Не разочаровать господина офицера на этот раз не получилось.
Священник Димитрий Свердлов
Обычно он поднимается на борт с радостным и спокойным настроением, а возвращается с радостным — и довольным. Семисотместный теплоход под украинским флагом никогда не доставляет хлопот. Паспорта уложены в картонные коробки, их число соответствует крайнему номеру списка пассажиров. Помощник забирает коробки на берег, до вечера пограничники успевают проштамповать визами все коробки. Визовый сбор, умноженный на число пассажиров и экипаж, забирает сам офицер. Плюс полдоллара с человека — за доброе отношение.
Офицера встречают капитан, первый помощник, представитель турфирмы и ответственный за безопасность рейса. Сегодня состав делегации расширился на две молодые пары. Довольный собой и жизнью, он не обращает на нас внимания, но первое, что произносит капитан, отдав честь – что у нас на корабле четыре человека без документов, – расстраивает офицера до невозможности.
Он даже не понимает, что это — мы. Слишком благополучно, наверное, выглядим.
Впрочем, мы тоже сначала не поняли, что это он. Подумали – безвкусный клоун-аниматор в стиле попсовой туриндустрии: краповый берет набекрень, высокие шнурованные ботинки, песчаного цвета китель – это от армии. Серебряные аксельбанты, кортик и орден на перевязи – от кавалергарда пушкинской поры. Короткие шорты в цвет кителя – от жары. Как будто, штурмуя дворец тирана, мы нашли его во внутренних покоях не до конца одетого, не до конца успевшего принять парадный вид перед решающей встречей с мятежниками.
— Ну хоть какие-то документы у вас есть?
— Русские паспорта.
— Вэри гуд!
Довольное выражение лица возвращается офицеру, он рассматривает первый паспорт. Кириллица – редкая азбука. Я бы тоже, наверное, если бы мне попался арабский документ, не знал с какой стороны его открывать. Но, добравшись до страницы с фотографией, офицер переворачивает паспорт нужной стороной и сличает изображение с оригиналом. Оригинал, спасая положение, кокетливо улыбается. Три остальные фотографии тоже совпадают.
— Бай-бай! – прощается господин офицер, улыбаясь, и убирая наши паспорта в карман кителя. Звенят аксельбанты.
— Он пока заберет паспорта, а когда будем отплывать, вернет их, — объясняет капитан.
— Точно вернет? – спрашиваю я.
Капитан смотрит молча и укоризненно и предупреждает:
— На берег — нельзя.
Мы уходим в бар – для бара достаточно бумаг и с одноглавым орлом. Ждать, каким именно образом разрешится наша судьба. Тоскливо смотреть, как семьсот минус четыре человека в праздничном ажиотаже грузятся в блестящие Мерседесы и Неопланы, чтобы ехать в Каир, в Музей Египта. Воняет грязная вода Порт-Саида, курить мы все уже давно бросили, а выпивать в путешествии по святым местам не благословляет духовник…
Это была самая середина паломничества. Корабль выходил из Одессы с первой остановкой в Салониках. Дальше – тридцать шесть часов по Израилю, где мы и оставили загранпаспорта. В Одессе нас, разумеется, примут обратно и по российским документам. Но Каир мы уже пропустили. Потом пропускаем Синай, Кипр – и Ларнаку, и Киккский монастырь, и, конечно же, Константинополь – и Золотой Рог, и Айя-Софию, и жареные каштаны на набережной…
А как все хорошо начиналось. Накопленная за полгода тысяча долларов на человека: в начале девяностых огромные деньги для вчерашних студентов. Компания из меня, моего школьного товарища – сегодняшнего протоиерея и члена многих уважаемых комиссий. Наши будущие супруги. Мои и его родители в полном составе. Наш духовник. Его чада. Настоящий владыка откуда-то с Украины, только что ставшей заграницей. Сонм духовенства и благочестивых мирян.
В Израиле с автобусом нам сразу не повезло. Сначала гид-сионист, а потом пассажиры… Но их можно понять. Нон-стоп по жаре, ночная служба в Иерусалиме, окунание в Иордан… Последняя остановка – Магдала – экскурсия закончилась слишком рано. И нам предложили: или сейчас же в порт Хайфа и обратно на борт, за шесть часов до отплытия, или же еще есть возможность по пути заскочить на Фавор. Бесплатно. Решайте.
«За» было только четверо. Самых молодых. Мы расстроились.
Но нас выручил гид.
— Не вопгос, ребята. Я звоню в контогу, она пгисылает такси, ми едем в погт, такси тем же магшгутом заезжает на гогу, ви молитесь или шо ви там делаете, я не имею понятия, и раньше всех ви уже отдыхаете на когабле? Семьдесят долларов, — слово «доллар» он произносит чисто. — Ви пгавы, пусть пятьдесят.
Через три минуты такси – шикарный белый мерседес (белый мерседес! – у нас в то время на таких рассекали только братки) подъехал к автобусу. Красавец-араб – гостеприимный, как Мимино – распахнул дамам двери. «Вот, настоящий мультикультурный интернационал», — подумал я.
Поцеловали родителей и стали перегружать из автобуса вещи. Это заняло некоторое время. Во-первых, больше суток в чужой стране требует известного количества личных вещей. И необходимые атрибуты паломника. По пятилитровой бутыли иорданской воды на семью. Пара полиэтиленовых пакетов с камнями и святой землей: Масличная гора, Вифлеем, берег Генисаретского озера, Капернаум, Магдала… Пальмовые ветви с Иордана. И – главная святыня паломника на Святую Землю – вино из Каны Галилейской.
В Кане задавались исконно русским вопросом: сколько взять. Посчитали всех московских друзей, знакомых батюшек. Решили – четыре. По восемь бутылок в каждом ящике, ящики получаются небольшие, по два ящика на сильного молодого мужчину – всего четыре.
Мерседес просел, водитель крякнул, мы поехали.
Фавор нас встретил теплым закатом, я снял несколько удачных фото. Впрочем, пришлось постараться и на поиск удачного ракурса пришлось потратить время.
Ехали обратно не спеша, ветер в открытые окна. Молчали. Непривычно ровные дороги… Красивые сумерки… Потом разговорились.
Потом стали посматривать на часы.
Водитель ехал, действительно, медленно. По магистрали, но в правом ряду. Не по-московски и не по-российски. Но кто знает, какие тут у них в мультикультурном интернационале пэ-дэ-дэ? Потом, перед Тель-Авивом началась пробка. А потом мы по-настоящему стали нервничать.
По-русски водитель, разумеется, не понимал. По-английски тоже. Хотя, на очевидный жест – постукивание пальцем по наручным часам – кивал головой: о’кей, о’кей. Выехали из загруженного Тель-Авива и тут уже в самом деле испугались: до отплытия сорок минут, указатель до Хайфы – шестьдесят километров.
А с другой стороны… Ну даже если и опоздаем. Там же наши родители. И духовник. И куча знакомых. И владыка с Украины. И сонм духовенства. Неужели не подождут своих? Неужели бросят?
В Хайфу влетели. Претензия в голосах пассажиров читалась уже без перевода. В Хайфе искали порт. Нашли – грузовой.
Интернационал дал сбой. Стало понятно, что водитель-араб плохо понимает не только по-русски и по-английски, но и с ивритом не очень знаком. А работники порта – с арабским. Русское же название корабля «Композитор Дмитрий Шостакович», которое мы старательно выкрикивали каждому встречному с вопросительной интонацией, они принимали за радостное приветствие от возбужденных туристов и доброжелательно отвечали на него: «Шалом, шалом!»
Теперь я знаю, что настоящий порт — это громадное и ответственное хозяйство. Мы блуждали на белом Мерседесе между контейнеров, залежей угля и гравия. Водитель мчался по порту уже вполне по-московски, тем не менее, старательно избегал наезжать на линии разметки, даже если они обозначали всего лишь порядок расстановки контейнеров на площадке.
Машину бросало из стороны в сторону, и девушек укачало.
…Мы все же нашли его, «Дмитрия Шостаковича». В тот момент, когда пассажиры высыпали из белого такси на пустой пирс, он дал прощальный гудок, и вода забурлила над винтами. Теплоход тронулся и через несколько секунд исчез в перспективе черного ночного южного моря.
photosight.ru. Фото: Денис Иванов
Если меня когда-нибудь пригласят в театр, я точно знаю, как правильно поставить последнюю сцену пятого действия гоголевского «Ревизора».
Но православный рассказ же не бывает без чуда? Верно. К нам чудо пришло в образе израильского полисмена. Он появился из темноты пирса, оглядел нас, посмотрел в сторону уплывающего корабля, отметил араба, выгружающего из багажника бутылки и коробки. Бросился к воде так, что показалось, что он собирается прыгнуть в море и вплавь догонять теплоход. Но в последнюю секунду остановился на кромке пирса и стал, подпрыгивая, размахивать руками.
«Добрый человек, конечно, — пронеслось в голове, — но все это бесполезно. Корабль уже далеко, его почти не видно, и, понятное дело, с него не заметно этого хорошего человека…»
Как ни странно… как ни странно, что-то произошло. Ниоткуда появились еще несколько полицейских и каких-то служащих в разноцветных униформах, и теперь уже вся эта массовка подпрыгивает на пирсе и кричит гортанно в пустое море.
Но это лишь нам, континентальным жителям, кажется, что море пустое и чуждое. Мольба к стихии не осталась без ответа. Из темноты, чавкая и урча, подкатил маленький ботик-буксир, увешанный по бокам старыми покрышками.
За несколько мгновений на палубу были перегружены четыре ящика вина, две пятилитровых бутыли с иорданской водой, пакеты с землей и камнями, и женщины. Замыкал операцию по эвакуации со Святой Земли нынешний почетный член уважаемых комиссий. Ботик рявкнул, девушки взвизгнули и, развивая немыслимую скорость, буксир, брызгаясь, понесся во влажную темноту.
«Шостакович» уже стоял на рейде, раскрашивая море отражениями разноцветных гирлянд, любезно ждал. Семьсот человек высыпали на палубы, наблюдая картину воссоединения семей. Буксир по-приятельски стукнулся пару раз о борт, приветствуя корабль. Сверху спустили раскладной металлический трап, и вниз с веселыми матюгами поползли матросы.
Будущий протоиерей и член синодальных и прочих комиссий первым передал матросу самое драгоценное, что у него было – ящик вина. За что немедленно получил от будущей матушки подзатыльник. Иерархия ценностей была в ту минуту установлена и определена на некоторый срок: в первую очередь — близкие женщины, хорошее вино – во вторую.
Заплаканные родители, сердитый духовник. Капитан, обветренный как скалы, встретил нас уже навсегда усталым взглядом:
— Слава Богу. Паспорта давайте.
— Паспорта?
Паспорта, когда сходили на берег, отдавали представителю турфирмы. Их складывали в картонные коробки и передавали пограничникам. Когда пассажиры возвращались на корабль, паспорт отдавали владельцу лично в руки, проверяя фото и так далее. Наши паспорта остались в Израиле.
Так мы нелегально пересекли границу государства, которое находится в состоянии войны почти по всему периметру своей границы.
…И вот мы сидим в баре на верхней палубе «Шостаковича» и грустно вдыхаем запах гнилых вод портсаидской гавани. Может быть, нам повезет, и израильские пограничники, поразмыслив, что сами тоже прокололись, соучаствуя в нелегальном пересечении госграницы четырьмя неустановленными личностями, передадут потихоньку наши документы со следующим паломническим кораблем.
Паспорта принес вечером отец Михаил. Посмотрел пристально и попросил:
— Ребята. Давайте, пожалуйста, больше без фокусов. Будьте как все.
До сих пор не могу исполнить это трудное послушание.
Читайте также:
 |
|
 |
Восьмая заповедь Илья Забежинский — Апельсины! – кричит Ваня. — Апельсины! Давайте сорвем парочку! — и смотрит на нас. — Правильно, Ванек, — говорит Митя, — давайте сорвем! — Сорвать – значит украсть, — говорю я. — Ну, может, хотя бы один? Останавливаемся. Пытаемся украсть апельсин. Это непросто. Все апельсины с нижних веток уже украли до нас. |