Поздняя античность была решающим временем для судьбы юного христианства среди древней цивилизации Греции и Рима. Зародившись как маленькая секта в иудейской среде на окраине Римской Империи в первой половине I века, христианство, казалось, было обречено на маргинализацию и вымирание…
Однако этого не произошло, и вскоре, с началом проповеди апостола Павла, к христианской церкви присоединяются представители эллинистической интеллигенции. Среди них одним из первых становится врач Лука – друг, спутник и секретарь Павла, первый христианский историк, автор двух томов, известных современным людям как “Евангелие от Луки” и “Деяния святых Апостолов”.
Имя Луки стоит, вне всякого сомнения, во главе плеяды античных врачей-христиан. Среди них были как те, чьи имена известны всем, в той или иной степени интересующимся христианской традицией – среди этих врачей как великомученик и целитель Пантелеимон и бессребреники Косма и Дамиан — так и те, чьи имена незаслуженно позабыты, но заботливо сохраняются только в наследниках древних мартирологов (списках мучеников и святых) – церковных календарях.
Мч. Иустин. Фреска. Церковь Христа Пантократора. Дечани. Косово. Сербия. Около 1350 года.
Среди таких врачей – забытым рядовыми прихожанами, но не забытым Церковью – и стоит имя Пеона-врача, ученика и близкого друга св. мученика Иустина Философа, разделившего с ним тайну мартирии, свидетельства о Христе Распятом и Воскресшем.
Приток врачей из греческой интеллигенции во II веке в христианскую церковь стал достаточно интенсивным. Именно в «век Антонинов» гонимая доселе христианская церковь получила кратковременную передышку и, воспользовавшись ею, заговорила перед императорами Рима голосами своих апологетов – образованных людей Римской империи.
Одним из них стал философ Иустин, основавший свой «философский кружок» – а вернее, христианскую школу – в Риме, во времена императора Антонина Пия (правление с 138-161 гг н.э.). К этому императору, а также к его наследнику Марку Аврелию и адресует первый философ-христианин свои «Апологии».
До настоящего времени живет в церковном употреблении введенное св. Иустином Философом понятие “христиане до Христа”. В притворах византийских храмов позже будут изображены античные мудрецы, — те “древние, которые так близко подходили к нашим”, как говорил о них Григорий Богослов. Среди них — не только Платон, Аристотель, Эпиктет, но и Гиппократ, врач из рода асклепиадов с острова Кос в Греции.
С именем Гиппократа (V век до н.э.) связана одна из медицинских школ периода античности, так называемая косская школа. Эта врачебная школа наряду с другими создала фундамент для европейской медицины в последующие периоды. Достижения этой эпохи в области медицины отражены в “Гиппократовом сборнике”, составленном в ΙΙΙ в. до н.э.
В частности там говорится, что далеко не все болезни имеют непосредственно божественное происхождение:
“Нет нужды думать, что эта болезнь (эпилепсия) превосходит божественностью прочие, но все они божественные и все человеческие. Природу же и силу каждая из них имеет сама по себе, и ни одна из них не отвергает лечения или помощи, но большая часть из них излечивается всем тем, откуда и происходит, ибо одно для одного есть пища, а для другого — погибель”. (О священной болезни, 18)
Особенно интересны в контексте исследования сочинения, посвященные врачебной этике. Качества, требуемые от врача, изложенные в Сборнике, по сути, являются качествами христианина:
“Должно также ему (врачу) … быть благоразумным не только в том, чтобы молчать, но также и в остальной, правильно устроенной жизни. И это наибольше принесет ему помощь для приобретения славы. Пусть он также будет по своему нраву человеком прекрасным и добрым, и, как таковой, значительным и человеколюбивым…. Он должен быть справедливым при всех обстоятельствах, ибо во многих делах нужна бывает помощь справедливости, а у врача с больными — немало отношений: ведь они поручают себя в распоряжение врачам, и врачи во всякое время имеют дело с женщинами, с девицами и с имуществом весьма большой цены, следовательно, в отношении всего этого врач должен быть воздержанным. Итак, вот этими-то доблестями души и тела он должен отличаться” (О враче).
В знаменитой «Клятве», традиционно приписываемой Гиппократу, но являющейся квинтэссенцией мировоззрения античных врачей, отражена их позиция по таким актуальным и в современном мире проблемам как эвтаназия, аборты, медицинская тайна и др.:
“Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство…В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной”.
Призыв к бескорыстному врачеванию как идеалу также весьма близок к евангельской заповеди. В гиппократовой медицине рекомендовалась сдержанность или даже отказ от вознаграждения, если речь шла о малообеспеченных пациентах:
“Если ты поведешь сначала дело о вознаграждении, — ведь и это имеет отношение ко всему нашему делу, — то, конечно, наведешь больного на мысль, что, если не будет сделано договора, ты оставишь его или будешь небрежно относиться к нему и не дашь ему в настоящий момент совета. Об установлении вознаграждения не следует заботиться, так как мы считаем, что обращать на это внимание вредно для больного, в особенности при остром заболевании: быстрота болезни, не дающая случая к промедлению, заставляет хорошего врача искать не выгоды, а скорее приобретения славы. Лучше упрекать спасенных, чем наперед обирать находящихся в опасности… И я советую, чтобы ты не слишком негуманно вел себя, но чтобы обращал внимание на обилие средств (у больного) и на их умеренность, а иногда лечил бы и даром, считая благодарную память выше минутной славы. Если же случай представится оказать помощь чужестранцу или бедняку, то таким в особенности должно ее доставить, ибо, где любовь к людям (филантропия), там и любовь к своему искусству (филотехния). Хорошо руководить больными ради здоровья; заботиться о здоровых ради того, чтобы они не болели; заботиться о здоровых и ради благоприличного поведения!” (Наставления,(4)).
Ценности, которые изложены в Сборнике, одинаково относятся как к христианским, так и к общечеловеческим. Лексикограф Эроциан, живший при Нероне (I век), рекомендовал изучение Гиппократа всем людям интеллигентных профессий, а не только будущим врачам, ставя его наравне с Гомером, Демокритом, Геродотом, Фукидидом.
Джон Уильям Уотерхауз. Больной ребенок, принесенный в замок Эскулапа
Медицину в античном мире изучали не только ради ремесла, но и для общего образования, при этом, несомненно, имело место влияние на читателя этических и нравственных норм, отраженных в сочинениях Гиппократового корпуса, ведь слова его расценивались современниками как “глас бога”.
Эти этические положения, порой удивляющие современных людей своим радикализмом, разделяли многие врачи античности. В Древней Греции существовала целая традиция безмездного врачевания, например, врачи Диодор с Самоса, Фидий из Афин, Никандр с Делоса, Полигнот с Кеоса, Менокрит с Карпафа, Дамиад из Гифия помогали бедным жителям собственными средствами, отказывались от платы за свои услуги в период эпидемий. Были они известны и последующим поколениям врачей.
В период кризиса в области духовной жизни древних народов, ставшего особенно заметным в III веке н.э., врачам было трудно найти нравственное обоснование своей деятельности.
Философские и этические учения греко-римского мира не сумели создать концепцию, которая внушала бы надежду людям. Даже стоицизм провозглашал лишь, что награда добродетели – в самой добродетели.
Великий неоплатоник Плотин относил медицину (как и земледелие) к искусствам, помогающим природе (Эннеада,V,9,11), но стоило ли помогать человеческой природе, заболевшей телесностью вообще? Сердце и опыт говорили – да, безусловно, но разуму согласиться с этим было сложнее. В философии того времени прочно установилось положение, провозглашенное еще Платоном в “Кратиле”: “soma-sema” (тело – темница).
Гнушение телесностью, свойственное для неоплатоников, не давало возможности врачам поздней античности для обоснования собственной профессии – если человек желал быть именно «врачом-философом», он не мог найти оправдания исцелению телесности — могилу и темницу не надо врачевать. У стоиков люди, желавшие излечивать болезни, тоже не находили необходимой поддержки: “Поздние стоики первых двух веков нашей эры удивляют чувством чрезвычайной слабости человеческой личности, ее полного ничтожества, ее безвыходности, ее неимоверной покорности судьбе”, пишет А.Ф. Лосев.
Вместо высокого знания “episteme”, укоренненного в философии, подтверждаемой всем образом жизни, оставалось лишь врачебное искусство, низводимое к мастерству горшечника – “tehne iatrike”, цель которого — заработок. Опуститься до давно язвительно описанных Аристофаном в “Облаках” в “ученых, и врачей, и гадателей, франтов в кудрях, с перстеньками на крашеных пальцах, голосистых искусников в скучных хорах, описателей высей надзвездных…бездельников праздных” желали не все.
Хотя медицина была сначала отдана в Римской империи рабам-грекам (servus medicus), а затем вольноотпущенникам, то есть людям, заинтересованным в денежном доходе, среди врачебной интеллигенции было много людей, которые желали излечивать не ради гонораров.
Присутствовал, таким образом, своеобразный кризис профессии врача.
Врачи обращались в христианство для разрешения создавшегося в их мировоззрении кризиса, который пусть и не был сводим до конца к исключительно профессиональному, но был тесно с ним соединен. Не следует забывать, что во все времена “врач” является не столько профессией, сколько целожизненным служением.
Святой мученик и философ Иустин писал:
«Что такое человек, как не животное разумное, состоящее из души и тела? Разве душа сама по себе есть человек? Нет, она душа человека. А тело разве может быть названо человеком? Нет, оно называется телом человека, но только существо, состоящее из соединений той и другого, называется человеком, а Бог человека призвал к жизни и воскресению: то Он призвал не часть, но целое, т.е. душу и тело».
Неудивительно, что из врачей-христиан образовалась самая большая группа святых с указанием профессиональной принадлежности. Фигура Пеона-врача не случайна среди учеников философа Иустина.
Для него, безусловно, ответом на религиозные и философские искания стали и другие слова его учителя:
«Пища эта у нас называется Евхаристиею (благодарением), и никому другому не позволяется участвовать в ней, как только тому, кто верует в истину учения нашего и омылся омовением во оставление грехов и в возрождение, и живет так, как заповедал Христос. Ибо мы принимаем это не как обыкновенный хлеб или обыкновенное питье, но как Христос, Спаситель наш, Словом Божиим воплотился и имел плоть и кровь для спасения нашего, таким же образом пища эта, над которой совершено благодарение через молитву слова Его и от которой через уподобление получает питание наша кровь и плоть, есть — как мы научены — Плоть и Кровь того воплотившегося Иисуса. ( св. Иустин Философ, «Первая апология»)
Да, пришедший Христос , Который есть Логос, и «Логос называется Богом, и есть, и будет Бог» (Диал. 58) спасает всего человека, спасает Своею Плотью и Кровью – нашу плоть и кровь. И возвещая Его смерть, исповедуя Его воскресение христиане совершали свое свидетельство – они умирали, для того, чтобы было видно – они живы, и Христос – воскрес.
Врач Пеон, о котором так мало известно, кроме его имени, как раз и означающего «врач» по-гречески. Ни места рождения его, ни медицинских трудов, ни судьбы не сохранила история, стал рядом с мучеником и философом Иустином, свидетелем Воскресения и своими друзьями и соучениками Иустином, Харитоном, Эвелпистом, Иераксом и Либерианом.
Он соединил в себе как тайну мучеников Ранней Церкви, так и бескомпромиссность античных философов, ищущих истину. Не случайно именем «Пеон» или «Пеан» у Гомера назван некий божественный врачеватель богов…
Ничего удивительного — еще Гиппократ писал, что “врач-философ подобен богу”.
А возлюбленный ученик Христов воскликнул: «Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин. 3:2).
Читайте также: