О чем печаль?
Бывает, что человек видит какой-то свой грех, осознает свою страсть и приходит к глубокому сокрушению, порой даже испытывает омерзение по отношению к себе. Но при этом возникает закономерный вопрос: может ли такое сокрушение быть скрытой гордыней? Дело в том, что все деревья, произрастающие на почве нашего сердца, как и всякое дерево, Господь заповедует познавать по плодам. Если плодом этого сокрушения, покаянного настроя и даже в какие-то периоды омерзения по отношению к тому, что в нашем сердце сокрыто, становится изменение жизни, если это состояние влечет за собой появление ревности к самоисправлению, то, безусловно, это подлинное древо покаяния, которое приносит соответствующие ему плоды. Если же результатом такого сокрушения становится расслабление, уныние, доходящее до отчаяния, или состояние, которое обычно именуется самоедством или рефлексией, то это не подлинное покаяние, а как раз проявление живущей в нашем сердце гордыни.
Печаль по Богу, на самом деле, никогда не приводит человека в состояние расслабления, а делает его сильнее, ревностнее, дает ему решимость бороться с грехом. Остальное — печаль человека о том, что он не настолько хорош, насколько хотел бы.
Важно при этом помнить, что даже искреннее и здравое сокрушение о своих грехах может перерасти в самоуничижение, которое паче гордости. Дело в том, что все наши душевные состояния не статичны. И если мы к себе невнимательны, то, безусловно, враг может наше доброе состояние превратить в противоположное.
Как это происходит? Наверное, нужно вспомнить слова преподобного Иоанна Лествичника о том, что человека, намеревающегося сделать благое дело, враг сначала старается отвратить от этого, изъять его доброе намерение. А если не удается, тогда враг человека начинает обольщать гордостью и тщеславием по поводу успешности завершения дела.
В данном случае враг будет пытаться покаянный настрой и сокрушение превратить во что-то душевредное, поэтому человек должен все время себя проверять: к чему ведет его нынешнее состояние? Если вместо изменения себя мы начинаем унывать, чрезмерно печалиться, и это приводит к определенному саморазрушению — душевному, духовному, а порой даже и физическому, — то значит, мы соскользнули с правильного пути и враг нас увлекает на путь погибели.
Безусловно, бывают моменты, когда и подлинное покаяние носит характер очень болезненный, ведь для человека, совершившего что-то дурное, вполне естественно поболеть об этом сердцем, а порой даже и телесно. Но это период все-таки не продолжительный, как правило. И вряд ли радость на Небесах о едином грешнике кающемся относится к тем, кто от своего покаяния чахнет вместо того, чтобы начать меняться. Самый яркий и известный образ такого покаяния, не ведущего ко спасению, — это Иуда. Он раскаялся в предательстве Учителя, пошел и удавился.
Раненый, но воин
Мы можем найти в древних патериках свидетельства о том, как кто-то из монашествующей братии, пав и видя, что враг его влечет от покаяния к отчаянию, начинал самыми разными способами противостоять этому. И так из состояния поражения эти подвижники приводили себя в состояние пусть раненого, но воина, который готов вновь держать в руках оружие и вести бой.
Например, в одном патерике рассказывается о том, как некий человек, несший военную службу и в своей жизни много согрешивший, пришел к старцу святой жизни и, очевидно, поделился своим беспокойством: примет ли Господь его покаяние? А старец ответил: «Вот я вижу на тебе плащ, и он покрыт заплатами. То есть сколько бы прорех на нем ни являлось во время боев — и мечом тебя рубили, и топором, и копьем уязвляли, — ты не выбросил его. Неужели же Господь поступит так с тобой? Да, ты сам весь в шрамах грехов, но Господь тебя не оставит». И такого рода рассуждение бывает необходимо человеку, когда враг его влечет и гонит к состоянию уныния.
Еще один замечательный пример в патерике: некий брат, долгое время подвизавшийся в уединении в своей келье, вышел оттуда, пошел за водой к реке, встретил там женщину, впал с ней в грех блуда и вслед за этим возвратился к себе и стал подвизаться как ни в чем не бывало. Другому брату это было открыто, и он дивился, как же такое возможно. Наконец, он пришел за объяснением. Оказывается, согрешивший монах почувствовал, что сейчас враг его просто умертвит скорбью и отчаянием, и он все бросит, вернется в мир и предастся грехам, уже ни в чем себе не возбраняя. И поэтому он сказал себе: «Ну что ж, я пал, но пойду и буду подвизаться снова». То есть он понял, что его состояние может привести к тому, что мы называем рефлексией, когда человек постоянно возвращается мыслями к содеянному, но не может с этим внутренне примириться и в конце концов ломается. И брат рассудил совершенно здраво, что лучше он от этого пока внутренне отойдет, и даже не будет думать сейчас о своем падении, а просто вновь будет подвизаться и жить так, как угодно Богу.
Ведь, в сущности, в чем заключается покаяние? По большому счету, Богу нужно от нас не столько, чтобы мы оплакали свой грех, сколько, чтобы мы его оставили и жили, не греша впредь. Обычно человека к этому ведет именно плач и покаянное сокрушение. Но иногда бывает так, что нужно намеренно пройти мимо этого, чтобы духовно выжить, сохраниться. Об этом нужно помнить.
Лупа или повязка на глаза?
Конечно, возможна и противоположная ситуация, когда человек, боясь впасть в некое самоедство и самоуничижение, получит навык легкомысленно относиться к своим грехам.
Если вернуться к этому конкретному эпизоду из патерика, то совершенно очевидно, что брат не отнесся к своему падению легкомысленно, потому что подвиг уединенного жительства, к которому он вернулся, требовал очень серьезных трудов и усилий. Здесь о легкомыслии говорить не приходится. И, думаю, когда он укрепился, то сполна свое падение оплакал.
Другое дело, что мы часто согрешаем и как бы не обращаем внимания на совершенный грех не потому, что боимся впасть в отчаяние, а просто потому, что нам страшно остаться наедине с обличающей нас совестью. И мы гоним от себя это обличение, образ этого греха, чтобы он не уязвлял болью наше сердце. И тогда мы удобно совершаем этот грех и второй, и третий, и четвертый раз. Опять же весь вопрос в плодах. К чему приводит нас то или иное наше решение? Решение плакать о грехе или решение благодарить Бога за то, что Он нас еще терпит; решение всматриваться в те обстоятельства, которые нас ко греху привели, и анализировать, как это произошло, или пройти мимо всего этого и устремиться к той жизни, которой мы жить должны. Это и характеризует, правильно ли наше решение или нет.
Мы все очень разные. Преподобный старец Паисий Афонский говорил о том, что есть люди, совершенно как дубовое полено — бесчувственные, а есть люди сверхчувствительные. И если человека бесчувственного враг в еще большую бесчувственность старается погрузить, чтобы он даже не сознавал того, что делает, то человека сверхчувствительного враг, наоборот, будет доводить до отчаяния. И получается, что одному на своих ошибках, преткновениях и грехопадениях заострять внимание необходимо, чтобы, всматриваясь в них, испытать ту боль, которая в конце концов должна исторгнуть из его глаз слезу покаяния; а другому нужно, наоборот, как-то немного дистанцироваться от совершенного им греха, потому что иначе он просто не сохранится и погибнет.
Апостол Павел говорил о необходимости принять вновь в евхаристическое общение тяжко согрешившего члена христианской общины, чтобы сатана его не погубил чрезмерной печалью, ибо нам не безызвестны его умыслы (2 Кор. 2, 11). То есть сатана может погубить человека как грехом, так и чрезмерным сокрушением после падения, и поэтому вслед за наказанием должна быть милость.
Способность верить в милость
Чаще всего мы вынуждены сами заботиться о своем духовном состоянии и пользоваться уроками из патериков и святоотеческих наставлений, но лучше, когда есть духовник, который может, уже хорошо зная конкретного человека, подсказать ему, что более необходимо в тот или иной момент.
Конечно, бывают ситуации, что кто-то находится дома и не может сию же минуту обратиться к духовнику, а печаль и уныние подступают к сердцу. Тогда нужно вспомнить: если есть в нашем сердце боль покаяния, желание изменить свою жизнь и далее в грехе не пребывать, то, безусловно, Бог нас никогда не отвергнет. При этом не должно требовать, чтобы Он тотчас же известил нас о Своем прощении и чтобы в наше сердце тут же вошли радость, покой, мир. Нет, но должна быть убежденность. Всё Евангелие, все Послания апостольские говорят о величайшем милосердии Господа, Который принимает всякого грешника кающегося, и мы не имеем никаких оснований в это не верить или думать, что речь идет о ком угодно, кроме нас. И на самом деле именно эта способность верить в милость и любовь Божию зачастую человека и вытаскивает из бездны греха и из бездны отчаяния.
Конечно, тут есть опасность уклониться в дерзость и даже наглость, под влиянием которых человек еще до совершения греха думает: «Господь милостив, согрешу, а потом покаюсь». О таких людях преподобный Исаак Сирин говорит, что они лукаво ходят перед Богом, и на них смерть нападает зачастую неожиданно. Об этом тоже не стоит забывать.
Но если мы исстрадались в борьбе с грехом, если мы его не хотим, если мы его ненавидим, не желаем мириться со своей слабостью и просим помощи Господа неотступно, если в нашем сердце проходит разделительная черта между нами и собственно грехом и живем мы так, чтобы с грехом не сращиваться, — всегда есть надежда на спасение.