Слово «депрессия» давно уже перекочевало из книг по психиатрии в повседневную речь, став синонимом плохого настроения. Между тем истинная депрессия совсем не так безобидна, как банальная скука, вызванная плохой погодой. Сегодня э то заболевание занимает второе место в мире среди причин, приводящих к потере трудоспособности. От 45 до 60 процентов всех самоубийств на планете совершаются депрессивными больными. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) назвала депрессию эпидемией XXI века. Но болезнь ли это? А может быть, грех? Чтобы разобраться в духовных и психологических причинах этого загадочного явления, «НС» обратился к консультанту центра «Собеседник» священнику Андрею ЛОРГУСУ.
Консультант центра «Собеседник», священник Андрей ЛОРГУС
За гранью нормы
— Депрессия и уныние — это одно и то же или все-таки нет?
— Я бы сказал, что это понятия пересекающиеся, но не тождественные. Для начала давайте разберемся с терминами. В психиатрии есть такое понятие, как клиническая депрессия — состояние, при котором в организме происходят анатомические, физиологические изменения на уровне тканей центральной нервной системы. Такое состояние не грех, это болезнь, кстати, успешно поддающаяся лечению. Но диагностировать это заболевание может только специалист.
Мы же сейчас говорим о другой депрессии — психологической. Это то, что в литературе именуется меланхолией, хандрой, а в христианстве — унынием. Психологическая депрессия всегда имеет внешнюю причину, она возникает как реакция на какие-то события в жизни.
— Как распознать депрессию?
— Есть ряд признаков, которые должны насторожить: снижение работоспособности, повышенная утомляемость, отсутствие мотивации — человек перестает видеть смысл в своей деятельности, не понимает, зачем ему утром вставать с кровати, умываться, идти на работу. Он теряет интерес к тому, что раньше его радовало. Сужается круг его занятий, круг общения. Иными словами, депрессия его грабит, лишает его жизни.
— И такое состояние может затянуться на всю жизнь?
— Да, депрессия может стать хронической, превратиться в черту характера. Человеку начинает казаться, что он такой по природе. Более того, есть разряд людей, которые свою депрессию любят, холят и лелеют. И они ее периодически в себе провоцируют, разумеется неосознанно. Например, мать, потерявшая сына, постоянно раскладывает перед собой его вещи, перебирает его фотографии. Она не хочет утешаться. И если это состояние не проходит, значит, причина его уже другая — психологическая, а не ситуативная. И с ней надо разбираться.
— Значит ли это, что грустить — грех?
— Грусть, тоска — это нормальные человеческие эмоции, которые должны присутствовать в нашей жизни. Когда их нет, это тоже симптом. Например, если человек потерял близкого и не чувствует при этом боли утраты, значит, что-то в его сердце не так. Тоска как временная реакция на травму — это еще не грех уныния. Например, если человека уволили с работы, это тоже может вызвать тоску в течение какого-то времени. Назвать такую реакцию греховной нельзя. А вот оставаться в этом надолго — грех. Грусть — это эмоциональная реакция, и она проходит. Все эмоциональные реакции проходят. Даже самые глубокие травмы, навсегда оставляющие след в душе, не могут перекрыть человеку путь к радости.
Почему грустил ослик Иа-Иа
— Что, кроме пережитого горя, может вызвать депрессию?
— Самая распространенная причина — неадекватное чувство вины, то есть вины, которой на самом деле нет. Например, мама была всегда грустная. Причиной тому могли быть плохие отношения с папой. Но ведь дети все эгоцентрики, они чувствует себя причиной всего. И вот у малыша рождается чувство вины из-за маминого плохого настроения, с ним он вырастает и потом всю жизнь живет. Есть люди, которые несут в себе эту иррациональную вину всю жизнь. Многие думают, что такая тотальная виновность помогает их покаянию. Ничего подобного! Не помогает, а мешает. Потому что за мнимой виновностью перед всеми — миром, государством, детьми, родителями, учителями, духовником — человек не видит своей настоящей виновности в конкретных грехах. На исповеди он все время твердит, что виноват, виноват… но не кается ни в каких реальных проступках. И стоит ему указать на что-то конкретное, он отвечает: «Ну, батюшка. Это же мелочь!» Для него все мелочь по сравнению с его неизбывной невротической виной.
— А если вина настоящая?
— Если человек в чем-то действительно виноват, он превращает чувство вины в чувство греха, осознает этот грех, раскаивается в нем, идет на исповедь, снимает с души вину, и на душе его снова становится легко. Реальная вина уходит после покаяния.
— Какая бы она ни была страшная? Убийство, например.
— Понимаете, есть события необратимые. Убийство, аборт как раз из этой категории. Душевная травма, нанесенная такими поступками, остается навсегда. Но тем не менее это реальная вина, и через покаяние возможно ее пережить, справиться с ней, снова открыть в себе способность любить, благодарить Бога. Остается чувство ответственности за совершенное преступление, и об этой ответственности человек забывать не должен никогда.
— А еще что может вызвать депрессию?
— В депрессию часто впадают люди, стоящие в позиции жертвы: «Я маленький, я слабый, бедный-несчастный…» Ну вот ослик Иа-иа — это настоящий депрессивный тип, невротик.
— Но у него же была объективная причина грустить! Его не поздравили с днем рождения!
— Так дело не в том, что его не поздравили, а в его принципиальной жизненной позиции: «Ну конечно, удивляться не приходится. Кому я интересен!» Он заранее убежден, что ничего хорошего в его жизни не будет.
Позиция жертвы имеет очень много выгод: с жертвы меньше спрос, она ни за что не отвечает и, соответственно, ни в чем не может быть виновата. Поэтому человек с неизбывным чувством вины очень часто прячется в роль жертвы. А жертва должна все время поддерживать имидж несчастного человека, то есть подогревать в себе состояние депрессии, состояние уныния. Это их роль. Лермонтов, например, всю жизнь играл жертву.
— У Лермонтова было травматичное детство.
— Мало ли у кого было травматичное детство! Есть другие способы пережить травму — помощь другим, активное милосердие. Кстати говоря, очень многие люди с чувством неизбывной вины идут в помогающие профессии — в сестры милосердия, в учителя, в психологи.
— А это выход?
— Если боль травмы нами пережита и осознана, приобретенный опыт делает нас сильнее. И реализовать этот опыт в служении другим — да, это выход. Если же человеку кажется, что он герой, что он совершает подвиг самоотречения — то это тупик, причем не только для него, но и для окружающих. Такой человек разрушает вокруг себя нормальные человеческие отношения, подчиняя своему неврозу окружающих. Для «жертвы» служение заменяет чувство собственного достоинства. Человек служит для того, чтобы получать постоянные подтверждения своей значимости и незаменимости. И когда не получает ожидаемого отклика, то начинает раздражаться, злиться, обвинять всех в неблагодарности, в черствости.
Взгляд сквозь бревно в глазу
— Неизбывное чувство вины, роль жертвы — эти состояния формируются вполне закономерно как реакция на какие-то жизненные обстоятельства. В чем же грех человека, страдающего унынием, если все детство его упрекали, осуждали, обвиняли? Он ведь и не мог вырасти другим.
— Грех в том, что человек не желает видеть, осознавать свою проблему, не желает меняться. Грех — это когда человек добровольно избирает уныние как форму жизни, да еще и неосознанно подогревает ее в себе, провоцирует.
— Можно ли назвать грехом то, чего человек не осознает?
— Не хочет осознавать — оттого и не осознает. Живет в плену своих страстей (выражаясь психологически — невротических комплексов) и менять ничего не намерен. А следовательно, и не пытается анализировать свое поведение. Господь посылает нам массу возможностей увидеть себя в ином свете, с иной точки зрения. Он никогда не оставляет человека в слепоте. Например, при желании можно обнаружить, что недостатки, раздражающие нас в окружающих, свойственны нам самим. Мы как будто окружены зеркалами. «Грех мой предо мною есть выну…» Бог подводит нас к каждому зеркалу и говорит: «Посмотри, не ты ли это?», предлагая нам прояснить нашу собственную суть. И вот тут мы начинаем сопротивляться. Мы говорим: «Нет-нет, это не я. Это мои друзья такие, а я — другой». Вот она, евангельская притча про бревно в глазу. Невротический комплекс, ставший страстью, сидит внутри человека и управляет им. Это и есть то самое бревно, не вынимая которого совершаешь грех слепоты по отношению к себе.
— Значит, диагностировать себя можно?
— Если человек над собой работает, то он обращает внимание на состояние своей души. Собственно говоря, с чего начинается духовная жизнь? С самопознания, с самоанализа. Кто я? Какой я на самом деле? Какой я с друзьями? Какой я наедине с самим собой: пою, улыбаюсь, общаюсь или мне больше хочется полежать, погрустить, посмотреть на серый унылый пейзаж? Какое у меня фоновое состояние — вот что важно. Покаяние вообще невозможно, пока человек в глубь себя не заглянет. Для христианина греховно не знать, какой он.
— Некоторые православные христиане поддерживают в себе депрессивное состояние, полагая, что оно соответствует духу христианства.
— «Мир лежит во зле, радоваться нечему» — это настроение действительно бытует среди неофитов. Я бы назвал его религиозной депрессией. Такая депрессия происходит от неправильного понимания духа христианства.
— Разве это не христианское отношение к миру — все тлен, пустота?
— Нет, по сути своей не христианское. Господь призывает нас к деятельной любви. Он говорит о блаженствах даже тогда, когда все плохо. Блаженны те, кого гонят, блаженны плачущие, нищие… Оказывается, из самых тяжелых состояний человек выходит блаженным, счастливым. Одно из самых серьезных свидетельств этого — книга «Сказать жизни да» австрийского психолога и психотерапевта Виктора Франкла. Он обрел свое духовное счастье в концлагере. В один прекрасный момент к нему в душу вошла любовь, и с той поры он больше не впадал в состояние уныния, несмотря ни на какие ужасы лагерной жизни. И у нас есть люди, прошедшие по 20 лет сталинских лагерей и сохранившие при этом веру, веселость, жизнелюбие. Вот вам ответ на вопрос, каково христианство. Нет, это не унылая религия. Для нас руководство — «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите…» (Ап. Павел 1-е Фес. 5: 16-18). Вот эта сторона христианства подлинная. А не уныние и проклятие мира.
— Разве монашество стоит не на отвержении мира?
— Монашество стоит на любви ко Христу, а вовсе не на проклятии земли. Если бы монахи просто бежали от мира, то монастыри представляли бы собой некие бомбоубежища, в которых люди сидят и дрожат от страха. Не было бы тогда у нас ни Серафима Саровского, ни Силуана Афонского.
Душевредные страдания
— Страдать полезно для души. Депрессия — это страдание. Есть ли польза в таком страдании?
— Страдания бывают разные. Одни посылаются нам обстоятельствами жизни, то есть Господом. Причина этих страданий внешняя: умер кто-то из близких, или ребенок тяжело болен, или невыносимо тяжелая работа. Это страдание объективное, и его действительно надо принимать, осмыслять духовно, воспринимать как школу, как испытание. А депрессия… В случаях, о которых мы говорим, это страсть. Всякая страсть — страдание, но глубинная причина ее внутренняя, духовная. И человек может с этой причиной бороться. Страсть не полезна для души, она душу разрушает.
— Может уныние привести к психическим заболеваниям?
— Конечно. Уныние может привести к клинической депрессии, к серьезным и необратимым изменениям личности.
— То есть до клинической депрессии можно себя довести?
— Конечно. Довести себя можно даже до шизофрении.
— Значит, клиническая депрессия тоже может быть грехом?
— Она может быть следствием греха уныния. Так же как алкоголизм — следствие греха пьянства. Что было до того, как человек заболел алкоголизмом? Было пьянство как образ жизни, то есть грех.
— Как вы думаете, почему депрессия сейчас так распространена?
— Одна из причин — утрата традиционного образа жизни, в том числе утрата религиозности. Но у нас в стране это стало повсеместным явлением еще и потому, что наша травматичная история давит на нас. Ведь нет, наверное, ни одной семьи, не пострадавшей за последние 90 лет от революции, гражданской войны, расстрелов, геноцида. Счастье возможно, но где брать примеры, если в семье травма на травме? Если бабушка всю жизнь страдала, прадедушку репрессировали, дедушку убили на войне, мама ходит унылая, а папа с высшим образованием вынужден работать охранником? У кого ребенок может научиться счастью?
— Иностранцы часто спрашивают: почему у вас на улицах люди не улыбаются?
— Ответ простой: потому что у нас была советская власть. После 17-го года русскому человеку очень сложно быть другим. Но и с психологической, и с христианской точки зрения мы можем измениться. И если кто-то не хочет меняться, становиться радостным, жизнелюбивым — это его личный выбор и, возможно, его греховная позиция.
Рецепты счастья
— Как же бороться с депрессией?
— Во-первых, для этого существует духовная жизнь, которая может подсказать человеку, что делать. Во-вторых, существуют специалисты — невропатологи, психологи, психиатры. В-третьих, необходимо избавиться от национального синдрома депрессивной культуры. У нас же модно впадать в меланхолию. И потом, в России существует мощное лекарство против депрессии — алкоголь. То, что страна спивается, буквально гибнет в алкоголе, — это симптом глубокой депрессивности, в которой находится наше население. И если вместо алкоголя люди начнут использовать какие-либо средства, помогающие пережить кризисные состояния, откроется возможность исцеляться, а не пить.
— А можно ли просто взять себя в руки и не позволять себе грустить?
— Пока причина не устранена, депрессия все равно исподволь будет точить душу. Но можно не позволять иначе — не впускать грусть глубоко в себя. Погоревал, выплакал — и снова вернулся в привычное, радостное состояние духа. Вот это способ избежать депрессии.
— Часто советуют сравнить себя с другими: «Как тебе не стыдно хандрить! Да ты посмотри, сколько вокруг людей, которым в сто раз хуже, чем тебе!»!
— Нет, это не поможет. Скорее подействует противоположный пример: «Посмотри на человека, который счастлив, и скажи себе: я тоже так хочу!» Почему у нас так любят американские фильмы с хеппи-эндом? Да потому, что это хорошее терапевтическое средство. Кстати, само понятие «хеппи-энд» появилось в годы экономической депрессии в Америке в тридцатые годы. Именно тогда Голливуд стал активно выпускать фильмы с хорошим концом — и это позитивно повлияло на всю нацию. А потом и на весь мир. Что любили смотреть наши солдаты на фронте? Да все то же американское кино со счастливым концом. Оно согревало людей на фронте. Солдаты шли в бой и знали, за что погибают — за счастливую жизнь. Они верили в светлое будущее.
— А почему сравнение с еще худшей ситуацией не помогает?
— Потому что у человека пропадает стимул бороться. Мотивация «избегания» — «только бы не было хуже» — плохо работает. Мы развиваемся, когда стремимся к чему-то лучшему. Главное — ставить перед собой реальные цели. Иначе можно потерять ощущение нормы, эталона. А эталон — это радость, блаженство, это Адам в раю. Он был счастлив.
— Какую добродетель можно противопоставить страсти уныния?
— Счастье. Или радость.
— Что такое счастье? Это не эйфория?
— Нет, эйфория — это самообман. Я бы сказал, что счастье — это жизнь в единстве со своей бессмертной, спасенной Господом душой. Ведь мы страдаем именно от того, что в нас нет цельности, у нас душа — за прозрачной стенкой. В чем суть христианской идеи спасения? Как раз в том, чтобы человек воссоединился со своей душой, с духом и освободился от всего того, что мешает этому единству, — от грехов и страстей. Выражаясь простым языком, жизнь во Христе — это и есть счастье. Мы отпали от Бога, и абсолютного счастья на земле быть уже не может. Но в относительном, человеческом измерении мы все призваны к радости. Ведь что бы с нами ни происходило, каждый из нас обладает бессмертной душой!
— И если в жизни случаются несчастья…
— …они не лишают человека способности радоваться. Можно пережить горе — любое горе — и быть счастливым. По сути дела, счастье — это даже не состояние, это просто образ жизни.
Евгения ВЛАСОВА