Монахиня Елизавета (Сеньчукова)
В Новом Завете иногда встречаются пары, которые можно охарактеризовать как «оба лучше». Вот два наглядных примера. Марфа — служит, Мария — внимает. Поклониться Христу приходят мудрые волхвы, высчитавшие время Его рождения, и неграмотные пастухи, призванные бесхитростной, но величественной ангельской песнью. Некоторые пары имеют концептуальный характер: вера и дела праведности, суд и милосердие.
Нужно сразу оговориться: это не бинарные оппозиции, не борьба противоположностей, это принципы взаимодополняющие. Если не будет Марфы, Мария не сможет пребывать в слушании Христа; если не будет Марии, действия Марфы будут пустой суетой — и т.д.
Вот такую взаимодополняющую пару представляют собой апостолы Петр и Павел. Петр — простой рыбак. В его характере сочетались здравый смысл и горячность. Они проявляются в первых же евангельских эпизодах с его участием. Вспомним сюжет о чудесном лове рыбы.
«Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова.
Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть.
Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась.
И дали знак товарищам, находившимся на другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть.
Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лк.5:4-8).
Композиция рассказа очень проста: завязка (Христос велит забросить сети), развитие «конфликта» (Петр выказывает сомнение, но проявляет послушание), кульминация (великое множество рыбы), развязка (Петр падает перед Спасителем и признает свою греховность).
Из этих нескольких стихов об апостоле Петре можно узнать довольно многое.
Во-первых, это человек работящий. «Мы трудились всю ночь», — говорит он. О чем это? Почему у них не было улова? Погода неудачная? Просто не сложилось? Рыбак Петр прилежно вновь и вновь закидывал сети. Понятно, что надо было чем-то кормить семью, и просто так уйти с пустыми руками он не мог себе позволить. Но сказать своим товарищам: «Вернемся утром, видите — не складывается», — он мог.
Во-вторых, он обладает довольно дерзким, но покладистым характером. В начале отрицательный ответ Христу «мы трудились всю ночь» — это не просто констатация факта. Уже в обращении Петр признает Его авторитет: «Наставник». Он не стесняется сказать Наставнику, Тому, Кто заведомо выше него, что не считает Его просьбу разумной. Однако на конфликт он не идет — просто соглашается закинуть сети.
Это еще одно замечательное качество Петра — он вообще предпочитает не «растекаться мыслью по древу», а действовать (заметим, кстати, что он написал всего два небольших послания, содержащих очень конкретные наставления: храните послушание Богу; слуги, смиряйтесь перед хозяевами в подражание Христу; жены, будьте скромны; мужья, уважайте жен). Зачем долго объяснять, что сети закидывать бесполезно? Лучше просто показать, что рыбы нет.
А вот когда выясняется, что рыба есть, апостол Петр демонстрирует свое самое сильное качество. Он прямолинеен, он переполняется охватывающей его мыслью! Ничто иное — этикет, точность формулировок — не могут его «сбить». Он увидел перед собой Праведника, и еще даже не начав разбираться, Кто перед ним, осознал и исповедовал свое недостоинство перед Его величием.
В скобках заметим, что эта «поглощенность» моментом сыграла с Петром дурную шутку. «Я Тебя не предам!» — со всей искренностью говорит он Христу на Тайной Вечере. Проходит несколько часов, Христа забирают в дом первосвященника, и Петр — он же обещал, что не предаст! — следует за Ним. Ему надо проявить элементарную осторожность, и он настолько поглощен этой задачей, что сам не замечает, как совершает грех — отрекается от Господа. Он знает самого себя, он понимает, что отречение-то в нем тоже произошло полностью! Поэтому Петр и плачет: видит свою раздвоенность, в которой он предал своего Учителя, потому что искренне не хотел Его предавать.
Христос, правда, знает Петра гораздо лучше, чем он сам, поэтому в последней главе Евангелия от Иоанна Он не потребует от него покаяния, ни одним словом не напомнит об этом болезненном эпизоде. Он лишь спросит Петра: «Любишь ли ты Меня?» И Петр все так же без малейшего лукавства ответит: «Ты знаешь, Господи, что я люблю Тебя».
Павел — совсем другой типаж. Его трудно назвать горячим: вся его резкость, как ненависть, так и любовь, четко обоснована. Савл одобрял убийство Стефана, потому что хорошо знал признаки кощунства; Савл «дышал угрозами и убийством» (Деян.9,1), потому что видит опасность в новой «ереси» для всего народа Божия. Чтобы уверовать, ему пришлось потерять всякую опору. Христос предупреждал, что пришел, чтобы слепые видели, а те, кто видят, стали слепыми (Ин.9,39). С Павлом и произошло, что он стал слепым, встретившись со Христом, а затем — прозрел по Его милости.
И снова — категорически нельзя назвать Павла человеком «слепой веры». Жар, с которым он раньше боролся с первыми христианами, никуда не девается — с ним же он начинает проповедовать новое учение. Но, опять же, его действия обоснованы. Пересмотрев в самом буквальном смысле (ослеп, а прозрев, просмотрел заново) свое понимание Писания, он начинает не только проповедовать, но и доказывать, что «Сей есть Христос» (Деян.9:22).
Павел ни на мгновение на протяжении всей своей проповеди не теряет присутствия духа. Он знает законы Римской империи, поэтому не спускает с рук незаконное наказание («Нас, Римских граждан, без суда всенародно били и принародно бросили в темницу», — Деян.16,37), требуя сатисфакции, а видя, что суд единоверцев-иудеев может быть несправедлив, он просит суда императора. Он хорошо знает предметы разногласий фарисеев и саддукеев, что позволяет ему выбрать грамотную стратегию защиты (Деян.23). Он постоянно цитирует Священное Писание, аргументируя каждое свое слово. Если открыть Библию с параллельными местами, то можно увидеть, что поля на страницах посланий Павла почти черные от указаний! Ни один тезис Павел не «придумывает», на все есть ссылка.
Такое владение материалом выглядит даже пугающе — попробуйте-ка как-нибудь пообщаться с савантом (человеком средних или даже ниже среднего способностей, который имеет выдающиеся способности в какой-то конкретной области — такие люди умеют перемножать пятизначные числа или цитировать страницы сложных текстов). Учтите при этом, что Павел вряд ли ходил по улицам (и тем более по темницам) со свитками священных книг — получается, что текст он знал на память! Неудивительно, что в какой-то момент раздается растерянный возглас: «Безумствуешь ты, Павел! Большая ученость доводит тебя до сумасшествия!» (Деян.26,24).
Разумеется, это никакое не сумасшествие. Павел не зациклен на букве: он постоянно размышляет и рассуждает, он не придумывает нового учения — напротив, он видит веру во Иисуса Христа логичным и естественным продолжением веры Закона и Пророков Израиля. Когда ему приходится говорить о вещах заведомо сверхразумных — о своем «восхищении до третьего неба» (2 Кор.12,1-4), он старается вообще обойти их, не заострять внимание читателя, демонстрируя тем самым дисциплину ума. Нельзя пытаться описывать неописуемое, недостаток категориального аппарата надо признавать честно.
Уход Павла проповедовать язычникам — это не разрыв традиции с древним иудаизмом (пройдет еще несколько десятилетий, прежде чем христианство окончательно отделится от ветхозаветной религии), а, если так можно выразиться, ее расширение. Это он ведь формулирует единство во Христе эллина и иудея, то есть фактически создает концепцию Церкви как Нового Израиля — избранного народа Божия. Все апостолы так или иначе вышли на проповедь за пределы Палестины, следуя заповеди Христа идти и научить все народы — но только апостол Павел дал этому выходу теоретическое обоснование.
В общем-то богословы обязаны в своей профессиональной деятельности в большей степени не апостолу Петру, который был со Христом с первых дней Его служения, а скорее уж апостолу Павлу, который Его вообще в жизни не видел. Но — возвращаясь к началу — подвиг рассудительности Павла был бы пустым начетничеством без ревностного служения Петра, а горячность Петра не дала бы никаких плодов без возможности передать ее другим через объяснения Павла.