Патриарх в моей жизни
Прошу прощения за несколько претенциозный заголовок. Я понимаю, что звучит, чуть ли не как «я в жизни Патриарха». И все же.
«А вот Кирилла любили», – сказал со вздохом Паша. Так я тридцать лет назад впервые услышал о нынешнем нашем Патриархе от своего сокурсника по институту и первоначального проводника по тропам христианского благочестия. Рассказывая о произошедшей около двух лет назад смене ректора ЛДАиС, он искренне переживал, как если бы сам был его чадом или, как минимум, семинаристом. Не знаю, почему, но это сердечное слово как-то ощутимо отпечаталось во мне: ректор, которого любили. А еще через пару лет я его впервые увидел и прочувствовал отношение к нему со стороны студентов Академии.
Случайно так совпало, что, будучи на тот момент воспитанником ЛДС, я находился в библиотеке, когда туда зашел архиепископ Кирилл. Я бы и не понял, что это он – тот самый «Кирилл, которого любили». Ничто в нем не выдавало «князя Церкви»: за столом сидел человек средних лет в рясе или подряснике, не помню; если и была на нем панагия, то ее не было видно. Я бы и не обратил на него внимания, если бы не тихая волна, прошедшая по библиотеке: «Владыка Кирилл, владыка Кирилл здесь!»
Он сидел за длинным библиотечным столом, облокотившись на него, перед ним сидел один из студентов Академии, а вокруг очень плотно сгрудились учащиеся. Студент о чем-то его расспрашивал, владыка отвечал. В этой сцене было, как говорится, прекрасно все: и непоказной, искренний пиетет молодежи, и простота 42-хлетнего архипастыря, в этих стенах теперь уже редкого гостя, о десятилетнем периоде ректорства которого все, кого я знал, вспоминали с теплотой и восхищением. Его живость ума, внимательность и естественность обращения приятно удивляли.
В следующий раз я увидел его на открытии Генеральной Ассамблеи Синдесмоса (всемирного объединения православных молодежных организаций), которая в 1992 г. проходила в России. В митрополите Кирилле, открывавшем ассамблею, обращала на себя внимание торжественность без официоза, и самое главное, было видно, что ему очень нравится находиться среди молодежи, ему нравится все, что вносит живую, разумную, созидательную и просветительную струю в церковную жизнь, все, что обнадеживает, отрезвляет, освежает ее.
А вот следующая встреча была уже по печальному поводу. В конце декабря 1994 г. митрополит Кирилл приехал в Эстонию, в надежде помочь урегулировать церковно-государственный конфликт (государственные чиновники в 1993 г. поддержали (чтоб не сказать инициировали) раскол в эстонском Православии, зарегистрировав раскольническую группировку в качестве правопреемной структуры, а Эстонскую Православную Церковь объявив «оккупационной»). Митр. Кирилл встречался в тот раз как с клириками и мирянами ЭПЦ, так и с министром внутренних дел Х. Арике. В нас теплилась надежда, потому что за два года до этого он совершил невозможное: договорился с правительством Латвии, убедив его проявить добрую волю и принять политическое решение, в итоге чего ЛПЦ, которую некоторые лица тоже пытались расколоть, была зарегистрирована без проволочек.
Но в Эстонию его с аналогичной миссией направили, к сожалению, аж спустя почти два года после первого объединенного демарша раскольнической инициативной группы и МВД, обозначивших жесткую отрицательную позицию в отношении пребывания эстонского Православия в лоне Московского Патриархата. В декабре 1994 г. наша ситуация уже прошла «точку невозврата», что проявилось в абсолютной недоговороспособности тогдашних властей Эстонии. Впереди были еще восемь лет глубокого поражения в правах, пока в 2002 г. ЭПЦ МП, наконец, не зарегистрировали – восемь лет напряженного труда владыки Кирилла.
Мы с ним в тот период пересекались несколько раз. И когда в 2013 г., во время его приезда в Эстонию, мы с о. Николаем Балашовым подарили ему в Пюхтицком монастыре сигнальный экземпляр нашей книги «Проблемы Православия в Эстонии», он меня узнал, проявив свою хорошо знакомую сердечную приветливость. Несколько его добрых слов, сказанных по делу, оказались для меня тогда очень важной поддержкой, не говоря уже о том, что он просто меня вспомнил, да еще и с такой непосредственной радостью. В его хорошей памяти я никогда не сомневался, но, учитывая колоссальное количество людей, с которыми он встречался за прошедшие годы, я бы не удивился, если он меня бы не узнал.
Это его умение сосредоточиваться на человеке, на его вопросе, ситуации, хотя бы ненадолго, но целиком, хотелось бы отметить особо. В тот приезд в 1994 г., несмотря на занятость, усталость и еще предстоящую на следующий день нервотрепку с министром (который во время встречи двух слов связать не мог без шпаргалок референта) – при всей этой нагрузке, он запросто принял приглашение нашего приходского старосты-храмостроителя С.И. Стеклова приехать в пригород Таллинна – г. Маарду, взглянуть на его детище: только-только возведенный наш приходской храм во имя Архистратига Божия Михаила. Казалось бы, он что, строящихся церквей не видел? До того ли ему было? Оказалось, что до того.
Я помню, как он ходил по территории, осматривал, находившийся в цокольном этаже, малюсенький нижний придел, освященный в честь прп. Серафима Саровского, где мы служили в то время, поднимался в тогда еще, по-моему, заставленный лесами большой верхний храм, как искренне радовался, ощупывая дубовые двери главного входа, хваля и здание за его величественность, и нашего старосту за основательный подход к делу. А потом он отправился к нему домой, где обратил внимание на его среднего сына, тогда весьма непростого юношу, и в разговоре с ним нашел очень точные для того момента, добрые, проникновенные слова.
Ну, и коль речь о Патриархе в моей жизни, было бы странно не упомянуть о том, что шесть лет назад он утвердил решение Общецерковного суда о снятии с меня запрета. Как и многие другие преобразования в жизни Русской Православной Церкви, направленные на ее оздоровление и, прошу не кидаться тапками, на ее рехристианизацию (насколько адекватно они осуществляются – это уже вопрос другого порядка, тут, как говорится, «учи сопромат»), само начало функционирования системы церковного суда, призванного ввести решение конфликтных ситуаций в каноническое русло – его прямая заслуга. Не было бы этой структуры – сидеть бы мне по сей день в запрете, и не факт, что я это перенес бы, не повредившись духовно или психически, как, впрочем, рисковал не выжить и физически, будучи без того весьма нездоровым человеком. Кроме того, и при положительном решении суда, Патриарх мог бы его не утвердить (и у меня до конца тогда не было уверенности, не достигнут ли своей цели, предпринятые в этом направлении усилия).
Поэтому не будет преувеличением сказать, что Патриарху нашему я обязан не только возможностью хотя бы время от времени служить, но и тем, что, милостью Божией, вообще жив.