кормительница, заблуждшим наставница, скорбящим и обидимым утешительница милосердная и всем притекающим к тебе скорая помощница и чадолюбивая мати. И ныне вемы, яко дана тебе от Господа и Пречистой Богородицы благодать молитися за ны.

О верная слуго Христова, сторицею возрастившая данный тебе талант, уврачуй страсти душ и телес наших, укрепи нас в добродетели и настави на путь покаяния, умягчи наша злая и хладная сердца, да паче всего возлюбим Господа нашего Иисуса Христа и ближняго своего, умоли Господа сил пробавить милость Свою на многострадальном Отечестве нашем и на святей обители сей, в ней же подвизалася еси, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте и тако достигнем в немятежное пристанище Небесного Царствия, идеже ты в незаходимей сияеши славе, воспевая со всеми святыми хвалебную песнь Отцу и Сыну и Святому Духу, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

От редакции

Порядок публикации в выпусках “Патерика” вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий (Веретенников). В жизнеописании священномученика Андроника, архиепископа Пермского и Кунгурского, использовано издание Пермского Епархиального управления 1999 г. “К прославлению священномученика Андроника, архиепископа Пермского и Кунгурского”. В жизнеописании преподобного Симеона Псково-Печерского использованы книги: У пещер Богом зданных / Сост. Ю. Г. Малков и П. Ю. Малков. М., 1999; Схимонахиня Евстафия. Старец Симеон Псково-Пе­чер­ский. М., 2003; Преподобный Симеон Псково-Печерский. Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, 2003. Над текстом работала М. Журинская.

СвященномученикАндроник (Никольский)
архиепископ Пермский и Кунгурский

*1 августа 1870 — †7/20 июня 1918
Прославлен Юбилейным собором 2000 г.⁴⁸
Память празднуется 7/20 июня (преставление),
в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)
и в 3-ю Неделю по Пятидесятнице
(Собор Санкт-Петербургских святых)

Священномученик Андроник (в миру Владимир Александрович Никольский) родился 1 августа 1870 года в семье сельского диакона. По окончании Ярославской Духовной семинарии продолжил образование в Московской Духовной академии. На втором курсе по благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского принял монашество и был пострижен с именем Андроник. В 1895 году был рукоположен в сан иеромонаха и назначен помощником инспектора в Кутаисскую Духовную семинарию. Через год он стал преподавателем, а затем инспектором Александровской миссионерской семинарии в Осетии, а в сентябре 1897 года был назначен миссионером в Японию, куда и отбыл вместе с архимандритом Сергием (Страгородским), будущим Патриархом⁴⁹.

Путешествие в Японию заняло несколько месяцев. Миссионеры ехали через Грецию, Италию и Северную Америку, и везде, где приходилось останавливаться, посещали древние христианские святыни, катакомбы и гробницы мучеников. Они молились у мощей святителя Николая Чудотворца Мирликийского, побывали на развалинах древнего Колизея, где множество праведников претерпело мученическую смерть во времена древних гонений. Молитва у гробниц первомучеников вдохновляла на духовный подвиг.

В Японии отец Андроник близко познакомился с православными общинами; японцы поразили его детской простотой и силой своей веры. Впоследствии он с благодарностью вспоминал время, проведенное там, хотя бы и в непрестанных трудах. Однако напряженная миссионерская деятельность расстроила его здоровье, что и принудило иеромонаха Андроника возвратиться в 1899 году в Миссионерскую семинарию на Северном Кавказе. Здесь он был возведен в сан архимандрита и 5 марта того же года назначен на должность ректора семинарии.

18 октября 1901 года архимандрит Андроник по ходатайству епископа Антония (Храповицкого) назначается ректором Уфимской Духовной семинарии, а через год — благочинным монастырей епархии.

5 ноября 1906 года архимандрит Андроник был хиротонисан во епископа Киотоского и назначен помощником святителя Николая (Касаткина), просветителя Японии⁵⁰. Приехав в Осаку, он нашел местную православную общину в плачевном состоянии: в храм ходило не более десяти человек. И владыка Андроник сам пошел к пастве; каждый вечер по будням он обходил дома христиан и подолгу вел беседы. Так епископ узнал своих прихожан, их нужды и положение каждого. От житейских дел разговор переходил к словам духовного назидания, ободрения, а бывало — и обличения; не была забыта и история Церкви. И постепенно храм наполнился…

Однако вновь попав в неблагоприятный для себя климат, епископ Андроник почувствовал резкое ухудшение здоровья и написал прошение в Синод о предоставлении отпуска. С ноября 1907 г. по март 1908 г. епископ Андроник временно управлял Холмской епархией, а затем был назначен епископом Тихвинским, викарием Новгородской епархии. Приехав в Тихвин, он сразу принялся за объезд всех церквей, входящих в Тихвинское викариатство. За один только сентябрь он посетил двадцать два сельских храма, входя в церковные нужды общин и лично знакомясь с людьми. Спать в этих поездках приходилось не более шести часов, по целым дням приходилось пребывать в физическом напряжении, но Владыка любил эти путешествия, обновлявшие душу и тело.

Народ церковный встречал Святителя с благоговением и любовью. Но не весь народ посещает церковь, и Владыка видел, как люди погружаются в откровенное безбожество. Невозможно удержаться и не привести слова самого священномученика Андроника, по горькой силе обличения напоминающие древних пророков:

“Отсутствие <…> отпечатка набожности грустно отражается и в жизни народной. Общая теперь жалоба на народное пьянство, на безобразное даже, со смертоубийствами и непременно с драками, провождение деревенских праздников, разгул, особенно молодежи <…> падение семейных нравов и почтительной покорности младших старшим, тем более родителям, франтовство, бесчестность, озорство и хулиганство, мстительность и жестокость, вероломство и лживость до лжесвидетельства под присягой, что говорит уже об утрате и самой веры, ибо верующий побоится нарушать присягу. Молодое поколение и даже дети растут без всяких положительных и строгих правил жизни: какое-то одичание духовное отпечатлевается и на их лицах. А что с ними будет впоследствии, когда и сама жестокая жизнь наложит на них свой немилосердный отпечаток, особенно если принять в соображение ту погоню за материальным или лучше сказать — животным довольством, которое сделалось характерным признаком и духом последнего времени, освободившись от духовных высоких начал жизни. Это все более чем безотрадные, зловещие признаки, при виде которых жутко становится за будущее нашей народной жизни”.

Эти поистине пророческие слова были опубликованы в 1913 г. Знаменательно, что принадлежат они одному из новомучеников.

8 марта 1913 года епископ Андроник был переведен на самостоятельную кафедру в Омск и сразу начал объезд епархии, посещая самые отдаленные приходы; бывало, что Владыка проводил в поездке по неделе с ежедневным богослужением и проповедью. В Омске епископ Андроник организовал миссионерские курсы для духовенства трех сибирских епархий, употребляя много сил на то, чтобы воодушевить духовенство своей епархии на служение в деревнях и поселках, расположенных далеко от храма. Особенное значение он придавал воспитанию детей.

13 апреля 1914 года Владыка был переведен на кафедру в Пермь, где не только продолжил то доброе, что было начато его предшественником епископом Палладием (Добронравовым), на­при­мер, пастырско-миссионерскую школу, но и создал много нового; в том числе он озаботился возведением новых храмов.

Его подвижничество, его архипастырская миссионерская деятельность позволяют уподобить его святителю Стефану Пермскому. Вся его жизнь была образцом древнего благочестия; молитвенник и нестяжатель, он все средства жертвовал беднякам. Одевался он просто, никогда не носил шелковых ряс и не надевал своих многочисленных наград; строго постился и ревностно молился. В своих многочисленных поездках Владыка не пользовался архиерейской каретой, а лошади были отданы собору для нужд духовенства, ездившего по требам. После мученической кончины Владыки при обыске в доме не нашли ничего, кроме нескольких рублей.

Время служения Святителя было временем расцвета духовной жизни в Пермской епархии; устраивались лекции, беседы, собрания духовенства и мирян; начались занятия миссионерского и народно-певческого кружков; была собрана хорошая библиотека, из которой книги выдавались на дом. При одном из храмов было организовано “попечительство о бедных” со своей столовой. Открывались книжные лавки; при храме училища для слепых и в женском монастыре были устроены детские приюты.

Во времена архиерейского служения священномученика Андроника Пермь славилась прекрасными проповедниками; Владыка советовал пастырям не ограничиваться проповедью за литургией, но проповедовать и на других богослужениях, а также проводить внебогослужебные чтения и беседы, причем не только в храме, но и в школе. По мысли Святителя, такие чтения и беседы могли бы иметь катехизационное значение. Владыка придавал большое значение общенародному пению во храме, указывая, что начинать при этом следует с известных молитв и идти к тому, чтобы все богослужение вместе с канонархом исполнялось всеми прихожанами.

Желая поделиться своим богатым духовным опытом, владыка Андроник издал книгу “Станем добре, станем со страхом, вонмем (Письма архиерея к иереям)”, в которой, в частности, писал о том, что основой русской культуры являются ценности духовные, поиск нравственных оснований жизни.

Владыка понимал, что в мир грядут не столько социальные, экономические и политические реформы, сколько новое язычество, посягающее на самые основы христианской веры. Поэтому всякий священник должен быть миссионером в своем храме. В круг миссионерских обязанностей при этом должны были входить и наставления в благочестивой жизни, и полемика с такими видами атеистических учений, как социализм, марксизм и псевдонаучные “опровержения” религии.

Во время архиерейского правления священномученика Андроника в Пермской епархии, где было много старообрядцев, стали возникать единоверческие приходы⁵¹. Стараниями епископа в Перми были учреждены пастырские курсы, созданные для подготовки единоверческих священнослужителей. По окончании курсов происходило торжественное богослужение; сам Владыка совершал литургию в единоверческом храме по служебнику XVI века.

С октября 1915 г. в пермский лазарет стали прибывать раненые с фронта Первой мировой войны. Владыка сам посещал их, предписал ввести во всех монастырях епархии “неусыпаемое круглосуточное чтение акафистов Господу, Божией Матери и святым”, а после акафиста читать молитвы о даровании победы и об упокоении погибших. Все женские монастыри получили благословение выделить по два человека для сбора пожертвований по селам и деревням на нужды воинов, на содержание лазаретов и на пасхальные подарки.

Владыка скорбел о том, что народ не воспринимает значимости исторических событий — таких, которые могли бы стать предметом национальной гордости, поминались бы ежегодно, придавая тем самым историческую перспективу национальной культуре. Так, например, он писал: “На этой масленичной неделе в пятницу исполняется годовщина великого дня освобождения от крепостной зависимости блаженной памяти царем Освободителем и мучеником Александром II. Между тем, к сожалению, освобожденные и их дети и внуки не памятуют должным порядком этого великого дела милости царской <…> Благодарности благоговейной не проявляют <…> Пусть все храмы полны будут молящимися. В Перми и особый храм в память освобождения есть — это Воскресенская церковь. Там в этот день будет совершено торжественное богослужение. Вместо гулянья бестолкового на морозе да вознесем в храмах молитвы и благодарения ко Господу Богу”.

Сразу после февральской революции, когда до Перми дошли вести об отречении Государя от престола, епископ сказал на службе в кафедральном соборе после чтения Евангелия следующие слова, особо значимые в контексте русской истории: “До­ве­ли бесчестные царские советники до этого тяжкого испытания <…> Пусть будет Господь им судья и в сем, и в будущем веке <…> смута будет продолжаться и может расстроить многое <…> будем проявлять полное подчинение Временному правительству как власти законной, которая не без воли Божией взяла бразды правления <…> Пусть не разжигаются страсти и не проявляются обострения между русскими людьми, ибо сия вражда может в корне подорвать нашу жизнь <…> Пусть никто не брезгует никаким трудом, направленным на благо отечества. Не время безделью и развлечениям. Нашей бесчестностью и постыдством да не осквернится лицо земли Русской <…> Мы тяжко согрешили, отступили от Бога. Покаемся. Оставим это бесстыдство. Сейчас время благоприятное, пост идет, да обратятся все как один к Господу Богу, дабы Он увидел, что признаём мы себя греховными перед Ним”.

Вскоре владыка Андроник уехал в Москву на Поместный собор. На Соборе был избран Священный Синод из шести человек и шесть их заместителей на случай смерти; среди них был и епископ Андроник. Он вошел в состав издательского отдела Собора и проявлял необычайную энергию, так что его прозвали Огнь пылающий. Серьезные препятствия для работы издательского отдела возникли после большевистского переворота: все типографии были захвачены. Владыка делал все возможное, чтобы документы и послания Собора продолжали издаваться, потому что придавал голосу Собора огромное значение.

В декабре 1917 г., будучи в Перми, епископ Андроник стал свидетелем разграбления церковного и монастырского имущества, издевательств над духовенством, и обратился к пастве с воззванием, которое просил читать не только в храмах, но везде, где представится случай. В этом воззвании Владыка прямо говорил о “безбожно-антихристианском восстании на Церковь” и провозглашал, что всех, посягающих на церковное имущество либо причиняющих насилие или надругательство духовенству, он предает суду Всевидящего Бога. Владыка призвал всех, кто сохранил веру, собраться вокруг своих пастырей, дабы те учили их стоять за веру и отчизну. А через месяц воспоследовало послание к пастырям епархии о том, что предстоят еще большие скорби и тяготы, чем те, что были до сих пор — “почти явное гонение на святую нашу веру”. В послании говорится о грозящей реквизиции не только церковных ценностей и святынь, но и самих зданий храмов и монастырей, о том, что приходит “вре­мя если не антихристово, то весьма предшествующее ему по своим признакам”. И в преддверии этого страшного времени архипастырь призывает пастырей к действию, потому что “мы должны будем ответ дать за всякую погибшую овцу”. Действия же священников должны состоять в том, чтобы руководить народной совестью, в усилении организации приходов, в создании кружков и братств ревнителей благочестия (это Владыка настоятельно советовал сделать еще до революции, но далеко не все священники последовали этому совету). А между тем после декрета об отделении Церкви от государства (февраль 1918 г.) дорога бесчинствам была открыта. Закрывались храмы, духовные учебные заведения. При нападении на Белогорский женский монастырь и подворье были зверски убитые. Начались расстрелы защитников Православия.

12 апреля Святитель Тихон своим указом возвел епископа Андроника в сан архиепископа. 15 апреля Владыка приехал в Пермь и сразу стал готовить духовенство и народ к Пасхальному крестному ходу, назначенному на 9 мая. 29 апреля у архиепископа Андроника был произведен обыск, на что он ответил протестующим письмом в Пермский исполком, — письмом, исполненным достоинства архипастыря, радеющего о своей полуторамиллионной пастве. В письме требуется, чтобы были приняты меры против “оскорбления верующего народа через обыски, беззаконные штрафы, контрибуции и аресты священно-церков­но-служителей”. Владыка предупреждает власти, что при проявлениях насилия он будет прибегать к мерам духовного порядка, так что властям придется “иметь дело с самим возглавляемым и представительствуемым мною верующим народом”. В местных газетах началась клеветническая кампания против Владыки, близкие уговаривали его скрыться, но он отвечал, что стоит на страже веры и Церкви Христовой и не оставит паствы, — скорее примет смерть за Христа. Вверив себя Промыслу Божиему, Владыка стал безмятежен, ежедневно исповедовался и приобщался святых Таин, был светел, со всеми обходителен и ласков.

Следуя примеру святителя Амвросия Медиоланского и преподобного Сергия Радонежского, которые для вразумления народа и уврачевания смут прибегали к крайней мере — прекращали богослужения, архиепископ Андроник издал распоряжение о том, что в случае своего ареста он запрещает богослужения в Перми и Мотовилихе за исключением напутствия умирающих и крещения младенцев.

В крестном ходе 9 мая, возглавлявшемся Святителем, шли тысячи людей, — подлинное торжество Православия. Напутствуя приходские крестные ходы, расходившиеся по храмам, Владыка говорил о том, что поскольку враги восстали на Церковь Христову, он, преемник власти “вязать и решать грехи людские”, полученной Апостолами от Самого Спасителя, отлучает от Церкви посягающих на храм Господень вплоть до покаяния, а сам готов идти на смерть. Власти он обличал за каждой службой — за алчность и обман народа, за беззаконие и нравственную гибель. Святительское слово слушали тысячи людей.

Национализация церковного имущества, заявленная официальным декретом большевистской власти, на деле по всей России вылилась в грабежи храмов, открыто поощрявшиеся властями⁵². В ответ на эти бесчинства архиепископ в своей проповеди сказал, обращаясь к укрывающимся в толпе верующих тайным агентам: “Идите и передайте вашим главарям, что к дверям храмов и ризниц они подойдут, только перешагнув через мой труп, а при мне и гроша ломаного церковного не получат”.

Через два дня после крестного хода архиепископ писал Святителю Тихону о том, что, вероятно, будет арестован и что распорядился на этот случай прекратить богослужения в Пермских церквях, а также сетовал на то, что не получил ни одного ответа на открытки, которые направил многим архиереям.

14 июня Владыку вызвали для ответа на вопросы обвинения. На соборной площади стал скапливаться народ; приказ отменили, а опросный лист прислали Владыке на дом. Владыка ответил на вопросы, и для успокоения народа многочисленные депутации изъяснили, что власти совершенно удовлетворены ответами. Обвинялся священномученик Андроник в том, что отлучал от Церкви посягнувших на церковное имущество, призывал православных к защите церквей и монастырей, протестовал против проведенного у него обыска, говорил в проповеди, что русское государство за грехи наказано Богом тем, что у власти стоят притеснители Церкви и гонители веры. В соответствии с этим были сформулированы три пункта обвинения: неподчинение декретам, организация сопротивления населения, противодействие существующей власти.

В своей пространной объяснительной записке Владыка последовательно доказал несостоятельность обвинений, в свою очередь обличив власти в том, что они действуют не только вопреки церковным законам, но и вопреки постановлениям, принятым ими же, что они, провозгласив земной рай без Бога, обрекли народ на голод и мучения, что вместо заявленных равенства и братства они сеют “лишь отчаянную злобу, сатанинскую вражду и братоубийство под флагом свободы”. С горечью пишет Владыка, что желает, чтобы новый режим еще продлился, поскольку это будет способствовать покаянию народа, и исповедует, что его непоколебимое убеждение состоит в том, что только Бог может вернуть разум и силу, а поэтому призывает народ обратиться к Богу, а вовсе не вернуться к старому, потому что “богоотступничество наше в старом и привело нас к современной разрухе в безбожном раю”. Отстаивая свой долг архипастыря, он ссылается на пример апостолов Петра и Иоанна, которым современные власти запретили проповедовать о Христе, на что те отвечали, что не будут слушать их более, нежели Бога, а говорят только о том, что видели (ср. Деян 4:20).

В тот же день губисполком получил прошение от Пермской епархии разрешить архиепископу Андронику выехать в Москву. Вместо этого представители властей и ЧК приняли решение арестовать и немедленно расстрелять священномученика. Для того, чтобы произвести арест, город объявили на военном положении, привели в боевую готовность все войска, поставили по два конных милиционера против всех церковных сторожек, чтобы воспрепятствовать звонарям подниматься на колокольни. Всего было поднято около 1500 вооруженных людей.

Глубокой ночью 17 июня отряд чекистов подошел к собору. Площадь оцепили, приготовили пролетку, чтобы сразу усадить в нее арестованного и как можно быстрее вывезти из города. Дверь архиерейского дома сорвали, поднялись в покои Владыки, который бодрствовал с двумя священниками. Набат соборных колоколов был пресечен выстрелами. По приказу чекистов Владыка вышел к пролетке — в рясе, в клобуке, с панагией и посохом. В сопровождении нескольких человек пролетка покатила к Мотовилихе; оставшиеся чекисты арестовали находившихся в доме священников.

В Мотовилихе заехали в милицию сменить лошадей; Владыку поместили в канцелярии. Начало светать, и убийцы побоялись ехать дальше. Приехавший местный председатель совета Мясников заявил, что расстрел отменяется, но Владыка не поверил. А тем временем в городе узнали, что архиепископ арестован и находится в Мотовилихе. Перед зданием милиции начал собираться народ. Двух женщин арестовали, остальных разогнали. Но священники в Перми и Мотовилихе отказались служить, и Владыка, спрошенный о причинах этого, ответил, что так было постановлено. Вечером 18-го снова приехал Мясников, чтобы воспротивиться расстрелу Архиепископа и в конце концов настоял на том, чтобы узника увезли в пермскую ЧК для пересмотра решения. К исходу ночи решение было подтверждено, но расстрел снова пришлось отложить — светало… Этой ночью были арестованы 13 священников и диакон; с них потребовали расписку, что они обязуются не агитировать против советской власти и молчать по поводу ареста Владыки.

День 19 июня Святитель провел в камере ЧК, и палачи, сами его боявшиеся, специально подобрали таких конвоиров, которые с удовольствием издевались над узником. Боялись и объявить Владыке о его участи. Вечером председатель ЧК допрашивал Владыку — без протокола, так что этот допрос не задокументирован. Не осталось и документов судебного процесса, потому что суда как такового не было.

20 июня в первом часу ночи Святителя вывели и снова повезли. Уже в дороге от него потребовали, чтобы он снял постановление о прекращении богослужений; Владыка отказался. Свернули в лес. Архиепископу дали лопату и велели копать могилу; палачи ему помогали. Затем ему велели в нее лечь. Могила оказалась коротка, и Святитель дважды ее удлинял.

Предсмертная молитва Владыки длилась около десяти минут, после которых он сказал, что готов к смерти. Ему пригрозили, что не расстреляют, а закопают живым, если не снимет постановления. Владыка отказался выполнить это требование. Его стали забрасывать землей и одновременно стреляли; после выстрела в голову начали закапывать. Могилу Священномученика палачи скрыли. Сразу же после мученической кончины архипастыря православные в Перми стали чтить его память.

…Незадолго до своей кончины Владыка писал пастырю, просившему его о вразумлении: “Всё это безбожие и разбой есть вражеское наваждение <…> отнял Бог у народа разум и волю, пока не раскаются <…> Вот и будем своим твердым, ясным, уверенным словом раскрывать людям правильное отношение к жизни и прежде всего к покаянию <…> Ободряйте всех и примиряйте озлобленных с жизнью, вливайте в них начала светлой жизни по Евангелию Христа. Наше дело — собирать стадо Христово, организовать живые церковно-народные силы по приходам, чтобы разочаровавшиеся во всяких партиях люди здесь, в Церкви и среди верующих нашли живую пристань и добрый покой <…> Да помогает Вам Премудрый Господь. Просите и молитесь о призывающем Божие благословение грешном архиепископе Андронике”.

И в наше время это архипастырское поучение не потеряло своего смысла. Но только молимся мы не об архиепископе Андронике, а священномученику Андронику, одному из собора новомучеников, прославивших Русскую Православную Церковь и ныне предстоящих Престолу Божию в молитве о нас.

Тропарь, глас 5

Меч духовный взем, священномучениче, за Церковь и Отечество воинствовал еси; и духом пламенея, богомудре, любовь Христову стяжал еси. Жизнь убо временную ни во что вменив, в жертву себе принесл еси. Мы же, грешнии, молим тя, святителю Андрониче, неотступным буди ходатаем за нас пред Богом.

Кондак, глас 4

Якоже апостол славный Павел, простотою себе украсил еси; почестей и славы избегая, в чистоте пред Богом подвизался еси; архипастырство тяжкое пронесый, Небесному ныне Архиерею предстоиши.

^{_______________}

Деяние о канонизации
преподобного иеросхимонаха Симеона
Псково-Печерского (†1960 г.),
местночтимого святого Псковской епархии

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Две тысячи лет назад в мир пришел Господь наш Иисус Христос. С этого момента для человечества начинается новая эпоха освящения, спасения и преображения мира. Тысячу лет назад Древняя Русь приняла учение Христово. И с тех пор во всех пределах нашей земли воссияла Святая Православная вера, помогающая народу нашему “обрести бесценный бисер Христа”, воздвигающая по всей Руси святые Божие храмы и святые обители, содействующие просвещению, освящению и обновлению человеческих душ и сердец.

Ныне Псковская земля благочестно возвещает и прославляет радостное и духовное торжество Веры Православной на ней. Сонм Псковских святых — благоверные князья, преподобные, пустынножители, блаженные, Христа ради юродивые, святители, мученики и праведные являются ныне молитвенными предстателями о своих земных сродниках и родном Отечестве.

Продолжателем их дела на Псковской земле явился новый подвижник благочестия, молитвенник и чудотворец иеросхимонах Псково-Печерского Свято-Успенского монастыря Симеон (†1960). Посему, изучив житие, чудеса, труды и подвиги преподобного иеросхимонаха Псково-Печерского Симеона, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II мною с благословением

определяется

1. Причислить иеросхимонаха Симеона Псково-Печерского к лику местночтимых преподобных святых Псковской епархии, отмечая следующие его добродетели:

— благочестивая и праведная жизнь, проведенная в высоком смирении, молитве, посте и послушании;

— милость в отношении страждущих и помощь ищущим спасения;

— чудотворения и исцеления, происходящие от иеросхимонаха Симеона Псково-Печерского, бывшие как при его жизни, так и после кончины.

2. Телесные останки преподобного иеросхимонаха Симеона, покоящиеся в Псково-Печерском Свято-Успенском монастыре, считать отныне святыми мощами и воздавать им должное церковное поклонение.

3. Празднование церковной памяти сему угоднику Божию установить в следующие дни по юлианскому календарю:

5 января — день его блаженной кончины;

19 марта — день его церковного прославления.

4. Службу преподобному иеросхимонаху Симеону Псково-Печерскому составить особую, а до времени составления таковой, после дня прославления его, отправлять общую, по чину преподобных.

5. Писать новопрославленному святому честную икону для поклонения и чествования, согласно правилам VII Вселенского Собора.

6. Напечатать житие преподобного иеросхимонаха Симеона Псково-Печерского для назидания и наставления чад церковных.

7. О сей благой и благодатной радости прославления нового святого возвестить священнослужителям, монашествующим и всей пастве Псковской епархии.

По молитвенному предстательству святого иеросхимонаха Симеона Псково-Печерского да ниспошлет Господь милость Свою всем с верою и любовию призывающим имя сего угодника Божия. Аминь.

Божией милостью смиренный

ЕВСЕВИЙ

АРХИЕПИСКОП ПСКОВСКИЙ И ВЕЛИКОЛУКСКИЙ

Преподобный Симеон Псково-Печерский (Желнин),
иеросхимонах Псково-Печерского монастыря

*1 марта 1869 — †5/18 января 1960

Прославлен Русской Православной Церковью в лике
местночтимых святых Псковской епархиив 2003 г.
Память празднуется 5/18января (преставление)
и 19 марта/1 апреля (церковное прославление)

Старец Симеон (в миру Василий Иванович Желнин) родился в деревне Яковлевской Псковской губернии в крестьянской семье. С детства почитая преподобного Серафима (тогда еще не прославленного), он решил стать на путь иночества, в чем его укрепляли неоднократные паломничества всей семьей в Псково-Печерскую обитель. Но лишь к 26 годам родители смирились с тем, чтобы он ушел в монастырь, и благословили его. В 1896 г. Василий поступил послушником в Псково-Печерский монастырь. В 1900 г. он принял постриг с именем Вассиан, в 1901 г. был рукоположен во иеродиакона, а в 1903 — во иеромонаха.

Помимо богослужения отец Вассиан нес и хозяйственные послушания, поскольку зарекомендовал себя хозяйственной смет­кой и распорядительностью: следил за освещением обители, столярничал, работал в саду и на пчельнике. Не прошли даром годы крестьянского труда. В начале 10-х гг. его временно перевели в Рождественско-Богородскую Снетогорскую обитель во Пскове экономом, чтобы он упорядочил монастырское хозяйство. Вернувшись в Псково-Печерский монастырь в 1915 г., отец Вассиан по послушанию занялся устройством монастырского скита в Мустыщеве, где к 1921 г. выстроил храм во имя Иоанна Крестителя, ряд рабочих помещений и братский корпус, в котором поселилось около 20 иноков.

Вернувшись в свою обитель, отец Вассиан просил пострижения в схиму, хотя священноначалие желало видеть его наместником монастыря. Однако в 1927 г. он достиг искомого: удостоился схимнического пострига с наречением в честь праведного Симеона Богоприимца и сразу был назначен духовником монашествующих и паломников.

Отныне иеросхимонах Симеон почти полностью отдается молитвенному подвигу (он измлада имел дар нерассеянной молитвы) в своей древней полуподземной келье; по прозорливому благословению постригавшего его епископа Иоанна (Булина), в этой келье ему суждено было и скончаться. По мере сил отец Симеон продолжал трудиться и в столярне, и в саду, но основным его послушанием становится старческое окормление многочисленных духовных чад, иноков и мирян. Основными источниками наших сведений о старце Симеоне являются его автобиографические записи, скудные свидетельства о его жизни по 30-е годы включительно и более многочисленные воспоминания 40–50-х гг.

Из “Записей” мы узнаем, в частности, что иночество и старчество было предсказано отроку Василию отцом Корнилием из Крыпецкого монастыря и что блаженный старец Симеон, пришедший в дом Желниных умирать, в ответ на просьбу юноши благословить его идти в монастырь веревкой прогнал его из дома и гнал по деревенской улице, а свидетели расценили это как совет идти в монастырь. Преподобный рассказывает не только о трудах послушнических лет, но и о том, что в эти годы он уклонялся от праздных бесед во время отдыха, предпочитая столярничать. Поучителен рассказ о том, как святитель Арсений (Стадницкий), посетив обитель, сделал иеродиакону Вассиану на людях замечание за то, что у того на окне кельи цветы и занавески, а наедине похвалил его за это: “Так и живи! Лучше в чистоте, чем в грязи”.

Чрезвычайно образно и лаконично — истинно по-монашес­ки — сообщает Преподобный о своих трудах по устроению монастырского скита: “из лаптей не вылезал”. Он же сам свидетельствует, что по принятии схимы Владыка отвел его в келью со словами: “Вот тебе келья, здесь и умрешь”. Келья была сырая, тесная, грязная, темная; старец смирился и своими руками привел ее в жилой вид, осушил, проведя отопление, оштукатурил и побелил. А располагалась келья так низко, что для того, чтобы в нее войти, нужно было опуститься на 20 ступеней. В этой келье старец переживал страшные бесовские наваждения, которые научился отражать силой молитвы и Крестом. Его “За­писка” завершается словами: “При помощи Святаго Духа все возможно победить, перенести, претерпеть и достигнуть вожделенного, обетованного нам Им (Христом), неизглаголанного вечного наследия в Его Царствии Небесном”. Современники рассказывают, что и будучи старцем-схимником, Преподобный постоянно трудился по хозяйству: в древесном питомнике, на пчельнике, занимался и цементными работами, и всегда выглядел бодрым и свежим.

В своем обращении с братией и паломниками он был прост (говорил о впадающем в грех послушнике: “Только бы не прилакомился”), был ревнителем безмолвия, а служил истово и с любовью, нередко со слезами. В 30-е годы основным содержанием жизни подвижника были пост, богослужение, Иисусова молитва, келейное молитвенное предстояние за братию и ближних, за весь православный мир и в особенности за страждущее Отечество. У схимника было время и для чтения аскетических творений; он хорошо изучил труды преподобных Антония Великого, Иоанна Лествичника, Варсонофия, Исаака Сирина; часто читал “Добротолюбие”, “Отечник”, “Цветник Духовный” — и для собственного назидания, и для душепопечительских трудов.

А в прихожей его кельи собиралось все больше людей, и все чаще приходилось ему по благословению монастырского начальства заниматься особо трудным и духовно небезопасным делом — отчитыванием бесноватых. И оружием его были, по Писанию, строгий пост, углубленная молитва и смирение.

В конце 30-х годов Печерский край вошел в состав большевистской Страны советов. Воссоединение с отечеством, вроде бы дело благое, принесло, однако, жителям все опасности большевистского террора, и главное, угрозу “искоренения” христианства. И хотя в Эстонии монастырь испытывал давление со стороны властей как “слишком русский”, при большевиках судьба его становилась совершенно непредсказуемой; советская власть грозила монастырь ликвидировать.

Но началась война, и Печоры заняли немцы. Неизбежные контакты монастырского начальства с оккупантами носили сугубо официальный характер и были довольно натянуты; братия молилась по кельям о даровании победы российскому воинству. Известно, что старец Симеон в 1944 г. укрывал в пещерах русских разведчиков, а потом помог им уйти.

Перед отступлением немцы потребовали, чтобы все насельники монастыря эвакуировались в Германию, а монастырь хотели взорвать. Всю ночь братия со слезами молилась в Успенском храме перед мощами преподобномученика Корнилия и перед образом Успения Божией Матери. Возглавил молитву старец Симеон. Наутро немецкие машины три часа простояли у святых врат, но из монастыря никто не вышел, а затем в неизбежной при отступлении панике про монастырь просто забыли, да и взорвать не смогли — Господь защитил по молитве братии.

Радость освобождения от врагов омрачалась гонениями безбожного режима, но монастырь не был закрыт, и через два-три года стал принимать сотни и тысячи российских паломников. Наступила пора сугубых пастырских трудов иеросхимонаха Симеона. Воспоминания паломников той поры о благодатном старце многочисленны и дают представление о том, как этот светильник Божий окормлял страждущий народ.

Прежде всего вспоминают доброту и скромность Преподобного, его мягкость и молитвенное усердие: его служение у Престола было молитвенным предстоянием за весь мир. О глубине же молитвы старца судили по плодам, по его всегда мирному устроению духа, по состраданию человеческим скорбям и по учительной духовной мудрости. Казалось бы, старец учил своих чад самым простым и известным вещам — но с какой силой убежденности, искренности, с какой отеческой твердостью! Круг обязанностей православного христианина он вкратце сводил к следующим требованиям:

1. вера в Иисуса Христа, Сына Божия;

2. любовь к Богу и к ближнему;

3. соблюдение заповедей Божиих;

4. причащение Святых Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа;

5. добрые дела;

6. пребывание в лоне Святой Православной Церкви;

7. искреннее и постоянное покаяние.

Небесные дары все обильнее изливались через старца вовне; бывало, когда он стоял на молитве, его келья наполнялась дивным ароматом, ощущавшимся и за ее стенами.

Особая сила молитвы Преподобного сказывалась даже на практической жизни обители. Так, в конце 40-х — начале 50 х гг., в период наместничества архимандрита Пимена (будущего Святейшего Патриарха) у обители были отобраны все посевные земли, и только за монастырем оставили небольшой пустырь под огород. На земле, прежде никогда не обрабатывавшейся, посеяли овощи, но всходов не было, на что сетовал отец архимандрит. А Преподобный в эти дни ходил на огород молиться, и Господь по его молитве послал не только добрые всходы, но и на удивление обильный урожай, так что братия от души восхвалила Бога за изобилие плодов земных.

Ко всему творению Божию старец относился с благоговением, каждую, по его словам, “щепочку и травинку” считал частицами прекрасного мира, дарованного Творцом. Рассказывая о великомученице Варваре, напоминал, что та, заточенная в башне, утешалась видом красоты неба и земли и размышлениями о Творце всего. Говорил Преподобный и так: “Небо и земля — крышки, а посредине — Книжка. Читай и умудряйся”. Своим радостно-мирным духом, предощущением будущего преображения твари он напоминал преподобного Серафима Саровского, осмотрительной же мягкостью старческого окормления был подобен преподобному Амвросию Оптинскому. В частности, отец Симеон не считал “низким” давать советы по хозяйству.

…В середине 50-х гг. отец с дочерью-подростком поехали в Печоры на ярмарку. Хотели было сначала заехать к батюшке за благословением, но не утерпели и по дороге заглянули на базар. И купили поросенка — очень приглянулся. А с поросенком в монастырь нельзя. Решили оставить в доме у знакомых, где хозяин выпивал. Поросенка накормили и заперли в сарае; хозяйка взяла ключ себе. Потом, добравшись до старца, спросили, хорош ли будет поросенок, на что тот ответил: “Будет-то хороший… А вот его у вас сейчас и украдут”. Дал девочке просфору и велел бежать как можно быстрее. И действительно, поросенок уже в чужих санях! И хозяину деньги передают. У девочки хватило смекалки “расторгнуть” сделку.

Преподобный Симеон благословлял своих чад часто причащаться, иногда даже два дня подряд, — но с ясным осознанием всегдашнего нашего недостоинства. О его высочайшем благоговении в отношении Таинств убедительно свидетельствует случай, когда он не благословил свою духовную дочь венчаться с мужем, хотя тот на этом настаивал: “в Бога он не верит…”.

Поистине невозможно перечислить чудеса прозорливости старца, о которых свидетельствуют и его духовные чада, прожившие подле Преподобного многие годы, и паломники, встретившие его хотя бы раз в жизни. Очень выразителен случай, когда он трижды воспрещал войти к себе в келью некой женщине, сказав напоследок: “У тебя полон рот головешек”. Плача и сокрушаясь, та призналась, что как-то по злобе подожгла баню соседу, а от нее сгорела деревня. Но и такую грешницу, покаявшуюся, старец в конце концов принял и исповедовал, отпустив ей этот страшный грех. По своей прозорливости он открывал кающимся и их давние, забытые грехи, которые они и за грехи-то не считали, избавляя тем самым их души от тайного гнета, представляющего большую опасность.

В свое время Преподобный предсказал патриаршество Святейшему Пимену, который тогда был наместником Псково-Печерской обители, а в дальнейшем, уже будучи архиереем, ездил к отцу Симеону на исповедь. А в середине 50-х гг., когда были очень напряженные международные отношения и все ожидали, что вот-вот начнется война, он уверенно говорил, что войны не будет.

Столь же неисчислимы и совершенные им исцеления — и тех, чью болезнь никак не могли определить, и тех, кто был болен смертельно, и бесноватых. Отметим, что некий человек, прибегавший к “услугам” гадалки, исповедовался старцу в этом грехе, но через несколько лет снова к ней отправился. Однако та сказала, что молитвы отца Симеона лишили ее оккультной силы.

Но великое чудотворение старца Симеона проявлялось в его даре любви, которую он уделял всем, кто к нему обращался. Даже малое время, проведенное с батюшкой, давало людям ощущение великой духовной радости, снимающей все жизненные тяготы. Немалое значение при этом имело и то, что старец, великий смиренник, учил смирению и своих чад, указывая, что смирение порождает великие духовные дары. Его же собственное смирение было таково, что он, имевший откровение о том, что скончается в день памяти преподобного Серафима, 15 января, и всей душой того желавший, внял просьбе отца наместника, который счел неудобным омрачать святки скорбью о всеми любимом старце, и опочил — по послушанию — 18 января.

По мере телесного угасания престарелый подвижник обретал все большую духовную радость и свет; существуют свидетельства, что он сподобился посещения Божией Матери и святых. Была у него важная забота перед кончиной: снять епитимьи со всех, на кого он их наложил. И все эти люди пришли к нему на следующий же день после того, как старец высказал это желание, причем один из них признался, что сам не понимает, как он сюда попал. И в самый день кончины старец с пяти утра все еще принимал пришедших к нему людей, преподавая им последнее свое земное окормление. Около десяти часов он прилег, но тут пришли попросить благословения две женщины. Преподобный Симеон возложил руки по очереди им на головы, вздохнул и опочил. В ту же минуту многие духовно близкие ему люди явственно ощутили, что старец отошел от земной жизни.

Тропарь, глас 1-й

Любовию Христовою сердце твое уязвивый, евангельски Тому последовал еси: яко древний подвижник преподобием украсивыйся, славный насельник пещер Богом зданных явился еси, и, благодать духовную свыше приемый, подаеши верным исцеления, Симеоне богоблаженне, не престай молитися о чтущих тя.

Кондак, глас 4-й

Яко Божия любве зерцало, во обители Печерстей благодатно просветился еси, образ иноческаго жития показуя, трудолюбием и послушанием на высоту добродетелей востекл еси, темже, дары Духа Святаго от Господа почтенный, чудеса многа щедро источаеши, преподобне отче наш Симеоне, помози спастися душам нашим.

Величание

Ублажаем тя, преподобне отче наш Симеоне, и чтем святую память твою, наставниче монахов, и собеседниче Ангелов.

Молитва

О, всечестный и богоблаженный отче наш Симеоне! Приими ныне тебе с любовию и верою прилежно молящихся и сохрани я от всякого зла, дана бо тебе от Бога велия благодать: недужныя исцеляти, скорбящия утешати, в беду впавшия свобождати. Ты бо аще и миру себе умертвил еси, но, любовь Христову к людям являяй, нечужд их нуждам показался еси. Темже молим тя, буди нам заступник от враг спасения нашего, души наша, грехом уловленныя, к истинному покаянию приведи, телес наших болезни уврачуй, юныя благочестию научи, старыя поддержи, сирых и обездоленных препитай. Обитель убо твою, в нейже многая лета подвизался еси, в мирном благоустроении и благолепии сохрани, и вся, яже монашествующаяся и добре труждающаяся, во благих желаниях утверди и в подвизех иноческих укрепи. Ей, святый отче, испроси нам у Премилостивого Спаса коемуждо ко спасению благопотребная, да исправивши житие наша, от части шуия отлученни будем и вечное спасение во Царствии Небеснем молитвами твоими улучим, идеже с тобою и всеми святыми сподобимся прославляти в Троице славимаго Бога, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

От редакции. Порядок публикации в выпусках “Патерика” вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий. В данном выпуске использовано жизнеописание священноисповедника Николая, митрополита Алма-Атинского, составленное его духовной дочерью — Ольгой Александровной Вощилиной (*1915–†1988)⁵³. Над текстом работал А. Беглов.

СвященноисповедникНиколай
митрополит Алма-Атинский

*27 марта 1877 — †25 октября 1955
Прославлен Юбилейным собором 2000 г.⁵⁴
Память празднуется 12/25 октября (преставление),
и в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Священноисповедник Николай (Феодосий Никифорович Могилевский) родился в день Пасхи в семье псаломщика в селе Комиссаровка Верхне-Днепровского уезда Екатеринославской губернии. Отец новорожденного был большим знатоком церковного пения и особенно радел о пении общенародном. Бабушка Пелагия долгими зимними вечерами рассказывала внукам о святых угодниках Божиих. “Бабушкины рассказы, — вспоминал Святитель, — мы запоминали гораздо лучше, чем то, что нам, бывало, задавали по книге. Мы настолько ясно представляли всю окружающую обстановку, в которой тот или иной подвижник или мученик совершал свой подвиг, его страдания и духовную брань, которую он вел, что иногда нам казалось, что мы сами все это видели, что не бабушка, а сами святые рассказывали нам о своей жизни”.

Часто вспоминал Святитель и своего дедушку, который был священником: «Жил он на одном приходе 60 лет, не стремясь уйти на более выгодное место. Отец его, мой прадед, бедный дьячок, в свое время говорил ему: “Сын мой, никогда не гонись за деньгами! Если спросят тебя, сколько нужно за требу, ты скажи: Копеечку. И никогда ты не будешь знать нужды, народ сам оценит твое бескорыстие и поддержит тебя”. Так он и поступал всю жизнь <…> И действительно, народ так полюбил его, что через несколько лет и у него, и у дьячка было уже по домику, и ни в чем не терпели они нужды. В воскресенье после обедни, выпив чаю, брал он с собою епитрахиль и собирался уходить. “Куда ты?” — спрашивала матушка. “К друзьям своим”, — отвечал он и шел к больным, к опечаленным или примирять ссорящихся. Он был действительно отцом своей пастве. Вот так мы и росли, воспитываемые строгостью, трудом, любовью, рассказами о житии Святых и добрым примером наших близких».

Когда Феодосию исполнилось 10 лет, он поступил в Екатеринославское Духовное училище, а через 6 лет — в Екатеринославскую Духовную семинарию. Закончив семинарию, Феодосий стал перед выбором: жениться ли ему и стать белым священником или же избрать монашеский путь. До принятия окончательного решения он некоторое время служил псаломщиком, а затем поступил работать учителем во второклассную церковную школу. Он полюбил село, в котором работал, детей и всех селян. Но в нем крепло желание поступить в монастырь, и он решил себя к этому готовить. Первым делом купил толстую книгу с описанием всех российских монастырей. Несколько дней провел за чтением этой книги, изучая описание каждого монастыря, но чем больше читал, тем труднее становился выбор. Один монастырь казался ему лучше другого. Уже поздним вечером положил он книгу на стол, встал перед иконами и помолился Господу: “Да направит Он меня Сам, куда Ему угодно”. С тем и лег спать, ни о чем больше не думая. Утром, проснувшись, стал одеваться и ненароком задел лежавшую на столе книгу о монастырях. Она упала, раскрывшись на какой-то странице. Феодосий поднял ее и увидел, что раскрылась она на том месте, где начиналось описание Нило-Столобенской пустыни Тверской епархии. “Вот и указание Божие, — сказал себе Феодосий, — так тому и быть, иду в Нилову пустынь”. И по истечении двух лет служения, в 1902 году он отправился в этот монастырь.

Нилова пустынь расположена в 8 верстах от города Осташкова Тверской губернии, на острове Столобенском на озере Селигер. Основана в середине XVI века преподобным Нилом. В то время она была прекрасно обустроена, владела обширными землями и рыбными ловлями. В день храмового праздника, 27 мая, сюда стекалось до 15 тысяч паломников. Настоятель принял молодого паломника ласково, расспросил, кто он, откуда, кто его родители и чем он занимается. Долго говорил с Феодосием, а потом, немного подумав, дал ему год: “Если через год не передумаешь поступать в монастырь, то приходи. И если я еще буду жив, приму тебя. А сейчас иди, учи своих детишек”.

В 1903 г. Феодосий вернулся в Нилову пустынь и был зачислен в число послушников. Как новоначальный он проходил различные послушания: носил воду, рубил дрова, пек хлеб. Все это он выполнял очень охотно. Было у монастыря два парохода, на которых возили богомольцев с берега озера, где находился город Осташков, на остров к монастырю. Феодосий был назначен кассиром на один из пароходов. Затем он был назначен наставником в подготовительную школу для иноков, готовящихся принять священный сан.

6/19 декабря 1904 г. в канун праздника святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, был совершен монашеский постриг Феодосия. И так как среди братии монастыря не было монаха, который носил бы имя Николай, то Феодосий был наречен Николаем. 27 мая 1905 г., в день памяти основателя пустыни преподобного Нила Столобенского в монастырском храме монах Николай был рукоположен архиепископом Тверским Николаем (Налимовым) в сан иеродиакона, а 9 октября в Твери епископом Старицким Александром (Головиным), викарием Тверской епархии, была совершена его хиротония во иеромонаха. В сане иеромонаха отец Николай нес послушание благочинного Ниловой пустыни. Из монастыря он никуда не стремился, но братия пришла к заключению, что ему следует завершить свое образование и поступить в Духовную академию. Сдавать экзамены его выпроводили почти насильно.

В 1907 г. он поступил в Московскую Духовную академию и в 1911 г. закончил ее, получив за сочинение “Учение аскетов о страстях” степень кандидата богословия. В бытность свою в Академии, отец Николай по благословению ректора Академии епископа Феодора (Поздеевского) исполнял обязанности благочинного академического духовенства. С 1911 по 1912 год занимал должность помощника инспектора Академии. В 1912 г. отец Николай был назначен инспектором Полтавской Духовной семинарии. Студентов было 600 человек, и инспекторов они не любили. Очень развита была в семинарии карточная игра. В Великий пост будущие священники ели потихоньку привезенное из дома сало. Когда инспектор увещевал их, указывая на будущее призвание, в ответ он слышал крики: “Совсем мы не хотим быть священниками, а пойдем потом в светское учебное заведение!”. С подобными настроениями пришлось бороться отцу Николаю.

В 1913 г. он был переведен на ту же должность в Черниговскую Духовную семинарию. В 1915 г. отец Николай возведен в сан игумена, а 10 октября 1916 г. назначен настоятелем Княже-Владимирского монастыря в Иркутске с возведением в сан архимандрита и заведующим Иркутской учительской миссионерской школы. 12 июня 1917 г. по выбору учебной корпорации назначен ректором Черниговской семинарии и настоятелем Елецкого Успенского монастыря в Чернигове.

В первые послереволюционные годы картина церковных настроений на Украине была чрезвычайно запутанной. Пришедшее в 1918 г. к власти в Киеве правительство Центральной рады объявило о независимости Украины. В связи с этим раздались голоса об “автокефалии” украинской Православной Церкви. В 1918 г. был созван Всеукраинский церковный собор, который открылся в Киеве 7/20 января. Архимандрит Николай как представитель духовно-учебных заведений принимал участие в деятельности Собора. Собор в положении о временном высшем управлении на Украине, принятом 9 июля 1918 г., указал на каноническую связь Православной Церкви на Украине с Патриархом Всероссийским и принял специальное постановление, которым “все постановления Всероссийского Церковного Собора и Святейшего Патриарха должны быть безусловно обязательны для всех епархий Украины”.

На осенней сессии Собора, открывшейся в Киеве 23 ноября 1918 г., православные архиереи, участники Собора, постановили быть архимандриту Николаю епископом Стародубским, викарием Черниговской епархии. Из-за болезни ставленника рукоположение было отложено и состоялось только 20 октября 1919 г. в Чернигове. Хиротонию совершали архиепископ Черниговский и Нежинский Пахомий (Кедров) и епископ Новоград-Север­ский, викарий Черниговской епархии, Иоанн (Доброславин). Позднее святитель Николай признавался, что он благодарил “Господа за то, что хиротония состоялась после того, как многие из собиравшихся на Собор в 1918 году архиереев к осени 1919 года уже эмигрировали за границу, и меня рукополагали не двадцать, а два архиерея, оставшиеся, несмотря на смертельную опасность, на своих кафедрах. Слава Тебе, Господи, что я не оказался в расколе, не убежал вместе с другими за границу, а остался на своей Родине”. С 1920 г. владыка Николай назначен епископом Сосницким, викарием той же Черниговской епархии.

Серьезным потрясением церковной жизни России явилось повсеместное вскрытие мощей святых угодников Божиих. 14 февраля 1919 г. Наркомат юстиции издал постановление о вскрытии мощей. В Чернигове вскрытию подлежали мощи святителя Феодосия. Святитель Николай с болью и горечью принял это сообщение. При обследовании мощей в феврале 1921 г. в соборе присутствовало большое количество верующих, состав комиссии был так же многочисленен. Когда Святитель вместе с комиссией подошел к раке и, вынужденный приказом, стал разоблачать святые мощи, он со слезами молил Господа не допустить никакого кощунства, и молитва его была услышана. Члены комиссии осмотрели нетленное высохшее тело святителя Феодосия и подтвердили, что мощи были подлинные. Но среди пришедших богомольцев была одна женщина, которая усомнилась и подумала, что это не человеческое тело, а искусственная восковая фигура, и решила проверить. Когда она подошла, как и все остальные, приложиться к руке Святителя (руки у него были сложены крестообразно на груди), то незаметно вынула из платья булавочку и уколола руку Святителя. И вдруг из места укола брызнула живая человеческая кровь! В ужасе от этого чуда, женщина тут же исповедала перед всеми свой неправый помысл и дерзкий поступок, и все, видевшие эту капельку крови, возблагодарили Бога, прославившего Своего угодника, а сама женщина укрепилась в вере.

6 августа 1923 г. владыка Николай был назначен епископом Каширским, викарием Тульской епархии. С 19 октября 1923 г. управлял Тульской и Одоевской епархией. Святитель Николай занял непримиримую позицию по отношению к обновленцам, обличая их с церковной кафедры и объясняя своей пастве гибельность этого пути. В 1924 г. Святитель приехал в Москву, где вместе с группой епископов, в числе которых был архиепископ Феодор (Поздеевский), подвергся аресту органами ГПУ и был посажен в Бутырскую тюрьму. Просидев там две недели, Святитель был выпущен. 12 апреля 1925 г. владыка Николай был участником торжественного погребения в Донском монастыре святителя Тихона, патриарха Московского и всея России.

11 апреля 1925 г. обновленческий синод выступил по поводу кончины Святейшего Патриарха Тихона с призывом к “воссо­еди­нению” Церкви, которое должно было, по их планам, состояться на “Поместном соборе Православной Церкви в СССР” в октябре 1925 г. Святитель Николай разделял общее почти у всех православных мнение, что этотсобор, на котором обновленцы заранее завладели для себя всеми преимуществами, может принести Патриаршей Церкви только вред. Поэтому он сделал предписание настоятелям и церковным советам не входить в переговоры с обновленцами. Положение в Тульской епархии в это время было очень тяжелое. Обновленцы захватили подавляющее большинство приходов. Но со своей маленькой паствой епископ Николай упорно боролся против врагов Православия и твердо держался намеченной тактики. Исходом этой борьбы был арест Владыки, последовавший 8 мая 1925 г. Проведя в заключении более двух лет, и освободившись 16 сентября 1927 г., владыка Николай был назначен на Орловскую кафедру. В Орле Святитель служил до следующего своего ареста 27 июля 1932 г. Некоторое время, предшествующее аресту, по причине трудности жизни и служения в Орле, Святитель, как указано о том в уголовном деле, пребывал на покое.

Вместе с ним было арестовано и проходило по делу еще 128 человек. Епископа Николая обвиняли в том, что он, при содействии орловского духовенства, «явился руководителем и организатором контрреволюционной церковно-монастырской организации “Ревнители Церкви”, направлял контрреволюционную деятельность на борьбу против Сов<етской> власти и колхозного строительства. Для пополнения рядов контрреволюционеров организации организовал два подпольных монастыря, проводил пострижения в монашество».

На допросах в ГПУ Святитель дал такие показания: “Анти­советская деятельность моя была проявлена <в том, что> я принимал у себя и оказывал приют репрессированным Со­в<ет­ской> властью за антисоветскую деятельность <…> Я пересылал деньги через близких родственников находящимся в ссылке за антисоветскую деятельность архимандриту Пантелеимону и Льву Адамову <…>

Я болел душой за закрытие Сов. властью монастырей <…> Моими единомышленниками были игумен Алексий и игумен бывшего мужского орловского монастыря Ипполит Носик, которые стремились организовать вокруг церкви монашество и пополнить монашество глубоко верующими людьми, стремящимися послужить религии. Я стремление их поддерживал. Подбирали для этого подходящих <людей,> и я благословлял игумена Ипполита на постриг их в монашество. Всего с моего разрешения постриглось до 20-и человек. Таким путем мы пополняли монашество новыми свежими кадрами. И вопреки запрещениям Сов<етской> власти организовывали монашество вокруг церкви, по сути создали монастыри”⁵⁵.

Вот что рассказывал сам Святитель о том времени: «27 июля 1932 года я был арестован и отправлен в Воронеж, где велось следствие. Об условиях жизни говорить не приходится, потому что в те годы вся наша страна испытывала нужду и в продуктах, и в одежде, и во всем необходимом. Да и мне ли, грешному, говорить о недостаточности питания, когда Господь милостиво сохранял мне жизнь в таких тяжелых условиях, да еще даровал многие-многие радости духовные!

Шло следствие. Надо сказать, что я попал к очень хорошему следователю. Он не оскорблял меня, не подвергал побоям, как было с некоторыми моими соузниками. Я и теперь молюсь о нем и никогда не забуду его доброту, внимание ко мне и необыкновенную порядочность.

Он долго и подробно расспрашивал меня о религии, о том, как должен вести себя христианин в тех или иных условиях. Следователь несколько раз буквально принуждал меня вспоминать до мельчайших подробностей время моего служения в Чернигове в период гражданской войны. У меня появилось такое чувство, что он что-то знает и хочет, чтобы я сам ему об этом рассказал. Пришлось припоминать все до мельчайших деталей. И вот, по ходу рассказа, вспомнились два случая, о которых мне сперва не хотелось говорить, но под нажимом следователя я рассказал о них.

В 1920 году некоторое время отсутствовал в городе епископ Черниговский Пахомий⁵⁶, и я остался за правящего архиерея. В это время белых сменяли красные, красных — жевто-блакит­ные⁵⁷ и так далее. И вот однажды, когда Чернигов заняли белые войска, командование решило устроить в городе еврейский погром. Я вовремя узнал об этом, вызвал генерала и архиерейской властью запретил ему это вероломство. Я предложил ему организовать охрану населения и в том случае, если кто-либо будет провоцировать людей на кровопролитие, обязал его принять решительные меры для предотвращения этого. Я даже пригрозил генералу анафемой. Слава Богу, погрома не произошло.

Следователь, конечно, спросил меня, почему я был настроен против погрома — ведь, как сказал он, христиане не любят евреев за то, что они распяли Христа.

Я ответил ему, что это неправильное понимание христианства. Ведь мы, христиане, не имеем права осуждать никого, тем более целую нацию. Если у кого-то есть вина перед Богом, то Господь Сам и осудит Своим судом, а нам дана заповедь: Не суди, да не судим будешь. Да, евреи предали и распяли Христа, но ведь Господь по плоти родился от еврейки, и Апостолы тоже были евреи, и первые христиане, которые уверовали во Христа после проповеди апостола Петра, тоже были евреями. И не силой оружия мы должны проповедовать Христа, а любовью к Богу, к ближнему и чистотою своей жизни, поэтому я и запретил это безумное кровопролитие. А крови на фронтах в то время и без того много проливалось.

Шло время. Белые войска сменили красные, затем снова в Чернигов вошли белые войска. Однажды ночью, в одну из таких перемен, будит меня мой келейник и говорит, что какой-то неизвестный человек в кожаной одежде, с большим пистолетом на боку просит меня принять его. Наскоро одевшись, я вышел. Передо мной стоял человек именно такого вида, как описал его мой келейник. На его фуражке была нацеплена красная звезда. Он поздоровался со мной, но под благословение не подошел.

— Чем могу служить? — спросил я его.

Незнакомец заметно волновался, чувствовалось, что ему нужно было переступить какой-то внутренний барьер, чтобы заговорить со мною.

— Я большевик, комиссар, — наконец сказал он, — но я попал в такую ситуацию, что вынужден обратиться к Вам за помощью. Я прошу у Вас убежища. Я не смог уйти со своими и сейчас меня обнаружили белые. Если я выйду от Вас, то буду сразу арестован и расстрелян.

Я распорядился, чтобы келейник устроил пришельца в комнате для гостей, накормил его и приготовил постель. Пожелав ему спокойной ночи, я удалился.

Три дня пробыл комиссар под кровом архиерейского дома. Я несколько раз разговаривал с ним. Я задавал ему вопрос, почему новая власть так категорично и жестоко настроена против религии? Но мой собеседник только и мог сказать в оправдание своей политики, что “религия — опиум для народа”, а раз опиум, значит — вред и поэтому большевики должны избавить народ от этого “опиума”.

На третий день он, сопровождаемый монахами, был переправлен к своим. Перед уходом он дал мне записку со своим именем, фамилией, названием должности и части, в которой он служил, и сказал, что если понадобится, он также отплатит мне добром за добро.

В дальнейшем я часто вспоминал этого человека. И хотя записка была давно утеряна, но все данные о нем запечатлелись в моей памяти, так как случай этот был совершенно необыкновенный. Когда следователь узнал об этом, то мне показалось, что он даже обрадовался.

Через три месяца следователь вызвал меня и сказал, что это время ушло на проверку рассказанных мною фактов, что теперь все доказано и даже есть собственноручно написанные показания того комиссара, которого мне пришлось приютить.

Когда следствие подошло к концу, мы со следователем расставались друг с другом с сожалением. Он доверительно сказал мне:

— Я рад, что хоть какую-то пользу принес Вам своим расследованием, что мне удалось доказать правильность Ваших показаний, а это для Вас немало значит — теперь Вам переквалифицируют статью и дадут не больше пяти лет вместо ожидаемых десяти.

— За что же мне дадут пять лет? — невольно вырвалось у меня.

— За вашу популярность. Таких, как Вы, на некоторое время надо изолировать, чтобы люди забыли о Вашем существовании. Вы имеете слишком большой авторитет среди народа, и Ваша проповедь имеет большое значение для народа. За Вами идут!

Неожиданно было для меня услышать оценку моего служения из уст представителя данного учреждения, но это было именно так.

— Господи! Слава Тебе! Слава Тебе, Господи! Я, грешник, как умел, так и служил Тебе! — только и мог я произнести от радости, наполнившей мое сердце. Теперь уже никакой срок не будет страшить меня».

Постановлением коллегии ОГПУ от 7 декабря 1932 г. епископ Николай был осужден по статье 58–10 УК РСФСР на 5 лет лишения свободы. Через четыре месяца после вынесения приговора Владыку из Воронежа отправили в Мордовию в город Темников, оттуда в Чувашию в город Алатырь и, наконец, в Саров. В течение пяти лет пребывания Владыки в лагерях ему помогала его духовная дочь Вера Афанасьевна Фомушкина, хорошо знакомая ему по Орлу⁵⁸. Вера Афанасьевна приезжала в те пункты, куда этапировали Владыку, находила там верующих людей, которые помогали кто чем мог в эти голодные годы, собирала милостыню и передавала Владыке передачи, которыми он делился с другими заключенными.

Вспоминая свои странствия по лагерям, Святитель много рассказывал о Сарове, где он пробыл довольно долгое время: «После закрытия и разорения монастыря в его помещениях был образован исправительно-трудовой лагерь, в который я и попал. Когда я переступил порог этой святой обители, сердце мое исполнилось такой невыразимой радости, что трудно было ее сдержать.

“Вот и привел меня Господь в Саровскую пустынь, — думал я, — к преподобному Серафиму, к которому в течение моей жизни неоднократно обращался я с горячей молитвой”.

Я перецеловал в монастыре все решеточки и все окошечки. В те времена была еще цела келья преподобного Серафима.

В этом лагере было много лиц духовного звания. Был там иеро­монах из Петербурга отец Вениамин (фон Эссен). Он был замечательным художником. Лагерное начальство учитывало способности и таланты заключенных, и ему было поручено писать разные плакаты и даже картины для оформления лагеря и каких-то учреждений. В его распоряжение отвели большую светлую комнату и предложили подобрать способных помощников.

Отец Вениамин, воспользовавшись доверием, подобрал себе помощников из духовного звания, в число которых попал и я. Это была великая милость Божия!

Первое время нелегко ему было с такими “помощниками”, но скоро мы научились всему: резать бумагу на равные части, растирать и разводить краски, точить карандаши и делать другую подсобную работу.

Вере Афанасьевне каким-то образом удавалось передавать нам кагор и просфоры. Они были испечены в виде обыкновенных булочек довольно темного цвета. И мы в той комнате, что была отведена нам для художественной работы, на этом приношении совершали Божественную Литургию. Антиминс нам также достала и передала Вера Афанасьевна.

Я все то время, что пребывал в Сарове, так и считал, что нахожусь на послушании у преподобного Серафима, этого земного Ангела и небесного человека, по молитвам которого Господь посылает нам такое утешение, что мы можем служить в заключении Литургию и причащаться Святых Христовых Таин. И не только я, но и все мои солагерники также считали, что Господь даровал нам большую духовную радость — быть в послушании у преподобного Серафима в Саровской пустыни».

В 1937 г. епископ Николай был освобожден из лагеря. Но не получив назначения на кафедру, он жил сначала в Егорьевске Московской области, а затем в Киржаче Ивановской области. В этот период по вызову Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского) он часто приезжал в Москву для исповеди митрополита Сергия и помощи в делах Патриархии. Тогда он имел возможность служить в московских соборах — в Богоявленском Елоховском, Богоявленском Дорогомиловском (впоследствии взорванном), в храмах Сорока мучеников, что напротив Новоспасского монастыря, и Илии Обыденного. Много времени проводил Святитель в библиотеке Патриархии. Впоследствии он с большой теплотой вспоминал об этом периоде: “Часто и подолгу проживал я у митрополита Сергия, пользуясь его отеческой лаской и помогая ему”. И в дальнейшем, когда после следующего ареста, тюрьмы и ссылки владыка Николай был назначен на Алма-Атинскую кафедру, он ежегодно 12/25 мая в день кончины патриарха Сергия совершал заупокойные панихиды, со слезами молясь о упокоении души его в селениях праведных.

Начавшаяся вторая мировая война изменила карту Европы. В 1939 г. произошло включение в состав СССР Западной Украины и Западной Белорусии, а в 1940 г. — Бессарабии и Прибалтики. Продвижение границ Советского государства на запад территориально расширило юрисдикцию Российской Православной Церкви. К концу 1940 г. митрополит Сергий приступил к устройству церковных дел в этих областях. В 1941 г. владыка Николай был возведен с сан архиепископа.

Весть о начале Великой Отечественной войны застала Владыку в преддверии совершения им Божественной Литургии. «Я служил проскомидию, — вспоминал Святитель, — когда один из моих друзей в тиши алтаря сообщил мне эту ужасную весть. Что я мог сказать пастве, в слезах ожидавшей не моего, а Христова утешения? Я только повторил то, что сказал некогда св<ятой> Александр Невский: “Не в силе Бог, а в правде!”».

Вслед за этой вестью архиепископа Николая постигло новое испытание. 27 июня 1941 г. Святитель был арестован и помещен в тюрьму Саратова, где проводилось следствие. Владыке Николаю было предъявлено следующее обвинение: «Могилевский Феодосий Никифорович, в 1937 году отбыв наказание, возобновил антисоветскую деятельность, установил связи с церковниками Москвы, Тулы, Орла и других городов. Снабжал приезжавших епископов западных областей Украины, Белоруссии и Прибалтийских республик антисоветской клеветнической информацией о положении религии в СССР с целью вызова недовольства среди верующих. В марте 1941 года встречался с епископами, приезжавшими из западных областей УССР. На одном из собраний епископата он, в частности, заявил:

“…Большинство епископов в СССР находятся в ссылках. Митрополит Сергий окружен небольшой группой епископов, к которым не расположена масса верующих… Советская власть усиливает свое давление на Церковь и верующих”.

Пользуясь информацией Могилевского, духовенство из западных областей усилило распространение провокационных слухов:

“Оказывается, в СССР нет архиереев. Мне об этом подробно рассказывал Николай Могилевский. Он говорил, как пачками высылали архиереев в известные годы. Теперь их нет на Севере России, на Украине, в Сибири. Я все-таки думал, что хоть где-то архиереи имеются, а теперь узнал, что их нет” (Епископ Алексий Громадский).

Епископу Симону (Ивановскому), приехавшему в Москву из Ровенской области, Могилевский заявил:

“Вас на Западной Украине ждет то же, что пережили мы здесь. Будьте готовы к разгрому церкви и к террору над духовенством, к колхозным насилиям и к другим подобным прелестям”.

Постановлением Особого Совещания при Народном Комиссариате Внутренних Дел СССР Могилевского Феодосия (Николая) Никифоровича, как социально-опасный элемент сослать в Казахскую ССР сроком на 5 лет, считая срок с 27-го июня 1941 года»⁵⁹.

Пробыв в Саратове в общей сложности шесть месяцев, святитель Николай был направлен в Казахстан, в город Актюбинск, а оттуда через три месяца в город Челкар Актюбинской области.

Челкар был небольшим поселением в глухой полупустыне на железнодорожной станции, состоящим из маленьких глинобитных домишек. Летом эта пустыня с ее сыпучими песками и горячими ветрами казалась безжизненной, она словно вымирала от палящего знойного солнца, которое выжигало и без того скудную растительность. А зимой ледяная пурга и трескучий мороз были хозяевами в этой бескрайней и унылой местности.

Когда много лет спустя Владыке задали вопрос: “Как он отнесся к этому переселению? Не было ли в его сердце ропота или обиды?” — Святитель отвечал: “На все воля Божия. Значит было необходимо перенести мне это тяжелое испытание, которое закончилось большой духовной радостью. Господь не посылает испытаний сверх сил никому. Так и мне Он всегда посылал испытания, а вслед за ними духовные радости”. На тяготы и злоключения, перенесенные в ссылке, Святитель никогда не жаловался, а если и приходилось ему об этом рассказывать, то не для того, чтобы ему посочувствовали, а как назидание.

Святитель ехал на вольную ссылку, но в арестантском вагоне. На станцию Челкар поезд прибыл ночью. Охранники вытолкали Владыку на перрон в нижнем белье и рваном ватнике. Его немудреный багажик, растерянный еще по предыдущим пересылкам, теперь совершенно растаял. В руках у Владыки было только удостоверение, с которым он должен был два раза в месяц являться в местное отделение НКВД на отметку.

Оставшуюся часть ночи Святитель пересидел на вокзале. Настало утро. Надо было куда-то идти. Но как идти зимой в таком виде? Да и идти было некуда. Владыке пришлось обратиться за помощью к старушкам, и на его просьбу откликнулись добрые женские сердца. Старушки подали ему кто штаны, кто телогрейку, кто шапку, кто залатанные валенки. Бедного старика, так ласково просившего помочь ему, кое-как одели и обули. Одна старушка приютила его в сарае, где у нее находились корова и свинья. Владыке в это время шел уже 65-й год. Голова его была бела и вид его невольно вызывал сострадание. Святитель пытался устроиться на работу, но никто не брал его: он выглядел старше своих лет. Он вынужден был собирать милостыню, чтобы не умереть с голоду.

Впоследствии, когда духовные чада спрашивали у Владыки: “Почему Вы не сказали старушкам, которые дали Вам одежду, что вы — епископ? Наверняка нашлись бы верующие люди, которые помогли бы”, — Святитель отвечал: “Если Господь посылает крест, Он же и силы дает, чтобы его нести, Он же его и облегчает. В таких случаях не должна проявляться своя воля, нужно всецело предаваться воле Божией. Идти наперекор воле Божией недостойно христианина. Почему наши кресты кажутся нам иногда особенно тяжелыми? Потому, что мы противимся Божественному Промыслу, пытаемся сами своими силами изыскивать себе облегчение, но не получаем его в таких случаях, терпение наше иссякает и мы начинаем тяготиться своим крестом”.

Так до глубокой осени 1942 г. Святитель продолжал влачить свое нищенское существование. Физические силы его были на исходе. От недоедания и холода у него развилось худосочие, тело его было покрыто нарывами, от грязи завелись вши. Силы покидали не по дням, а по часам… И вот пришел момент, когда иссякли последние силы, и Святитель потерял сознание.

Очнулся он в больнице, в чистой комнате, в чистой постели. Было светло и тепло, над Владыкой склонились люди. Он закрыл глаза, решив, что все это ему кажется. Один из склонившихся проверил пульс и сказал: “Ну вот, почти нормальный! Очнулся наш дедушка!”.

Слова эти были сказаны с такой радостью, что Владыке показалось, что их произнес какой-то очень близкий ему человек. Он снова открыл глаза и тогда только понял, что это ему не кажется, что это не сон, а все происходит наяву, что он в больнице, и радость охватила его от мысли, что он может какое-то время полежать в этой прекрасной обстановке. Истерзанное сердце его и изможденное тело нуждалось в отдыхе, он очень хотел отдохнуть.

Поправлялся Святитель медленно. А когда поднялся с постели, сразу же стал стараться принести пользу окружающим. Кому воды подаст, кому судно принесет, кому постель поправит, кому скажет доброе слово. В больнице полюбили этого доброго старичка. Все стали называть его ласково: “Дедушка”. Но только один молодой врач знал трагедию этого “дедушки”, знал, что выпиши его из больницы, и опять пойдет он просить милостыню и жить рядом с коровой и свиньей. Врачу было жаль “де­душ­ку”, и он держал его в больнице, сколько это было возможно. Но шла война, и каждая койка была на учете.

И вот настал день, когда врачу предложили выписать “де­душку” из больницы. Загрустил Святитель — так он свыкся с больными, с врачом, с медсестрами и нянечками. Да и куда ему было идти? Он стал молиться Господу, снова отдавая себя в Его волю: “Куда Ты, Господи, пошлешь меня, туда и пойду!”. К выписке “дедушки” готовилась вся больница. Ему принесли почти целые, только чуть залатанные валенки, подштопанное, но совершенно чистое белье, брюки и курточка тоже были совсем приличного вида, а шапка, которую принес молодой врач, была просто роскошная. От скудных больничных пайков выделили на первое время немного съестного.

Перед самым выходом из больницы Святитель одел все свои обновки. И вот, когда все собрались проститься с добрым “дедушкой”, вошла нянечка и сказала: “Дедушка, за вами приехали!”.

Святитель не мог забыть, как регулярно, через каждые десять дней, ему передавали от какого-то незнакомого ему татарина пару татарских лепешек, несколько яиц и несколько кусочков сахара. И еще знал Святитель, что именно этот татарин подобрал его, полуживого, без памяти лежащего на дороге, и отвез в больницу.

Ошеломленный, Святитель пошел к выходу. У больничных дверей стоял татарин с кнутом в руках. “Ну, здоров, бачка!”, — сказал он Владыке и улыбнулся добродушной улыбкой. Святитель тоже поздоровался с ним. Вышли на улицу, татарин посадил Владыку в сани, сел сам и они поехали. Был конец зимы 1943 года.

По дороге они не разговаривали. Святитель не мог говорить от переполнявших его чувств. Сани остановились у домика татарского типа. Татарин помог Владыке слезть с саней и завел его в дом. Их встретила женщина. Татарин только посмотрел на нее и она моментально ушла, как потом оказалось, приготовить пищу и чай, которые вскоре появились на столе.

После ужина и чая, когда душа Владыки немного успокоилась, начался разговор между этими двумя людьми, жизненные пути которых пересеклись по Божественному промыслу.

— Почему вы решили принять участие в моей жизни и так милостиво отнеслись ко мне? Ведь вы меня совсем не знаете, — спросил Святитель.

— Надо помогать друг другу, — ответил татарин. — Бог сказал, что мне надо помогать тебе, надо спасать твою жизнь.

— Как сказал вам Бог? — изумленно спросил Святитель.

— Не знаю как, — ответил татарин, — когда я ехал по своим делам, Бог сказал мне: “Возьми этого старика, его нужно спасти”.

Для Владыки началась спокойная жизнь. Татарин смог устроить так, что через некоторое время в Челкар приехала Вера Афанасьевна, которая также была сослана, но в другую местность. Вера Афанасьевна не стала скрывать от окружающих, кто такой тот “дедушка”, которого заботливо выходили челкарцы. И снова нашлись добрые верующие сердца, которые откликнулись на призыв помочь архиерею.

Шел 1943 год. 4 сентября в Кремле состоялась встреча священноначалия Русской Церкви со Сталиным. Помимо прочих насущных проблем Церкви, которые обсуждались при этой беседе, митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) спросил у Сталина о возможности освобождения из ссылок, лагерей и тюрем архиереев. На просьбу Сталин ответил: “Представьте такой список, его рассмотрим”.

Эти события повлияли и на жизнь далекого и как бы забытого Богом Челкара. Жители Челкара стали хлопотать о построении молитвенного дома. После стольких лет гонений, горя и нужды Святитель снова приступил к пастырскому служению, стал проповедовать, наставлять, утешать, вселять надежду в души людей. До открытия молитвенного дома он служил в доме одной бедной женщины, потерявшей на войне мужа и двоих сыновей. Святитель служил в собственноручно сшитом холщевом облачении как простой священник, иерейским чином совершал Литургии и Всенощные бдения, крестил, венчал, отпевал усопших и убиенных на фронтах воинов.

“При этой окружающей дикой природе, — писал Святитель в одном из писем тех лет, — я все же имею великое духовное утешение, что скрашивает мое одиночество. За отсутствием здесь священнослужителей, я приглашен к служению. Имеем молитвенный дом, где Литургисаю (по-иерейски), совершаю всякие требы; особенно приятно было совершить уже более 15-и бракосочетаний. Имеем колокол, а ко дню Святой Пасхи зазвоним во все четыре. …А все же милая родина грезится мне… К ней моя мысль, все мое сердце, хочется снова, как когда-то послужить ей — здесь не то: там ширь, простор, нивы…”.

Война продолжалась, но по всей стране уже восстанавливались храмы, открывались новые приходы. Важнейшей заботой Патриарха было замещение архиерейских кафедр, большинство из которых вдовствовало. 27 октября 1943 г. патриарх Сергий направил в Совет по делам Русской Православной Церкви заявление следующего содержания: “Прошу Вас возбудить пред Правительством СССР ходатайство об амнистии перечисленным в прилагаемом списке лицам, которых я бы желал привлечь к церковной работе под моим ведением”. К заявлению был приложен список 26 священнослужителей, в число которых было внесено имя архиепископа Николая (Могилевского). Все поименованные в этом списке, кроме него одного, в действительности были уже расстреляны или погибли в лагерях.

Но освобождения из ссылки владыки Николая не последовало. 10 октября 1944 г. Святитель сам направил Народному Комиссару Внутренних дел СССР “усердную просьбу”, в которой просил снять с него звание “вольного ссыльного”, разрешить уехать в Россию “и там занять епископскую кафедру по назначению Патриаршего Синода, и тем дать возможность послужить дорогой, Священной нашей Родине, особенно в годину тяжелых для нее испытаний на войне”⁶⁰. Постановлением Особого Совещания при Народном Комиссариате Внутренних Дел СССР от 19 мая 1945 г. владыка Николай был освобожден до­­срочно⁶¹.

В этот период Патриархом Алексием и Священным Синодом решался вопрос о нормализации церковной жизни на территории Казахстана. Алма-Атинская кафедра вдовствовала с 1937 г. В столице республики не было ни одного действующего храма, а во всем Казахстане их насчитывались единицы. В 1944 г. Казахстан был включен, как и в предреволюционное время, в состав Ташкентской и Среднеазиатской епархии. Но 5 июля 1945 г. постановлением Священного Синода была образована самостоятельная Алма-Атинская и Казахстанская епархия, управляющим которой был назначен архиепископ Николай (Моги­лев­ский)⁶².

«Прошлая жизнь, — писал Святитель в одном из своих писем этого периода, — со многими ее этапами горькими, дала нам лучший урок к терпению и упованию. Теперь, имея опыт этого учителя, можно <…> смело, бодрым духом изыти на дело свое. Господь зовет. Дух побуждает. Нива Божия ждет к себе делателя. Надо идти <…>

Я назначен в Алма-Ату <…> — столицу всего Казахстана. Слово “столица” смущало мой немощный дух, я просился в маленький городок родной матушки-России, но Господу, видится, угодно увеличить тяжесть архиерейского омофора. Буди тако, яко изволися!». Святитель Николай прибыл в Алма-Ату 26 октября 1945 г. в день Иверской иконы Божией Матери.

В городе в это время действовала только маленькая Казанская церковь, открытая в 1944 г. в отдаленном районе (в открытии Туркестанского кафедрального собора верующим методично отказывали). В ней-то, приехав в Алма-Ату, владыка Николай и начал свое служение. Алма-атинцы, пережившие суровые годы гонений и церковной смуты, перенесшие скорби военных лет, с великим духовным подъемом встретили долгожданного архипастыря-исповедника. Православный люд со всего города стал стекаться в отдаленную церковь, которая не могла вместить всех жаждущих духовного утешения.

Святитель стал ходатайствовать об открытии расположенной в центре города Никольской церкви, и в скором времени Никольский храм был передан верующим. В то время он представлял неприглядное зрелище: без крестов, с сорванными куполами и снесенной колокольней. Ни иконостаса, ни икон, ободранные стены. Кирпичная кладка тупика подвала изрешечена пулевыми выстрелами. Сразу приступили к ремонту, и на Благовещение 1946 г., когда еще внутри и снаружи храма стояли леса, совершили первое богослужение. Никольская церковь стала кафедральным собором новообразованной Казахстанской епархии. Для размещения Епархиального управления в северо-восточной части города был куплен дом, неподалеку от которого в небольшом домике поселился и Владыка. Здесь он дожил до своей кончины.

В Никольском соборе первым намечено было освятить северный придел святой великомученицы Варвары. Ремонт подходил к концу, но иконы Великомученицы не было, и не было надежды на ее приобретение. Святитель уже назначил день освящения придела — в воскресенье 8 декабря 1946 г., а икона так и не была написана. В пятницу перед этим днем Святитель возвратился домой, и тут же раздался телефонный звонок. Владыке сообщили, что в Центральном музее республики, который размещался в здании бывшего Вознесенского кафедрального собора, есть иконы, которые музей может передать в пользование храму. Утром в субботу Святитель поехал в бывший кафедральный собор. И первая икона, которую ему показали, была иконой святой великомученицы Варвары. Так началось архипастырское служение владыки Николая вдали от горячо любимой им России на далекой казахстанской земле.

В то время Владыке шел уже 70-й год. Но он был стройным, высоким старцем, с белоснежными власами и большой красивой белой бородой. Из-под густых и кустиками выдающихся бровей видны глубоко посаженные глаза, которые могли бы сначала показаться суровыми, но вскоре в них обнаруживались благодушие и ласковость. Походка бодра не по-стариковски, при служении — величав, спокоен, и в то же время по-отечески прост; монашеские поклоны Святитель полагал с юношеской легкостью.

Святитель Николай был внимателен ко всякому человеку и добросовестен ко всякому делу. У него были установлены точные часы приема посетителей, и в эти часы, если не был в отъезде, он всегда находился у себя в кабинете. Принимал он всех, независимо от возраста, пола и национальности. И к нему шли все, потому что все знали, что Святитель всегда даст хороший и дельный совет, при нужде поможет материально и своим добрым словом, осоленным любовью, утешит обремененных и страждущих. Когда же ему говорили, что он слишком переутомляется, он возражал, что только молитва, проповедь и служение пастве в целом и каждому в отдельности и дают ему силы жить.

Он сам лично вскрывал и прочитывал всю, подчас очень большую корреспонденцию, приходившую в епархию, сам отвечал на письма или отдавал их, с соответствующими указаниями, секретарю. Он никогда никому ничего не приказывал. Он всегда просил. И если дело было серьезное, просил со слезами. И было стыдно не выполнить его просьбу. Его кроткая просьба была сильнее приказа.

В быту Святитель был чрезвычайно прост. У него не было шикарных сервизов для приема высокопоставленных гостей. Для него все были равны. С одинаковым радушием он принимал архиерея, священника и обыкновенного мирянина. С удовольствием накормит обедом, напоит чаем, все по-простому. Только в самые большие праздники мать Вера стелила скатерть на стол, а в обычные дни обедали и пили чай за столом, накрытым клеенкой.

В еде Святитель был невзыскателен и ел все то, что ему предлагали, только в очень малом количестве. Постами он сам “заказывал” для себя еду. В первую, Крестопоклонную и Страстную седмицы Великого поста его обед составляли один кусочек ржаного хлеба, одна картофелина, один небольшой огурчик и стакан чая без сахара. В остальные недели Великого поста он разрешал себе поесть суп, не заправленный постным маслом. Одежда Владыки была проста так же, как и питание. Он вообще не любил роскоши. Это был старец-архиерей-простец со святой душой и любвеобильным сердцем.

В дни празднования памяти преподобных Сергия Радонежского, Серафима Саровского и Нила Столобенского он всегда служил в льняном облачении по иерейскому чину. Когда его спросили, почему он так делает, он ответил: “Как подумаю, кем были эти святые старцы, так стыдно мне становится одевать наши парчовые облачения”.

Святитель старался служить по возможности часто. С юных лет воспитанный в любви к церковному пению, он во время торжественных служб часто сам руководил общенародным пением в храме, а в будние дни, если не служил, часто становился на клирос: читал, канонаршил, пел и регентовал. Во время богослужений Святитель, стоя на кафедре или специально выйдя из алтаря, обращался к молящимся со словами: “Пойте, други мои, пойте!”. После Литургии, скромно перекусив, он занимался текущими делами. После обеда, немного отдохнув, Святитель снова ехал в собор.

Необыкновенная ревность была у Владыки к богослужениям, которые он совершал с максимальным для приходского храма приближением к монастырскому уставу. Служил он всегда благоговейно, никогда не спешил. А когда, бывало, хор заторопит службу, он сейчас же выглянет из алтаря и спросит: “Кто тут на поезд спешит?”. Всем станет стыдно и хор сразу замедляет темп. Как-то раз приехал Святитель в собор в половине седьмого вечера, а вечерня, которая началась в шесть часов, уже почти отошла. И Святитель сказал: “Давайте-ка начнем сначала, к божественной службе так небрежно относиться нельзя”. И вечерня началась сначала. Святитель встал на клирос и пел с певчими всю службу.

Святитель не только требовал строгого исполнения устава, но всегда разъяснял смысл богослужений, почему нужно петь или читать именно то, а не иное. О певчих Святитель очень заботился, входил во все их семейные проблемы, расспрашивал о работе. В основном на клиросе пела молодежь, которую Святитель всегда по-отечески, нежно и любовно наставлял. У него самого до самой смерти сохранялся молодой сильный голос, и если Владыку не видеть, то никогда не подумаешь, что поет старец. Он прекрасно канонаршил, а читал так, что каждое слово отчетливо было слышно в любом конце храма. Своею бодростью и молитвенным горением он подавал пример и своим сослужителям, и всему народу.

Молился Святитель со слезами, особенно при совершении Божественной Литургии, когда пели Тебе поем…, он всегда плакал.Он говорил, что плачет от радости, что Господь сподобил его совершать эту Литургию, и от счастья, что он может принести молитвы за всех своих духовных чад, за всех пасомых.

О слезах он много говорил в проповедях. Он учил различать слезы благодатные, как дар Божий, от слез ропота, гордости и уныния, и говорил, что последние приносят душе только вред. Каждую свою службу Святитель сопровождал поучениями. Его мудрые речи были основаны на большом жизненном опыте, а почтенный возраст Владыки и его отеческое отношение к пастве делали его поучения еще более авторитетными, слова его выслушивались с большим вниманием и доверием всеми, кого он по-старинному, ласково и тепло называл “други мои”.

Обычно в среду после акафиста Святитель предлагал остаться тем, кто желает поучиться петь. Время было такое, что старые люди почти все забыли, а молодые, которые только пришли в храм, ничего не знали. Молитвословов в то время в продаже не было, все приходили в эти вечера с тетрадями и карандашами, чтобы записывать молитвы, тропари, кондаки. Святитель выходил на солею, объяснял сначала смысл песнопения, которое в тот день разучивалось, потом пел его сам и после этого, задав тон, пел его со всем народом. Сначала пение звучало нестройно и некрасиво, но Святитель подбадривал народ и терпеливо продолжал занятия. И вскоре научились петь все, даже те, кто никогда не пел в своей жизни. “Пока вы поете — вы и молитесь внимательнее <…> Да и как можно не петь, когда душа поет во время богослужения!”, — неоднократно говорил Святитель, и народ пел.

Одно время для того, чтобы народ не беспокоил и не теснил Владыку во время богослужения, в соборе вокруг кафедры была сделана оградка. Но простояла она недолго: Святитель велел ее убрать. Он не захотел даже внешним образом отделять себя от народа. “Я люблю своих чад, — сказал он, — и они меня, надеюсь, тоже любят. А если кто нечаянно толкнет при большом стечении народа, то не беда. Пусть только больше народа приходит в храм Божий!”. А народу в то время в собор ходило действительно очень много.

Большое внимание Святитель уделял исповеди. Он отвергал общую исповедь. “Исповедь воспитывает христианина”, — говорил Святитель. Часто бывало, что он сам исповедовал, особенно новоначальных. Такого же отношения к исповеди Святитель требовал от служащего с ним духовенства.

Порой он делал замечания своим пасомым. Однажды, после Литургии Святитель вышел к народу с таким словом: «Сущест­вует поговорка, даже и не поговорка, а так сказали послы князя Владимира: “После сладкого человек не захочет горького”. Верно это? Верно. Но иногда приходится вкусить горького после сладкого.

Вот мы с вами только что насладились прекрасной службой Всем святым, получили это духовное утешение, эту духовную сладость. Правда ведь? А теперь приходится сказать вам горькое.

Сегодня в алтаре я получил записку: “О упокоении Павла”, и при ней рубль денег. Потом приносят вторую такую же записку: “О упокоении Павла”. Через несколько минут еще: “О упокоении Павла”. И еще и еще… Всего шесть совершенно одинаковых записок.

Хорошо это или нет?! (Голоса: “Плохо”). Ведь это же, други мои, колдовство! Это — страшный грех! Это — ворожба! Сколько раз я предупреждал вас — не делайте этого!

Жене изменил, скажем, муж. И вот бабки советуют ей, чтобы подала 9 записок о упокоении его и “тогда он к тебе вернется”.

Вот я даже вижу эту женщину, которая сегодня сделала это. Как стыдно, особенно, когда перед вами стоит ваша малолетняя дочь, которой вы должны подавать пример! Вот возвращаю вам все 6 записок и деньги, и никогда больше не делайте этого! Исповедуйтесь перед священником в этом великом грехе, и умоляю всех вас, други мои, ради Христа прошу: бросьте все эти суеверия! Господь всегда поможет в любой беде, если вам нужно избавиться от этой беды, а если нужно терпеть беду — то надо терпеть — на все воля Божия!».

Протягивает женщине записки, деньги, и та принимает их.

В Великий пост после вечерни, перед началом чина прощения Святитель всегда говорил слово. В первый день Великого поста Святитель всех благословлял и говорил напутственное слово на Пост. В первую неделю Великого поста проводил всю службу за псаломщика, сам читал и регентовал на клиросе. Удивительно было видеть, как семидесятилетний старец выстаивает длинную постовую службу, даже не переступив с ноги на ногу. Канон преподобного Андрея Критского всегда читал сам. В пятницу первой недели вечером была исповедь для всех говеющих. Перед исповедью Святитель сам читал молитвы и напоминал грехи. Обычно в этот день исповедь заканчивалась не раньше 12 часов ночи. В субботу все причащались, поздравляли друг друга с принятием Святых Таин, радовались друг за друга, и все в это время осознавали себя действительно детьми Одного Отца, все чувствовали себя братьями и сестрами. На утрени в Великий понедельник Святитель всегда сам пел Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный… Он пел так проникновенно, что священный трепет охватывал всех в эти минуты. В храме была необыкновенная тишина — особенно-торжественная и в то же время печальная.

Никольский собор в Алма-Ате стоит на возвышении, в те годы вокруг него был пустырь. И вот вечером, в Великий Четверг, после 12-и Евангелий можно было, стоя на высоком крыльце собора, наблюдать, как в темную-темную ночь расходятся огоньки свечечек, которые верующие несли к себе домой, чтобы зажечь святым огнем лампадку и выжечь крестики над окнами и дверьми дома. Сначала их свет колебался очень близко друг ко другу, затем расстояние между огоньками начинало увеличиваться, они все дальше и дальше отходили друг от друга, как бы текли в разных направлениях, и вот совсем исчезали в темноте…

Не только посты, но и праздники у верующих Алма-Аты в то время были общими. Во дни Пасхи, Рождества Христова двери дома у Владыки не закрывались. Люди несли Владыке подарки и принимали подарки от него. «На Пасху, — вспоминали клирошане, — после службы в храме мы ходили домой к Владыке поздравить его с праздником. Всю Пасху, бывало, пропоем, а ему все мало, все просит: “Давайте еще попоем… ведь такая радость у нас!”. Сам с нами поет, радуется. Как малое дитя радовался Святитель Великим праздникам».

После каждой Литургии Святитель, стоя на амвоне, благословлял каждого, несмотря на то, что в воскресные и праздничные дни в храме присутствовало до тысячи человек и более. На призывы духовных чад поберечь себя и дать народу общее благословение он отвечал: “А вдруг меня Господь сегодня призовет к Себе и спросит, как я расстался со своей паствой? Эта мысль придает мне силы, и я благословляю народ”. Но иногда Святитель совсем ослабевал и ему ставили кресло. И уже сидя в кресле, он благословлял всех, до последнего человека. Это было так умилительно, что все, как дети, подходили к нему со слезами на глазах и, получив благословение, отходили, наполненные чувством любви и радости. Он любил всех ровной, божественной любовью и эту любовь источал на каждого встречающегося ему человека.

Слезной молитвой молился Святитель и у себя дома, облекшись уже не в архиерейскую, а в смиренную монашескую мантию, в те часы, когда паства его предавалась отдыху. Мать Вера каждое утро и каждый вечер вешала возле аналоя сухие полотенца и забирала их уже мокрыми, омоченными слезами. Бывало, приходилось верующим поздней ночью проходить мимо домика Владыки, и они, видя свет сквозь ставни в его келье, говорили: “Это за всех за нас молится Владыка”.

Как известно, Алма-Ата, бывший город Верный, расположена у подножия Северного Тянь-Шаня. Могучей грядой с белоснежными вершинами поднимается над городом величественный горный хребет Заилийского Алатау. Однако эти изумительные по своей красоте и живописности горы таят в себе опасность селевых потоков и землетрясений. Сейсмостанция, регистрирующая подземные толчки, отмечает их в течение года около 270. По счастью, эти толчки слабы и преимущественно заметны лишь на приборах. Но неоднократно бывали землетрясения такой силы, что разрушали Верный и уносили множество человеческих жизней. Последнее катастрофическое Верненское землетрясение в 1911 г. разрушило город до основания. Ему предшествовали разрушительные землетрясения 1887 и 1889 гг. Последний катастрофический селевой поток прошел по городу в 1921 г. Город Верный в прежние времена называли “город на вулкане”. Но в то время, когда на Алма-Атинской кафедре находился святитель Николай, в народе существовало убеждение, что “пока Владыка жив и молится за свой город, ни землетрясение, ни иное бедствие, заслуженное нами за грехи наши, не поразит нас ради его святых молитв”. Так оно и было: при его жизни город ни разу по-настоящему не трясло.

С первых же дней святитель Николай нес бремя зависимости от государственной власти и каждое свое действие был обязан согласовывать с уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви, а порой и выслушивать от него унизительные выговоры. Так, в ноябре 1946 г. в Никольском храме состоялся духовный концерт, имевший целью сбор средств на ремонт храма. Концерт вызвал крайнее недовольство уполномоченного и окрик по адресу Владыки из Москвы, из центрального аппарата Совета.

Несмотря на это, одной из важнейших задач своего архипастырского служения Святитель считал открытие новых приходов, которое по закону должно было предваряться регистрацией церковной общины в Совете по делам Русской Православной Церкви. В местные органы власти поступали сотни заявлений со всех уголков Казахстана с ходатайствами об открытии церквей и молитвенных домов. Однако далеко не все эти ходатайства удовлетворялись как местными властями, так и Советом по делам Русской Православной Церкви. Святитель Николай предпринимал порой титанические усилия, чтобы помочь общине.

Обширна по своей территории Казахстанская епархия. Но Святитель, несмотря на преклонные годы и усиливавшуюся с годами слабость и нездоровье, с истинно апостольской ревностью посещал отдаленнейшие ее уголки. Часто при посещении далеких приходов Святитель служил под открытым небом, поскольку церковь не вмещала собравшегося народа. А народ готов был часами слушать его, стараясь каким-либо вопросом продлить свое общение с Владыкой.

Когда Святитель ездил поездом, на каждой станции он выходил на площадку вагона, благословлял собравшихся людей, иногда беседовал с ними во время стоянки поезда. Были случаи, что пассажиры выражали недовольство тем, что на перрон нельзя было выйти из-за большого скопления народа. А народ, много лет не видевший архиерея, жаждал хотя бы издали увидеть Владыку и получить его благословение.

На тех станциях, где Святитель сходил с поезда, направляясь посетить местный приход, собиралось часто более тысячи человек. Когда Святитель показывался в дверях вагона, люди вставали на колени и так приветствовали его. Народ образовывал коридор, который устилали цветами и травой. Проходя по этому живому коридору, Святитель всех благословлял.

На вокзале города Чимкента однажды произошел такой случай. Святитель проходил, благословляя всех, по такому живому коридору. Вдруг из толпы вышла женщина-казашка, упала перед Владыкой на колени и, с трудом выговаривая русские слова, со слезами произнесла: “Помолись о мне, о великий, нас совсем забыл Аллах, может быть, ваш Бог услышит меня!”. Святитель поднял ее с земли, благословил и со слезами прижал к своей груди. Женщина отошла от него, сияющая.

Много было случаев, когда иноверцы обращались к Владыке, прося его благословения, и он никому не отказывал. Как-то его спросили:

— Разве можно благословлять некрещеных?

— Если труждающиеся и обремененные просят помощи Божией, их нельзя отталкивать, — ответил Святитель. — Разве Христос не принял мытаря, разве Он не помиловал хананеянку, разве Он отказал кому-либо, просящему Его милости? Все труждающиеся и обремененные вправе уповать на милость Божию.

Когда Святитель, путешествуя по епархии, подъезжал к Челкару, сердце его билось необыкновенно радостно. Весь перрон и прилегающая к нему местность были заполнены народом, пришедшим встретить того, кто здесь, в этом городке, пережил так много горя и так много радости.

Встреча была особенной. Народ замер в молчании. Святитель тоже ничего не говорил. Все были переполнены радостью — Святитель, что снова встретился со своими пасомыми, которые были так милостивы к нему во время ссылки, а пасомые, — что видят своего Владыку, прибывшего к ним в святительской славе. Толпа раздвинулась, Святитель двинулся вперед, благословляя всех. После небольшого отдыха он начал богослужение архиерейским чином там, где во время своего изгнания служил как простой священник. Святитель, с виду спокойный, служил особенно торжественно. Во время совершения Евхаристии слезы текли по его старческим ланитам. После службы никто не расходился. На улицу вынесли кресло, усадили в него Владыку, и он долго разговаривал с народом, со слезами благодаря его за все добро, оказанное ему во дни его уничижения. И люди тоже плакали от радости и просили его святых молитв.

Встретился Святитель и с тем врачом, который выхаживал его, полумертвого, в больнице. Проговорили с ним всю ночь. Рассказывая о поездке в Челкар, Святитель не открыл имя этого врача, только сказал, что сколько будет у него сил, столько будет он молиться за этого человека.

Путешествуя по обширной Казахстанской епархии, Владыке часто приходилось летать на самолете. В июле 1947 г. Святитель должен был лететь в Москву на заседание Священного Синода, временным членом которого он в тот год был назначен. Святитель ездил и летал всегда в рясе, несмотря на то, что часто подвергался за это насмешкам. Во время посадки в самолет Святитель со своими спутниками стоял у трапа и благословлял всех входящих в самолет пассажиров. Пассажиры, заметив, что их благословляет духовное лицо, начали над ним смеяться, послышались язвительные восклицания: “Ну, нам лететь не страшно, с нами святой летит!”. Почти никто из пассажиров не сказал доброго слова, в лучшем случае проходили мимо или делали вид, что не замечают его.

Все сели, самолет поднялся в воздух. Прошло некоторое время, и вдруг забеспокоились летчики. То один, то другой выходил из кабины и что-то осматривал. Беспокойство летчиков передалось и пассажирам. В конце концов старший пилот объявил об опасности: отказывает один мотор. Положение было угрожающее, надвигалась катастрофа. Среди пассажиров началась паника. Но Святитель сказал: “Давайте помолимся! Ни одна душа не погибнет! — а потом добавил: лишь немного в грязи выпачкаемся”.

Он встал и начал молиться. Волнение пассажиров не спадало. Никто не обращал на Владыку никакого внимания, но через несколько минут все стали затихать, вставать со своих мест и прислушиваться к его молитве. А он молил Господа спасти всех, кто летит этим самолетом. В это время самолет стал падать вниз. Но, к удивлению летчиков, которые знали, каким должно быть это падение, самолет не падал, как обычно, а как бы планировал и тихо опускался вниз.

Самолет упал в какое-то заболоченное озерцо. Работавшие поблизости колхозники, трактором вытащили самолет из грязи. Пассажиры стали выходить. О Владыке как будто забыли, но когда люди немного успокоились от пережитого ими страха, то стали подходить и благодарить Владыку. Подошел и старший пилот: “Произошло чудо, отец, — сказал он, — простите за наши насмешки!”. Через некоторое они снова встретились в алма-атинском аэропорту. Пилот подошел, протянул ему руку, Святитель подал ему свою, пилот поцеловал руку и щеку Владыки и, не сказав ни слова, отошел.

Как-то при посещении города Уральска летом в начале 50-х годов народ пожаловался Владыке на зной и засуху в Уральской области: с того времени, как растаял снег, на землю не выпало ни капли дождя. Святитель сказал: “Давайте помолимся Царю Небесному, может быть, Он услышит нашу молитву”. Стали совершать чин молебного пения, поемый во время бездождия. И небо, на котором не было ни единого облака, потемнело, покрылось густыми тучами, и пошел не просто дождь, а хлынул ливень, как из ведра. От раскатов грома дрожали стены старинного уральского собора. Святитель приостановил молитву и сказал: “Православные! Разве это не чудо?!”.

После ливня все вышли во двор. Владыке нужно было пройти пешком метров 200 от храма до дома настоятеля, но теперь пыльная дорога стала месивом грязи. Тогда народ, исполненный любви и благодарности к Святителю, тут же выстлал этот путь снятой с себя одеждой. Владыка дошел до дома, даже не запачкав своей обуви.

Иногда поездки Святителя по епархии продолжались месяц и более. За 30 дней одной такой поездки в 1952 г. он семь дней провел в поезде, а в оставшиеся 23 дня совершил около 20 церковных служб. Под конец этого путешествия, как сам признавался, он “окончательно изнемог”. За время своего служения святитель Николай посетил все областные (а только их в республике было 16) и районные города, иные по три-четыре раза. “Люблю посещения эти, — признавался Святитель, — сколько радости духовной они дают верующим и нас ею питают. Входишь в храм, — то платки, то полотенца бросают под ноги, то весь путь до храма цветами и розами устилают. Слезы умиления невольно текут из глаз… Кто я, что оказывают такую честь, как Христу? <…> А мы в смирении сердца скажем: Не нам, не нам, а Имени Твоему слава, Господи!” (см. Пс 113:9).

Шло время, силы постепенно покидали Святителя. В последние годы жизни он часто недомогал. Тогда он начинал думать об уходе на покой, но одновременно говорил, что боится “по своей воле уйти с поста”. С просьбой благословить его уйти на покой Святитель обращался к Святейшему Патриарху Алексию I, но Святейший не удовлетворил его желание, ответив, что архиерей — как офицер на посту, которого сменяет только смерть. А в феврале 1955 г. по случаю 35-летия архиерейского служения архиепископа Николая он был награжден саном митрополита. Эта награда принесла радость всей казахстанской пастве, но Святитель ждал приближения смерти и готовился к ней.

В августе 1955 г. в Алма-Ате стояли знойные дни южного лета, духота которого с трудом переносится и здоровыми людьми. Святитель был утомлен торжественными службами. 11 августа открылось острое сердечное заболевание. Желая продлить дни жизни Владыки, врачи советовали ему переменить климат, но Святитель, чувствуя неизбежность смерти, отказался от переезда, сказав: “Здесь меня все так любят, и я хочу умереть на руках своих чад”.

Молитвенное настроение не покидало Святителя во все дни его болезни. Часто лежа с закрытыми глазами, как бы безучастный ко всему, он поднимал руку и крестился. Бывало, он благословлял издали свою паству, выходившую по его расчету в это время из храма или стоявшую в храме во время богослужения. По ночам благословлял своих духовных чад на все четыре стороны. По субботам в его комнате служили Всенощную, и Святитель садился на постели и благословлял всех, подходивших приложиться к Евангелию. В воскресный день служили Литургию. Он оживлялся во время молитвы, подавал возгласы, но временами впадал от слабости в забытье.

Был во время болезни один замечательный день — 18 сентября, когда после принятия Святых Христовых Таин Святителю представилось, что наступила Пасха. Он требовал, чтобы все приветствовали его словами Христос воскресе! и пели пасхальные стихиры. Пожелал встать с постели, оделся и сел вместе со всеми завтракать.

— Как хорошо мы встречаем Пасху в этом году в своей семье! — радостно сказал он. — Правда, стол у нас бывал и побогаче в такой день, но такого светлого и радостного настроения, как сегодня, еще никогда не было! Не видно на столе вина… Попросите подать, и пусть все выпьют понемногу! — продолжал Святитель радостно.

Потом удивился тому, что причащавший его священник отец Александр заторопился на требу:

— В такой день — и на требу… Нет, я вас попрошу, побудьте еще со мною!

Но такое состояние длилось всего несколько часов и разрешилось тяжелейшим сердечным приступом. В промежутках между приступами Святитель интересовался церковными делами, заботился о передаче дел по управлению епархией, имел по телефону деловую беседу с епископом Ташкентским Ермогеном (Голубевым). Причащался он неоднократно и в последний раз — за два дня до кончины.

Находясь в болезни, Святитель иногда выходил из обычного потока времени. Тогда он как бы вновь попадал в свою любимую Нилову пустынь и снова то был там кассиром на пароходе или хлебопеком, то как благочинный распределял по гостиницам богомольцев, собравшихся к престольному празднику. И тут же из далекого прошлого он переносился в грядущее: как будто предвидя свое погребение, он говорил о грандиозном крестном ходе в Алма-Ате.

Несомненно были ему и видения. В начале болезни явились ему преподобные Антоний и Феодосий, беседовали с ним и затем прошли в спальню. Почти все время видел он юношу около своей постели, или маленьких детей, которых пытался гладить по головкам. Как-то после причащения спросил: “Почему там стоят два инока? Отчего их не пускают? Я бы расспросил их об их жизни”. Видел он еще целый “сонм святителей”, и, вероятно, еще многое другое, о чем уже не мог рассказать. Иногда слова его было трудно разобрать. Иногда просил бумагу и пытался писать, но руки его дрожали, получались неразборчивые, как бы на неизвестном древнем языке написанные буквы и слова.

За все время своей болезни Святитель никогда не жаловался, не раздражался, любил пошутить, и врачи утверждали, что более кроткого и терпеливого пациента они не встречали. Ухаживать за ним было радостно и почти неутомительно, несмотря на бессонные ночи.

Особенно напряженно и громко молился Святитель в ночь за день до кончины. Можно было расслышать слова: “Господи, не осуди мя по делом моим, но сотвори со мною по милости Твоей!”. Много раз повторял с глубоким чувством: “Господи! Милости прошу, а не суда!”.

Накануне смерти Святитель еще немного говорил. Он старался сказать каждому что-то особенно ласковое, как бы прощаясь. Около 5-ти часов вечера сделался у него сердечный приступ с острой болью, после которого он уже не говорил. В сознании был до самого конца, движением головы показывая нежелание принимать лекарство и молоко.

В 5-м часу дня 25 октября окружающие заметили приближение конца. Стали читать отходную, дали в руки Святителю зажженную свечу, и с последними словами канона на исход души он тихо и спокойно испустил свой последний вздох. Это было в 16 часов 45 минут, когда в Никольском соборе зазвонили к вечерне в канун празднования Иверской иконы Божией Матери, Которой Святитель так любил сам возглашать: Радуйся, Благая Вратарнице, двери райские верным отверзающая! Ровно за десять лет перед тем Святитель прибыл в Алма-Ату и вступил в управление Казахстанской епархией.

Святитель желал быть погребенным под алтарем Никольского собора в нижнем храме Успения Пресвятой Богородицы, но светские власти не дали на то разрешения.

Похороны были чрезвычайно торжественными. Для погребения почившего митрополита прибыл епископ Ташкентский и Среднеазиатский Ермоген. Гроб до кладбища (расстояние около 7 км) несли на руках. Весь город всколыхнулся, пришел в движение. Крыши, заборы и деревья по пути следования похоронной процессии были запружены народом — и верующими, и неверующими. Множество людей сплошным потоком шло за гробом. Шествие растянулось квартала на три. Движение на улицах, по которым несли Святителя, прекратилось. Пели Святый Боже…, часто останавливались и служили литию. По подсчетам сотрудников милиции, за гробом следовало 40 тысяч человек. Народ шел и нес своего дорогого отца на руках до самого кладбища. Кладбище тоже было переполнено народом так, что шествовавшее за гробом духовенство с трудом достигло могилы.

Какая сила привлекла ко гробу владыки Николая эту многотысячную массу людей? — Все любили его горячей любовью как нежного отца, мудрого наставника, ревностного молитвенника за врученную Богом паству, жившего и дышавшего заботой о спасении людей, о благе и спокойствии Церкви.

От редакции. Порядок публикации в выпусках “Патерика” вынужденным образом произволен: тексты публикуются в том порядке, в каком поступают в редакцию материалы.

Общее руководство подготовкой “Патерика” осуществляет архимандрит Макарий. В данном выпуске использована брошюра “К прославлению священномученика Феофана, епископа Пермского и Соликамского, и преподобномученика Варлаама с братией Белогорского монастыря”, выпущенная в 1998 г. Пермским Епархиальным управлением. Над текстом работала М. Журинская.

СвященномученикФеофан (Ильменский),
епископ Пермский и Соликамский

*1867 — †11/24 декабря 1918

и с ним двое священномучеников и пятеро мучеников

†11/24 декабря 1918
Прославлены Юбилейным собором 2000 г.⁶³
Память празднуется 11/24 декабря (преставление),
в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Священномученик Феофан (в миру Сергей Петрович Ильменский) родился в 1867 г. в Саратовской губернии в семье церковного чтеца. Его мать Акилина, рано овдовев, кротко несла вдовий крест и старалась давать маленькому сыну религиозное воспитание; она часто рассказывала ему о жизни и духовном подвиге преподобного Сергия. Дядя мальчика, протоиерей Димитрий, пятьдесят лет прослуживший в глухом селе, преподал ему первый опыт церковной жизни. Однажды, оставшись один в храме, ребенок усердно молился о том, чтобы стать священником. В семинарии это желание укрепилось; возникла решимость стать по примеру дяди сельским пастырем. Но Господь привел юного выпускника семинарии в Казанскую Духовную академию, которую он окончил в 1892 г. со степенью кандидата богословия и был направлен законоучителем в учебные заведения Саратова. В 1898 г. Сергей Петрович был рукоположен в сан священника; законоучителем он продолжал оставаться около 20 лет.

Раннее вдовство указывало ему путь к монашеству, но в миру отца Сергия удерживало попечение о престарелой матери и малолетней дочери. Смысл своего служения в миру он осознал и принял как средство глубже изучить жизнь и собственную душу.

Отец Сергий укреплялся в вере, совершая богослужение при большом стечении народа перед чудотворными иконами. Он любил крестные ходы с беседами в пути и всеобщим воодушевлением, когда отступала житейская суета и выявлялось общее устремление к святости как к единению с Господом.

Когда его мать отошла ко Господу и завершилось воспитание дочери, отец Сергий вознамерился найти духовное прибежище на Валааме. 31 августа 1913 г. протоиерей Сергий был зачислен в число братии Валаамского Спасо-Преображенского монастыря, а уже 12 августа 1914 г. он был назначен смотрителем Балашовского духовного училища и через два дня пострижен в мантию с наречением имени Феофан, а еще через месяц возведен в сан архимандрита.

10 сентября 1916 г. архимандрит Феофан был назначен ректором Пермской Духовной семинарии. Своей основной задачей отец ректор видел воспитание в учащихся полного осознания высоких и святых идеалов пастырства. Ради укрепления веры он ввел в храме общее пение и старался, чтобы дело церковной проповеди было поставлено на подобающую высоту. В квартире отца Феофана проводились еженедельные чтения и беседы учащихся и преподавателей.

Итак, большую часть своей жизни святитель Феофан посвятил служению юношеству. Но настало время, когда он должен был послужить Богу и Его Церкви как наставник многочисленной паствы в сане архиерея. 21 января 1917 г. указом Святейшего Синода архимандрит Феофан был избран во епископа Соликамского; наречение состоялось 25 февраля, хиротония — на следующий день. В своей речи при наречении во епископа Святитель говорил о сугубых трудностях архиерейского служения в те времена, когда “страшные волны неверия и ожесточения обуревают корабль Церкви Христовой”.

Вручая архипастырский жезл святителя Стефана Пермского новопоставленному епископу, Преосвященный Андроник, архиепископ Пермский и Кунгурский⁶⁴, сказал: “Путь нашего архиерейского служения есть путь Христов, путь крестоношения, путь самораспятия постоянного, или — словами великого апостола Церкви святого Павла: архиерей свободен сый от всех, всем себя порабощает, да множайшия преобрящет… всем бывает вся, да всяконекия спасет (см. 1 Кор 9:19–22)”.

После хиротонии епископ Феофан пешком обошел приходы епархии, чтобы ближе познакомиться с паствой. Был он великим молитвенником и постником и, подобно архиепископу Андронику, бесстрашным обличителем безбожия. В 1918 г. волостной земельный отдел просил Троицкий монастырь прислать планы монастырских сенокосных лугов. Епископ Феофан ответил: “…предстанет Страшному суду Всемогущего Бога всякий, кто осмелится для чего-либо захватить принадлежащие Церкви земельные угодья и какое-либо достояние Церкви Божией”. Владыка понимал, что за представлением планов последует конфискация, при которой церковное имущество не послужит на благо неимущим, а будет просто разграблено и загублено.

Почти все время своего архиерейского служения Владыка провел в пределах Соликамского викариатства за исключением времени пребывания архиепископа Андроника на Соборе с августа 1917 г. по апрель 1918 г. 17 июня 1918 г. владыка Андроник был арестован, и епископ Феофан переехал в Пермь и принял управление Пермской епархией, а вместе с этим понес и крест верного свидетеля Христова, заботившегося о благополучии вверенной ему Промыслом паствы и сопротивлявшегося притеснениям безбожных властей. К концу лета был арестован и он.

За несколько дней до взятия Перми Сибирскими войсками в декабре 1918 г. чекисты увели из тюрьмы девять заключенных — епископа Феофана, трех священников и пятерых мирян. Их не просто убили — их подвергли изощренным мучениям: Владыку многократно погружали в прорубь на лютом морозе, и только потом утопили вместе с другими мучениками. Место упокоения останков неизвестно.

Почитание памяти епископа Феофана отдельными верующими началось сразу же после его мученической кончины и не прерывалось вплоть до прославления его в лике местночтимых святых Пермской епархии в 1998 г. А через два года почитание священномученика Феофана и убиенных с ним священников и мирян стало общецерковным.

^{_______________}

ПреподобномученикВарлаам (Коноплев),
настоятель Белогорского Свято-Николаевского монастыря

*1858 — †12/25 августа 1918

и братия монастыря: иеромонахи Сергий, Илия, Вячеслав, Иоасаф, Иоанн, Антоний; иеродиаконы Михей, Виссарион, Матфей, Евфимий; монахи Варнава, Димитрий, Савва, Гермоген, Аркадий, Евфимий, Маркелл; послушники Иоанн, Иаков, Петр, другой Иаков, Александр, Феодор, другой Петр, Сергий, Алексий

Прославлены Юбилейным собором 2000 г.⁶⁵
Память празднуется 12/25 августа
и в первое воскресенье после 25 января/7 февраля
(Собор новомучеников и исповедников Российских)

Преподобномученик Варлаам (в миру Василий Евфимович Коноплев) родился в 1858 г. в Пермской губернии в крестьянской семье старообрядцев-беспоповцев⁶⁶. В свой автобиографии он искренне и подробно описывает свои поиски истины и приход в Православную Церковь, которые начались в очень юном возрасте, когда молитвы и чтение Писания привели его к размышлениям о том, что без священства спастись, видимо, нельзя. До тридцатипятилетнего возраста Василий предавался молитве и размышлениям, все более укрепляясь в необходимости священства. Затем он встретился с миссионером Пермской епархии отцом Стефаном Луканиным и тот взял на себя руководство в его дальнейшем нелегком пути. Много путешествовал; много читал, в том числе и древние рукописи, подолгу беседовал со старообрядческими начетчиками разных толков. Будучи в Белогорской обители, молился о знамении, которое свидетельствовало бы о благодати Православной Церкви — о дожде во время засухи. Но хотя Господь послал ему такое знамение, он остался при старых убеждениях. Однако вернулся в обитель трудником и имел долгие беседы с отцом Стефаном, который убедил его в том, что старообрядцев отъединили от Церкви не за “верность” старому богослужению, а за непокорство и за хулу. Присланный ему епископом Пермским (отец Стефан рассказал Владыке о старообрядце, упорно взыскующем истины) двухтомник догматического богословия убедил Василия в том, что православная догматика безупречна. И вот после торжественного архиерейского богослужения Василий принародно провозгласил, что порывает с расколом.

Присоединение его к Православной Церкви произошло в кафедральном соборе перед литургией; Владыка сам совершил таинство миропомазания. Вскоре к Церкви присоединились отец и братья Василия с семьями (всего 19 человек), а также семейство его постоянного спутника в поисках истины Иова.

Менее чем через месяц Владыка облек воцерковленного в рясофор, и тот поселился на Белой Горе. К 1 февраля 1894 г. к нему присоединилось 12 человек, желающих монашеского жития; в тот день Василий принял постриг с именем Варлаам, на следующий день был рукоположен во иеродиакона, а 22 февраля — во иеромонаха.

Отец Варлаам был назначен управляющим новостроящегося миссионерского монастыря на Белой Горе. В обители отец Варлаам восстановил православное уставное богослужение; за утренней и вечерней службой звучала миссионерская проповедь. Поучения, постоянно сопровождавшие богослужение, были просты, доступны и обладали сильным воздействием на души паломников. В обитель ехали со своими скорбями и несчастьями за сотни верст.

Вот что писал об отце Варлааме в 1913 году пермский священник Иоанн Шестаков: “Отец Варлаам — руководитель совести, это лицо, которому поручают себя люди — миряне точно так же, как монахи, — ищущие спасения и сознающие свою немощь. Кроме того, к отцу Варлааму как вдохновенному руководителю обращаются верующие в трудном положении, в скорбях, в часы, когда не знают, что делать, и просят по вере указания. Отец Варлаам отличается особой опытностью, аскетизмом, крепостью духа и детским незлобием. Молва о его мудрости росла; к нему стал стекаться народ со всей Пермской губернии, пошли даже инородцы из глухого Закамского края… Каждый, приходя к отцу Варлааму, выносит сильное незабвенное впечатление: в нем есть что-то действующее неотразимо. Аскетические подвиги и трудовая жизнь изнурили здоровье отца Варлаама, но он никому не отказывал в совете. Великие таинства совершаются в его тесной келье: здесь возрождаются на жизнь, утихают скорби и текут слезы умиления и радости”.

Белогорская обитель утешала страждущих, поддерживала слабых, помогала бедным в течение четверти века. В ней обитали сотни иноков; сотнями стекались и паломники. За особое благолепие службы и высокий духовный настрой, за ощутимую благодатную помощь всем нуждающимся в поддержке, за обилие поучений, ведущих к спасению, ее называли Уральским Афоном, а настоятеля — аввой всей Пермской страны.

Самоотверженная деятельность иноков привлекала и благотворителей. Уже в июне 1894 г. заложили храм во имя иконы Иверской Божией Матери и нижний зимний храм во имя Всех Святых, а в июле приступили к расширению Никольского храма. В ноябре начали строить настоятельский и братский корпусы; оборудовали слесарную и столярную мастерские. Через год строительство каменного нижнего храма во имя Всех Святых было закончено; начали возводить второй деревянный храм (закончен и освящен в сентябре 1896 г.). На следующий год был заложен двухэтажный корпус для старшей братии; Белогорский монастырь был утвержден штатным монастырем, а отец Варлаам назначен его настоятелем.

В 1902 г. состоялась закладка престола собора в честь Воздвижения Честнаго Животворящего Креста Господня вместимостью до пяти тысяч человек, и на это торжество собралось до пятнадцати тысяч богомольцев. В это время у монастыря не было средств на такое строительство, но по вере отца настоятеля и братии средства были им посланы; построенный собор был освящен летом 1917 г. В процветавшей обители появились все нужные ей ремесла от выделки кирпича до золочения. Так за верность, смирение и горячую приверженность высоким духовным истинам Православия отец Варлаам стяжал многие и разнообразные дары: был и старцем-наставником, и рачительным хозяином, и храмоздателем.

В первых числах июня 1917 г. в обители состоялось последнее торжество — уже упоминавшееся освящение Белогорского собора. Извещения об этом были разосланы по всей России, уже погружавшейся в смуту; все благодетели и посетители обители получили приглашения. 2 июня в обитель прибыл архиепископ Андроник; 5 июня начали прибывать из окрестных селений многолюдные крестные ходы. Храмы не вмещали паломников, и богослужения совершались под открытым небом; на всенощных, панихидах и молебнах славилось имя Божие. Казалось, празднует и природа: стояла тихая безветренная погода, так что свечи не гасли. И в храмах и на открытом воздухе звучали проповеди. Архимандрит Варлаам, благочинный архимандрит Ювеналий и казначей обители иеромонах Антоний проводили исповеди, и при этом долго и подробно разъясняли вред греховных привычек, призывали к сердечному покаянию. И народ сокрушался о грехах, слезно скорбел о душевной погибели и покаянно умолял Господа о милости. После вечернего правила свечи в храме гасились, и иноки — около пятисот человек — двигалась к раке с частицами мощей. За всенощной на “Хва­лите…” выходило до тридцати иеромонахов; отец архимандрит совершал каждение в сопровождении семи иеродиаконов…

Через год с небольшим после освящения собора, в августе 1918 г., обитель захватили большевики. Храмы и престолы были осквернены, многие монахи убиты после страшных пыток. 12 августа настоятеля монастыря архимандрита Варлаама арестовали (якобы для того, чтобы привезти его на собрание) и по дороге в уездный город Осу расстреляли. Отец Варлаам знал, что его ждет смерть, но отправился в путь, чтобы, как подлинный ученик Христов, бороться и за спасение тех, кто был врагом Церкви. Из злобы и страха могилы мучеников были скрыты властями.