Читайте также:
Патриотизм — это чувство благодарности Богу
Эмиграция, или можно ли служить Родине издалека?
Сайт «Правмир» продолжает обсуждать тему патриотизма и эмиграции. Сегодня мы разговариваем со священником Георгием Завершинским, доктором философии и кандидатом технических наук, руководителем службы коммуникации ОВЦС, много лет прослужившим в Ирландии.
— В последние месяцы на нескольких православных сайтах появились публикации, посвященные эмиграции. Судя по откликам читателей, вопросы, касающиеся эмигрантов и причин их отъезда, волнуют многих. Отношение к ним складывается неоднозначное. Кто-то видит в них искателей легкой доли или людей, спасовавших перед трудностями. В глазах других эмигранты выглядят людьми, не побоявшимися изменить свою жизнь, чтобы сделать её лучше. Отец Георгий, какое определение ближе Вам? В каких случаях, по-вашему, эмиграция является оправданным решением?
— Прежде всего, мне бы хотелось сказать, что, наверное, будет неправильно как-то отделять эмигрантов от тех, кто остался в своей стране. Тем более, что в условиях современного информационного пространства это разделение фактически незаметно. Человек в эмиграции имеет доступ к тем же самым информационным ресурсам, что и человек, который пребывает на Родине. Парадоксально, но порой люди, уехавшие за границу, лучше осведомлены о процессах, происходящих в родной стране, и участвуют в них активнее, чем те, кто остался. Мне кажется, не стоит рассматривать эмигрантов каким-то особым образом. Неверно было бы выражать им какое-то сочувствие или, напротив, видеть в них, грубо говоря, отщепенцев, бросивших свою Родину и уехавших в дальние страны искать «лучшую долю». По своей природе каждый человек ищет «лучшей доли», устраивает свою жизнь, чтобы обеспечить семью, родителей, чтобы помочь тем, кто нуждается в нем. Пожалуй, единственное, что в наше время отличает эмигрантов от тех, кто остался на Родине — это ограниченный круг живого общения с единоплеменниками, теми людьми, с которыми не только в буквальном смысле говоришь на одном языке, но с которыми есть взаимопонимание, общность интересов, социальная, общечеловеческая, культурная, научно-философская или богословская база.
— Батюшка, меня смущает такой вопрос. Большинство уехавших, не считая тех, кто вынужден жить за границей по долгу службы, покинули страну в надежде изменить условия своей жизни к лучшему. Этот факт порой вызывает осуждение. Грешно ли желание жить лучше?
— Тогда осуждение людей, ищущих «лучшей доли», нельзя было бы ограничить только теми, кто эмигрировал. Так ведь можно встать на позицию осуждения вообще всех, кто старается улучшить свою жизнь, чтобы иметь в ней больше возможностей для решения разных вопросов, в том числе и личных, а также для оказания кому-то помощи и поддержки, в конце концов, для осуществления пожертвований на какие-то благие дела, на Церковь. У каждого человека есть свои способности, и очень важно, происходит ли их реализация и не используются ли Богом данные дарования и возможности кому-то во вред или исключительно в корыстных целях, для получения личного наслаждения в жизни.
Я бы отделил поиск наслаждения и попытки всячески себя ублажить от поиска, как говорят, «лучшей доли». Ведь под лучшей долей на Руси всегда понималось более достойное, более организованное устройство своей жизни, жизни своей семьи, своих близких. Человек по природе стремится всё устроить вокруг себя так, чтобы было красиво, и чтобы от этой красоты получать радость не только самому, но и делить ее с кем-то. Какое здесь может быть осуждение?!
Осуждать эмигрантов за то, что они — «предатели Родины», бросившие все и уехавшие в другую страну, мне кажется, сегодня совершенно неуместно. Такую позицию можно было бы понять, допустим, если бы стране что-то угрожало, и тех, кто не встал на её защиту, а спрятался или сбежал, можно было бы считать предателями. В последние годы, слава Богу, в России наблюдался экономический подъем. У нас стало даже больше возможностей, чем в тех странах, куда попали наши соотечественники. Уже начался обратный процесс — возвращение бывших эмигрантов. Мотивы тоже экономические, однако, тот, кто раньше осуждал эмигрантов, наверное, уже не будет их осуждать теперь за то, что они возвращаются, хотя побуждение к возвращению то же самое — желание для себя «лучшей доли».
Не стоит вообще никого осуждать, надо постараться понять причины и войти в положение человека в каждой конкретной ситуации. Путь осуждения всегда очень коварный и опасный, прежде всего, для самого себя, и идущим по нему следует задуматься, стоит ли так себя подставлять, ведь впоследствии сам будешь осужден за то же самое.
— В статье протоиерея Максима Первозванского «Грешно ли искать легкой доли?» мне понравились слова о том, что «любовь подразумевает служение». Батюшка, как вы думаете, каким образом, люди, уехавшие из страны, могут служить своей Родине?
— Совершенно непосредственным образом. Наша Родина — Россия, но ведь ею не ограничивается весь мир, в котором живет множество народов, существует много других традиций, религий, культур, экономик, социумов, и людям всегда интересно знать правду друг о друге. Если мы полагаем, что именно нашему народу даровано высочайшее благо, дана привилегия иметь в основе своей культуры православную традицию — то как можно этим не поделиться, как можно это скрыть от других и не принести свидетельство остальному миру?
Наше появление в других странах, наша жизнь, наши взгляды, общение между собой и с людьми, представляющими другие традиции — это и есть живое свидетельство, которое является самым ценным. Оно должно быть всегда. В этом и есть наше служение Родине, Церкви, и, в конце концов, Богу, потому что мы можем поделиться тем, как славят Бога у нас на Родине, и само по себе это уже очень много. Мы можем поделиться также и другим — культурой, традициями и обычаями, характером такого общения, которое свойственно для русских людей.
Чтобы этим поделиться и принести кому-то радость, прежде всего эту радость нужно иметь в самих себе, то есть осознавать то богатство, которое дано нам от рождения. С другой стороны, нельзя свысока смотреть на окружающий мир, на другие народы с их культурными традициями и религиями — этого быть не должно, потому что «кто возвышает себя, тот унижен будет» (Мф 23:12). Это евангельский принцип. Поэтому на общение идти надо с любовью и открытостью.
Ну и главное — чем мы можем свидетельствовать? Тем, что будем иметь доброе общение между собой. Тогда и другим будет интересно узнать о том, как мы живем, какие у нас есть особенности и какова наша традиция. Но мир многополярен, многокультурен, существует множество разных взглядов на разные явления. Оказавшись за пределами своей Родины и прожив здесь достаточно долго, мы хорошо понимаем, что нужно найти свое место и время для свидетельства. Кроме того, чтобы быть услышанными, надо научиться говорить на том языке, который будет понятен другим. Чем более мы станем понятны другим, тем лучше исполним свое служение по отношению к своей Родине и к Церкви, и тем в большей степени остаемся патриотами своей страны.
— То есть такие понятия как Родина, Отечество, национальность, вполне совместимы с духом христианства? Ведь часто можно слышать мнение, что все мы братья и сестры, у нас общий Отец, что христиане — граждане Вселенной, и они «рождены для интернационализма»…
— С одной стороны, надо избегать противопоставления, с другой — необходимо увидеть общее и то единое, что мы можем открыть для себя, будучи христианами и оставаясь при этом патриотами. «Для христианина весь мир —
отечество», — есть такое выражение, и это, конечно, правильно, но все-таки каждый из нас родился в определенной стране и городе, с определенным укладом жизни, взглядами и отношениями между людьми. Невозможно от всего этого отказаться, как нельзя себя переделать. Мы таковы, каковы есть. В этом и заключается наш патриотизм — не изменить тому окружению, из которого мы происходим, не относиться к нему свысока, говоря: «Вот, я стал христианином, и мне теперь наплевать, что я русский, для меня это уже совершенно ничего не значит». Это неправда, абсолютная неправда! Христос происходил из иудейской среды и настойчиво и целенаправленно обращался именно к иудеям (Мф 15:24), будучи отвергнут ими и многократно гоним. Они не раз брали в руки камни, чтобы побить Его, тем не менее, Он снова шел к ним. Апостол Павел говорил о своей любви к единоплеменникам, братьям по крови (Рим 9:3). Можно продолжить примеры и любви к своему народу, к своей Родине, говоря о великих русских святых, таких, например, как преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский.
Следует, однако, избегать того, чтобы связывать свое православие только лишь с принадлежностью к определенному роду и племени, народу и стране, говоря, например, что «русский — значит, православный». Здесь нет математически точного однозначного соответствия — «если я русский, то православный» и «если я православный, значит — русский». Так полагать было бы совершенно неправильно. Я тот, откуда произошел, из того народа и из той местности, где родился, но небесное отечество «не от мира сего», и мое православие не должно быть обусловлено только внешними факторами. В день Пятидесятницы, как мы помним, каждый, кто слушал апостолов, слышал их говорящих на его родном языке и даже наречии. Но апостолы говорили о великих делах Божиих, проповедовали Имя Божие, а не выступали с речью о славе своего народа. Имя Божие может быть произнесено на всех языках, для этого Имени не существует никаких границ, потому что Оно произносится и слышится в глубине сердца человека.
На Руси сложилась серьезная, глубокая, многовековая православная традиция. За это время именно русским народом был приобретён очень серьезный духовный опыт. Нам, русским, через наших великих святых открылись духовные глубины. Этим можно хвалиться. Не самими собой и не своей принадлежностью к России, а именно тем, что являет Бог в нашем народе, как Он открывает Себя в Русской церкви и какие богатые дары сообщает тем, кто принадлежит к этому народу и его Церкви. Не стоит противопоставлять христианина и патриота, чтобы не пропустить то главное, что Бог дает тем людям, которые дорожат своей Родиной и принадлежностью к своему народу.
Есть опасность, ложно истолковав тему «христианин — патриот своей страны», построить ложное видение патриотизма. И христианства, кстати, тоже. В истории было, что под христианскими лозунгами, в борьбе за Гроб Господень, за святыни, велись многочисленные войны, совершалось попрание других народов, причем, тоже христианских. Поэтому, не отказываясь от принадлежности к своему народу и не переставая быть патриотом своей страны, будучи христианином, недопустимо противопоставлять себя другим народам и возноситься над ними в духовном и культурном смысле. Утверждать, что «моя культура, моя вера, моя традиция — единственно правильные, а остальные не соответствуют истине, и поэтому они должны учиться именно у меня» было бы неверно. Да никто нас бы и не услышал! Вместо свидетельства это стало бы лжесвидетельством. Надо говорить другим языком, в котором великая истина, открытая русскому народу, русскому сердцу, была бы понятна людям других культур. Если это случается, то не через превозношение над другими и не из ложно понятого чувства патриотизма, когда говорится, что «мы русские, и поэтому наша культура, наша душа единственно достойны христианства и Церкви».
— Отец Георгий, как много людей впервые приходят в храм после переезда в другую страну? Многие ли остаются в церкви, обретя материальное благополучие? Не становятся ли люди, чей достаток позволяет не задумываться о куске хлеба, более черствыми?
— Пастырская практика, мой опыт и опыт других пастырей показывают, что в эмиграции, утрачивая непосредственную связь с Родиной, со своими родными и близкими, человек нуждается в том, чтобы кому-то открыться, иметь возможность для душевного общения, встретить людей, близких ему по культуре и вере. Церковь — это первое место, где такая встреча может произойти.
Но, как раньше приходилось слышать и читать в воспоминаниях пастырей первой волны эмиграции, так приходится видеть и теперь, иногда возникает попытка превратить церковь в национальный клуб, где и на душе станет тепло, и какие-то вопросы можно будет решить, и поговорить-пообщаться, и повстречаться-подружиться. Само по себе это неплохо, но ни в коем случае такой подход не должен доминировать в Церкви. Скорее, как и в отношении понятий «христианин» и «патриот», нужно избежать противопоставления, но и не подменять одно другим — с одной стороны, не делать из храма Божия, например, русский клуб, а с другой, сделать так, чтобы человеку, пришедшему в церковь, было хорошо и комфортно, и чтобы он чувствовал себя здесь так же, как и в храме на Родине. Нужен такой подход, чтобы по возможности все было близко и понятно и в духовном смысле привлекательно для людей, которые расстались со своей Родиной на время, а может и навсегда.
Далеко не всегда и не у всех людей в эмиграции получается так, что они сразу обретают какие-то блага, размеренность и уверенность в жизни, но постепенно, с годами, это приходит ко многим. И действительно, бывает такое, что сначала люди более интенсивно обращаются к вере и Церкви, для участия в Таинствах многие приходят в храм в первый раз в своей жизни, хотя, казалось бы, на Родине много храмов и было больше возможностей. Но там человеку было не до Церкви: суета и погоня за материальными благами отнимали все свободное время. Поэтому часто даже для довольно зрелых людей первая исповедь происходит именно в эмиграции, где, пребывая в более спокойном и размеренном ритме жизни, в ожидании устройства и решения своих вопросов, имея больше свободного времени, человек начинает задумываться о духовном.
Бывает и обратное. Достигнув какого-то уровня благополучия, люди начинают оглядываться, чем еще можно заняться, как еще себя развлечь, они ищут новых увлечений, которые позволяют возможности, и случается, что наступает охлаждение веры. Например, что касается Ирландии, то уже и первая, и другие волны экономической эмиграции как-то адаптировались, их жизнь вошла в размеренный, установленный ритм. Тогда и выявляется — действительно ли человек был предан Богу и Церкви, на самом ли деле верует и хочет духовно расти. Не из чувства тоски по Родине и отсутствия общения, а из чувства тоски по Вышнему, по Богу, по богообщению, из желания познать смысл своей жизни, увидеть себя перед лицом Божиим, участвовать вместе с другими в Таинствах и приобщиться к тому, что нам дал Господь.
Конечно, бывает, что приход в церковь — это просто попытка решить какие-то свои проблемы, а потом, когда проблемы решились, вроде от Церкви уже ничего и не надо. Но так было всегда, во все времена, и ничего особенного, характерного сейчас не наблюдается.
— Батюшка, одним из основных индикаторов нашей «русскости», на мой взгляд, являются наши дети. По тому, насколько сохранен у них родной язык, насколько они знают и любят нашу историю, литературу можно судить о желании родителей не раствориться в новом обществе, но оставаться русскими, сохранить свою национальную самобытность. Согласны ли вы с этим? Как Вы думаете, должна ли Церковь принимать участие в сохранении русской культуры? Каким образом это возможно?
— Я бы не стал выносить такое суждение о родителях и давать оценку их любви к Родине только по тому, говорят или не говорят по-русски их дети. Какая-то отдаленная связь может и есть, но ведь люди имеют разные возможности и способности. Любовь к Родине — это моральная категория, а знание языка — несколько другое. Некоторые дети могут просто не иметь особых талантов к языкам, их дарования проявляются в чем-то другом. Ребята легко и быстро усваивают английский, потому что должны это делать, пребывая в англоязычной среде. Ну а говорить на русском уже трудно, надо напрягаться, и не у всех это получается. Поэтому порицать или осуждать родителей за несохранение родного языка, я думаю, было бы неправильно. А с другой стороны — мы для того и создали русскую школу, чтобы поддерживать язык. Пусть на переменках дети между собой все равно говорят по-английски, но в классах они вынуждены выполнять задания, отвечать, вести диалог, писать только на русском языке.
Наша русская школа востребована, и многолетняя практика показывает, что она нужна и детям, и родителям. В основном, конечно, это желание родителей, они приводят детей, и те вынуждены учиться, но придет время, ребята и сами поймут, зачем им необходимо знание родного языка. Требовать от ребенка полного понимания, зачем он учит тот или иной предмет в школе, я думаю, было бы преждевременно. Ну а родители в первую очередь заинтересованы чисто в бытовом смысле, потому что им становится трудно общаться, ведь дети подрастают и перестают отвечать по-русски. Они вроде все понимают, но самим говорить бывает трудно. Я знаком c некоторыми семьями, где есть уже взрослые дети, которые учатся или заканчивают университет. Они понимают, что говорят их родители, но ничего не отвечают на русском, потому что не могут сформулировать.
Такая ситуация далеко не во всех семьях, есть примеры и прекрасного развития русского языка, как правило, в семьях, где много детей. Они обучают друг друга, а родители следят за тем, чтобы в домашней среде говорили только на русском языке. Кроме того, сейчас есть возможность выезжать на достаточно продолжительное время в отпуска. Несколько летних месяцев, проведенных в России, хорошо помогают поддержать родной язык и стимулируют его дальнейшее усвоение. Конечно, в большинстве случаев, родители хотят, чтобы дети знали русский язык, просто их способности иногда как-то ограничены.
Иметь два родных языка — русский и английский, в нашем случае было бы замечательно, и к этому надо стремиться. Без языка нельзя постичь культуру народа. Но, даже зная русский язык и вжившись в русскую культуру, рано полагать, что постиг русскую душу. Надо еще много потрудиться и иметь особое духовное усердие на этом поприще.
Читайте также:
Патриотизм — это чувство благодарности Богу
Эмиграция, или можно ли служить Родине издалека?
Патриотизм — это понятие религиозное
| Приглашаем читателей к обсуждению темы патриотизма и эмиграции на нашем форуме и в последующих публикациях! |