Владимир Мединский озвучил причину встречи: «Мы хотим, чтобы все неформальные средства коммуникации правильно писали о том, что мы пытаемся сделать. И правильно критиковали нас, если мы что-то делаем неправильно». И уже потом повернул к наиболее обсуждаемому: «Если в традиционном СМИ есть какая-то ответственность, то в виртуальном мире такой ответственности нет. Пример: вчера пресс-служба меня затерроризировала — зачем я оскорбил писателя Гранина?»
Гранин
«Даже смешно опровергать то, чего не было. В последний раз фамилию Даниила Александровича я произносил в день его 85-летия. И с тех пор никогда о нем не говорил, и тем более — о его книгах.
Это случилось из-за прямого эфира на радио. Там ведущий говорил про Гранина, я говорил про Жданова, и ведущий меня постоянно перебивал. А когда делали распечатку эфира, то сложили: вот звучит фамилия „Гранин“, а вот Мединский произносит слово „вранье“ — и все сложили одно к другому.
Я сегодня позвонил Даниилу Александровичу и извинился — за то, чего не было. Сказал ему: „Вы меня простите, пожалуйста. И хотя я ничего не делал — сегодня прощеная среда, простите меня за беспокойство“. Инцидент мы уладили. Несуществующий инцидент. Но все равно — неприятно».
Олимпиада
«Во время открытия Олимпиады я смотрел трансляцию и параллельно пролистывал интернет. И вот, что удивительно: люди с напряжением ожидали, что-то проколется, сорвется. Ничего не прокололось и не сорвалось.
И тогда эти люди сказали: „Да. Все прошло намного хуже, чем мы ожидали. Теперь позиции кровавой диктатуры в очередной раз усилили, и нас ждут годы репрессий“.
В связи с Олимпиадой обострилась информационная война, до этого момента она была вялотекущей. Искусственно вызывается волна негодования и возмущения. Такая война идет всегда, когда страна становится сильнее».
Кино
«У меня как историка могут быть претензии к фильму «Сталинград». А, например, в фильме «Легенда 17» события жизни хоккеиста Харламова идут с полным нарушением хронологии. Но это художественное произведение, поймите. Роман «Война и мир» искажает историю войны 1812 года. Но ничто больше не сделало для изучения этой войны, чем роман «Война и мир». О войне, о Кутузове люди сегодня судят по тому образу, который создан в романе.
Вот «Сталинград». Огромное количество людей пришло посмотреть кино, в том числе из-за хорошей рекламной кампании. Они упаковали красивый продукт. И вот приходит молодой человек в кинотеатр. А там — «Айронмен 3», «Тор 2», «Гадкий Я» и «Сталинград». И он выбирает «Сталинград». И слава Богу. Потому что иначе он мог бы вообще никогда не узнать, что был такой Сталинград.
Кинопланы
«Мы делаем много документальных драм — по походам 1914 года, по Первой мировой войне. Делаем подборку документальных фильмов „Великие полководцы“.
Есть еще много идей по части военной истории. Например, проект „Великие сражения“. Идея следующая: со времен перестройки навязывается такой миф, что русские всегда побеждали числом. Что трупами все завалили, что каждый третий бегущий винтовку погибшего товарища подхватывал и дальше бежал — так побеждали.
Мы же хотели сделать подборку сражений, где наши воевали с огромным численным меньшинством и одерживали победы. Таких историй — масса. Турецкие кампании, персидские кампании, много всего. И вот мы хотим сделать такую подборку фильмов, назовем ее „Забытые победы“, где русские воюют с умением и полководческим талантом.
Еще один проект — „Забытые войны“. Мы все знаем про 1812 год, про Полтаву, про Великую Отечественную. Теперь вот некоторые еще узнали, что была Первая Мировая. А на самом деле было огромное количество эпохальных сражений, которые меняли не только судьбы России, но и судьбы Европы и мира, меняли геополитику. И вот этот проект мы сейчас обсуждаем».
Пересмотр истории
«Мне кажется, что истории бывших малых стран — Прибалтики, Польши, где навязчиво пытаются приравнять советский режим к оккупации, а где-то уже приравняли — это от сознания своей идеологической слабости.
Нам не нужно идти по такому пути. Мы должны больше опираться не на законодательный запрет, а на какие-то внутренние моральные стержни. Национальный дух может быть гораздо сильней формального и юридического акта. Поэтому в этом отношении я совершенно не симпатизирую телеканалу «Дождь». (В январе на сайте телеканала запустили опрос «Нужно ли было сдать Ленинград, чтобы сберечь сотни тысяч жизней». Позже телеканал признал опрос ошибкой и принес извинения. Ряд операторов кабельного вещания отключил телеканал из-за резонанса, вызванного этим опросом — Прим. авт.)
В какой-то степени этот телеканал попал под раздачу. Но он много лет нарывался. И теперь — настолько не ко времени и не к месту высказался. Такое могут обсуждать, например, двое ученых, пишущих диссертации на тему «альтернативная история» — между собой, в зале Ленинской библиотеки. Но выносить это на публику, да еще в такой формулировке — это не совсем хорошо.
Чайковский
«Почему музыка Чайковского так популярна в Соединенных Штатах? Мне недавно рассказал один музыкант, много работающий в Америке. Самое популярное произведение Чайковского в США, которое исполняется часто, даже на официальных визитах — это оратория 1812 года. Потому что они абсолютно убеждены: Чайковский написал эту ораторию о войне США с Британским экспедиционным корпусом — англичане, кстати, тогда сожгли Вашингтон — и весь мир только этим и живет. Никто не думает, что эта дата в мире может с чем-то другим ассоциироваться».
Сталин
«Вы спрашиваете, почему имя Сталина исключили из конкурса „Имя Победы“? (Цель этого проекта — выбор открытым общенародным голосованием полководца, который внёс наибольший вклад в историю военной славы страны — Прим. авт.) Я скажу: Сталина, а вместе с ним и Петра I, исключили потому, что они политические деятели. Было желание не включать Сталина не только потому, что это взорвет все вокруг, а потому что Сталин не занимался оперативным руководством. Потому что если включить Сталина, то нужно включить и Александра I. Если Александра I, то и Николая II. Сталин — это символ. За него голосовали бы не как за полководца, а как за сильно романтизированную идею, как за имперское величие».
Твиттер
«Я веду свой „Твиттер“ сам. Но каждый раз задумываюсь перед тем, как что-то писать: а нужно ли это делать? Потому что интерпретируют часто неправильно. Не отделяют позицию правительства от частной позиции человека. Поэтому я стараюсь меньше писать об общественно-политических мероприятиях, а больше — о фильмах, о книгах, о личном.
В чем польза „Твиттера“? Польза в том, что теперь у меня есть возможность читать и получать прямые обращения. Я через „Твиттер“ проводил крупную финансовую проверку одного нашего подведомственного учреждения. Сотрудник музея вышла на меня напрямую с подборкой материалов, и была назначена проверка.
Раньше было как? Пишет директор музея, и его письмо автоматически попадает к профильному замминистра. А если пишет замдиректора музея — письмо вообще никуда не попадает. В лучшем случае — в департамент. Я эту практику поменял: все письма идут ко мне. Но стоит уехать в командировку, в отпуск, и я уже могу не узнать о каком-то обращении. „Твиттер“ такую ситуацию исключает».
Записал Михаил Боков
Фото: Андрей Голубев