3 сентября — самый страшный, последний день трагедии в Беслане. 1 сентября 2004 бесланская школа № 1 была захвачена террористами, 1128 детей и взрослых — взяты в заложники. 3 сентября начался штурм, во время которого заложники были освобождены. В результате теракта погибли 333 человека, среди которых 186 детей. Спустя несколько лет осетинская журналистка Эльза Баскаева, дочь которой, Фатима Аликова, была одной из заложниц и выжила в те дни, написала книгу «Пепел Беслана стучится в наши сердца». Предлагаем вниманию читателей отрывки из книги.
Ирина ПХАЛАГОВА
В начале 1992 года у Ирины Пхалаговой тяжело заболела мама. Врачи затруднялись поставить диагноз, больной становилось все хуже. И тогда, по совету кого-то из знакомых, к ней привезли из Минвод женщину-экстрасенса.
— Что расположено на этой улице? По ней кровь будет течь рекой, — сказала она как-то в разговоре.
Ирина не придала значения ее словам.
Исполнились слова провидицы двенадцать лет спустя, в сентябре 2004 года.
Уютный двухэтажный дом на двух хозяев, в одной половине которого живут Пхалаговы, в другой — Шотаевы, смотрит окнами на школьный двор.
Со второго этажа Ирине хорошо видно все, что в нем происходит. Их дом — на пересечении переулка Школьного и улицы Батагова, которая узким «черным ходом» соединяется с центром города.
Два людских потока, сливаясь под их окнами в один, устремляются через небольшие ворота во двор школы, растекаясь в нем морем нарядно одетых детей и взрослых.
Внимание Ирины привлекла незнакомая молодая женщина с огромной связкой шаров. Женщина была одна. Где же ее дети?
Объятия, возгласы, море цветов и музыка, волнующая и зазывная. Ирина почувствовала вдруг непреодолимое желание быть там, среди знакомых, где все так радостны и счастливы.
С первого сентября у нее отпуск. Но ей поручено представлять администрацию района, где она работает, в третьей школе. Здесь, в первой, мероприятие перенесено на девять, во всех остальных оно начнется в десять. Она успеет побывать и здесь, и в третьей.
Ирина взяла трубку и стала набирать номер мобильного телефона своей сотрудницы, с которой они собирались встретиться в первой школе. Внимание ее привлекли четверо военных с автоматами, которые шли через школьный двор в направлении их дома. Взрослые и дети стали вести себя как-то странно: одни побежали сюда, на улицу, другие остались стоять на месте, третьи медленно пошли в сторону спортзала.
Что происходит?
Ира подошла ближе к окну и отодвинула штору. У гаражей, на земле, среди бегущих, лежал человек. Он пытался подняться, но это ему не удавалось. Отсюда, сверху, она не могла разглядеть, взрослый это или ребенок.
Никто из тех, кто бежал мимо, не останавливался.
Ему надо помочь!
Ирина сбежала вниз, открыла входную дверь, вышла на улицу и направилась в сторону гаражей. Она сделала несколько шагов и оглянулась на окрик человека с автоматом.
— Иди туда, — сказал он, показав в сторону школы.
К мужчине подбежала соседка Ирины Алета Сабанова с поднятыми вверх руками и о чем-то спросила.
Только теперь Ирина осознала опасность, которая исходила от человека с оружием. Она бросилась к двери своего дома, и, вбежав в прихожую, захлопнула за собой дверь.
Вслед ударила автоматная очередь.
Закрыв на замок входную дверь и ту, что вела из прихожей в коридор, она побежала на второй этаж. Подошла к окну и осторожно отодвинула штору.
Дети и взрослые в школьном дворе медленно шли в сторону спортзала. Замыкала это скорбное шествие директор школы Лидия Александровна Цалиева.
У гаражей на земле уже никого не было.
Со стороны школы по дому открыли огонь. Ирина упала на пол и переползла в смежную комнату.
Теперь она стояла в дверном проеме, далеко от окна, уверенная, что ее не видно. Но пули снова ударили в стенку за ее спиной.
Ирина сбежала на первый этаж.
В доме она была одна. Брат рано утром уехал на работу.
Ей стало страшно.
Она позвонила в администрацию района. Один номер, второй, третий — никто не отвечает. Наконец трубку поднял один из сотрудников.
— Здесь стреляют, — сказала она. — Но что происходит — не знаю.
— Школу захватили террористы.
— Какие террористы? Связь оборвалась.
Она позвонила сестре: «Мне страшно».
— Спрячься в подвале, — посоветовала та.
Ирина спустилась в подвал, но там было еще страшнее.
Она вернулась и снова посмотрела в окно второго этажа: пятеро террористов стояли теперь под деревом почти у школьных ворот, напротив их дома. Куртки бросили на траву, оставшись в черных футболках и камуфлированных брюках. Встав в кружок, о чем-то спокойно беседуют, как люди, которые завершили работу и теперь могут передохнуть.
От мысли, что они у порога ее дома и могут войти в любую минуту Ирине стало жутко. Спустилась вниз, на первый этаж. Через некоторое время мимо дома со стороны школы пробежал мужчина, который страшным голосом кричал по- осетински: «Где вы прячетесь, дети гибнут!».
Потом кто-то переговаривался с террористами через рупор.
Их двухэтажный дом — как маленькая крепость. Небольшой дворик за домом обнесен высоким каменным забором. И забраться в дом, и выбраться из него почти невозможно.
Ирина затаилась в кухне. Если выключить свет, в ней совсем темно.
Из прихожей послышался звон разбитого стекла. Было слышно, как кто-то осторожно вынимает из рамы осколки стекла. Потом в окно, расположенное рядом с входной дверью, влез мужчина в белой сорочке. Он не мог видеть Ирину — между ними были еще одно окно и вторая закрытая дверь.
Теперь человек возился с этим окном и пытался открыть вторую дверь, ведущую в коридор рядом с кухней.
Кто он? Свой или из тех? Почему он в белой сорочке?
Ей хотелось окликнуть его, но она сдержала себя: их дом — почти в школьном дворе. Чужого бы террористы не подпустили.
Мужчина, повозившись с дверью, выбрался обратно в окно. А через минуту по фасаду дома выстрелили из гранатомета. Здание содрогнулось до самого основания. Ирина в ужасе выбежала на задний дворик и забарабанила в калитку, ведущую к соседям. Ей открыл Цара Шотаев. Он был дома с двухлетним внуком. Его жена Тамара уехала к больной матери, которая жила в Красноярском крае. Сыновья были на работе.
У Шотаевых работал телевизор, и Ирина, находясь в эпицентре событий, только теперь узнала о том, что происходило в школе.
Цара сказал, что среди заложников — его дочь Альбина и внучка, второклассница Зарина.
«Вернусь минут через пятнадцать и поеду на работу», — сказала Альбина отцу, уходя утром в школу. — А ты побудь с Гошей (так в семье называли маленького Георгия).
Мальчик не хотел оставаться с дедом.
— Взять его, что ли? — задумалась Альбина.
— Не надо. Мы всё увидим из окна, — сказал Цара. Этим он спас внука.
Шотаевым позвонил Руслан Тебиев. Он сказал, что его зятя Руслана Фраева застрелили в первые минуты захвата у самых ворот школы.
— Посмотрите, — попросил он, — может, он лежит недалеко от вашего дома и ему еще можно помочь?
Ирина осторожно выглянула в окно. Перед домом — никого. (Руслана Фраева застрелили у ворот, выходивших в сторону железной дороги).
Возле школьной ограды стояло около двадцати легковых машин. В одной из них, как узнала потом Ира, во время захвата заложников остался водитель Казбек Самаев. Соседи Ирины, Шавлоховы, заметив Казбека, открыли калитку и помогли ему незаметно перебраться в их двор.
Ирина с маленьким Гошей вышла на задний дворик. «Ира, — услышала она голос соседа Аслана Шавлохова, — мы пытаемся пробить стену, чтобы вы перешли к нам. Но кладка прочная, ничего не получается».
Через высокую ограду с другой стороны перебирался мужчина в камуфляже. Испуганная Ирина, схватив ребенка, побежала в дом.
— Не бойся! — крикнул мужчина. — Стремянка есть?
К вечеру их эвакуировали. Дом заняли спецназовцы.
Вечером третьего сентября Ирина в сопровождении милиционера из оцепления возвращалась домой, чтобы забрать кое-какие вещи. Территория, примыкавшая к школе, была пустынна. Переулок Школьный, всегда безмятежно-спокойный, теперь был пустынно мертв. Все в нем было серого цвета, словно его посыпали пеплом. Серой казалась даже листва на деревьях.
Из школы еще слышалась стрельба.
— Почему у вас нет воды? — спросил Ирину один из спецназовцев, которые были в доме. — Нам пришлось поить заложников вашими компотами.
Только теперь Ирина вспомнила, что брат вечером тридцать первого августа ремонтировал трубу в ванной и перекрыл воду.
Она открыла вентиль, показала, где лежат продукты, и в сопровождении того же милиционера вернулась за кольцо оцепления.
Ночью была гроза, лил дождь, раскаты грома заглушали звуки выстрелов.
В нескольких шагах от дома Ирины, в спортзале, на котором уже не было крыши, дождевая вода заливала обугленные тела тех, кто три дня умирал от жажды.
Пятого сентября Ирина наконец вернулась домой.
В ванной комнате, на полу, лежали брюки, в кармане которых она обнаружила связку ключей и нательный крестик. Рядом — окровавленные туфли, которые, судя по размеру, принадлежали подростку.
Ирина выстирала брюки, вымыла туфли и дала объявление в газету.
Через несколько дней за ключами пришли Руслан Персаев и двое его сыновей, Алан и Сослан. Руслан, казалось, еще не до конца верил своему счастью: оба его сына были в заложниках и оба вышли из школы живыми. Он все три дня находился в оцеплении, а третьего сентября, после взрывов, выносил из зала детей. На его руках умер мальчик; ему показалось, что это его младший сын. Передав ребенка дальше по цепочке, он вернулся в школу.
Соседи Ирины, Шотаевы, хоронили Альбину и Зарину. Их тела опознала в морге сама Тамара: внучку — по роскошным, хотя и обгоревшим, волосам, а дочь — по ногам.
Маленький Гоша спрашивал: «И теперь у меня никогда не будет мамы?». И плакал: «Хочу маму и Зайку!».
Мимо дома Пхалаговых в школьный двор снова потекла людская река.
Но теперь это были не веселые и говорливые стайки школьников. Тысячи людей в скорбном молчании нескончаемой похоронной процессией шли в сгоревший спортзал.
Не переставая, лил дождь, редкий для начала сентября.
Ирина со страхом вошла в школьный двор. На том же месте, что и первого сентября, стояли стол ведущего и музыкальная аппаратура. Рядом на стуле под холодным осенним дождем мокла дорогая заказная осетинская гармоника. У стола, на котором лежали пустые гильзы из-под снарядов, толпились мужчины.
Прах с пола спортзала собирали, по всей вероятности, фанерными лопатами для чистки снега — четко виднелись их широкие следы и узкие черные полоски между ними.
Дождь размывал эти полосы, образуя на полу черные лужи.
На подоконниках, среди цветов — одежда и обувь, крошечный окровавленный лифчик, игрушки и разорванные книги. Пол обгорел только местами — там, где во время пожара не лежали тела погибших.
Женщина в черном билась головой о закопченную и изрытую осколками стену.
Плач не утихал в школе еще много месяцев — тысячи людей как личную трагедию восприняли боль Беслана.
А однажды милиционеры, которые по ночам дежурили в школьном дворе, перенесли свой пост к воротам: прошел слух, что по ночам из спортзала слышится женский плач.
Священник отслужил панихиду, жители города совершили крестный ход вокруг школы, и ночные стенания прекратились.
Алета САБАНОВА
Несколько месяцев Алету Сабанову преследовало видение: на потолке спальни копошится масса огромных черных пауков. Она вскакивала в ужасе, включала свет — потолок сиял белизной.
Потом случилась беда с младшей сестрой Илитой — врачи обнаружили у нее опухоль. Весь август Алета пробыла с ней в Ростове, в онкологической клинике. Вернулась домой за три дня до первого сентября.
В спешке готовила школьную форму для своих девочек — крахмалила белые фартуки, пришивала воротнички. Старшая, Санета, шла в четвертый, младшая, Амина, — во второй класс.
Собирался в школу и свекор Алеты — Таркан Габулиевич Сабанов, который двадцать семь лет проработал в ней директором. Он не только завершил строительство школьного здания, которое начали возводить еще до войны, но и пристроил к нему еще одно крыло и спортивный зал. Школа напоминала теперь букву Е (спортзал — средняя пристройка).
Таркан Габулиевич был талантливым руководителем — первая школа при нем стала одной из лучших в республике. Его уважали соседи и коллеги, а для учеников он был и оставался любимым учителем.
Даже спустя годы Таркан Габулиевич не терял связи со своей школой: его приглашали на все торжественные мероприятия, и каждое приглашение было для него радостным событием.
Первого сентября он ушел, не дождавшись внучек, — не любил опаздывать.
Минут через двадцать после его ухода убежали девочки. Нехотя пошла с ними племянница Алеты Мадина. Ночью ей приснилось, что школу захватили террористы. (В то утро семиклассница Мадина так и не вошла во двор, простояла у школьной ограды).
Последним уехал муж Алеты Азамат.
— Сходил бы в школу, сфотографировал детей на линейке, — сказала
ему Алета.
— Заеду после планерки, — пообещал Азамат.
Все. Теперь можно заняться собой.
Алета работала методистом в районном Доме детского творчества, и в десять часов ей предстояло быть на праздничной линейке в шестой школе.
Для каждого учителя первый день после отпуска — праздничный. Алета надела новые, очень красивые, но неудобные, босоножки, любимую нежно-зеленого цвета юбку и в тон водолазку без рукавов, которая хорошо оттеняла ее смуглую кожу.
Слегка подкрасилась, бросила последний взгляд в зеркало.
Можно идти.
Послышались выстрелы, вначале одиночные, потом — очередями.
«Опять первая школа придумала что-то оригинальное», — подумала она.
Но стрельба усилилась, послышались крики и плач.
Алета выбежала на улицу и увидела бегущую Мадину с безумным взглядом и серым от страха лицом.
«Где девочки?» — успела крикнуть Алета и, услышав: «Там…», — побежала в сторону школы. Этот путь в сотню метров был для нее самым длинным в жизни. Босоножки мешали, но на то, чтобы сбросить их, ушли бы секунды, которые она не могла терять. Она неслась вперед, не слыша криков соседей, которые пытались ее остановить.
Там, в опасности, были ее дети.
На школьном дворе не видно было ни души. Посреди узкой улочки стоял бородатый человек с автоматом. Она подошла к нему с поднятыми вверх руками и спросила: «Можно туда? Там мои дети».
— Туда — можно, — ответил боевик.
Площадка, на которой обычно проходили праздничные мероприятия, была усеяна разбросанными пакетами и букетами цветов в ярких обертках.
За зданием котельной на площадке перед спортзалом — толпа.
Алета нашла свекра, Таркана Габулиевича, но детей с ним не было.
В зале, едва она села на пол, к ней бросилась растрепанная и заплаканная Амина. Два огромных банта чудом держались на ее волосах. С тех пор большие банты напоминают Алете спортзал.
Минут через десять она увидела в другом конце зала Санету — в пионерском галстуке! «Сними его сейчас же», — жестами показала ей Алета. Рядом с Санетой стоял боевик, и любой пустяк мог вывести его из себя.
Санета сняла галстук и спрятала его в колготки. Через некоторое время ей разрешили пройти к матери.
От ужаса Алета словно онемела.
— Мама, а что они развешивают? — спрашивали дети.
— Освежители воздуха.
Таркан Габулиевич сидел недалеко, под баскетбольным кольцом, к которому была прикреплена самая большая мина. В свои восемьдесят девять дед, как ласково называли его домашние, выглядел значительно моложе своих лет. У него были ясный ум, отличная память и хорошее здоровье.
Для невестки дед был не просто главой семьи, но и нравственным ориентиром, эталоном благородства и порядочности. Она относилась к нему с дочерним почтением.
Алета с трудом пробралась к свекру сквозь плотную людскую стену:
— Как вы?
— Все нормально. Не беспокойся. Иди к детям.
Она снова переместилась на свое место. Там, возле деда, дышалось легче — из открытой двери кабинета преподавателей физкультуры тянуло свежим воздухом. «Перебраться, что ли, туда?..» — мелькнула у нее мысль. Но что-то ее остановило. Что-то, именуемое провидением…
На третий день Алета поняла: еще одни сутки люди не выдержат. Ей хотелось, чтобы дети спали — так им легче будет умереть.
Минут за пятнадцать до первого взрыва она протащила по полу Амину туда, где сидел дед. Долго побыть там не удалось — уставшие и раздраженные люди с трудом сдерживали себя. «Вот подышит чуть-чуть, и мы уйдем», — успокоила их Алета и перенесла Амину обратно.
Девочки спали.
Когда произошел первый взрыв, она почти с радостью подумала: «Слава Богу, умираем».
Санета и Амина проснулись. Сверху упал кусок потолочной обшивки и накрыл всех троих.
Выбравшись через некоторое время из-под пластика, Алета увидела огромное отверстие в стене и подвела к нему детей. Уже подсадила одну из девочек, когда услышала крик: «Назад! Они стреляют в спины!». Это кричал Валерий Бзиев, друг их семьи.
Алета легла на пол, накрыв собой детей, и притворилась мертвой.
Слышались стоны, пахло кровью.
Прошло минут сорок. Через тот же проем в стене попыталась выбраться из зала Зоя Ногаева. Зоя много лет проработала печатницей в районной типографии, которая располагалась в одном здании с Домом пионеров. Теперь была на пенсии.
Боевик с забинтованной рукой выстрелил ей в спину. Зоя тяжело осела и упала вниз, во двор.
Когда стрельба немного стихла, Алета подняла голову и вздрогнула от неожиданности: прямо на нее смотрел боевик по имени Абдулла, стрелявший в Зою.
Она опустила голову, но через секунду снова посмотрела на него. Алета уверена: не подними она тогда голову, он бы выстрелил в нее.
То, что это Ходов, Алета узнала потом.
Боевик махнул ей рукой и сказал по-осетински: «Иди сюда».
«Мне послышалось, — убедила она себя. — Он не может говорить на нашем языке».
Они шли к нему по толстому слою битого стекла, и ни у кого из них не появилось на ногах даже царапины!
О спасении уже не было и речи. Алета с девочками присоединилась к группе заложников, которых боевик, подталкивая дулом автомата, гнал в столовую. Она видела женщину с окровавленным лицом, которая пыталась выбраться из-под нагромождения мертвых тел. Женщина молила о помощи, но Алета не смогла сделать к ней и шага — не позволял боевик: раненые не интересовали террористов. Им нужны были те, кого можно было использовать как живой щит.
Взгляд этой женщины преследует Алету по сегодняшний день.
Единственное, что она успела сделать тогда, — захватить с собой из зала плачущего ребенка. Это был Георгий Кониев. Его старший брат, первоклассник Али, мама и бабушка, сидевшие рядом с ним, погибли, а отца расстреляли.
Из столовой часть заложников вывели в туалет, чтобы прикрыть ими окно, расположенное рядом с ним.
В туалете прятались Алета со своими двумя детьми, Фатима Мисико-ва, Фатима Кониева с сыновьями, Зоя Эльтарова с сыновьями Борисом и Сосланом, шестеро старшеклассников, Мадина и Вика Бебпиевы, Ляна Ба-разгова.
Ляна все это время прижимала к себе маленькую девочку. Алета была уверена, что это ее сестра. Оказалось — совершенно незнакомый ребенок, которого Ляна вывела из спортзала.
Старшеклассники все это время пытались удержать в помещении парня лет девятнадцати. Он был ранен в голову, лицо залито кровью. И на этом окровавленном лице сверкали необыкновенной красоты глаза. Парень вырывался, пытался куда-то бежать.
Через год Алета увидела его портрет на одном из памятников мемориального кладбища. Это был владикавказец Альберт Ваниев, который привел в школу свою двоюродную сестру.
Один из старшеклассников был ранен в руку. Алета оторвала кусок ткани от своей юбки и перевязала его.
… Женщины по требованию террористов по очереди становились в проем окна. Фатима Кониева, сняв белую блузку, размахивала ею как белым флагом. Переглянувшись, усмехнулись Полковник и Абдулла. Возможно, они заметили, что Фатима беременна (через полгода после этих событий она родила сына).
Фатима была ранена, по ноге ее текла кровь.
Теперь в окне стояла Алета. «Возьми ребенка», — кивнув на малыша, потребовал Абдулла.
Алета взяла на руки мальчика.
Стены сотрясались от взрывов. Малыш дрожал и плакал, и это тоже одно из тех воспоминаний, которые не дают покоя Алете. «Я буду стоять сама, отпустите ребенка», — попросила она. Боевик согласился.
Теперь она стояла одна, с белой шторой в руках. Перед ней был спортзал, в котором уже полыхал пожар.
Полковник, присев под окном на корточки, с кем-то разговаривал по телефону. Он громко смеялся и повторял: «Аллах акбар! Аллах акбар!».
Безрукий террорист Ханпаши Кулаев то стрелял из-за ее спины, то отходил от окна.
В школьном дворе стоял бронетранспортер. Алета не знала, что под его прикрытием — люди. Эти кадры видеосъемки она увидит потом. Тогда ей казалось, что боевая машина стреляет по ним. От взрывов сотрясались стены.
Один из них был такой силы, что в туалете, где прятались заложники, вырвало из креплений унитаз, который раскололся на части, ранив осколками детей.
Алета размахивала белой шторой и кричала: «Не стреляйте! Здесь — дети!».
.. .Террористы куда-то ушли. Она продолжала стоять у окна.
— Хватит! — кричали ей старшеклассники. — Уходите!
Спецназовец из окна второго этажа махал ей рукой: «Уйди!».
Еще один страшный взрыв сотряс здание. Из столовой долго слышался крик «Аллах акбар!». Алета решила, что террористы взорвали столовую и уничтожили всех заложников.
По зданию распространялся черный дым. Она побежала к водопроводному крану, намочила штору и, разорвав ее на куски, раздала детям: «Дышите через тряпки!». Она была уверена, что это отравляющий газ.
Все, кто был тогда рядом с ней, выжили. «И это чудо», — считает она.
В больнице, куда их привезли после освобождения, у нее случилась истерика. Уверенная, что все, кто был в спортзале, погибли, она кричала: «Я никого не спасла!».
Это чувство вины усилилось после того, как Алета узнала, что погибла единственная дочь ее подруги Марины Пак — Светлана Цой. Ей казалось: если бы Марина была в спортзале, она вела бы себя иначе. Потому что Марина никогда не думает о себе — она живет для других.
… Годы идут. Внешне Алета — все тот же веселый и энергичный пионерский лидер, каким была всегда, — ив годы учебы, и на работе. О том, что у нее в душе, не знает никто.
— Мы стали другими после теракта, — часто повторяет она. — Мы — как привидения, потому что вернулись с того света…
Вика и Артур КЦОЕВЫ
«Ну, как ты провела лето?» — спросила Вику Кцоеву классная руководительница Людмила Руслановна Галачиева.
Ответить Вика не успела. Повернула голову в ту сторону, откуда послышались выстрелы, и увидела мужчину в шапочке, с бородой и со снайперской винтовкой в руках. Взглянула туда, где стояла Людмила Руслановна, — там уже никого не было. На месте ровной шеренги одноклассников Вика стояла одна.
Еще можно было убежать: ее класс стоял у ворот, выходивших в Школьный переулок. Кольцо оцепления еще не замкнулось, и те, кто был ближе к воротам, устремились в переулок.
Но Артур! Где ее маленький брат, который утром обиделся и убежал в школу, не дождавшись ее?
Толпа вмиг оказалась зажата на спортивной площадке.
Вика помчалась туда, но мешала обувь — белые нарядные сабо с модными каблучками «рюмочка». Она сбросила их, подобрала и побежала дальше босиком.
— Что происходит? — спросила она на бегу старшую пионервожатую.
— Не переживай — все будет хорошо, — так же на бегу ответила та.
Артура Вика нашла в спортзале. Он стоял и плакал. Она бросилась к нему, обняла и прижала к себе: «Все, не бойся! Я с тобой!». [Идите вон туда», — сказал Вике террорист, показав в противоположный конец зала.
— Дяденька, а вы нас отпустите? — спросил его Артур.
— Это ты у своего президента спроси.
Вика схватила Артура за руку и увела в сторону тренажерного зала. Она сидела спина к спине с Ларисой Кудзиевой.
Лариса пыталась оказать помощь Вадиму Боллоеву, которого террористы ранили во время захвата. Она требовала бинты и вела себя очень бесстрашно.
— Он тебе кто? — спросил ее один из боевиков.
— Это мой муж.
Юбка Ларисы пропиталась кровью, от нее шел тяжелый запах. Она перевязывала раненого тряпками, которые ей давали окружающие, но кровение не останавливалось. По залу пронесся слух: сейчас придет президент. Ждали час, два, три. Стало понятно: никто к ним не придет, Настала ночь.
Артур уснул, положив голову на колени Вике. Было жарко, но она не сняла свой новый брючный костюм — вдруг пропадет. Родителям на покупку пришлось потратить немало денег.
Она нащупала сто пятьдесят рублей, которые лежали в кармане, потрогала свои новые серьги с жемчужинами — они тоже были на месте. А вот на цепочке с золотым крестиком ослабла застежка. Чтобы не потерять крестик, она сняла его и зажала в руке. Какое счастье, что здесь нет моих родителей, — думала Вика. — У мамы от этой духоты непременно случился бы приступ головной боли. А папу могли расстрелять, как расстреляли Руслана Бетрозова и Артура Дзампаева». Дзампаевы — Артур и его жена Светлана — снимали квартиру в доме, жили Кцоевы. У них было двое детей — Агунда и Аспар. Агунда была ь веселой, жизнерадостной и послушной девочкой. Вика часто видела ее во дворе, когда та гуляла с маленьким братиком. Вика видела их в зале — Аспарик плакал, и Света стоя укачивала его. В первый день, вечером, Света вышла в душевую и вернулась, рыдая. упала на колени и долго плакала, не отвечая на расспросы окружающих. Все решили, что она видела, как расстреляли ее мужа. Артура действительно расстреляли в первый день. А Света, Агунда и Аспарик погибли третьего сентября. Чуть дальше от Вики сидела ее подруга Рита Дзгоева.
Когда они встречались взглядами, Вика спрашивала подругу: «Все нормально?». И также молча Рита отвечала: «Да».
Вечером второго дня Вика с Артуром, Лариса Кудзиева и ее сын Заур пересели к стене, за боевиком «на кнопке». Здесь, возле огромной бомбы, можно было сидеть, вытянув ноги.
Боевик по имени Али что-то бормотал, держа ногу на «педали».
Лариса на корточках придвинулась к нему:
— Что ты говоришь?
— Я молюсь, — ответил боевик.
— А что с нами будет?
— Если бы ты знала, как я не хочу убирать ногу, — сказал он, кивнув на педаль.
— А зачем ее убирать? — испугалась Лариса.
— Обстоятельства так складываются…
Она стала его в чем-то убеждать, но дальше Вика ничего не слышала — она провалилась в сон.
Под утро ей удалось пройти с Артуром в тренажерный зал и выпить воды.
На третий день они пересели к шведской стенке. Артур опять хотел пить. Вика подошла к террористу:
— Молодой человек, моему брату плохо, намочите, пожалуйста, платочек.
— Иди, намочи сама.
Со всех сторон к Вике потянулись руки с тряпками, майками, фартуками.
— Я сказал, платок! Отдай все обратно и иди за мной!
Вика со страхом вошла за ним в небольшой коридорчик. Боевик прошел дальше и снова позвал ее: «Иди сюда!». Взял чайник и полил ей на платочек. Руки у нее тряслись от страха.
«Спасибо», — сказала она.
Вика вернулась в зал и выдавила всю влагу, которая была в платочке, в рот Артуру.
— Тебе не страшно? — спросила ее Ляна Баразгова.
— Нет.
Ее спокойствие словно передалось Ляне.
Вика заботливо уложила брата между ног.
Первый взрыв, как ей показалось, произошел у шведской стенки.
Она провела рукой по волосам и нащупала пепел. Спортзал был в дыму, все куда-то бежали. Повернула голову и увидела распахнутую дверь тренажерного зала. Схватила Артура и потащила туда.
В тренажерный устремились напуганные, полураздетые, окровавленные заложники. Один из старшеклассников пытался помочь Казбеку Мисикову, который был ранен в обе руки.
У Аллы Рамоновой на спине — три кровоточащие раны. Ее сын Ирбек принес воду, а дочь Марианна смывала ей со спины кровь.
Вика села на пол, забившись в угол.
Боевиков не было. Убежать бы, но на окнах тренажерного зала — металлические решетки.
Вошел террорист и, оглядев их, произнес: «Встаёте и идёте в столовую».
Ей показалось, что все, кто был в спортзале, умерли. Но, всмотревшись, поняла: многие еще живы. Вот парень, полулежа, прикрывает собой девочку лет четырех. Он, вероятно, ранен. «Возьми ее», — просит он Вику. Вика останавливается. «Я сказал, в столовую!» — слышит она окрик боевика.
От широкого прохода в центре зала осталась только узенькая дорожка. В конце ее, у самого входа в коридор, — нагромождение мертвых тел. Чтобы пройти в коридор, надо вскарабкаться на них. Артуру это удается. Вика падает, поднимается, снова карабкается и, наконец, оказывается в коридоре.
У учительского туалета — трое мужчин в черных балахонах. Вдоль основного коридора школы тоже стояли террористы.
Часть заложников, среди которых оказались Вика и Артур, устремилась на второй этаж и спряталась в актовом зале. Среди них был парень лет девятнадцати, который привел в школу сестру. Парень неистово стучал ногами об пол. «Он ранен, — сказал учитель физкультуры Алик Цагоев. — И делает это непроизвольно».
Пришел боевик и увел их в столовую.
В столовой воды — по щиколотку. Несколько террористов о чем-то разговаривали, сидя за столиком. Один из них, взглянув, как ей показалось, прямо на Вику, произнес: «Идите к окнам и машите тряпками, чтобы сюда не стреляли».
Вика отвела взгляд, быстро прошла вперед и села на пол, прижав к себе брата.
Женщины, стоявшие в окнах, размахивали кусками штор. Боевики отстреливались из-за их спин.
Заложница, сидевшая на стуле, вскрикнула и упала на пол.
Вика легла, накрыв собой брата. Взглянув в сторону окна, увидела Аиду Арчегову — оторванная щека женщины висела на кусочке кожи.
В помещении что-то взорвалось.
Очнулась она от крика Артура: «Вика, не умирай!».
Лицо брата было в крови, она капала на него из раны в ее голове. Он зажимал ей рану рукой и кричал: «Вика, не умирай!».
В огромных черных глазах мальчика застыл ужас.
«Я не умру», — успела сказать Вика и снова потеряла сознание.
Когда опять открыла глаза, увидела Артура, рядом с которым стоял спецназовец. Брат, показывая на нее, говорил: «Это моя сестра! Она еще живая!».
— Ты можешь доползти до окна? — спросил ее мужчина.
Вика поползла. Чьи-то сильные руки подхватили ее и понесли. Сквозь полузакрытые веки пробивались солнечные лучи — она понимала, что уже на свободе.
В машине незнакомый мужчина, придерживая ей голову руками, повторял: «Потерпи, девочка, потерпи…».
Путь до больницы показался Вике бесконечно долгим. Звуки то исчезали, то снова начинали пробиваться сквозь затуманенное сознание.
Она услышала голос папы: «Вика, это ты?», но ответить не могла.
В палатке МЧС, где ей обрабатывали раны, кто-то обратил внимание на ее сжатые пальцы. Когда их разжали, увидели на окровавленной ладони золотой крестик.
Вика учится в Московском государственном университете управления.
Осколок, который был у нее в голове, врачам удалось извлечь только через три года.
Лариса МАМИТОВА
— Врач в зале есть?
Лариса работала врачом в отделении «Скорой помощи» и привыкла приходить на помощь не раздумывая.
— Есть, — сказала она.
Ее вывели из зала.
Во время захвата заложников были ранены двое из террористов. Одному пуля вошла между пальцев правой руки и вышла из локтевого сгиба, раздробив кость. У второго было ранение в живот.
— Этому я не смогу помочь, — сказала Лариса. — Ему нужна операция.
— Обезбольте его.
— Но у меня ничего нет. Давайте я позвоню на «скорую», чтобы мне привезли ящик с медикаментами.
— Нет. У нас есть все.
Из огромного вещевого мешка стали извлекать содержимое: бутылки с водой, мыло и зубную пасту, средство от комаров, упаковки таблеток, перевязочный материал, шприцы и, наконец, ампулы, обмотанные скотчем по три-четыре штуки. Скотч не разматывался, и один из террористов разрезал его ножом. «Промедол», «Морадол» — прочитала Лариса названия препаратов.
— Обезбольте его, — опять сказал боевик, раненный в руку, кивнув на молодого террориста.
— А вас?
— Меня — не надо. Что мне выпить из этого? — он показал на упаковки пенталгина и аспирина.
— Пенталгин.
Боевик выпил две таблетки. Лариса перевязала руку ему, потом ввела наркотик молодому боевику, раненному в живот. Его посадили на стул. Он сидел, опустив голову, и что-то бормотал.
«Молится», — догадалась Лариса.
Из главного коридора школы слышался звон выбиваемых стекол. В каждое окно поставили мужчину-заложника. Остальные носили парты и доски и ставили их на подоконники.
Лариса уже знала, что главный среди террористов тот, кого они уважали: называли «Полковником». Полковник ходил по школе со снайперской винтовкой. Он выстрелил в легковую машину, которая проезжала по Коминтерна, и поджег ее. Боевики долго смеялись, глядя на то, как убегали водитель и пассажир. Стоя недалеко от Ларисы, Полковник внимательно вглядывался куда-то через оптику прицела и время от времени стрелял.
— Куда вы стреляете? — спросила его Лариса.
— Вон, на пятом этаже того дома, сидит снайпер, — сказал Полковник, указав на 39-й дом в переулке Школьном, и дважды выстрелил. — Доктор, если бы вы узнали, как мы попали сюда, вы бы очень удивились.
— Через границу вас, наверное, провели наши, — предположила Лариса.
— Я вам не о границе говорю, а о школе. Потом как-нибудь расскажу, сейчас некогда. И запомните: после того, как все закончится, о нас будут говорить, что мы наркоманы и насиловали женщин. Чуть позже Лариса обратилась к террористу с перевязанной рукой:
— У вас же есть какие-то требования? Давайте я их вынесу.
— Не надо. Они там, — он кивнул в сторону двора, — всё знают.
— Как? — удивилась Лариса.
— Это решаю не я, это решает Полковник, — в голосе Абдуллы послышалось раздражение.
— Так отведите меня к нему.
— Не надо! Через некоторое время Абдулла спросил:
— Доктор, вы с кем здесь?
— С сыном.
— А кто еще у вас там, в зале?
— Никого.
— Выведите его. Лариса вывела из зала своего сына, семиклассника Тамерлана. Боевик посадил их на стулья возле лестницы, ведущей на второй этаж.
Раненый террорист сидел напротив, продолжая молиться. Недалеко у окна стоял один из мужчин-заложников.
— Чи дае? — шепотом спросила его по-осетински Лариса. Мужчина молчал.
— Кто вы? — повторила она вопрос по-русски.
— Карлов я, — ответил заложник. После того, как окна были заложены, мужчин посадили возле первого у входа в спортзал класса.
— Можно я на кепку сяду? — спросил боевика Карлов.
— Можно.
Одному из заложников террорист бросил подушечку для сиденья.
Лариса смотрела на мужчин — ни одного знакомого. Она почти никого не знала в Беслане, только тех, кто жил в микрорайоне маисового комбината, и тех, к кому как врач приезжала на вызовы.
Она с детства мечтала стать врачом. Но в мединститут поступила только с пятой попытки. «Зачем тебе учеба? — говорили ей подруги. — Врач получает сто двадцать рублей, а ты на заводе — пятьсот».
Но Лариса добилась своего, поступила в институт, днем училась, а по ночам дежурила в больнице. Здесь и встретила своего будущего мужа Владимира. После свадьбы молодые переехали в Беслан и вместе с сестрами и родителями мужа жили в их трехкомнатной квартире.
Год назад Лариса с Владимиром начали строить дом. Денег не хватало, и Лариса, отработав смену в Беслане, ехала в соседний райцентр Эльхотово, где в отделении «Скорой помощи» у нее тоже были дежурства.
Муж подрабатывал на маршрутке.
Лариса родилась и выросла в горах. Ее отец Дзатте работал на крупнейшем в республике горнорудном предприятии — Садонском свинцово-цинковом комбинате. Алагирское ущелье, в котором расположен поселок Бурон, с детства пугало и восхищало ее своей суровой красотой. По дну ущелья с грохотом неслась река Ардон — «бешеная река» (так переводится ее название на русский). Летом, во время паводков, когда таял снег в горах или шли дожди, река становилась страшной, подмывала берега, уносила участки дороги и даже дома.
Зимой с гор на дно ущелья срывались снежные лавины.
Но грозная стихия не пугала горцев, в домах поселков городского типа условия жизни были такими же, как в городе. Быть горняком было престижно. Но даже те, кто жил в многоэтажках, продолжали держать в горах, подальше от домов, скотину. Отработав смену, отец косил сено на альпийских лугах, дети с матерью собирали в лесах чернику, малину, грибы, черемшу и целебные травы.
Потом случилась авария в шахте, и отец стал инвалидом. Они переехали на равнину, в село Дарг-Кох. Но горы еще долго снились Ларисе.
Дня за три до первого сентября она во сне стояла на берегу горной реки. На противоположном склоне горы возвышался сказочно красивый дом, весь увитый цветущими розами. Она видела этот дом впервые.
Неожиданно выше, на склоне горы, появился селевой поток, который стремительно понесся вниз. Такой сель ежегодно сходил летом на Транс-кам из небольшого ущелья за Буроном. Поток грязи и камней приблизился к сказочному дому, достиг его — и уже не было на склоне ни дома, ни цветов.
Лариса побежала, и ей казалось, что поток гонится за ней. — Доктор, — окликнул ее Абдулла, — а где вы работаете?
Здесь, в Беслане, и еще в Эльхотово, — сказала Лариса и подумала: Вряд ли он слышал про такое село».
В Эльхотово? — переспросил Абдулла и внимательно посмотрел на нее.
Почему это так удивило его?» — недоумевала Лариса. Она и представить себе не могла, что террорист Абдулла — сын ее по Эльхотовской больнице, патронажной сестры родильного отделения Александры Ходовой — Владимир. Лариса никогда не видела сыновей Шурочки, как ее называли коллеги, много слышала о них. Говорили, что оба они, и Борис, и Владимир, 1И ислам и ушли на восток — то ли в Чечню, то ли в Ингушетию, Володя, был в розыске, но это не мешало ему время от времени появляться в селе. Когда младший из братьев умер, его, как это принято в Осетии, хоронили всем селом. В дом Ходовых разделить горе семьи приехали близкие родственники и однофамильцы из всей республики. Когда траурная процессия приблизилась к сельскому кладбищу, ее догнал на машине младший брат умершего, Владимир, с товарищами. Покойника извлекли из гроба. Старейшины фамилии возмутились — это было надругательством над традициями.
— Я буду хоронить брата по законам ислама, — сказал Ходов- младший — Того, кто помешает мне, я уложу в этот гроб.
Обо всем этом Ларисе рассказали вернувшиеся с похорон коллеги. Она в тот день дежурила. Иначе непременно узнала бы в террористе имени Абдулла сына Шурочки, Владимира Ходова. Лариса с удивлением отметила, что после этого разговора отношение ;ней со стороны Абдуллы резко изменилось — стало неприязненным.
…Снежный вихрь подхватил Ларису вместе со стулом и бросил на ступеньки лестницы. Загрохотали автоматные очереди. «Это штурм», — сказала она. Ее с сыном втолкнули в коридор, ведущий в столовую. Оба они были обсыпаны пылью от извести и штукатурки. Звуки выстрелов стихли так же внезапно, как и возникли.
— Доктор, выйдите! — услышала она.
Пол в коридоре был залит кровью: взорвалась шахидка. Взрывом убило нескольких мужчин-заложников, остальных раскидало по полу. На снятой с петель двери лежал террорист, похожий на араба. Изо рта его шла пена.
— Быстрее обезбольте его! — услышала Лариса.
— Он в коме.
— Обезбольте, быстро!
Ей протянули ампулы и шприцы. Боевик держал раненого, пока она вводила ему в вену наркотик.
Оттуда, где сидели заложники-мужчины, слышались стоны. Карлов лежал лицом вниз, спина его была обожжена. У телеоператора Карена Мдинарадзе вытек глаз. Одному из заложников вырвало пол-ягодицы.
— Можно я их перевяжу? — спросила Лариса.
— Нет, тебя зовет Полковник.
Ее повели по коридору. Полковник сидел в библиотеке, расположенной слева от входной двери. Здесь все было перевернуто, словно в помещении проводился обыск. Полковник предложил ей сесть, смахнул со стола все, что на нем было, и положил перед ней ручку и листок тетради в клетку, на котором был записан номер телефона. Потом стал что-то искать у себя в карманах — вынул одну бумажку, другую, сложил, положил обратно. На одной из них Лариса увидела схему здания, похожего на букву «Е». «План школы», —догадалась она.
Наконец Полковник нашел то, что искал, и стал ей диктовать. Она писала быстро, не дописывая слова. «Дзасохов, Зязиков, Аслаханов. Рошаль…» «Рошаль» или «Рушайло?» — хотела переспросить Лариса, но замешкалась. Полковник заметил это и уточнил: «Пиши: «детский врач».
Дописать слова она не успела, ее вывели в коридор.
Со второго этажа пришел снайпер и занял позицию в кабинете истории, справа от входной двери. Отсюда хорошо были видны часть двора и ворота, которые выходили на железную дорогу.
Здесь же, среди боевиков, был и ее сын, Тамерлан.
— Сбежишь — прикончим его, — сказали ей.
Двое террористов отодвинули парты, которыми была заложена входная дверь, и дали ей кусок красной материи.
— Не надо красную, — сказала она и, войдя в кабинет, сдернула с карниза светло-кремовую штору.
С этой шторой, как с белым флагом, она вышла во двор и направилась к воротам.
— Заберите записку! — крикнула она.
Со стороны соседнего дома, что-то положив на траву, навстречу ей побежал молодой мужчина. Это был Зелим Джериев (на траву он положил свою телекамеру).
«Нас много, — успела сказать она, передавая записку. — Больше тысячи человек. И зал заминирован».
Лариса вернулась во двор. Возле ступенек главного входа лежала раненая женщина. Лариса прошла мимо нее, поднялась по ступенькам и вошла в коридор. Дверь захлопнулась, двое боевиков подняли парты и поставили их на место.
— Там раненая женщина, — сказала Лариса. — Можно занести ее в зал?
-Нет! Дойдя по коридору до того места, где произошел взрыв, она с удивлением заметила, что раненых заложников на полу уже нет, следов крови тоже, их унесли? Почему не слышно их стонов? Почему ей не предлагали оказать им помощь?
Террорист, который лежал на снятой с петель двери, уже умер. Молодой боевик, раненный в живот, все так же сидел на стуле, опустив на грудь, и шептал молитвы. Только теперь он сидел у окна, а на коленях его лежал автомат.
Лариса заглянула в кабинеты на первом этаже — раненых нигде не было. В кабинете географии на полу лежало то, что осталось от шахидки.
Лариса видела этих женщин днем, когда они водили детей группами пить воду: одна из них обычно шла впереди с пистолетом, вторая — сзади.
Обе в черных балахонах, из-под которых виднелись спортивные брюки и кроссовки. «Раздайте детям воду», — сказал Абдулла.
С преподавателем информатики Златой Сергеевной Азиевой Лариса отнесла заложникам воду в бутылках и в ведрах. Проходя мимо молодого боевика «на педали», у которого был маленький радиоприемник, она слышала сообщение: «В спортзале Бесланской школы — сто двадцать заложников. Террористы передали записку, но номер телефона, указанный в записке, заблокирован».
— Отведите меня к Полковнику, — сказала Лариса одному из боевиков. Ее отвели.
— Ваш номер заблокирован, — сказала она Полковнику.
— Мой телефон прекрасно работает! Он взял из рук боевика мобильник и набрал номер своего. Телефон молчал.
— Давайте я отнесу еще одну записку, — предложила Лариса.
— Ладно, пиши.
Он продиктовал номер телефона, она отчетливо вывела цифры.
— Не надо, — неожиданно сказал он, выхватил из ее рук лист, скомкал и бросил на пол.
Она подобрала записку и побежала за ним.
— Хорошо, — сказал он, остановившись. — Но допиши: «Наши нервы на пределе!».
Со второго этажа опять пришел снайпер, рядом с ним посадили ее сына, открыли входную дверь, и она второй раз вынесла записку. Раненая женщина лежала там же, у нижней ступеньки.
— Я ничем не могу вам помочь, — сказала ей Лариса, проходя мимо.
Выйдя за ворота, крикнула: «Подойдите кто-нибудь, заберите записку!».
Вокруг — ни души.
Ей стало страшно.
Она крикнула еще раз.
Никого.
Ее охватило безумное отчаяние. Выходит, террористы правы и они действительно никому не нужны?
С противоположной стороны, от ворот, выходивших в переулок Школьный, к ней бежал молодой человек. Она устремилась навстречу ему, выйдя из поля зрения снайпера.
— Нас больше тысячи! Пусть кто-нибудь позвонит! — кричала она, передавая записку.
Вернувшись, заметила: террористы оживились. Говорили они в основном не по-русски, но в их разговоре зазвучали фамилии политиков.
(Ларисе кажется, что первую записку она вынесла вечером, после взрыва шахидки, вторую — на второй день, утром. Проходя мимо женщины, которая лежала возле ступенек, успела подумать: «Как же она лежала здесь ночью, под дождем, в такую грозу?». На самом деле первая записка была вынесена первого, в десять утра, вторая — в тот же день, ближе к вечеру).
Лариса, вызови мне «скорую», — сказала преподаватель осетинского Зарема Бекзаевна Зусмановская. — Мне плохо.
Лариса часто ездила на вызовы к пожилой учительнице. У Заремы гипертония, мерцательная аритмия и хроническая сердечно-легочная недостаточность.
Ага, сейчас, — ответила Лариса. Зарема Бекзаевна обиделась.
Террористы требовали, чтобы заложники спали, но даже в полночь хождение по залу не прекращалось: каждый надеялся раздобыть воду. У террористов появились новые лица — днем их Лариса в школе не видела. Среди них выделялся один — высокий, с длинными черными волосами, на голове — черная повязка с арабской вязью, на спине— черная накидка, тоже с арабскими буквами в белом круге. Дети от него должны родиться красивые», — подумала Лариса. Красивый боевик вошел в кабинет физруков и оставался там до утра. Зал контролировали человек десять, остальные, как она предположила были рассредоточены по всей школе. Она видела, что на первом этаже каждый класс охраняется боевиком. «Чеченцы они или ингуши?» — думала Лариса.
Ей вспомнился Грозный, куда она ездила на практику, будучи студентом мед института. Это был красивый и богатый город. Сюда приезжали из республик, когда в Союзе наметился дефицит продуктов. А какие рынки были в Назрани и Урус-Мартане!
-Доктор! — позвал Ларису один из террористов. — Пройдите по залу спросите, знает ли кто-нибудь телефонные номера депутатов. Она спросила. Все вспомнили Арсена Фадзаева, трехкратного олимпийского чемпиона по вольной борьбе, депутата Государственной думы но никто не знал номер его телефона. В учительскую увели директора школы Лидию Александровну Цалиеву, Ольгу Викторовну Щербинину, детей председателя парламента республики Таймураза Мамсурова Замиру и Зелима и еще несколько человек.
С террористами никто не выходил на связь.
— Расчистите проход, — сказали Ларисе ближе к вечеру. — Сейчас придут большие люди. В зал вошел Руслан Аушев. — Вы меня узнаете? — спросил Аушев заложников, откинув с головы капюшон плаща-накидки. Его знали все. Почти все террористы перед его появлением закрыли лица масками.
Через несколько минут Аушев вышел из зала и поднялся на второй этаж. В спортзал вернулась Фатима Цекаева, красивая женщина лет тридцати. Лариса видела ее в раздевалке, где сидели женщины с грудными детьми.
— А где твой ребенок? — удивилась Лариса.
— Отдала.
— Кому?
— Аушеву.
— А почему сама не ушла?
— У меня здесь еще двое детей. Как я их оставлю?
Фатима погибла на следующий день вместе со старшей дочерью Кристиной. Четырехлетний Махар и шестимесячная Алена, которую вынес Руслан Аушев, остались живы.
— Лариса, ты не видела моего зятя? — спросила Ларису Аза Цахилова.
Аза жила по соседству с семьей мужа. Здесь, в зале, она была с зятем
Юрием Караевым, дочерью Анной и внучкой Лизой.
И зять, и дочь Азы погибли. В живых остались она и внучка Лиза.
Недалеко от Ларисы сидела ее подруга Залина Хузмиева с двумя детьми — Георгием и Стеллой. Залина с мужем Аланом были очень счастливы, они воспитывали двоих детей, строили дом.
Стелла пошла в том году в первый класс.
«Там девочке плохо», — позвал Ларису боевик.
В спортзале, недалеко от прохода, сидела Лариса Рудик, прижав к себе девочку лет двенадцати. Ребенок был в коме.
«У нее диабет, — сказала мать девочки, — а у нас ничего с собой нет».
Если бы у Ларисы была ее медицинская сумка!
— Ребенка надо вынести из зала, — сказала Лариса боевику, — ему нужен воздух.
Женщину с больной девочкой вывели в раздевалку.
— Она не умрет? — допытывалась у врача несчастная женщина.
— Нет, — солгала Лариса.
Девочка умерла в тот же вечер.
В зале невозможно было дышать. В коридор вывели женщину, которая теряла сознание.
«Держись, — шепнула ей на ухо Лариса. — Они уничтожают больных и раненых».
— Вам плохо? — спросил женщину боевик.
— Нет, — ответила она и ушла в зал.
Лариса понимала: еще одни сутки заложники не выдержат, они будут медленно умирать.
В ночь на третье сентября парализовало двенадцатилетнего Алана Кочиева. Левая часть его тела была неподвижна. Мальчика вынесли в тренажерный зал.
У некоторых из детей стала подниматься температура до сорока. У Ларисы была всего одна упаковка аспирина, та, которую она забрала у Абдулы. Она делила таблетки на половинки, потом на четвертинки. Детей с высокой температурой стали переносить туда, где были сумки и пакеты. Лариса увидела в куче сумок свою и обрадовалась: в ней были таблетки от аллергии. А может, и в других сумочках есть лекарства? С директором школы Лидией Александровной они заглянули во все и пакеты, отобрав и сложив в одну косметичку лекарства. Террорист «на педали» делал вид, что ничего не замечает. На третий день всем в зале было уже понятно: с террористами никто не вступает в переговоры, и они готовятся к отражению штурма. Детей пересадили в одну сторону, родителей — в другую. Переставили взрывные устройства.
— Может, попробуем еще раз позвонить Мамсурову? — сказала Лариса директору.
Теймураз Дзамбекович Мамсуров был свой, бесланский, он тоже окончил эту школу. Здесь, среди заложников, были его дети. Он должен их понять.
Вместе с детьми Мамсурова они поднялись на второй этаж, в учительскую. Одиннадцатилетний Зелим дозвонился до отца, выслушал его, передал трубку Ларисе. Уверенный, что он продолжает говорить с сыном, Таймураз Дзамбекович сказал: «Держись, сынок, не бойся, будь мужчиной».
Лариса, извинившись, попросила: «Таймураз Дзамбекович, передайте, пожалуйста, президенту республики, чтобы он позвонил в учительскую. Террористы хотят говорить с ним». Они сидели и ждали звонка. Даю вам ровно десять минут, — сказал Полковник. — Но уверен: никто не позвонит.
— Можно я позвоню в больницу? — сказала Лариса.
— Звони.
Лариса набрала «03», попросила к телефону заведующую отделением
Лариса ей весь ужас сложившейся ситуации. —Я понимаю, — сказала заведующая, — тебя заставляют говорить всё под дулом автомата.
— Все! — резко сказал Полковник и выдернул шнур телефона из розетки.
— Уходите! Вы никому не нужны!
Они спустились в спортзал и окунулись в ее обжигающую духоту. Лариса сидела рядом с директором школы, и вдруг у нее возникло ощущение: все, что происходит вокруг, она уже видела. Так же, как и тогда, по проходу шли две женщины. Сейчас они подойдут к директору, и одна из них скажет: «У этой женщины что-то с головой, ее надо вывести из зала».
Все произошло именно так. Лариса обрадовалась: если все это она уже когда-то видела и осталась жива, значит, и теперь все будет хорошо.
У одного, потом у другого ребенка произошла остановка дыхания. Лариса выносила их в коридор, делала им искусственное дыхание, раздавала найденные таблетки. Заложники расхватывали их, не спрашивая названия.
Из медикаментов, которые были у террористов, ей удалось припрятать за пазухой флакончик нашатырного спирта и вату.
— Я тоже врач, я помогу вам, — сказала ей молодая голубоглазая женщина.
Это была Лариса Кантемирова.
О том, что в зале помимо нее было еще двенадцать медработников, Лариса узнала после теракта.
— Доктор, помогите! — то и дело слышалось из разных концов спортзала.
Но она уже ничем не могла помочь. Лариса просто шла по проходу и бросала в гущу заложников кусочки ваты, смоченные в нашатырном спирте.
Потом закончился и нашатырь.
— Доктор, вас зовет Полковник!
Ее повели на второй этаж, в кабинет литературы. От залитого кровью пола исходил смрадный запах.
— Сейчас приедут сотрудники МЧС забирать трупы. Вы будете вести с ними переговоры, — сказал Полковник.
— Где трупы?
— Там, внизу.
Лариса взяла стул, придвинула его к окну и, встав на подоконник, посмотрела вниз.
— Что вы делаете?
— Считаю.
— Можете не считать. Их двадцать один. Теперь идите в зал. Вас вызовут.
Она шла по проходу и кричала: «Ложитесь на пол, так легче дышать!».
Это были последние секунды перед взрывом.
…Она открыла глаза и увидела, что лежит в противоположном конце зала. Встала. Вокруг — ни одного живого. Где-то здесь должен быть ее сын Тамерлан. Надо найти его.
В ушах стоял многоголосый детский крик. Ей казалось, что где-то там, на заднем дворе школы, бегают дети, которых отстреливают террористы.
У входа в коридор стоял боевик и стрелял вверх. Она подняла голову, чтобы увидеть, что там, наверху, и увидела над спортзалом небо, в котором летел вертолет. «Он стреляет в парашютистов», — решила она. Кто живой — идите в подвал! — кричал террорист. Надо найти сына и идти в подвал», — подумала Лариса и вдруг осознала что обнажена по пояс — от белого брючного костюма на ней остались только брюки.
Стыдно — террорист видит ее в таком виде. Она подошла к скамье, на полу сидела директор школы Лидия Александровна. Директор смотрела собой, но никого не видела. Из кучи одежды Лариса извлекла мужскую сорочку. Сорочка была маленькой и едва застегнулась на груди. Искала обувь — одинаковой пары не было. Она надела на одну ногу мужскую туфлю, на вторую — белую женскую, на низком каблуке, подвязала обе штанины и стала искать сына.
Все подростки были без рубашек, в одних брюках (рубашки сняли из-за жары). До трусов раздевались только малыши. Вот и ее Тамик, лежит. Она села рядом и обняла его. Взгляд упал на брюки. Нет, это не он. У него не такие брюки. Опустила мальчика на пол и пошла дальше. Вот вроде бы похож, но носки на нем белые. У Тамика носки были черные.
Подростков много, но все они так похожи друг на друга — коротко стриженные, лица серые от обезвоживания, глаза и рты открыты. Она опять держит на руках тело подростка.
— Лариса, это не мой Тамик? — слышит она. Повернувшись на голос, видит соседку Наташу Сатцаеву.
— Нет, это не твой. И не мой.
Только теперь Лариса понимает: не все, кто лежит на полу спортзала, мертвые.
— Лариса, ложись! — кричали ей.
— Нет, — отвечала она, продолжая переворачивать тела. — Вставайте, надо идти в подвал.
Может, ее Тамик в тренажерном зале? Она вошла в тренажерный, а в ушах ее стоял все тот же пронзительный детский визг, прерываемый автоматными очередями.
В тренажерном зале прятались заложники, но и среди них Тамика не было.
В больнице, куда ее привезли, она узнала, что Тамерлан жив.
Полгода Лариса жила в страхе, что террористы придут за ней. В больнице она просила закрывать на ночь решетчатую металлическую дверь, вздрагивала при виде людей в камуфляже и черной одежде, боялась бородатых мужчин.
Когда ее выписали, она долго стояла во дворе клиники и плакала, глядя на небо, на кусты и деревья, вдыхая запах увядающей травы и листьев.
Там, в спортзале, она была уверена, что никогда всего этого больше не увидит.
Другие статьи по теме:
Другое 1 сентября: Беслан сегодня +ФОТО